5. угасание ночи
Каждую ночь, что я проводила рядом с тобой, я мечтала вложить нож в твои руки и прошептать: "Избавь меня от чувств".
• ——————— ✿ ——————— •
Проснуться в машине одного из подчинённых Майки – лучшее, что могло произойти за прошедший месяц. Размеренная езда несколько успокаивает сломленное, под натиском сильных ударов, тело. Губы растягиваются в улыбке, обнажая белую полосу зубов, когда взгляд встречается с глазами Майки в зеркале заднего вида.
Кто-то, кажется, говорил, что какой бы сильной не была девушка, она имеет право на слабости. Всё это казалось галимым бредом, не имевшим право на какое-либо существование. При любой ситуации нужно держать планку выносливости, не давать никакого повода людям испытывать к тебе чувство сострадания, так как подобное выглядит чертовски жалко. Показать свои слабости перед любимым человеком для меня было жалким поступком, равносильно одному из семи смертных грехов. Это было настоящей пыткой: видеть, как в глазах Майки зарождается такое чувство, как жалость. Ещё противнее ощущать подобный взгляд на себе – жалость, вперемешку с беспокойством.
До появления искромётного света, слыша стук сердца, я испытывала искушение закрыться на дополнительные замки и не открывать никогда. Но без предварительного стука мою душу посетила новая актриса спектакля – подружка Карателя. У него были ключи от сердца, но увы, она без сундука в душе. Боль спряталась на задворках сознания и не хотелось признавать поражение, поэтому сердце сжималось в стеклянных углах и покрылось льдом. Теперь новая тень пройдётся по белой дорожке, испачканной кровью наших грехов.
Голова разрывается от резкой боли, словно Каратель воткнул два острых ножа мне в виски и покрутил ими внутри, ковыряя извилины мозга, наводя беспросветный хаос в мыслях. Соображать что-либо становится невыносимо трудно, боль словно наркотик, который способен лишить всякого адекватного вразумления происходящего.
Отлично, сейчас бы за город, на трассу в разгон, и пошло всё на хрен.
— Юна, слышишь меня? — вскакивает на месте Майки, когда видит, как я в попытках подняться, безжизненным грузом повалилась с кресла и старалась глотать влажный воздух сквозь раскрытые губы. Самое время полежать пару часов и подумать, куда катится моя жизнь.
— Не смей... — выпускаю на выдохе я, зажмурив глаза до цветных пятен, — Везти меня в больницу... у Эвы скачет давление, если она узнает... — замолкаю, так как резкий упадок сил лишил меня возможности внятно шевелить языком.
Тёплая ладонь поглаживает спину в успокоительном жесте, и сейчас хочется расплакаться в этих сильных мужских руках. Несмотря на всё, он не бросил меня, не дал Кадзуторе возможность убить меня прямо за школой. Он взял на себя большую ответственность ещё тогда, когда заявился без стука в мою жизнь, залез под кожу и въелся в душу. Он взрослый человек, который осознаёт всю серьёзность своих будь то хороших или плохих поступков, несёт и за людей, которых любит, тяжкую ношу ответственности. Он прекрасно понимает, что в моей голове нет какого-то конкретного понимания плохого и хорошего, и что я не думаю, когда делаю.
Потому что он не привык так. Он руководствуется понятием либо: «Будь осторожен со своими поступками», потому что многое пережил, либо: «Живи на полную катушку». Третьего не дано.
Иногда даже складывается впечатление, что против наших отношений даже сама Вселенная, которая не считает нужным сводить таких разных по духу людей и скреплять их узами любви. Но, кажется, Вселенная оплошала, ведь мы двое умудрились влюбиться друг в друга до беспамятства. До дрожи в коленках, до крышесносной зависимости, которая не является нормой.
— Выпей, — внезапный голос выводит из транса, пока тело успокаивается и боль больше не мучает. Кажется, это пик хренового состояния, хуже уже некуда.
Две маленькие пилюли отправляются по горлу внутрь, минералка неприятно колит обгрызанные щёки изнутри, а глаза начинает щипать. Бегаю взглядом по своему внешнему виду, и замечаю, что колготки пустили кучу стрелок из-за разрывов не то руками Кадзуторы, не то падением на битое стекло. На правом колене пекла уже засохшая кровь, а на руках, прикрытых курткой Майки, словно предатели, выглядывали ноющие гематомы и разодранные об асфальт локти.
В который раз убеждаю себя, что физическая боль куда легче душевной. Что лучше было бы отбросить коньки прямо там, чем сейчас сидеть без сил, чувствовать на себе тяжёлые руки Манджиро, и видеть его сострадающий взгляд, заставляя тем самым быть обузой для любимого мужчины, которому и самому не легче.
— Ты не должен мне помогать, — рядом слышится раздражительный вздох.
Майки не в адеквате. Совсем. Ему крышу снесло, когда он увидел перед собой проявление агрессии по отношению ко мне, пускай я и сделала ему чертовски больно. Ещё немного, и он забил бы и так истекающего кровью школьника до смерти, как животное, которое добило того, кем он так сильно дорожил.
— Не должен. Я обязан, — и смотрит таким взглядом, прямо в душу, которой и без того сейчас нелегко, что хочется провалиться сквозь землю, — Знаешь, как сказал Лис Маленькому принцу? — замечаешь на его костяшках глубокие раны от ударов, — Мы в ответе за тех, кого приручили, — улыбается.
Вот кто отвечает за мудрость и светлый ум в нашей проблемной паре, которая обречена на вечные страдания из-за того, что многое каждый из нас скрывает в своей черепной коробке. Кажется, что уберечь друг друга от правды будет лучшим решением, но это не так. В отношениях нужно брать и отдавать что-то взамен, и речь не о материальном. Из-за этого и возникают проблемы, которые перерастают в бесконечный конфликт. Поэтому искупление возможно только после признания ошибки.
— За твою слезу я могу убить кого угодно, но меня убивают твои слёзы из-за него, — Майки не Майки, если не сморозит напоследок какую-то чепуху и не испортит момент.
— Ты... простил меня? — услышать «нет» сейчас кажется самым худшим исходом событий. Я неловко опускаю взгляд на так называемый «космос» на теле, именуемый ещё: "будет проходить месяц, не меньше".
— Да, — ухмыляется, — Хочешь знать почему? — киваю, — Потому что нам бы сначала самих себя простить, — трогает до глубины души, — Я простил тебя, потому что понимаю, что в случившемся есть и моя вина, — берёт мои холодные ладони в свои, горящие жаром, — Ты хочешь знать, почему я пропал?
— Да... — угрюмо киваю, — Ты не просто пропал, а испарился. Как дым.
— Ездил к Эмме в наш старый дом, нам нужно было время осознать всё и решить, что делать дальше. Я принял для себя важное решение. И оно такое, что я не хочу тебя терять, — сжимает ладони в своих, заставляя проникнуться словами и думать. Много думать. О том, какой он невероятный человек, — Я ехал к тебе в школу, чтобы сказать об этом, но увидел всё, — замолкает, не давая возможности разрыдаться от услышанного, — Эмма сказала, что я сделал ошибку, когда убежал от этого всего. Мне нужно было бежать навстречу проблеме, а не убегать от неё. И она оказалась права. Самое главное то, что я не готов тебя отпустить, как бы это эгоистично ни звучало, — поднимает взгляд, ища ответы в твоём, — Вроде бы всё сказал. Теперь ты.
Что сказать? С чего начать? Просто выдать всё, как на духу, или поберечь нервы? Столько мыслей в голове, что я не знаю, что мне стоит говорить, а чего не стоит. Есть люди герои романа, их сердце пылает страстью, но вся их любовная драма наполнена лживыми днями. Он бы мог наплевать на собственные чувства и продолжить этот ярый спор с самим собой, где одна сторона кричит о равнодушии, а вторая пытается донести, что сердце, и его бешеный стук, явно свидетельствуют об обратном. И будет как дома. В этой паутине лжи. В полном мраке. Оставшись навсегда под кожей, растекаясь по венам – не сломает. Будет рядом вопреки всему. Одновременно станет слабостью и невероятной силой.
— Я причинила много проблем, даже чересчур много, и сейчас, оглядываясь назад, кажется, что остаться с тобой будет несправедливо. Я думала, что ты ушёл к другой, поэтому меня охватила месть... — из глаз срываются капли слёз, падая на ладони Майки, который тут же ощущает их на своих запястьях, — Скажи, у нас с тобой ещё есть шанс?
— Я не могу и не хочу представлять тебя с кем-то другим, кроме себя.
— Уже сейчас я чувствую, что стала твоей куклой, ведь ты даёшь мне заботу и внимание, утешаешь меня. Берёшь за руку, когда хочешь, играешь как хочешь. Словно с куклой... И при этом ты – хозяин, который не выносит глубочайшей любви. Как и наши отношения, — шепчу словно в бреду, и падаю прямо в этот омут любви, улавливая где-то сбоку:
— Я тебя не отпущу. И прекрати накручивать себя.
Лежу у него на плече, наполняя лёгкие запахом древесных опилок, корицы, и ощущаю тепло. Благодаря близкому присутствию черноглазого феникса в человеческом обличии, я вроде как должна замёрзнуть, но в неуловимом прикосновении наших тел разжигается огонь из недр души. Какое же замечательное чувство. И мне так хорошо. Совсем как раньше. Я ощущаю себя в невесомости. Ничего вокруг больше нет: ни утренней прохлады, ни шелеста пробудившегося леса в горах, где стояла наша машина, ни тихого шума работающего двигателя. Только его и моё тепло. Я закрываю глаза, выпуская слезу, и теряю точку опоры.
— Тебе не кажется, что мы сходим с ума?
— Не страшно. Вдвоём же.
***
— Пиздец ты жучара, Кенчик. Прояви хоть каплю сочувствия к человеку с фингалом под глазом и разбитой бровью, — Майки бросает карту мирного на пол, пока моя ладонь соприкасается в победной «пять» с Дракеном и сгребает денежные купюры и фишки. Сопровождается сие действо шелестящим смехом остальных ребят, которые вливали в себя виноградный сок и стебали своего лидера за хреновую интуицию.
— Мафия явно не твой конёк.
— Оставь эту лирику для пьянок. Погнали второй раунд.
Всем чертовски хорошо, хотя и никакого алкоголя, который так все любят, в доме нет. Манджиро запретил приносить в свой дом выпивку и тому подобное, потому что заявил о том, что бросает связь с этими билетами в один конец. Все поддержали его в этом, потому что ни для кого из здесь присутствующих не секрет, что некоторым иногда крышу рвёт от смеси этих вещей. Но я не сдержалась и тайком пронесла таблетки под предлогом, что это «витамины». Благо и без спиртного каждому весело проводить время. По душевному, в какой-то мере даже по-детски, играя в настольные игры, или в такую вещь, как «Твистер», способную сломать любого, даже Эмму, которая раньше занималась акробатикой.
— Как же достали нарики тупые. Даже водник с ванны не убрали, — возмущался с порога Дракен, намекая на последствия прошлой тусовки.
— Когда на душе гадко, никакая шмаль боль не заглушит, — истина.
— А с тобой что? Не завязала?
— Дружка своего спроси.
Сестра всегда выбивала из меня дурь... Но я всегда знала, где взять ещё.
Безудержное веселье прерывает звонок в дверь и красно-синие вспышки, сияющие через открытое окно.
— Наверное, пицца приехала, пойду открою, — Дракен уходит в коридор, пока Чифую, как ведущий игры, раздаёт каждому по ролевой карточке и читает правила.
В одноразовых пластиковых стаканах плещется золотой сладкий напиток, который оставляет во рту приторный привкус. Парни оживлённо и глупо шутят, а девушки смеются над их дебильными шутками. Казалось бы, гармония, смех и веселье. Что может пойти не так? Но, когда Дракен с испуганным взглядом заходит в комнату, а за ним ряд полиции из четырёх человек, то всем становится уже не так весело. Ничего не понимающие взгляды один за другим разглядывают стражей порядка, которые заявились неизвестно зачем в такое-то время.
— Кто из Вас Манджиро Сано? — моё сердце начинает заходится в бешеном ритме, когда Майки поднимается с характерным ответом «Я».
— Капитан Ким Сорель, — мужчина показывает удостоверение, — Манджиро Сано, вы арестованы по подозрению в нападении, — полицейский проходит в комнату, — Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против Вас в суде.
— Подождите, офицер, в чём дело? Что происходит? — Чифую выходит из шока первым из всех присутствующих.
— Я не имею права разглашать информацию об иске посторонним лицам, — мужчина устало мотает головой в разные стороны, — Сейчас мы повезём вашего товарища в участок на допрос, затем он пробудет в камере до выяснения обстоятельств.
Всё словно в какой-то параллельной вселенной. Друзья выбегают следом за полицией, по приказу капитана ищут в тумбочке документы, чтобы можно было подтвердить личность в участке. Сердце разрывается от боли.
Он опять скрыл, что натворил.
Это вечное молчание портит не только отношения, но и нервы нам всем.
— Подождите, могу я поговорить с ним? — с пеленой ненависти в глазах выскальзываю из комнаты, догоняя полицейских в коридоре.
— Не положено, — капитан грубо вырывает Майки из моих рук и толкает в проход.
— Всё хорошо, не плачь, — с улыбкой шепчет он, отчего предательские слёзы уже сами по себе стекают по щекам и слетают с подбородка.
Зрительный контакт между нами продолжается ещё некоторое время. Я вдохнула воздух и хотела обрушиться на него громкой тирадой. Жаль только, что то болото, которое он сам для себя же и создал, почему-то затягивает и меня. Кажется, что уже ничего не будет как прежде, всё катится на глубокое дно.
Суета охватывает всех вокруг. Я не понимаю, что нам делать, и лишь наблюдаю, как на него надевают наручники и заталкивают в машину под громкие вопли. Сирены и красно-синие фары будят весь спальный район. Я вижу заплаканное лицо Эммы, сжатые кулаки и вздутую вену на лбу Дракена, и даже не успеваю прошептать, что люблю его. Дверца машины захлопывается, и Майки увозят.
Он сорвался. Действовал на эмоциях и повёлся на глупую провокацию Кадзуторы. Теперь всё очевидно, как дважды два – этот ублюдок всё спланировал. Он знал, что Майки не сможет контролировать себя рядом с ним, и устроил спектакль с копами. Поэтому именно сейчас он сидит за решёткой в ожидании адвоката, а не Кадзутора. Поэтому Кадзутора на свободе, и он не понесёт наказания за свои действия, ведь я не заявлю на него.
Майки закоренелый бандит. Он психически неуравновешен, но не так, как всем казалось. Он сумасшедший, а его альтер-эго стремится к власти. И если в одном его взгляде читался интерес ко мне, то у другого было всё спутано. У него была не просто хроническая усталость, от которой клонило в сон. Это было полное моральное истощение, отсутствие сил для любых чувств и эмоций, которое все предпочли игнорировать. Ему было всё равно на диагнозы, которые ему ставили, было всё равно на шум в ушах и чужие переживания.
Карта Отшельника явно принадлежала бы ему, а так же людям, не склонным поддаваться влиянию внешних обстоятельств, чувствующим себя уютнее в состоянии замкнутости. В нём символизируется единство земного и небесного.
Будь его грудная клетка стеклянной, то все бы увидели, как его сердце ночами от кошмаров вскрывает старые раны, постепенно сводя с ума. И всё из этого связано с проявившимся чёрным импульсом, ведь не будь в его разуме недоброжелательного посетителя, он бы сосредоточился на цели. А одной моей любви ему никогда не будет достаточно.
Я и Дракен в жизни не видели в лице Майки такой мрачности. Он смотрел так, как будто ждал разрушения мира, и не то чтобы так, как по пророчествам, которые могли бы и не состояться, а определённо сейчас.
— Кто-нибудь мне объяснит, что это значит? Что за нападение? — охрипшим и севшим от плача голосом спрашиваю у ребят, пока где-то сзади ладонь Эммы осторожно и ненавязчиво гладит меня по плечу. Все стоят молча, словно партизаны на допросе, потупив взгляды в ламинат на полу, им либо нечего сказать, либо есть, но они не хотят этого делать, — Дора! — он-то должен знать, в чём дело.
— Клянусь, Юн, я сам не понимаю, — ну вот, актёрочка подъехала. Кен с невозмутимым выражением лица растерянно бегает взглядом по друзьям в поиске поддержки в духе «а я то здесь причём». Мне хорошо известно, когда Дракен врёт. У него неистово краснеют уши, сам он при нервотрёпке кусает губы до покраснения, а его глаза мечутся из одного предмета интерьера к другому.
— Молчите значит? — руки складываются крестом. Все принципиально не желают рассказывать правду, что чертовски сильно выводит из себя, — Блядский Манджиро наворотил нам груз проблем, и теперь сидит в обезьяннике, а вы играете со мной в игры, вместо того, чтобы помочь ему.
Эта ситуация злит, выводит себя, заставляет агрессию выплеснуться ледяной водой на окружающих. Ведь действительно, вместо того, чтобы помочь другу, они, будучи в трезвом состоянии и не совсем здравом уме, совершенно не думают о последствиях молчания и хранения тайны.
В доме тишина, поникшие в пол виноватые взгляды, будто на похоронах, не решаются подняться и посмотреть на меня. Здесь делать больше нечего, поэтому ухожу прочь, оставив после себя и своих слов только осадок несправедливости.
***
2 дня спустя
Майки накрывает лицо ладонями и тяжело выдыхает вглубь пустой тёмной камеры. На пальцах запеклась кровь Кадзуторы. На столе в камере, кроме пепельницы, мятых стикеров с записями типа "отправить отчёт до двадцать восьмого" и расписания, ничего не было.
— А мне всё равно! — повышается голос, доносящийся из-за двери.
— Мисс Кацуки, к нему нельзя. Стойте!.. Охрана!
— Да чёрту вас и ваши правила! Как тебя там звали? Марк? Опиум? Playboycarti?
— Капитан Ким Сорель. И я пока что вежливо прошу Вас, мисс, соблюдайте правила и контролируйте свой тон.
— Он ни в чём не виноват! Он защищал меня, патрульные вы мусора!
Это она.
Ворвалась в участок, подняла всех на уши и устроила эпатаж. Черноволосая буря по имени Юна Кацуки при полной несправедливости ситуации способна остановить даже полицейский отряд. Спустя пару секунд она влетает в комнату для допросов, где в углу за решёткой сидит её самый близкий человек. Майки встаёт с холодной скамьи и бросается к ржавой решётке, выходя из тени. Тянет руки между прутьев и прижимает её к своей груди.
Юна
— Никакого физического контакта! — коп дёргает меня за локоть и оттаскивает назад.
— Оставьте нас, — третирую я и отмахиваюсь от полицейского.
— Вас вообще здесь быть не должно.
— Однако я уже здесь. Пять минут.
— И я прошу Вас покинуть помещение.
— Может, теперь мне ещё улыбнуться и спросить, как вам погода? Так полиция решает дела? Следует заострить внимание общественности на Ваших современных методах работы, — коп теряется и смотрит на меня. Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.
— У вас пять минут, — бросает охранник и отходит в противоположную сторону комнаты. Он не оставит нас наедине, это понятно, да и плевать. Главное, что я здесь.
— Как ты? — он тянет ко мне руку и сжимает кисть в своих ладонях. А ведь не ровен час, когда эти руки сомкнутся на моей шее.
— Это я должна у тебя спрашивать, — мой обеспокоенный взгляд скользит по его лицу.
— Никак не пойму, бесстрашная ты, или просто дурная, — он подносит мою руку к своим губам и целует дрожащие пальцы.
— Он этого и добивался, Майки... — тихо всхлипываю я.
— Я знаю. Я уже всё понял. Только не плачь. Прорвёмся. Так что я здесь ненадолго, поверь.
— Он не оставит меня в покое просто так...
— Что на тех фото?
— Откуда ты..? — я испуганно смотрю на него.
— Ты ведь ни в чём не участвовала, так?
Свет когда-нибудь бы узнал мою тайну, ведь уже пустил яд по своим венам, когда стал забивать руку чернильными узорами, вырисовывая опасное имя. Я просто раскрыла рот и молчала, в итоге ответила вскользь теме.
— Я не знала, что делала. Я была не в себе... — мне страшно, даже когда он молчит. А зачем быть охотником, если ему впору работать палачом? — Он накачал меня всякой дрянью...
— Мадемуазель, Вам пора, — не вовремя спохватывается коп и открывает дверь, чтобы выпроводить меня.
— Если я сейчас уйду, будут необратимые последствия.
— Они будут, если ты останешься. Мне намного больнее не видеть тебя, чем видеть.
Я пячусь, смотря на него с ужасом в глазах. Он сжимает кулаки и разбивает их об бетонную стену. Невозможность просто поговорить, обнять его без железных прутьев, недосказанность между нами... Всё это рвало душу на куски.
Выбежав на улицу, я быстро напечатала Миноре короткое сообщение:
Юна: «Сваливай с уроков».
Ми: «Повод?».
Юна: «Мне просто нужно нажраться, чтобы забыть этот пиздец».
Ми: «Что случилось? Барыгу потеряла?».
Юна: «Быстрее. Либо я с крыши нахуй спрыгну».
Это была не просто провокация. Кадзутора знал, о чём говорил. И если бы он захотел, он бы взял от меня всё, чего пожелал, а я бы даже не сопротивлялась.
— где твоё сердце?
— ты сделала всё, чтоб его растоптать.
• ——————— ✿ ——————— •