8 глава
"Она не боялась упасть. Она боялась, что не услышит, как отпустит боль."
- Ева Энси
....
- Сколько мне осталось? - прошептала я, вцепившись в простынь.
Врач опустила глаза. В её взгляде не было холодного профессионализма - только растерянность, та самая, которую я видела уже не раз в зеркале.
Она молчала, подбирая слова.
- Пока сердце работает, но показатели крови нестабильны.
- Сколько?
- Максимум полгода. При строгом покое. Но это в лучшем случае.
Я кивнула. Без истерик. Без слёз. Без крика. Всё это я уже прожила.
- Понятно, - прошептала я и встала.
Полгода. Смешно. После всего, через что я прошла, мне дают отсрочку в шесть месяцев. Шесть жалких месяцев, сорок восемь недель. Примерно сто восемьдесят дней. Мне захотелось рассмеяться, но вышел только слабый выдох.
- Думаю, вам будет лучше остаться в больнице под присмотром, - она говорила спокойно, но в голосе дрожала забота. - Мы сможем облегчить...
- Нет, - перебила я. Врач замерла, приоткрыв рот. - Я хочу умереть красиво, - сказала я спокойно. - Не здесь. Не под капельницей. А дома.
Она кивнула. На её лице - безмолвное понимание, щемящее.
- Это будет больно, - сказала она, сжав руки. - Физически.
- Я не боюсь боли, - тихо усмехнулась я. - За свою жизнь я почувствовала её слишком много. Эта - будет слабее, чем та, что я ношу внутри.
- Я выпишу вам обезболивающее и снотворное, - наконец проговорила она.
Я кивнула. Не плакала. Не тряслась. Только молча взяла сумку, вышла из палаты и направилась к выходу.
Я не чувствовала ни страха, ни печали. Вот оно - настоящее последствие сделки. Не огонь, не цепи. А пустота. Омертвение изнутри.
Вот, что дьявол взял в замен за жизнь Дина.
Он оставил меня доживать.
Я шла к выходу из больницы, будто сквозь туман.
И вдруг — голос.
— Мама, я боюсь...
Я обернулась. У стены стояла маленькая девочка с большими заплаканными глазами. Она вцепилась в руку молодой женщины, как будто от этого зависела её жизнь. У девочки дрожала нижняя губа, и она всхлипывала, пряча лицо в материнской куртке.
— Диля, это совсем не больно, — мягко ответила мать, гладя её по волосам. — Врач просто посмотрит.
Воспоминание ударило, как волна, вынырнувшая из самых тёмных глубин.
«— Мама, я не хочу идти туда! — маленький голос срывался от страха.
Передо мной — я. Такая крошечная, в красном платьице, с косичками, перевязанными бантами. Мама присела передо мной, чтобы быть на одном уровне, её лицо было уставшим, но тёплым, полным терпения.
— Лита, врач просто посмотрит...
— Ты в прошлый раз тоже так говорила, — запротестовала я, топнув ногой. — Но он мне поставил укол!
— В прошлый раз тебе нужно было поставить прививку, — вздохнула мама. — Это было совсем не больно...
Она взяла меня за руку и повела в кабинет. Внутри был резкий запах лекарства, белый свет, и холодное кресло, на которое меня усадили. Я вжалась в него, будто в нору. Врач доставал инструменты, и я не могла отвести глаз, будто загипнотизированная.
Мама это заметила.
— Лита... посмотри на меня.
Я подняла взгляд. Её глаза были полны любви и уверенности.
— Я никогда не допущу, чтобы тебе сделали больно, слышишь? Не бойся.
— Обещаешь?.. — прошептала я.
— Обещаю, — сказала она, крепко сжав мою ладонь и нежно поцеловав в пальчики.»
Картина исчезла, но ощущение осталось — будто сердце обнажили и на него дует ветер.
Я стояла у двери, в спине холод, в горле — ком.
— Мама, ты обещала, что не будет больно,— прошептала я. — Почему же тогда так болит?
Только теперь боль была не от укола. Она жила во мне. Глубоко. Постоянно. И никто, даже мама, уже не мог пообещать, что всё будет хорошо.
....
На улице было пасмурно. Холодный ветер хлестал по щекам, как будто хотел стереть с них всё: боль, надежду, прошлое. Я включила телефон — и он завибрировал в ладонях десятками пропущенных. «Мама». Сердце болезненно сжалось, когда я открыла сообщения:
"Лита, что это значит?"
"Лита, ответь?"
"Доченька моя, не вытворяй глупостей."
"Если ты не ответишь, я прилечу к тебе."
"Лита, прошу!"
Слёзы подступили к глазам, прикусила губу, чтобы не разрыдаться прямо на месте. Я — чудовище. Просто сбежала. Исчезла. И даже не подумала, как ей страшно. Как ей больно. Знала, что нельзя было так. Но сделала. Как всегда.
С усилием пальцы набрали: "Всё хорошо, просто телефон сел."
Ложь. Такая мелкая, горькая.
Всё не хорошо, Лита. Всё рушится. Ты умеиаешь.
Я спрятала телефон в карман, вытерла щёки, но в следующую секунду сердце остановилось — я увидела их.
Они стояли у выхода из больницы. Такие живые, яркие. Счастливые.
Аселия держала в руках снимок УЗИ, прижимала его к себе, словно святыню. И смеялась.
— Смотри, какой он сладкий, — сказала она, проводя пальцем по бумаге.
Дин стоял рядом, улыбаясь. Его глаза светились, он держал её за руку. Нежно. Осторожно. Как когда-то держал меня.
А второй рукой — коснулся её живота. Почти благоговейно.
Почему?
Почему каждый раз, когда я выхожу за пределы своей тени — они? Почему они преследуют меня? Это наказание? Или напоминание?
— Если это мальчик, я научу его водить, — проговорил он тихо, с нежностью, от которой у меня внутри всё сжалось.
Ирония, правда? Именно его вождение стоило мне жизни...на жизнь.
Той жизни, в которой он любил меня. В которой мы мечтали, целовались, планировали. Той, в которой я была жива по-настоящему.
Я хотела пройти мимо. Просто затеряться в сером фоне, исчезнуть. Но...
Мне осталось полгода. Пол грёбаных года, Лита, тебе нечего терять.
Я сделала шаг. Потом второй.
Подошла к ним. Медленно, будто время вокруг замерло.
— Лучше научи его готовить, это у тебя получается лучше, чем водить, — сказала я, глядя прямо в глаза Дину. Мой голос был холодным, как металл.
Они обернулись. Аселия скривилась, как будто я — грязь у её ног.
— Опять ты? — бросила она, с ядом в голосе.
Я чуть наклонила голову, изобразив на лице невинность.
— Простите, — сказала я тихо. — Хотела лишь поздравить. С таким… замечательным событием.
Слова капали, как кислота.
— Я хорошо вожу, — огрызнулся Дин.
— Да уж, именно поэтому мы тогда попали в аварию, — ответила я с едкой улыбкой. Сердце стучало громко, как барабан. Но не от страха. От чего-то другого. Более тёмного.
— Что ты хочешь? — он подошёл ближе, в его голосе появилась угроза. — Деньги? Просто скажи!
Я смотрела ему в глаза. Глубоко. Словно искала остатки того Дина, которого я любила. Его не было.
— Мне не нужны твои деньги… — прошептала я. — Я…
Я запнулась.
Что я хотела сказать? Что ты дышишь потому, что я продала душу? Что я умерла ради тебя? Что люблю до сих пор?
— Тогда что тебе нужно?! — рявкнул он.
— Дин, я… — голос дрогнул, дыхание сбилось. Внутри всё кричало, но снаружи я была камнем. Смотрела. Просто смотрела на него. На его лицо. Такое родное. Такое чужое.
— Отвечай или вали отсюда! — почти выкрикнул он.
— Дин, хватит, — вмешалась Аселия. — Лилит… после аварии у неё, видимо, серьёзные повреждения головы. Не суди её строго.
Я смотрела на неё, и ненависть бурлила во мне, как лавина. Горячая. Неудержимая. Она знала. Она говорила это не из жалости. А чтобы уколоть. Опустить. Раздавить.
И, может быть, ей это удавалось.
Но что-то внутри больше не дрожало. Оно распрямлялось. Как зверь, вырвавшийся из клетки. Я не чувствовала себя больше сломанной. Что-то менялось. Назревало. Оно не имело имени, но я знала:
Это не надежда. Это не любовь. Это — желание. Вернуть. Себя. Его. Всё.
— Ты ещё не передумала?.. — услышала я шелестящий голос Аселии. Она подошла вплотную. Слишком близко. Нарушая личное пространство так, словно хотела проникнуть под кожу.
Пахло мятной жвачкой и ложью.
— Мы с радостью будем ждать тебя на свадьбе, — сказала она с фальшивой улыбкой. Не тепло — оскал.
Я молчала. Холод растекался по телу, как яд.
Она наклонилась и прошептала мне на ухо:
— Мы с Дином очень расстроимся, если ты не придёшь.
Слова резали изнутри острыми лезвиями.
Я хотела закричать. Вцепиться в её волосы. Разорвать на части это розовое счастье. Хотела проклясть их, обоих.
Но вместо этого из моих уст вырвалось:
— Хорошо… — неожиданно спокойно.
Тишина. Лицо Аселии дёрнулось. Её глаза больше не блестели уверенностью. Они метались. Она не ожидала этого.
— Ты пригласила её на нашу свадьбу? — вдруг раздался за её спиной голос Дина. Резкий. Недовольный.
Глаза девушки забегали,
Аселия схватилась за живот, театрально согнувшись:
— Ой…
Дин тут же бросился к ней, как рыцарь. Обнял. Поднял на руки, как фарфоровую куклу. Даже не взглянул на меня.
— Всё хорошо, любимая?
Я стояла, как статуя. В голове пустота.
— Она же притворяется… — прошептала я, почти беззвучно. Но никто меня не услышал.
Он унёс её. И, уходя, бросил, не поворачиваясь:
— Ты довольна? — Почти рыча сказал он. — Больше не появляйся у меня на глазах… иначе будет плохо.
Он ушёл.
Я стояла. И внутри что-то пульсировало. Рождалось. Ненависть? Нет. Глубже.
И впервые за долгое время — я улыбнулась.
— Почему я раньше не замечала, какой он придурок?
....
На улице уже темнело. Сумерки ложились на землю мягкой пеленой, укутывая всё в фиолетово-серые тона. Я шла. Не думая. Не чувствуя. Как будто ноги знали путь лучше меня.
Я дойду до конца. И когда он придёт за мной - тот, с кем я заключила сделку, - я посмотрю ему в глаза и скажу: "Я прожила, как смогла. Пусть и недолго. Но ярко."
Пусть моя смерть будет красивее, чем эта жизнь.
Я поднималась по знакомым ступенькам, по которым уже однажды шагала, ведомая болью и пустотой. Крыша была такой же, как я её помнила - серая, с облупившейся краской и ржавыми перилами.
И он был там.
Стоял, как тогда, облокотившись на край, будто ждал меня. Его силуэт вырисовывался на фоне умирающего дня.
Я не верю, что это делаю.
Что бы мне год назад сказали, что я буду просить помощь у него, я бы их послала далеко и надолго.
- Что решила опять прыгать с моей крыши? - С насмешкой перебил мои мысли Калеб....
Создано ИИ