16. Полуночные диалоги.
Сначала мы ехали молча, потому что я заняла заднее сиденье, держа в руках почти остывший термос с кофе. Дина и Оуэн выехали отдельно.
Папа включил радио, но было слишком тихо. Я сквозь шум смотрела в окно, ловя отблески фар. Айзек сидел спереди, почти не двигаясь.
— Завтра планировал взяться за «чироки», — сказал Ричард, будто между делом, в последнее время он безумно разговорчив, — Но там опять стучит под капотом. Подозреваю, что рейка, но в одиночку не полезу.
— Ты не пробовал смотреть, может тягам кранты — впервые заговорил Айзек. Голос у него был тише обычного, но от этого мне стало не по себе.
Папа фыркнул.
— Умник. Тяги проверял. Думаю, может, подушки двигателя уже сдохли.
— Тогда бы больше вибрации было, — спокойно сказал Айзек. — А как он себя ведёт на поворотах?
— Вяло. Но не глухо. Тянет влево, если педаль чуть отпустить.
Я слушала их разговор краем уха, в какой-то момент даже удивившись, как легко они находят общий язык. Айзек не нуждался в лишних словах — он говорил, когда нужно, и папа это ценил.
— Ага. Значит, рулевая рейка. Или, если совсем весело — гидроусилитель.
Затем папа усмехнулся:
— Придётся тебе помочь, раз уж полез в теорию.
— Я могу остаться на вечер. — сказал Айзек.
В тот же момент мне захотелось, чтобы папа перестал так расслабленно улыбаться. Я уже знала, как он сокрушался, что у него нет старшего сына, но приглашать Айзека? Всё казалось настолько нормальным, что это даже напрягало. А потом я осознала — он будет у нас.
В доме. До поздней ночи!
— Вот и договорились.
Ладно...
С чего бы мне вдруг быть такой категоричной? Айзек же не будет спать в моей комнате, папа этого не позволит.
Мы лишь за руки подержались, и то — он этого не видел. А вот провожающий взгляд Дины я запомню надолго: никакой агрессии, но столько заинтересованности!
Когда мы приехали, то первым же делом я ушла на кухню, разобрав всё, что осталось после пикника. Перемыла посуду, стараясь отвлечься и не прислушиваться к голосам папы и Айзека снаружи: диалог шёл о совсем незнакомых мне темах.
Пришлось переодеться в домашнее, завязать спортивные штаны и выйти в гараж. Не знаю, что именно я хотела увидеть больше — счастливую широкую улыбку отца, наблюдающего за молодым парнем, который копается в его давно поломанной «чироки».
Или же Айзека, у которого руки уже были в чём-то чёрном, похожем на сажу. Он сосредоточенно рассматривает что-то под капотом, кусает губу так, будто соображает не меньше Ричарда.
А потом поворачивается, глядя прямо на меня. Я рефлекторно обнимаю голые плечи обеими руками и вспоминаю, что вышла в майке, не накинув куртку. Кажется, Айзек смотрит прямо внутрь моего растерянного сознания.
— Хотите кофе? — спрашиваю я так тихо, что злюсь на себя за эту неловкость, — Или...
— Если не затруднит, принеси пару бутылок пива, дорогая, — теперь папа улыбаеется уже мне, — И больше мы тебя не побеспокоим!
Я ушла в кухню, открыла холодильник и застыла, прижавшись лбом к прохладному стеклянному отсеку для овощей. Голова почти кружилась, а я всё не понимала, что я именно чувствую.
Волнуюсь? Да.
После того, как мы держали руки в пикапе, после странного диалога про Люси, всё это кажется неумелой игрой, но пока Айзек выигрывает.
Переживаю ли?
Я уже думала о том, что Айзек может остаться у меня дома. Тогда, когда он пришёл сам и предложил прогуляться, а потом увидел тот самый синяк у виска.
Почему-то сразу вспомнились те самые серые будни, которые казались мне слишком пустыми и отстранёнными. Я могла сутками напролёт лежать и не делать абсолютно ничего, гулять по улице, сидеть с отцом в мастерской после школы — и это было нормально!
А сейчас всё изменилось, и мне не хотелось верить, что всё дело в Айзеке. Ведь из-за Эмили я поехала на вечеринку, из-за Ричарда начала выезжать на свежий воздух. И сегодня схватила Айзека за руку, испугавшись его матери, хотя должна была отстраниться!
Или не должна?
Сглотнув, я достала две бутылки, которые тут же запотели. На кухне было теплее, чем во всех остальных комнатах. Я прошла в гараж и оставила пиво на столик и вышла, не глядя ни на отца, ни на Айзека.
Кожа покрылась мурашками и я растёрла её, когда зашла в комнату и присела за ноутбук. Эмили так ничего и не писала, и мои надежды на какое-никакое общение растворились — онлайн не было даже Тима.
Я взялась за старый журнал, пытаясь вычитать какие-то сплетни о Брэдли Купере, но мысли не складывались. Смотреть телевизор не хотелось, есть — тоже, хотя я не помнила, когда в последний раз это делала.
Спустя несколько часов я услышала стук в дверь и машинально ответила «заходи», готовая увидеть Ричарда, но ошиблась. За дверью был Айзек.
— Мы закончили.
— Хорошо.
Я потянулась к фляге, которую оставила на столе, но Айзек сразу же продолжил:
— Оставь себе.
— Зачем?
Он недолго помолчал, закрыл за собой дверь и прижался плечом к проёму. Тишина начала напрягать, так что я скрестила ноги. Экран ноутбука выключился, оставляя в комнате только приглушённый свет ночника.
— Может, я ещё вернусь. — сказал Айзек напряжённо, — И тогда заберу... или вообще не заберу.
Я провела ладонью по фляге и положила её подальше. Пусть останется, но предложение звучало неоднозначно.
Вернётся? Когда? И что это значит?
— Ты поедешь завтра к нам на барбекю? — он продолжил, глядя куда-то в сторону окна.
— Мне никто не говорил о барбекю.
— Я только что пригласил Ричарда, отец давно хотел опробовать новый гриль. А ещё ты понравилась маме. Она планирует показать тебе свою библиотеку. Ты же не против моей семьи, правда, Альма?
Я не знала, как реагировать. Радоваться? Смущаться? Или задаться вопросом, зачем он всё это говорит. Но звучало это так, будто он пробует прочувствовать, как я вписываюсь в их быт.
— Не против. И если папа поедет, то и я поеду. — теперь я, вероятно, звучала отрешённо, и ужасно хотела прекратить строить из себя недотрогу.
Только вот в моей комнате всё это выглядело до ужаса интимным. Айзек, вновь в футболке и с повязанной на бёдра курткой, напоминал мне вечеринку Доусона. Будто тогда в разговоре с Митчем я что-то упустила. Или сейчас упускаю?
Айзек смотрит на меня с ожиданием, но без агрессии или напора. В нём так мало эмоций сейчас, что я поднимаюсь с места и, поправив чёлку, подхожу к окну. Приходится открыть его, чтобы впустить немного свежего воздуха.
— Или всё дело в Ричарде? Ты согласилась только из-за него?
— Сначала — да, — я пожала плечами, — А теперь уже не знаю. Всё это ужасно странно...
— Странно? Что именно странно?
— Ты пригрозил Тиму. Провёл пальцем у горла, зачем?
По спине прошлась волна мурашек, ведь Айзек впервые широко улыбнулся, обнажая чуть острые клыки зубов. Улыбка эта выглядела почти плотоядно. Его безумно радовало, что я упомянула.
Значит, Тим не врал.
Боже.
— Мы были знакомы всего несколько часов. Зачем ты припугнул его?
— В шутку.
— А чего смешного?
— То, какое лицо он скорчил. За то он не сможет тебя обидеть. Ни-ког-да.
— Он и не обижал.
Теперь я вообще не знала, как себя вести. То, что возникло между нами, пока шёл фильм, не шло ни в какое сравнение с напряжением, которое я испытывала сейчас.
Айзек подошёл ближе, немного застыв перед тем, как коснуться моих волос. Я прикрыла глаза и промычала, но он не отступил. Его пальцы легко убрали прядь за ухо, точно так же, как в прошлый раз.
— Я не трону твоего друга. И не собирался. Просто тогда мне было чертовски плохо, и захотелось пощекотать кому-нибудь нервы. А Тим был как раз рядом. И очень мило с тобой общался.
— Если я завтра приеду, то ты будешь со мной также дружелюбен, как и при родителях? Или стоит им отойти, и пригрозишь мне ножом?
— Я не стану тебе угрожать. Обещаю.
Было странно ощущать тепло его ладони на затылке, но и двинуться я не смогла. Просто смотрела на него, выглядывая хоть что-то в расслабленном полупьяном лице. Он сгребал волосы, сжимал их легко и с каким-то придыханием.
— Приезжай. А я покажу тебе свои капканы.
— Какие ещё...?
— Капканы вокруг дома, — спокойно перебил он, немного ухмыльнувшись, будто объяснял что-то несмышлённому ребёнку, — Для безопасности.
— Завтра решу.
Он опустил руку, а я глубоко вдохнула, рассеивая собственные переживания. Послышались шаги и голос отца:
— Айзек, тебя довезти?
— Да, сэр, было бы неплохо, — ответил он, касаясь ручки двери, а потом повернулся ко мне, — Спокойной ночи, Альма.
