Глава 18
Роджер не заметил, как уснул. Последнее, что он помнил, — это ровный звук дыхания Оая у своего затылка и тяжелая, странно умиротворяющая рука на его груди, сдерживающая не его, а тёмный порыв, бушевавший внутри самого призрака. Это была неловкость, замешательство и вспышка стыда — но поверх всего этого легла глубокая, непреодолимая усталость. Его веки сомкнулись, и он провалился в глубокий, безмятежный сон, которого давно не знал.
Он проснулся через несколько часов от ощущения тепла и необычной близости. Сознание возвращалось медленно. Он всё ещё был в огромной кровати, в тёмных покоях Оая. И его всё ещё держали в объятиях.Тело сзади было твёрдым и прохладным, но там, где они соприкасались, сквозь тонкую ткань футболки Оая чувствовалась обманчивая теплота. Его рука по-прежнему лежала на груди Роджера, ладонь распластана чуть ниже ключицы — не как владение, а как защита, как якорь.Роджер медленно, стараясь не шелохнуться, разжал пальцы, вцепившиеся в подушку. Он лежал, прислушиваясь к абсолютной тишине комнаты и ровному, спокойному дыханию за своей спиной. Оай спал.Осторожно, с затаённым дыханием, Роджер начал поворачиваться. Движение далось ему нелегко — объятие было крепким, даже во сне. Но он не хотел его разрывать. Он хотел... увидеть.
Когда он наконец повернулся лицом к Оаю, воздух застрял у него в горле.
Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Так близко, что Роджер мог чувствовать на своей коже каждый его выдох. Так интимно близко, что его губы почти касались губ спящего.
И он смотрел. Смотрел на лицо Оая, которое впервые видел без маски гнева, высокомерия или боли. Черты были расслаблены, резкость сглажена сном. Длинные тёмные ресницы отбрасывали лёгкие тени на розовые щёки. Его знаменитый, яростный золотой глаз был скрыт под веком, а на месте второго зияла лишь спокойная, тёмная пустота. Он выглядел... безмятежным. Почти уязвимым. И от этого невероятно красивым.
Роджер не дышал, боясь спугнуть этот мираж. Он видел след усталости под глазам, едва заметную напряжённость в уголках губ, которая даже во сне не хотела полностью исчезать. Он видел того, кто был заточён так же, как и его отец, кто нёс бремя, которое не просил...
И в этой тишине, в этом интимном пространстве между двумя вдохами, гнев и страх окончательно растворились, уступив место чему-то новому, тёплому и щемяще-нежному.Он не отодвинулся. Он просто лежал и смотрел, понимая, что тайна Оая была гораздо глубже и сложнее, чем он мог предположить. И что тот поцелуй, вызванный зельем, возможно, был всего лишь искажённым эхом чего-то настоящего, что спало глубоко внутри и что сам Оай отчаянно пытался скрыть ото всех, включая самого себя.Как же чертовски этот призрак странный но в то же время... Что-то в нём задело чувства Роджера...
Роджер замер, пленённый этой неожиданной безмятежностью. Вся ярость, всё высокомерие и боль, казалось, испарились с лица Оая, оставив после себя лишь уязвимость и усталую красоту. Его собственное сердце начало биться чаще, но уже не от страха, а от чего-то другого — щемящего, тёплого и бесконечно сложного.
Он не думал. Его действия опередили сознание.
Его тело двинулось само, повинуясь глухому, неосознанному импульсу. Он приподнялся на локте и медленно, почти с благоговением, склонился к спящему.
Его губы коснулись губ Оая.
Это был нежный, вопрошающий поцелуй. Совершенно не похожий на тот, жёсткий и требовательный, что украла у них магия. Это было прикосновение, полное непонятной даже для него самого нежности и любопытства. Его ладони, будто ища опоры, упёрлись в мускулистую грудь Оая, чувствуя под тонкой тканью рубашки ровное, спокойное биение сердца.Разум Роджера кричал, требовал остановиться, отшатнуться, но тело его не слушалось. Ему не хотелось отрываться. Ему внезапно, до боли остро, захотелось этого — тишины, близости, этого обманчивого спокойствия.Он нуждался в этом...
С лёгким, смущённым вздохом он попытался углубить поцелуй, неумело, почти по-детски двигая губами, словно пытаясь запомнить вкус тишины и прохлады, запомнить ощущение этой хрупкой уязвимости, которую Оай так тщательно скрывал ото всех.
Он был так поглощён этим моментом, этим внезапным, ослепляющим порывом, что не сразу заметил, как тело под ним напряглось, а ровное дыхание на его губах прервалось...