Глава 15
рассказанная Александром Степовым
Сколько себя помню, ненавидел медучереждения. Просто органически их не переносил. Будучи малышом, я ревел при одном только виде теток в белых халатах. Когда подрос, поход к участковому врачу казался сущим наказанием – два часа неподвижного ожидания под кабинетом выматывали похлеще какой школьной контрольной. Но это были только цветочки! Умудрившись в пору спортивной юности сорваться с перекладины и неудачно шмякнуться аккурат мимо мата, я организовал себе полгода кочевой больничной жизни. После этого зарекся вообще переступать порог любого лечебного заведения, разве что меня туда занесут в бессознательном состоянии и, дай Бог, если не вперед ногами. Ежу ясно – подобный зарок длился недолго – до первого больного зуба. А следом за армией и универом вообще потянулась череда обязательных медицинских комиссий, с которыми пришлось попросту смириться.
Но, когда прозябшим вечером самой шизанутой в моей жизни пятницы «гостеприимство» работников МВД наконец-то иссякло, я, позабыв свои былые антипатии, пришел в больницу добровольно. Почему? Не знаю. Просто не мог не прийти, и все тут.
− Привет.
Веки Жени дрогнули, брови нахмурились и темные огромные зрачки буквально пригвоздили меня к полу. Почему-то стало немного жутко – словно не девчушка передо мной, а бездна. Глубокая. Холодная. Смертельно опасная...
«Нервы... Это все нервы. Сейчас отдам передачу, сочувственно покиваю головой и бегом в общагу. Спать. Только спать! »
Мысленно накидав за доли секунды подобный тактический план, я крепко зажмурился, вздохнул и опять взглянул на девушку. Мое умопомрачение, по всему видать, прошло, ведь теперь смотреть на нее было не так страшно, как больно: под левым глазом сиреневый кровоподтек, на правой скуле порядочная ссадина, голова забинтована. Какие еще травмы скрывались под казенным одеялом в сером застиранном пододеяльнике, не ведал, но на первый взгляд из всех шести малолетних обитателей палаты моя знакомая была самая «живописная».
«Во, красава! Этак, бедная, тебя отделали!»
− Гм-м... Я фрукты принес... печенье... минералку...
Чтобы побороть собственное глупое смущение, начал выставлять все перечисленные богатства на прикроватную тумбочку. Я копошился, а девчонка молчала и щурилась. Наконец не выдержала – родила:
− Как тебя в палату впустили?
− Просто. Приемное время сейчас. Я с доктором уже говорил – тот сказал, что смирные посетители с витаминами тебе не повредят.
− Этакий ты говорун... Слышала, с ментами тоже сегодня базарил. Замучили, небось?
− Есть немного.
− Что хотели?
− Расспрашивали... О мне, о тебе...
− А ты что?
− Ничего. Дураком прикинулся: дескать, белый голубь мира я, а кто ты такая – ведать не ведаю, знать не знаю.
− Молоток.
Женя что-то пробормотала себе под нос еще, скривилась, пытаясь сесть, отвела в сторону взгляд:
− Помоги встать, а.
− Зачем? Лежи смирно и жуй себе яблочко.
− В туалет мне нужно... Тут медсестра дура дурой – я ей о нужде, а она мне корыто какое-то притянула.
− Где оно?
− Там, − и махнула рукой вниз.
Я, заглянув под кровать, увидел самую обычную больничную утку.
− Так это как раз самое оно.
− Ты что, больной? Как я при... этих буду?.. Давай, подними меня, а то сама не осилю...
− Ладно. Чем смогу, помогу.
Подошел к кровати, наклонился... а вот что делать дальше, как и за что ухватиться, чтобы не навредить, не знал. Увидев мою растерянность, Женя выругалась, как заправской сапожник, обхватила меня руками за шею и плечи, зло прошипела:
− Тяни.
Она оказалась очень легкой. Только какой-то одеревенелой, словно загипсованной. Лишь поставив девушку на ноги и заглянув в ее лицо, я понял причину такой поразительной окостенелости – боль. Она исказила Женино лицо, наполнила слезами глаза, легла в уголках губ и, в завершении, дрожью прошла вдоль тела.
− Ты как?
− Зашибись.
− Голова кружится?
− Мутит только. И ноги подкашиваются.
− Тебе обезболивающие дают?
− Ага. По блату. За державный счет все самое лучшее!
− Понятно... Давай, топаем маленьким шажками в сторону выхода. Во-от так. Умница...
Пока мы прошествовали к санузлу и обратно, время посещений почти подошло к концу. Уложив бледную девушку обратно в постель, я сел рядом:
− Жень, спросить можно?
− Ну?
− Кто тебя так отделал?
− Свои.
− Свои?
− Типа да. Не влилась должным образом в коллектив – вот и результат.
− Дикость какая-то... А ты это... как на улице оказалась? Не сегодня утром, а вообще.
− Выперли из дому, вот и оказалась.
− Как «выперли»? Законы вроде какие-то есть... Дети – не тараканы, чтоб их из дому гнать.
− Законы?.. Для кого закон, а для кого бумажка в сортире подтереться. Всех можно с грязью смешать: и детей, и калек, и стариков. Главное – бланки с нужными карлючками в папочку такую презентабельную собрать, а потом под нос лохам тыкнуть и – опа-а-аньки! Милости просим на выход!
− А органы опеки что?
− А ниче! Без сопливых обошлись... − пытаясь развернуться, Женя скривилась от боли и прошипела сквозь зубы, − Отвянь, а? И так тошно.
Уткнувшись носом в стенку, она вздохнула. Мне даже показалось, всхлипнула.
Я же встал, потоптался рядом, как дурак, потом, так ничего и не придумав, молча вышел из палаты, прошествовав через перекрестный огонь любопытных глаз невольных гостей отдела травматологии.
Найти ординаторскую было проще простого.
− Простите, можно?
Мужчина преклонных лет оторвал взгляд от темной пластины рентгеновского снимка и недовольно пробурчал:
− Вы, юноша, что здесь забыли? Почему бродите по отделению, словно у себя дома? Если я позволил вам пройти к больной в палату – это не означает, что...
− Простите еще раз. Меня очень волнует состояние Жени.
− Да-да... Состояние нерадостное. Сотрясение, ушибы, смещение позвонков... Только пусть это вас не касается. Девочку взяли на учет, и она получает стандартное лечение в соответствии с законодательством.
− Но Женя буквально позеленела от боли!
− Она «позеленела» из-за черепно-мозговой, истощения и кровопотери. Боль – это только симптом, а не причина ее состояния. Да, скажите, а вы знали о ее уличной прописке? Если знали, почему тогда вовремя не озаботились? До того, как Евгению так зверски избили?
Что тут скажешь? Нет, вопрос-то нормальный, только ответ на него находился за гранью понимания. И его, и моего. А если наша доблестная милиция уже провела с доктором беседу, то разговор в подобном русле становился вовсе ненужным и даже провокационным.
− Пишите.
− Что?
− Пишите название лекарств, которые ей нужны. Дополнительно.
Врач крякнул, измерил меня длинным взглядом, взял ручку и начал что-то быстро строчить на бланке рецепта, время от времени потирая свой подбородок, покрытый седой двухдневной щетиной.
«Гляжу, Айболит, твое нынешнее дежурство малость затянулось...»
Как уже упоминалось ранее, лекарей я повидал предостаточно. Разные они были: молодые и старые, улыбчивые и злые, порядочные и шарлатаны. Многие заслуживали уважения за их титанический труд, который держава не ценила совершенно, но в рядах последователей Гиппократа встречались и редкостные подлецы. Они, прячась за белыми халатами, легкомысленно играли с человеческим здоровьем то ли из-за собственной ограниченности, то ли корыстолюбия. Непрофессионализм, умноженный на напыщенность и наглость, не мешал им получать звания и двигаться вверх по карьерной лестнице, только вреда от таких «специалистов» было гораздо больше, чем проку. Правда, Женин эскулап первоначально производил довольно позитивное впечатление. И этому способствовал не так его полный достоинства безмерно усталый вид, как выражение худощавого лица. На такое посмотришь и сразу поймешь – перед тобой фанатик своего дела. Ведь года – очень талантливый скульптор. Они ваяют человеческий облик незаметно, но ежедневно, ежечасно. И если молодость проявляет свою суть не сразу, а только через слова и поступки, то характеристику старости вполне может произвести обычное зеркало.
Наконец врач поставил последнюю закарлючку и протянул мне результат своей работы. Список получился внушительный, зато взгляд мужчины немного потеплел.
− Вот. Комплексное полноценное лечение. Самое необходимое я отметил галочкой. Вот это и это – импортного производства. Австрия и Германия. Наших аналогов нет. Закупка за государственный счет для больницы также не проводится... В общем, сами решайте, но у девочки серьезные проблемы: кроме перечисленных мною травм в наличии ряд хронических болезней. Это подтвердили и анализы, и УЗИ. Лечебная этика не позволяет мне вдаваться в подробности, потому просто намекну: печень и селезенка в плохом состоянии, в правой почке воспалительный процесс... Ох-хо-хо... В общем, запущено все, и это все не от хорошей жизни. Но нет ничего такого, с чем невозможно совладать. Организм у Евгении молодой – восстановится, если вовремя ему помочь. Кстати, вы как? Работаете? Учитесь?
Я вздохнул и спрятал рецепт в карман:
− Студент.
− Тот самый?..
− Да.
− Милиция, небось, замучила расспросами? Долго держали?
− Почти весь день.
− А вы, только вырвались – сразу примчались сюда?
− Получается, что так.
Мужчина прищурил свои холодные голубые глаза и спросил напрямик:
− Кто она вам?
− Никто.
Насмешливая улыбка была красноречивее слов:
− Ну-ну... − вдруг его рука протянулась мне навстречу, − Мы, кажется, так и не познакомились. Тимофеев Тимофей Тимофеевич.
Я ответил рукопожатием:
− Саня.
− Ну что же, Александр... Интересный вы экземпляр, однако! Ладно, потом разберемся − мне работать нужно. Вон, бумажной волокиты на полночи хватит... Та-ак-с, завтра с утра на смену заступит мой коллега и ваш тезка – Александр Олегович. Я ему оставлю указания насчет Жени. А вы постарайтесь раздобыть нужные медикаменты. Договор?
− Постараюсь. Только... дайте ей что-нибудь от боли. Пусть хотя бы поспит нормально.
− Что мог, я уже перепробовал. Все напрасно − ее наш скудный арсенал попросту не берет. Особенности нервной системы! А наркотиками дурманить – это уж крайний случай. Пока нет необходимости – девочка крепкая и молча терпит. Вот пускай себе и терпит.
− Но...
− Никаких «но»! Вы у нас кто в перспективе?
− Учитель... Трудовик.
− Вот и ладненько! У вас своя парафия, а у меня своя. Это, как говорится, кто на кого учился. И давайте не путать праведное с грешным! Андестенд?
«Охренеть!»
− Ага... Пойду я, а?
− Идите, идите. Только двери не забудьте за собой закрыть. И силушки не жалейте – просели что-то они в последнее время.
Выдав последнее наставление, Тимофей Тимофеевич начал спешно перекладывать стопку медицинских карточек, считая, по-видимому, наш разговор полностью исчерпанным. Я остановился в дверном проеме, внимательно исследовал раму, хмыкнул:
− Кто-то часто хлопает дверью?
− С чего взяли?
− Петли сверху немного поджать нужно – шурупы порядочно гуляют. Смотрите.
Хозяин кабинета подошел, задрал голову, притронулся пальцами к креплению:
− Гм... действительно, − подмигнул, − Глаз – алмаз!
− Не! Просто это уж кто на кого учился! До свидания, док.
− Давай, студент, топай.
