12 глава. Деревенские ведьмы.
Дальше все было как в тумане. Я куда-то шла, потом взбиралась, судя по всему, по лестнице на дерево. И, натянув веревку на шею, прыгала вниз. Неизвестная ведьма не обманула, боли я почти не чувствовала. И сразу же очнулась. На плече у Ника, сидя на земле. Проморгалась. Рядом стояли обеспокоенные мама и Гоша, а также висел в воздухе лесной дух.
– Что там? – спросил Ник. – Узнала что-нибудь?
– Да. У этого колдуна целая банда, – пробурчала я, все еще чувствуя тяжесть в руках и ногах, как его чувствовал мертвяк.
Посмотрела на дерево. Троица опять была в сборе, сидела на дереве, как ни в чем не бывало.
– Знакомые, значит?.. Ник, в деле указано, что они все знакомы?
– Знакомство двух установили, а третьего нет.
– Они все трое знакомы были. Так та ведьма сказала из видения.
– Ведьма? А колдун?
– Как я поняла, этот колдун набрал себе ведьм и крутит-вертит ими. Немыслимо! Чтобы ведьма подчинялась колдуну? Ведьма, любимица Высших Сил! Не знала вообще, что ведьмы способны на убийство... Нет, порчи по делу – это одно. А вот так... Ради некого ритуала!
– Ада, так ты упала в обморок из-за видения? – встряла мама. – А я напугалась! Никита молчит и нам молчать говорит!
Я улыбнулась ей:
– Все нормально, мам. Да, это из-за видения. У меня так постоянно. И с каждым разом все легче приходить в себя. Вот сейчас я слегка устала, не то, что было раньше.
Со «слегка» я, конечно, погорячилась, но не хочу, чтобы мама волновалась.
– Теперь домой? – уточнил Ник.
– Домой! Как хорошо, что наш дом рядом. Дух лесной, а ты следи за этими. Вдруг уволокут их... Не отдавай их, хорошо?
«А что мне за это будет?»
– Не получишь ведьму во враги.
Дух задрожал, замотал лосиными рогами.
«Быстро ты освоилась, ведьма. Ведьмачишь без году неделя, а командуешь, как будто магией промышляешь лет тридцать, не меньше».
Дома я сразу же легла спать и проснулась только в восемь утра. Ника все же уложили в комнату с Гошей. Гоша даже хотел уступить ему кровать, что меня очень удивило, но Ник предпочел диван. Настроение прямо с утреца было так себе. Я быстро убрала постельное белье, умылась, достала свечу на двадцать четыре часа горения и прочитала на нее заговор, чтобы Беляковских трупов не уволокли. Кто знает этого колдуна, вдруг проберется в морг, и все! Пропали наши трупы и мертвяки, сидящие на дереве!
Мама встала лишь в десять. Гоша же с Ником все еще дрыхли.
Она, умывшись, пришла ко мне на кухню. Налила себе чай, села на табуретку напротив. Воззрилась на меня.
– Чего? – поинтересовалась я.
– Что это? – мама указала на свечу, которая стояла посреди стола.
– Работа моя. За ней следить надо. Сможешь? Чтобы не потухла.
– Ладно.
– Почему Ник и Гоша все еще спят?
Мама ухмыльнулась:
– Легли поздно. По сети в какую-то игру играли. Гоша у себя в ноутбуке, Никита у себя.
– Но у него нет на ноутбуке игр! – удивилась я.
– Значит, скачал. Прямо велика проблема! Ты ела?
– Нет еще.
– Иди тогда, взвешивайся. Хотела ведь.
Ну я и пошла. Интересно! С восьмого класса вес не менялся.
Встала на весы. И ахнула. Вместо сорока шести, что я наблюдала обычно, было сорок семь. Всего на килограмм больше. И как мама вообще заметила, что я чуть-чуть набрала? Один килограмм – это ведь ничто!
Вернулась на кухню. Мама с нетерпением ждала, что же я скажу. А как сказала, она совсем не удивилась. Кивнула, будто так и думала.
– Так ты этот сыр-бор из-за килограмма устроила? – не поверила я.
– Килограмм для такой, как ты – золото!
– Для такой, как я?
– Имею в виду, такой, кто с трудом набирает вес. Я боялась, что ты на такой работе еще больше похудеешь, а ты поправилась. Так держать, Ада! Еще килограмм, и твой вес будет в пределах нормы с твоим ростом. Ты рада?
– Да мне вообще без разницы... Главное, чтоб вещи как раз были. Не хочется обновлять гардероб.
За два часа до пробуждения Ника и Гоши мы с мамой успели позавтракать и посмотреть две серии ее любимого русского сериала. Мне не нравилась актерская игра и банальный сюжет, но мама была так счастлива, что я молчала. Даже не прокомментировала жуткие ракурсы, с которых снимали актеров.
Как вторая серия кончилась, мама начала нахваливать главного героя. Мол, галантный, заботливый. Что он сделал за эти две серии, что маму так впечатлило? Придержал дверь в подъезд какой-то бабульке и закрыл окно в машине, боясь, что главная героиня простудится.
– Еще две серии, и все! – расстроилась мама, переключаясь на третью серию. – Я его пересматриваю уже четвертый раз за год. Он прелестный, правда, Ада?
Из прелестного я увидела только Ника, который выходил из комнаты Гоши. Растрепанный, заспанный. Он повернул голову в сторону гостиной, где мы с мамой и смотрели сериал. Я помахала ему рукой. Он помахал в ответ.
– Мы сейчас сериал досмотрим, и поедем к моей бабушке, – сообщила я ему. – Придется трястись на автобусе. Нашей нивы тут, к сожалению, нет.
Мама сообщила:
– Автобус будет в три часа дня в деревню, а обратно в семь. Но, может, кто из деревенских вас подбросит. Ада, у бабушки спроси, вдруг кто-то вечерком в город собирался. Бабушка у нас все знает.
– Это точно, – хмыкнула я. – В общем, Ник, не торопись. Поешь спокойно, завтрак на столе. И свечу не трогай!
– Есть, капитан, – пробурчал Ник хриплым после сна голосом.
– Я не капитан, а рядовой Костенева!
– Ага.
– Слушай, – мама оживилась, – а удостоверение у тебя с тобой? Хочу увидеть!
Ну я и пошла в прихожую доставать из рюкзачка удостоверение. Мама со всех сторон его осмотрела, полюбовалась им, моей фотографией в нем, а уже затем сняла с паузы третью серию. Ник, как позавтракал, присоединился к нам. А там и Гоша проснулся. Он отказался сидеть с нами. Пошел играть в компьютерные игры.
На третьей серии мама рыдала, а мы с Ником неловко переглядывались, потому что «трогательный» сюжетный ход был очень нелеп. Маме же так не казалось. Она вытирала слезы бумажными платочками, вслух жалела главную героиню. А как наступила четвертая серия, успокоилась и, как ни в чем не бывало, вновь вернула на лицо улыбку и вновь нахваливала главного героя.
Наконец, сериал закончился. Мама начала нас собирать в дорогу. Дала две банки с какими-то мослами, сосисками, супом. Сказала, что это для бабушкиного и дедушкиного пса.
Мы вышли из дома пораньше. Зашли в пекарню, купили гостинцы и направились к остановке. Там уже стояли несколько знакомых лиц. Тоже из деревни.
Вскоре подъехал белый автобус с надписью на лобовом стекле «Белебей-Бажайкино». Я подпрыгнула к двери, потянув Ника за собой, чтобы быть первее остальных. И мы успели! В конце салона было ровно два свободных места. Все как обычно. Тьма народу. Даже удивительно, что в этот раз свободные места остались.
Дорога до деревни была ровненькой, почти не трясло. Но едва мы въехали в деревню, автобус стал брюзжать, как старый дед, и я порадовалась, что меня никогда не укачивает. Каждый раз радуюсь.
– Сейчас остановка будет, – сказала я Нику.
Дом бабушки и дедушки был недалеко от остановки. Всего в семи минутах ходьбы. Мы и пошли. Он стоял на крайней улице, третьим по счету. Был поделен на две квартиры. В первой жили мои старички, а во второй соседи.
Бабушка всегда закрывала двери на щеколду. Я со своим ростом не могла дотянуться до нее. Попросила Ника. Он с легкостью избавился от этой преграды, и мы вошли во двор. Слева располагался серебристый гараж, справа небольшой садик с малиной, вишней и цветами. А впереди качели, клумбы, растущая картошка и сам дом. Я подошла к крыльцу. Дверь была не заперта.
Мы вошли внутрь.
– Встречайте гостей, хозяева! – крикнула я.
Из кухни осторожно вышла бабушка. Как увидела меня, радостно улыбнулась, начала охать-ахать, будто мама не предупреждала ее вчера.
Бабушка принялась меня обнимать, целовать, я стоически терпела. Вручила ей пакет с гостинцами: пирогом, круассанами, печеньем. Она с любопытством заглянула в него.
– Бабуль, это Никита, мой напарник по работе и друг. Ник, это моя бабушка, Татьяна Тимуровна. Ба, а где дед?
– На рыбалке, где ему еще быть, – фыркнула она. – На кухню проходите, я как раз пельмени варю. Домашние, вкусные! Не то, что вы обычно едите, помои.
– Не обзывай нашу обычную пищу. Благодаря ей мы живы.
– Живы! А здоровы ли?
Очень философский вопрос, но я решила не думать о нем.
На кухне стоял диван, накрытый коричневым покрывалом. А у окна большой круглый стол с клеенчатой скатертью в ромашку.
– Ты поменяла скатерть?
– Как видишь. Старая поистрепалась.
Пока бабушка долепливала последние пельмени, я с улыбкой смотрела на нее. Мятный платочек, завязанный как бандана, превращал загорелую кожу в еще более темную, чем она есть. Лицо, испещренное морщинами, было такое родное. Маленькие круглые глаза, посеревшие к старости, шустро бегали от теста к фаршу, а сухонькие руки быстро делали свое дело. На бабушке была голубая футболка с изображенными мелкими сухоцветами. Ее ей подарила я. Года два назад. Пользуется моими подарками! Как же меня это радует.
– Бабуль, как ты так быстро все делаешь? – спросила я. – Помнишь, мы с тобой вместе пельмени делали, и ты слепила в три раза больше, чем я, за одно и то же время.
Бабуля ответила с мудрым видом:
– Молодая ты еще, неопытная. Поживешь с мое, тоже будешь быстро все делать. Как дела-то у тебя, Адочка?
– Все хорошо. Работаю, магичу понемногу. Бабу Яну недавно видела во сне.
– Что говорила?
– Да ничего. По работе кое-что. А ты как, бабушка?
– Живем потихоньку. Максим, как белены объелся, рыбу свою таскает каждый день, я уже устала от нее! Привозит, и говорит: пожарь мне, запеки в духовке, сделай уху! Надоел! Ладно, хоть сам чистит. А вы что, с ночевкой или нет?
– Да какая ночевка! На работу завтра.
– Я думала, отпуск у вас, – она кинула взгляд на Ника.
– Командировка, – ответил напарник.
– На поезде сюда прибыли, – добавила я. – Муся даже кота своего с собой взяла. Марк был не в восторге.
Бабушка вновь заахала. Котов она не очень любила. Брезговала. Боялась, что нагадят, сядут пятой точкой на подушку. В общем, это, наверное, у меня от нее... Только я, несмотря на брезгливость, к котам испытываю симпатию. Но завести их? Никогда!
Когда бабуля кинула пельмени вариться, она принялась расспрашивать Ника: кто такой, откуда, чем занимается, кто родители, и прочее. Ник все честно рассказывал. Разве что опустил некоторые подробности.
– Женат? – с непринужденным видом спросила бабушка.
– Нет.
– А невеста есть?
– Нет.
– Вот молодежь пошла, не хотят семью заводить! – воскликнула бабушка. – А знаете, молодцы! Для себя надо тоже уметь жить. Я вот что? Всю жизнь то муж, то дети, то хозяйство. Ни секундочки на себя! Думала, на пенсии поживу для себя. И что? Готовлю Максиму, ему ведь одно и то же два дня есть неинтересно. Готовлю псу. Убираюсь. В огороде днями целыми торчу. Курей обхаживаю. Весной ведь выводок цыплят был, пятеро сейчас бегают, выросли. Две курочки и три петушка. А я так хотела, чтобы все курочки были, круглые яйца выбирала, под курицу подкладывала. Но три петуха! Ладно, на суп пойдут...
– Суп ты любишь готовить.
– Один петух – четыре супа, – продолжала бабушка. – Ты, Ада, как курицу брать на суп будешь, на четыре части ее подели, да в морозилку.
Готовила бы я еще... Пока этим занимается Маруся. А как она съедет, наверное, буду питаться доставкой? Или опять воздухом.
– Ягод набрали. Тебе надо? Земляника и малина. Но, если хочешь, можешь набрать крыжовника, вишни, да смородины. Черная, красная – что хочешь! Клубники уже все, нет. Сезон прошел.
– Спасибо, нам скоро на работу, с собой ягоды же в поезде не повезу?
– А чего бы и не повезти?
Потом бабушка пыталась втюхать ягоды Нику. Но вовремя вернулся дед. Радостно поприветствовал нас и сразу начал хвастаться пойманной рыбой. Больше всего обращался к Нику, будто он что-то понимает в рыбалке. А, может, и понимает, кто его знает? Вот же, стоит, кивает.
– Три сорожки! Большие! Ну и мелочь – красноперки. Это курям. Таня сварит ее, да с фуражом помешает. Куры, знаешь, как едят!
Это дед сообщил уже мне. Но Ник все равно кивнул, услышав это.
Дедушка отнес ведро с рыбой в ванную, помыл руки и вошел на кухню.
– Таня, еда! – сказал он.
– Еду ему! Голодный! Познакомься хоть с гостем, командир!
Ну, дед и познакомился. Имя назвал свое, отчество. Руку Нику пожал. Спросил, не мой ли он «джигит[1]»? У дедушки мама татаркой была, вот он и любил какие-нибудь татарские слова говорить иногда.
– Нет, он мне не джигит. Он мой напарник, – пояснила я.
– А мог бы быть джигитом! Да, Никита?
Ник, видимо, не был в курсе о значении этого слова, поэтому кивнул. А дедушка рассмеялся, хлопнул нового знакомого по плечу и произнес:
– Молодец! Ой, молодец!
– Замолчи, а? – возмутилась бабушка. – И есть садись. И вы, ребятки, тоже садитесь за стол.
– Пельмени! – обрадовался дед. – Пирог! Ада, ты привезла? С чем он?
– С рисом и яйцами.
– Отлично! Уважила деда!
– Еще круассаны и печенье взяли.
– Это к чаю! – не одобрила бабушка. – Вот поешьте нормально, потом сладости будете есть.
– Так они не сладкие!
– Не важно.
Я ведь специально несладкое выбирала. Мои бабушка и дедушка тоже сладкое не особо любят. Максимум, что едят из сладостей – перекрученные ягоды с сахаром, да ягодные и яблочные пироги.
Приступили к еде. Дед ел молча, бабушка молола языком, рассказывая последние деревенские сплетни, я слушала ее, а Ник периодически встревал, нахваливая еду. Потом попили чай. В меня уже ничего не лезло, как и в бабушку. Зато дед с Ником съели по круассану и по две печеньки.
– Ох, и пир! – дед откинулся на спинку стула. Мы же сидели на табуретках и не могли сделать также. – Ох и пир! Таня, пельмени – чудо. Тәмле[2]!
– Тәмле ему! Фарш кончился! Надо мясо купить. Когда поедешь?
– Да хоть завтра.
– Тогда завтра с утра. Адочка, вам ко скольким на работу?
– К девяти.
– Вот, в восемь тридцать выедешь, заодно Аду с Никитой отвезешь.
– Что? – удивилась я. – Предлагаешь остаться с ночевкой?
– А чего бы нет? У нас баня топлена. По деревне прогуляетесь, в баньку сходите, да спать лягите. Дома-то у вас духота, квартира крошечная. А тут простор! Тебе в своей комнате постелю, Никите в гостевой, а дед как обычно в гостиной спать будет. Ну а я здесь, на кухне.
– Может, я на кухне?
– Нет! Я же встаю ночью, давление мерю, таблетки пью. А все таблетки на кухне. Разбужу тебя. Так что, решено?
Я посмотрела на Ника. Он пожал плечами. Ну, если не против, тогда я согласна! Давно не видела дедушку и бабушку. И давно не была в их очень уютном доме. Может, и домовой мне покажется. Бабуля говорила, что баба Яна с ним активно общалась, когда на старости лет переехала сюда, чтобы за ней присматривали.
Дедушка сказал, что в баню лучше идти попозже, часов в семь-восемь вечера. И засел играть в компьютер. Раскладывать пасьянс. Бабушка, как мы убрали со стола, уселась на кухонный диван и открыла скрайбер. В нем она любила смотреть видео про кулинарию, хозяйство и дачи. Раньше читала журналы «Советы дачникам», «Для хозяюшек», «Вари вкусно». А теперь, когда мы подарили года три назад смартфон на день рождения, они заменились блогерами.
– Прогрессивные у тебя бабушка с дедушкой, – прокомментировал это Ник, как только мы вышли во двор. – У меня папа до сих пор не научился убавлять на телефоне звук. Хотя я тысячу раз ему объяснял. Поэтому он смотрит только телевизор.
– Я моих тоже долго учила. Все ведь от желания зависит. Захочешь – научишься. Ну что, давай проведу экскурсию по двору? А потом прогуляемся по деревне, как и предлагала бабушка. Покажу тебе, где провела детство!
Во дворе не было ничего интересного. Огород, цветы, самодельная беседка с покатой серебристой крышей, самодельные две качели – дощечки на веревках, турник, цыплятник с пятью крупными цыплятами: два коричневых и три белых, с большими гребешками; курятник. За курятником будка с псом.
– Арчи! – позвала я его.
Он вылез из будки и, гремя длинной цепью, завилял коротким, будто отрубленным хвостом. Запрыгал, залаял. Из-за прыжков висячие уши забавно хлопали.
– У меня два вопроса. Что у него с хвостом, и почему он кудрявый? – поинтересовался Ник.
– А кто его знает? Родился таким. Все спрашивают, зачем мы ему купировали хвост, но мы не купировали. Я видела Арчика еще малышом. Забрала его у одногруппницы. Собака ее бабушки ощенилась. Папа у него тоже был кудрявым и с коротким хвостом. А вот цвет он взял от обоих родителей. Черный от папы, белый от мамы.
– А свой низкий рост?
– Он не низкий. Вполне себе собака средних размеров. И такие у него оба родителя.
Арчи лаял, прыгал, а я махала рукой над ним, но не гладила. Хотела бы подарить ему свою любовь, но брезгливость сильнее. Поэтому я обычно показывала ее через ласковый тон. Ник не стал трогать пса. Все-таки, чужой для Арчика человек. Может и разозлиться, кто его знает?
– Защитник! – хвалила я пса. – Уже четыре года дом сторожишь, умница наша!
– Ему четыре года?
– Ага. Я взяла его на третьем курсе педагогического колледжа. Не забыл еще, где я училась?
– Забудешь тут. Все помню, что мне говоришь!
– Была бы рада, если бы это было правдой. Так вот, а до Арчи у нас был пес Актырнак.
– Кто?
– Причуда деда. Слышал ведь, непонятные слова говорит? Он наполовину татарин. Татарский знает постольку-поскольку, но все равно любит татарские слова вставлять в речь. Вот и пса так назвал. Забрал его у своих родственников щенком, да обозвал объединенными татарскими словами «Ак» и «Тырнак». «Ак» значит белый, «тырнак» – когти.
– У него были белые когти?
– Не знаю, не рассматривала. Но он тоже был черно-белым. Я была маленькой, когда у нас появился Актырнатик. И я была так счастлива! Мы с ним постоянно играли.
– А с Арчи почему не играешь?
– Брезгливость прогрессирует... В детстве я не особо думала, что собаки грязные. Актырнак был высокий, длинноногий и статный. А Арчи словно тумбочка на ножках, лапочка!
– Актырнак умер?
– Умер. Восемь лет прожил.
– Так мало?
– А что ты хотел? На цепи, без прививок... Бабушку и дедушку ведь не уговорить по двору его бегать отпускать. Говорят, огород потопчет. А уж по улицам бегать тем более опасно! И людям будет страшно, и пес не в безопасности. Тут и стреляли таких как он, и травили. Даже Арчи один раз какой-то гад отравил, еле его вылечили. Неделю ничего почти не ел и не пил. Надеюсь, Арчи проживет дольше своего предшественника. Я подросла, когда его взяла сюда, маму на умные мысли натолкнула, и мы теперь регулярно вызываем им сюда ветеринара. Он прививки Арчику ставит, осматривает его.
– Папа же тоже собаку заводил как-то. Не прошло и двух недель, как ее отравили...
– Такова жизнь в деревне. Да и не в деревне тоже. Некоторые люди почему-то очень не любят животных. До такой степени, что желают им смерти. До такой степени, что убивают их.
– Это ужасно...
– Согласна. Знаешь, я вот сейчас, думая об этом и понимаю, что если с Арчи еще раз что-то сделают, я применю свою магию и накажу вредителя. Плевать, что будет со мной после этого. Слышала, что после порч откат всегда. Но помнишь, как Василий Павлович рассказывал, что я мэра Беляка прокляла?.. Так вот, отката никакого не было. Это заставляет задуматься...
– Хочешь сказать, за создание порч ничего не будет?
– Не знаю. Я их не создавала никогда. Но проклинала один раз. Раньше верила, что будет. А сейчас уже не знаю... Медитациями такое не вычислить. Я пыталась, у меня не выходит. Все, до чего я доходила с помощью медитаций – это виды сущностей, виды магии, энергии... В общем, можно сказать, теория. Я погружалась в медитацию, и знания будто выплывали у меня из подсознания. Будто я все это всегда знала. А может и знала?..
Я задумалась. Знала? Откуда?
Помотала головой. Хватит! От того, что пытаюсь вспомнить, голова болит!
– Ладно, Арчи, пока, мы с Ником гулять!
Арчи радостно взвизгнул.
– Зайдем в киоск. Если там есть что-то для собак, куплю тебе. Может, будет какая-то вкусняшка?
Прошлись по деревне. Показала Нику местный пруд, заприметила там трех утопленников. Показала речку – двух. Прошли мимо местного кладбища, там вообще никого не увидела, кроме прекрасной черной кошки, провожающей нас пристальным взором. Я кивнула ей, почувствовав, что кошка не так проста. Наверное, Хозяйка Погоста. Следом путь лежал к детской площадке. Сейчас был вечер, но солнце еще припекало, оттого и народу там не было. Мы покачались на качелях. Я скатилась с горки, Ник подтянулся несколько раз на турнике, покрутил меня на карусели. Веселились, смеялись. А потом пришли какие-то три бабки. Сели на лавочку и принялись наблюдать за нами, щелкая семечки.
Я немного напряглась, ведь от бабушек исходила подозрительно знакомая родная энергия.
– Ты чего? – поинтересовался Ник, когда я, насупившись, не сводила взгляд с бабулек.
– Баба Клава, тетя Маша и Елена Валентиновна, кажется...
– Кто это?
– Две ведьмы и колдунья.
– Что? Целых три на деревню?
– Не такая это и редкость. Пойдем к ним. Вдруг про колдуна что-то знают. Они людей принимают. Много чего слышат.
Я встала с карусели и пошла к ним. А они будто того и ждали. Отложили синие упаковки с семечками.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я.
– И тебе не хворать, – кивнула тетя Маша, дородная старая женщина в бордовом платке и джинсовом платье миди. – Надо чего?
– Надо.
– А я вам говорила! – Тетя Маша вновь кивнула. – Говорила, тянет меня сюда! Клавка, ты ведь тоже чуяла, а твердила: да это бури магнитные!
Баба Клава что-то заворчала, поправив на груди вязаную жилетку. А Елена Валентиновна поинтересовалась:
– Так чего надо-то?
– Знаете, кто я?
– А то ж! Танькина внучка. С молодости видела, как ты за травами маленькая бегала, в поле. А у моего двора из одуванчиков венки плела, – ухмыльнулась тетя Маша. – А сейчас выросла в красавицу, красавца за собой водишь, а зачем не знаешь. Но и не уберешь поводок, привыкла уже, не прогонишь. Да и он не прогонится.
– Чего? – не поняла я. – Да я не про это! Я такая же, как и вы. И меня позвали работать в полицию. Ловить преступников.
Баба Клава расхохоталась:
– Ведьма работает в полиции! Ну и чудо! И что, слушаешься начальство, а?
Я отвела взгляд.
– Начальство тебя слушается? Тогда ладно! Ведьма под чужую дудку не пляшет, ясно?
Пришлось кивнуть, потому что баба Клава очень цепко смотрела своими жуткими черными глазами.
– Пляшет не пляшет, а моя дура с колдунишкой жалким связалась, слушается его. Как телок за ним ходит! – выругалась Елена Валентиновна, шаркнув ногой в синей калоше. – Ведьмой уродилась ведь, в мать мою, не то, что я! А под колдуном ходит!
– Мирка чтоль? – баба Клава наклонилась, чтобы через тетю Машу видеть Елену Валентиновну.
– Мирка, а кто ж! Дурья голова! И свою подружку Светку Араптанову затащила! Знаешь такую? Араптановы у нас жили лет пятнадцать назад, потом в Беляк переехали.
Я обмерла.
– А откель этот колдун взялся, а? – взвилась баба Клава. – Откель?!
– Из Москвы, Мирка говорит, приехал. Москвич! Мирка думает, замуж за него выйдет, в столицу уедет жить. В кого она дура такая? В отца! Как есть, в отца! Даже я вижу, что не светит ей счастье с каким-то колдунишкой. Даже я, колдунья! А она ведьма и не видит! Дура!
Баба Клава не переставала злиться. Она потрясала жилистым кулаком с пигментными пятнами:
– Так пусть в Москву и валит, супостат! Будет ведьм наших портить! Кто таков вообще он?
– Да откуда я знаю? Мирка не рассказывает особо о нем. Говорит – Москвич. Дело великое колдует. А она и другие курицы ему помогают. Дура, как есть дура!
– О! – встряла в поток речи двух разговорчивых бабулек тетя Маша. Они замолчали. – Перестало тянуть! Так чего надо тебе, внучка?
Она пытливо посмотрела на меня.
– У Светы Араптановой отца не Анатолий звали?
– Анатолий, – кивнула Елена Валентиновна. – И все? Это узнать хотела?
– Нет, вы мне все уже рассказали. Спасибо вам!
– Да не за что... – пробурчали бабушки на разный лад, косясь на меня как на ненормальную.
Я откланялась. Хотела уже уйти, как тетя Маша сказала:
– Ведьма к уму стремится. Не будь как Мирослава. Не верь всему, что видишь, и что говорят. Чувствуй! Мы, ведьмы, чувствовать хорошо умеем. Это мой тебе совет.
Я поблагодарила, так и не поняв, к чему это сказано. Подхватила Ника под руку и пошла к выходу с детской площадки.
– Они про нашего колдуна, да? – прошептал Ник.
– Да. И, кажется, я пойду на вечер встречи выпускников...
– Правда? Почему?
– Потому что Света Араптанова – моя одноклассница.
– Она ведьма?
– Да. Но я с ней не общалась, потому что она отрицала существование магии. А сейчас вдруг с колдуном... Я надеюсь, она будет на встрече выпускников. Нет, правда, что колдун забыл в Беляке? Почему именно Беляк?
– Так он и в Новграде побывал...
– А двух ведьм с Беляка захапал.
– Может и в Новграде захватил?
Я вздохнула:
– Не знаю. Ой, не знаю, Ник! Я не понимаю, зачем он убивает людей! Не понимаю, зачем ворует тела, про какие сосуды говорила та ведьма из видения, зачем набирает себе ведьм в помощницы. Ведьм! До сих пор не верится! Это как подмастерье будет набирать себе в подчинение мастеров. Колдуны никогда не станут полноценными магами. Они не чувствуют мир, не чувствуют энергию так, как мы. Они как магические калеки. Тоже много могут, но в меру своих сил. Ведьма бежит, а колдун тащится за ней на двух хромых ногах. Вот как это на самом деле. Даже глядя на этих трех бабушек, я чувствовала их отличие. Баба Клава и тетя Маша – сдобные, пышные, нежные, мягкие вкусные булочки. А Елена Павловна – полусырая, пресная лепешка. Они горят яркими звездами, а она как булыжник с асфальта, обмазанный светящейся в темноте краской.
– Ну и сравнения.
– Зато понятно, да?
– Да. Что делать будем?
– Работать! Завтра позвоним Василию Павловичу, скажем, что узнали. Теперь мы обязаны остаться до субботы.
– А в понедельник в морг съездим?
Я поморщилась:
– Придется. Не хочу трупы лицезреть, а надо. Надо на месте сильный морок и защиту ставить. Несколько мороков и непроглядов, чтобы колдун не понял, что их поставили. Жаль: у него в подручных ведьмы... Какой бы он сильный не был, с ним одним было бы проще справиться. А там ведьмы! Более чувствительные к миру и энергиям. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Необученная ведьмочка против жестокого колдуна и оравы сумасшедших ведьм...
– А мы на них с пистолетом пойдем!
Усмехнулась:
– А они намагичат так, что ты этого пистолета будешь бояться как кошмара.
Зря я, наверное, о кошмарах заговорила?
Затормозила.
А может и не зря?..
Повернулась к детской площадке. Бабушки все еще сидели там. И я побежала к ним, потащив Ника за собой. Мы вновь предстали пред их ведьминскими и колдовскими очами.
– Простите за беспокойство, но моего друга кошмары мучают. Возможно, магического характера. Может, кто-нибудь из вас способен помочь? Мы заплатим.
Все три старушки вперились в Ника взглядом-сканером. Первой сдалась Елена Валентиновна. Второй баба Клава. Третьей тетя Маша, что меня очень и очень расстроило.
– Знаешь, милая, – обратилась ко мне тетя Маша, – старые мы. Опыта много, да однообразного. Хворь какую согнать, покойника прогнать, порчу снять. Клава, к примеру, сильные болезни враз лечит. Елена Валентиновна с мертвяками и чертями на «ты». Я по порчам, проклятьям и сглазам. Но простым. А у друга твоего что-то заковыристое, не разглядишь с первого раза даже, что оно есть. Заметила я в его энергополе маленький такой надрезик, как от скальпеля. Крошечный. Тонкая работа. Не на него сделанная, а на него перешедшая. Но что это и как снять – не ведаю. Проклятийницу хорошую тебе искать надо. Проклятье это. Порчи такими незаметными не бывают.
[1] Джигит – поклонник, кавалер, ухажер.
[2] Тәмле – на татарском «вкусно».
---
Кому интересно, мой телеграм канал - medea_dyshica. Буду вам там очень и очень рада!