Спецотдел. Туз в рукаве.

– Ада, ты ли это? – внезапно услышала я, когда мы с Ником стояли у пруда, глядели на прозрачную воду и ждали маму с Гошей, отправившихся за сахарной ватой.

Звонкий голос и важный тон показались мне знакомыми. Я напряглась, оборачиваясь. И не зря напрягалась! Передо мной стояла Ангелина, моя одноклассница! Она почти не изменилась за эти семь лет. Только вернула свой натуральный цвет волос, да слегка раздобрела. В школе была тощей, а сейчас с красивыми формами, которые обтягивало бордовое платье. Босоножки на высоченных шпильках поразили меня. Как на них можно гулять, да еще и по нашему асфальту?!

– Привет, – кивнула я ей.

– Я так рада тебя видеть! А главное, вовремя!

Что она имеет в виду?

– Я обзванивала всех, писала всем в соцсетях, а тебя, Марусю и еще пару человек не нашла. Но вот я тебя встретила! – ее лицо светилось радостью, чего я никогда в свою сторону не видела в школе. – Мы планируем на следующих выходных собраться. Ты как, сможешь? И парня своего бери, – она окинула взглядом Ника, – и Марусю бери. Мы дом огромный снимаем, там места на всех хватит, и еще останется!

Ни на какую встречу одноклассников мне не хотелось. Школьные годы – не то, что я люблю вспоминать. Да и одноклассников мне всех, кроме Муси, век бы не видать!

– Ты подумай, – попросила Ангелина. – Сейчас у многих отпуск, когда еще такая возможность увидеться появится? Вот, держи. Если надумаешь прийти, позвони. Я тебе адрес скажу.

Я взяла визитку, и прочитала на ней: Василенко Ангелина Львовна, врач-стоматолог.

– Это кто? – спросил Ник, когда Ангелина ушла.

Я вздохнула:

– Староста нашего с Мусей класса...

– И что, ты пойдешь?

– Не хочется... У Муси спрошу, если она захочет, пойду с ней за компанию. А так, нам обеим вспоминать школьные годы не в радость. Вроде и ничего ужасного не было, а вот не хочется!

– А я?

– Что ты? – не поняла я.

– Меня с собой возьмешь, если пойдете?

На моем лице против воли появилась улыбка:

– Да уж не оставлю тебя с моей мамой и братиком.

– Тогда и Рому пусть Маруся берет. Я там как чужой не хочу быть.

– Рома тоже из нашей школы, так что его наверняка много кто знает.

Ник поник.

– Да ладно, – хлопнула его по плечу. – Не факт, что мы пойдем. Может, уже через три дня уедем в Москву. Или еще в какой город. Как ловить колдуна не представляю! Надо еще раз свечку на трупы поставить, чтоб их не украли. Вот дура я, забыла! Вдруг их сопрет колдун, пока мы тут прохлаждаемся?

– Что же делать?

– Что, что... – заворчала я, и полезла в рюкзачок. – Пойдем к лавке! Будем на Таро смотреть, что с трупами в ближайшие сутки будет. Если ничего, то можем и дальше тут гулять.

Ветра на улице не было, поэтому, размешав колоду, достала три карты. Выпали четверка мечей, четверка жезлов и повешенный.

– Все хорошо! – обрадовалась я. – Сутки они будут лежать на своем месте.

– А если посмотреть, где колдун сейчас находится?

– Я боюсь, что на нем оморочки, и ничего толкового не вызнаю, только запутаюсь. А если нет оморочек, почуять может, что им кто-то интересуется. Одно дело, когда вопросы около него ходят, а другое дело, когда прямо про него задавать.

Ник кивнул. Я убрала карты.

Что-то долго мама с братиком! Сахарную вату обычно делают быстро.

– А ты чего решил не покупать себе сладости? – спросила я. – Ты же любишь.

– Ты сказала, что здесь подождешь. Я решил с тобой остаться.

Я удивленно посмотрела на Ника:

– Ты что, правда боишься маму и Гошу? Сказал бы, я бы вместе с вами пошла, раз стесняешься.

– Да не боюсь я и не стесняюсь, – с досадой сказал Ник.

– Не ври! Пошли, может, они в очереди еще стоят, скажу им и тебе взять.

– Да не надо...

– Кто же знал, что ты такой трусишка. Неупокоев около меня терпишь, преступников ловишь, хоть и в морду от них получаешь, а моих родственников боишься. И что они тебе сделали? Вроде дружелюбно с тобой общались. И я тебе по секрету скажу, ты маме точно симпатизируешь. Если она кого-то недолюбливает, это мне с первого взгляда заметно. У нее черты лица заостряются. А тебе она улыбается, вопросы всякие задает. Вставай, давай. Раз трупы в безопасности, будем развлекаться. В нашем городишке, конечно, жутко скучно, даже аттракционов никаких нет, но мы и без них развлечение себе найдем, правда?

– Я не люблю аттракционы.

– Я тоже. Высоты боюсь. Даже на колесе обозрения никогда не каталась.

– Правда? – не поверил Ник. – Даже в детстве?

– В детстве, когда мы с родителями ездили в гости к родственникам в другой город, заезжали в парк. Тогда еще Гоша не родился. Там я каталась на паровозике, в автодроме, в гидродроме, в тире выиграла себе мыльные пузыри, а папа мне выиграл огромного розового зайца. Он сейчас у бабушки. Наша квартира слишком мала для него. Еще побывала в комнате страха, но там совсем не страшно было...

– Мы тоже пару раз бывали, хоть в Москве и выбор большой. Но я очень боюсь страшных аттракционов, а нестрашные скучные.

– А что страшнее, моя мама или экстремальный аттракцион?

Ник задумался. Он еще думает?! Нет, мама моя вполне приличная приятная женщина, как можно ее бояться?

– Наверное, аттракцион страшнее.

– Значит, вставай и пошли искать маму и Гошу, а также покупать тебе сахарную вату!

– А тебе?

– Ты же знаешь, я не очень сладкое люблю.

– Я видел киоск с вареной кукурузой и хот-догами.

– Не хочу! Мы дома ели.

Кое-как мы нашли место, где продают сахарную вату. Очереди там никакой не было. А мама с Гошей стояли и спорили, какую именно вату взять. Гоша хотел сразу три вкуса, а мама была против этого. Вымученная улыбка продавца пробудила во мне жалость, поэтому я рванула вперед, и сказала:

– Дайте все три вкуса, которые есть.

– Ада! – возмутилась мама.

– Один тебе, второй Гоше, третий Нику. И Гоша все попробует, если ему так хочется. Договорились?

Гоша довольно кивнул, мама выдохнула, продавец обрадовался и с благодарностью на меня посмотрел. Знакомое какое-то лицо у этого парнишки... Я пригляделась, но вспомнить не смогла.

– Виталик, переводом можно? – спросила мама.

Виталик? Точно! Это же сын тети Лены, маминой подруги со второго этажа!

– Можно, – ответил он.

– Я заплачу, – встрял Ник.

Мама отмахнулась. Ник ткнул меня, чтобы я разрулила ситуацию. Я закатила глаза, но попросила:

– Мама, пусть заплатит Ник.

– Он в гостях, заплачу я.

– Не дашь ему заплатить, он обидится.

– Правда, что ли? – вскинула брови мама, окинув моего напарника взглядом. – Ну ладно... Плати. А чего обижаться-то? Радоваться надо халяве!

– Вот и радуйся, – согласилась я. – Пойдем на катамараны? Это единственное из интересного, что есть на пруду.

Все поддержали мою идею. Гоша так вообще счастлив был. Еще бы, мы из дома редко куда выбираемся. А тут такое! И сахарная вата, и катамараны! Он с большей приязнью, чем раньше, смотрел на Ника. Ну да, все ведь благодаря ему.

За катамараны тоже платил Ник. Но не полностью. Маме, видать, совестно было халявничать, несмотря на ее слова, сказанные ранее, поэтому она договорилась, что они платят пополам. Меня же никто не спрашивал и никакие деньги не требовал, будто я, как и Гоша, на иждивении.

– А давайте я заплачу? – решила встрять в обсуждение денежного вопроса.

– Нет! – сразу же ответил Ник.

– А чего нет? Я, между прочим, больше тебя получаю за свои ведьминские делишки. А страдаешь больше ты. Должна же быть у тебя какая-то моральная компенсация?

– Ты один раз за меня в кафе заплатила, мне хватит.

– Ну Ник!

– Так, – резко сказала мама, – Ада, не спорь с мужиком! Хочется ему сорить деньгами, пусть сорит.

– Тогда зачем отговариваешь его платить за нас всех?

– Потому что я чужой Никите человек. Ваты вполне хватит.

– А я не чужой?

– А вы работаете вместе. Дружите.

Я развела руками, глядя на Ника. Хотел за все платить, но мою маму часто не переспоришь.

Кататься на катамаране больше понравилось Гоше. Удивлялся, восхищался, будто это его первый раз. Я же достала блокнот и быстро сделала набросок этого водного транспорта. На память. Не только же мне всяческие пейзажи с работы и Ника зарисовывать! А на катамаране я нарисовала всех нас. Ника с Гошей впереди, крутящих педали, и нас с мамой сзади. Мама старательно фотографировала происходящее. Наверное, собиралась выложить фотки в истории в скрайбере. Она любит это делать, но делает редко, так как в основном у нее жизнь: дом – работа – дом.

– Ада, сфоткай меня, – попросила она. – А теперь давай вместе! Никита, Гоша, повернитесь, я и вас сфоткаю.

– Не надо, мам, – заныл братик.

У мамы был отличный аргумент, который я использую для своих рисунков:

– На память! Вот вырастешь, будешь пересматривать, и смотреть, какой ты был. Радоваться будешь, что эти фотки есть. Вот у бабушки твоей все альбомы сгорели, и нет у нее фоток из детства.

– Как сгорели? – удивилась я.

– Альбомы были у бабы Яны. Она убиралась дома, положила их у печи, а дед выпил где-то, решил печь подтопить, ну и сжег все.

– Как?!

Я раньше не задумывалась, где все фотки с детства у бабушки. И об истории сгоревшего альбома ни разу не слышала. Что прадед любил иногда выпить, знала. И что умер лет в сорок, тоже. Но что сжег альбом?..

– Так вот почему на всех фотках бабушка старая! – осознал Гоша.

– Какая старая? – встряла я. – Самый минимальный возраст там – тридцать лет, а тридцать лет – не старость.

– Ты это говоришь, потому что тебе третий десяток? – захихикал Гоша.

– Мам, скажи ему!

– Гоша, если ты сестру старой называешь, то какая тогда я? – спросила мама, просматривая сделанные фото.

Братик сразу замолчал. Потом извинился передо мной и мамой. А затем вдруг начал рассказывать Нику о какой-то игре-стрелялке. Ник, к моему удивлению, отвечал, будто разбирается в этой теме. А я думала, он только в кулинарию мою играет, да слова из больших слов составляет. И на его ноутбуке я эту игру не видела... Но решила не встревать с расспросами. Может, Ник подружится с Гошей, и ему будет не так дискомфортно у меня дома.

– Хороший он, – сказала мама тихо.

Я вопросительно на нее посмотрела, а она кивнула в сторону моего друга.

– Чую я, добрый он, честный. А чутье меня никогда не подводило.

– А как же папа? – так же тихо спросила я.

Мама махнула рукой, отворачиваясь. Но все же ответила, глядя на сверкающую на солнце гладь пруда:

– Знала я, какой он. Вернее, чувствовала. Но не верила. Придумала его идеальный образ. Ты смотри, Ада, у нас у всех так. И баба Яна сглупила, выходя замуж за деда. Ведьма она мудрая, а тут сглупила! Нагадала себе судьбу – деда. И решила, что нельзя от него избавиться, надо жить. Верила, что это лучший вариант, раз гадание так показало.

– Гадание наврало? – поразилась я.

– Перед смертью баба Яна сказала, что гадание не врет никогда, просто на большой срок тяжело предсказать. Вот ей и на короткий показало, что в ближайшем будущем появится дед. А она поверила, что это на всю жизнь! С мамой та же ситуация...

– Но дедушка ведь хороший!

– Я не про папу своего. А про глупость нашу семейную. Как втемяшим себе что-то в голову, не выкорчевать. Мама всегда мечтала стать преподавателем математики. А она ведь деревенская. Ничего про город толком не знает, одежды красивой нет, денег тоже. Ей учителя говорили, что с ее умом она отлично будет учиться, пророчили прекрасное будущее в преподавании математики. А она уперлась: я деревенская, в городе жить не смогу, надо мной смеяться будут, что у меня одежды красивой нет, не справлюсь я! Вот и работала всю жизнь на ферме, тяжелые мешки с фуражом таскала. А сейчас жалеет, что сглупила. А я... я с папой твоим прогадала. Чуйка говорила мне: страдать будешь, но нет же, разум рисовал идеальный образ мужчины. Высокий, широкоплечий, загорелый, душа компании! Ну, выпивает, так я же думала это по молодости, пройдет. Хотя интуиция говорила: не пройдет. Потом ты родилась. Думала, это его исправит. Но нет. Потом Гоша появился. Я думала, сын его так сильно порадует, ведь он о нем мечтал, что Андрей пить перестанет. Но нет! Опять ошиблась... И столько лет я терпела, и вас терпеть заставляла, потому что думала, что без отца хуже. Дура я, Ада!

– Мама, ты не дура, все ошибаются.

– А наша семья особенно. Я тебе к чему это говорю? Как бы ты наших ошибок не совершила из-за своего глупого упрямства. В тебе оно есть, я знаю. Ада, мы из-за упрямства не замечаем очевидного. Даже наше ведьмино чутье упрямство не перебивает, знаешь?

Я молчала, задумавшись. В чем я могла бы ошибаться? Чем могла бы поломать свою жизнь, а потом жалеть? Да вроде ничего такого нет.

– Ты что-то конкретное имеешь в виду? – спросила я.

Мама покачала головой, как-то грустно улыбнувшись.

– Что толку мне говорить? Тебя носом ткнешь – не заметишь. Сама все понять должна. А если я начну пытаться глаза тебе открыть, ты обозлишься, и ссора у нас случится.

– Да не случится!

– Нет, Ада. Хочешь найти, где проявляется твое глупое упрямство – ищи сама. Мама не смогла мне глаза открыть, и я тебе не смогу. Знала б ты, какие у нас ссоры с ней и с папой были из-за Андрея! Не хотели они его в зятья. Отговаривали меня, да толку-то? Рыдала, кричала, из дома сбегала. Мама мне сказала: хочешь дурой быть и всю жизнь страдать – пожалуйста, больше мы тебя трогать не будем. Сама виноватой окажешься. Так и получилось. Но зато у меня такие замечательные дети благодаря Андрею появились! – просияла мама. – И ваши бабушка с дедушкой вас обоих так любят! С самого вашего рождения обожали возиться с вами. Особенно с тобой, Ада, ты ведь первенец. Да еще и маленькая ведьмочка. А баба Яна-то как счастлива была, когда ты родилась! До сих пор помню первый день, когда она тебя увидела, правнучку свою. Это же она тебе имя дала.

– Правда?!

– Сказала, что услышала это имя в передаче по телевизору. Там сообщили, что оно значит «украшение». Баба Яна считала, что ты украшение этого мира.

– Да ладно? – не поверила я.

– Говорю же, она очень тебя любила.

– А Гошу кто назвал?

– Андрей. Всегда мечтал, что его сына будут звать Георгий. В честь ордена Святого Георгия. Он же любит всю эту военную тематику...

– Вы к нему ходили?

Мама покачала головой:

– Я – нет. А Гоша, ты знаешь, иногда бегает.

– Ничего не изменилось?

– Все так же пьет.

– На работу ходит?

– Ходит. И все счета платит. Гоша говорит, готовит сам себе. Ну, это он всегда умел. Дома чисто, говорит. Но соседи пару раз писали на него заявление, громко ночью музыку слушал. Как обычно. Ладно, собутыльников не водит.

– Откуда знаешь?

– На прием ко мне из его подъезда женщина приходила, я и спрашивала.

Я вспомнила дядю Мосю. И лярву, прицепившуюся к нему. Вздохнула. Не хотела я видеть папу, но вдруг на нем правда лярва? Надо бы проверить.

– Я его навещу... – сказала я.

– Что?

Мама смотрела на меня круглыми глазами. Не верила, что я это сказала, ведь все то время, как мы выселили папу, я и думать о нем не хотела. И всю жизнь ругалась на него, начиная с подросткового возраста.

– Посмотрю, сам он пьет, или кто помогает.

– Только из-за этого?

– Скажу честно, если лярва ему помогает, я буду рада.

– А если нет?

– Если нет, – тяжко вздохнула, – то придется смириться, что у меня такой отец. И успокоиться. Мне уже двадцать два года, а я все еще веду себя как истеричная маленькая девочка по отношению к нему. Я уже взрослая, не должна быть зависима от него эмоционально. Надо сепарироваться, ведь я делаю хуже не ему, а себе. Что толку от моей злобы? Только сама же и страдаю.

– Ты умница, Ада. Я горжусь тобой.

Я улыбнулась. Мама всегда говорит, что гордится мной, что бы я ни сделала. Хотя часто ругается, когда я скупаю гору книг, или ухожу ночами в лес, потому что мне так захотелось. Ну и любит она у меня повозмущаться, что уж поделать.

– Смотрите, утки! – радостно воскликнул Гоша, тыча пальцем вдаль.

Мама тут же вновь включила телефон, ну а я перехватила поудобнее блокнот, зарисовывая птиц, плавно плывущих по воде. На берегу, прямо возле уток, стояли два неупокоя. Я вздохнула. И тоже нарисовала их.

– Это кто? – с интересом спросила мама, заглядывая в мой рисунок. – Там же никто не стоит, кого ты рисуешь?

– Иной мир.

– Ужас какой! Мертвые там, да?

Я кивнула.

– И как ты живешь, видя их?

– Немного страшно. Но привыкаю.

– Кошмар!

– Всего лишь неупокои, к тому же старые. Очень странно, что они до сих пор не развеялись сами. Я их, когда мы искали убитого мэром паренька, видела. И даже не сошли с ума ведь! Обычно старые души, которые не могут упокоиться, сходят с ума. По крайней мере, именно такие знания пришли ко мне во время одной из медитаций. Что же их держит в своем уме?

Мама напряглась:

– Ты же не будешь это выяснять?

Я, задумчиво взирающая на стоящих вдали мертвых мужчин, покачала головой. Это все, конечно, интересно, но силы не бесконечные. Надо по делу их использовать, а не утолять любопытство. Особенно мне, ведь я не просто обычная ведьма, а работаю в полиции. У нас важная основная миссия – поймать колдуна. И остальные не менее важные побочные.

– Кстати, мам, место, где повешенных увидела в лесу, не покажешь?

– Чего?

– Нам для работы надо.

– Тьфу ты, со своей работой! Сегодня выходной! Умей отрекаться от работы хотя бы на выходные.

– Людям опасность грозит, некогда мне от работы отдыхать. Да и мне моя работа в радость, чего от нее отдыхать? Покажешь, нет?

Мама поджала губы, скрестила руки на груди. Но все же согласилась. Поэтому после того, как покатались на катамаране, мы пошли в парк, через который мама часто срезает путь на работу. Это тот самый парк, где я и увидела своего первого (и пока единственного) лесного духа, а еще первых своих неупокоев. Как вспомню ощущения после беседы с ними, передергивает меня! Хотя и встречи с другими неупокоями заканчивались моей жуткой усталостью. Но первый опыт всегда самый запоминающийся.

Гоше было страшно заходить в этот злополучный парк, поэтому он жался к маме. Старался незаметно, храбрился, говорил, что размотал бы этого маньяка-колдуна на раз-два, но мы видели его истинные эмоции.

– Молчи, а, – сказала я ему. – Дай насладиться шелестом листвы и хрустом веток под ногами.

Братик показал мне язык. Я захотела подарить ему пендаль, как обычно делала, но постеснялась Ника. Поэтому лишь подавила зарождающееся раздражение, хоть и на родственников никогда не распространялась месть Высших Сил за мои негативные эмоции.

– Мам, может, необычное что помнишь? – спросила я, пока мы шли до нужного места.

– Какое необычное?

– Ну, может, висели они как-то странно. Или символы какие были на земле начерчены.

– Не было ничего. Висели, как висельники висят... Шеи длинные, головы набок склоненные, у одного штаны мокрые, у двух слюнями пол-лица заляпано... Не хочу вспоминать! Если и было что странное, я бы не заметила, в таком шоке была.

После слов мамы Гоша уже не пытался скрыть свой страх. Вцепился в маму, пытался вцепиться и в меня, но я перевесила его хваткую ручонку на Ника. Друг был не против.

Вскоре меня настигли странные ощущения. Знакомые, но странные. Я остановилась. Остановились и мама с Ником и Гошей, недоуменно на меня взглянули.

«Ведьма!» – раздалось в голове. – «Что, из столицы пришлые погнали уже?»

Я увидела лесного духа! Темное пятно с оленьими рогами материализовалось передо мной, радостно вибрируя.

– Не погнали. Что у тебя тут творится в парке?

«Веселье, не иначе. От одних мертвяков избавился, новые появились».

– Новые? Где?

«На месте своем, где померши... Сидят себе на древе с мрачным видом».

– Значит, не исчезли! – обрадовалась я. – Не успел колдун и души заграбастать! Не знаю уж, куда он их девает...

«Колдун? Девка им помогла тогось, не мужик».

– Девка? Я была уверена, что преступник мужчина...

«Девка ведьмой была, не колдуньей. Даже от меня закрылось все, не видел, как что произошло. Чую я только, что от душ пахнет убийством, недобровольной смертью».

– Как же им удается?

«Не ведаю. Я же дух, из лесу выйти не могу, мало чего знаю».

– Поможешь быстрее до них дойти?

«Помогу. Избавь только меня от них, не люблю убиенных. Ладно бы еще сами, так угробили их!»

И дух повел нас куда более короткой дорогой, чем вела мама. И веткам не давал нас ударить.

После моего разговора что Гоша, что мама, побелели, как снег. Я предложила маме пойти домой, ведь дух меня проводит, но она побоялась идти одна с Гошей. Я сказала, что Ник их проводит, но тут уже напарник воспротивился, не согласился оставить меня одну. Хотя я была уверена, что в этот раз никаких обмороков не предвидится.

Дерево, на ветках которого сидели души повешенных, оказалось рослым, но мертвым, сухим. Стояло оно на опушке. Неестественно круглой опушке. Ни кустика не прорывалось из земли, ни деревца. Лишь низкая темно-зеленая густая трава, да несколько тоненьких ромашек.

Я подошла к дереву. Ник, мама и Гоша остались у входа на опушку. А дух полетел за мной. Задрала голову. Мертвые словно и не видели меня.

– Эй! Спускайтесь ко мне, я помочь хочу!

Дух повторил мои слова. И лишь тогда души обратили на меня внимание. Печальный взор мутных жутких глаз не пронял меня.

– Хотите сгинуть?! – спросила я. – Все души, которые стали жертвой некого колдуна, исчезли! И они вряд ли пошли прямо сейчас на перерождение! А ну спускайтесь и расскажите, что знаете!

«Жестко ты с ними», – уважительно прошелестел лесной дух. – «Так и надо. С мертвяками нянчиться нельзя, иначе сразу же сожрут».

Один из мертвых удосужился спуститься. Сидел на ветке. Я моргнула. И он внезапно появился прямо передо мной. Чего мне стоило не шарахнуться или вскрикнуть – не знаю. Но я смолчала и не дернулась, лишь вопросительно приподняла бровь.

Мертвяк протянул ко мне руку, и на меня словно упала тяжелая плита. Я почувствовала запах ландыша, услышала нежное пение какой-то популярной песни. Песня прервалась, и тот же нежный голос сообщил мне на ухо:

– Скоро все кончится. Еще совсем чуть-чуть, потерпите.

Я определенно стояла. Ноги и руки были свинцовые, но я могла стоять. Удушающий запах ландыша щекотал дыхание. Хотелось чихнуть. Но я боялась привлечь лишнее внимание этой незнакомой девушки. Повязка сильно сдавливала глаза.

– Будет не больно, я обещаю. Ну, может совсем чуть-чуть. Муки ваши нам не нужны.

«Кому – нам?» – хотела бы я спросить, но я молчала. Страх, а может что-то другое, не давали сказать ни слова.

– Какие вы тихие, – хихикнула девушка, и я почувствовала прикосновение к своему подбородку. Ледяная рука, жесткие пальцы, длинные острые ногти. Я все это почувствовала, как и усилившийся запах ландыша. – Босс говорил, что проблем с жертвами быть не должно. Что вы все будете тихие и смирные. А мне не верилось. Даже когда Данка и Светка рассказывали, я не верила. Но вот настала и моя очередь. И я сама это увидела. Первее, чем Мирка, вот повезло! Хотя она раньше меня с боссом познакомилась, знаете? – Девушка вновь засмеялась. – Вы же ничего не знаете, чего это я! Хочешь, глазки открою, а? – Она ткнула ногтем меня в щеку. – Хочешь? А не открою! Не видят ваши глазки, не видят-не видят меня. Интересно, какая я, а, красавчики? Простите, но босс запретил показывать себя. От кого шифруется? Как будто ведьмам и колдовкам дело есть до вас. Босс очень трусливым бывает, знаете? Особенно в последнее время нервничает. Боится, наверное, что с ритуалом проблемы будут.

– Чего ты медлишь? – сказал мужской голос. – Сделай свое дело, и все. Надоело!

– Смерти не боишься? – ласково пролепетала девушка. – Скоро, скоро час ваш настанет. Пока не время. Чувствуете, как ноженьки-рученьки холодеют? Надо так. Чтоб ваши душеньки потом далеко не убежали, чтобы вы на месте сидели, и мы вас быстренько потом к телу призвали и развоплотили. Босс продумал все! Он у нас очень умный!

Все тот же мужской голос выругался, добавив пару крепких словец:

– Гребаные сектанты!

– Ах, мы не сектанты, красавчик. Мы настоящие ведьмы и колдуны. Сила у нас, власть у нас. Завидуешь, да? Ты ведь тоже человек не простой. Босс все про вас вызнаёт, чтобы вы подходили ритуалу. Как повезло, что вы трое знакомы! Глупые полицеишки подумают, что вы это из-за чего-то совместный суицид решили устроить!

– Убей уже нас, курица!

А я все молчала. Хотелось спросить, что за босс, какие еще настоящие ведьмы и колдуны, какая у них сила и власть, что за ритуал! Но, увы, мои губы были будто склеены. Мои ли? Это ведь всего лишь видение...