Дети лечебницы Квин

Сквозь сон я слышу едва уловимый протяжный гул. Спасаюсь от него, набрасывая одеяло на голову. Назойливый звук пропадает, чтобы потом резким сигналом подбросить меня с кровати. Я мгновенно вскакиваю, протирая сонные глаза.

Господи, да что это такое? Сирена продолжает реветь, бешеным сигналом оповещая об... опасности? Что происходит? Мои пальцы начинают холодеть, когда я вспоминаю, как одним морозным утром меня и других детей вывели из школы в одной форме. Куча детей, стремящихся на выход и сталкивающихся друг с другом в узких проходах. Суета, звон в ушах и холод... Подозрение поджога. Но пожар так и не произошёл, произошёл лишь жуткий непрекращающийся насморк после того случая.

За дверью слышен топот ног, потасовка и голоса... Чувствую, как этот поток скользит вниз по лестнице, по которой я поднималась вчера с мисс Штейн. Не знаю, что там происходит, но понимаю, нужно бежать. Переодеваться и расчёсываться времени нет. В страхе хватаю Пейна и выбегаю в коридор. Дети... Десятки детей быстрым шагом идут в сторону выхода на лестницу организованными группами. Я врываюсь в этот порядок, в панике начиная перебегать от одного подростка к другому.

– В здании пожар? – обращаюсь я, но никто не отвечает, проходя мимо. – Пожар? Пожар? – повторяю, словно заведённая, каждому из них.

– Смешная пижама! – вдруг говорит один из мальчиков, пряча смешок.

Группа девочек перешёптывается, стреляя глазами в мою сторону. Но большинство вовсе не обращает внимания, продолжая идти. Что-то здесь не так. Почему они выглядят такими...спокойными? И тут я замечаю, что все они одеты. Ни на одном из подростков нет нижнего белья и тапочек.

– Ты новенькая? – моё плечо утыкается в грудь темноволосого мальчика, и я испуганно поднимаю на него глаза.

– А?.. да, – отвечаю, тушуясь. Как, должно быть, глупо я выгляжу.

– Это просто созыв в столовую. Ничего, здесь первый раз все такие, – шепчет он.

И я чувствую себя дурой. Точно. «Тебя предупредят». Разве не об этом говорила вчера мисс Штейн?

– Мне тоже какое–то время было не по себе от этого гула, но ты привыкнешь, – говорит мальчишка.

Его голос такой мягкий и обволакивающий, что я расслабляюсь. Я следую за этим мальчиком, пока нас не поглощает широкая дверь, из–за которой доносится запах каши и чая с сахаром. На столах уже расставлена еда, и подростки быстро группируются, занимая свободные места за отполированными белыми столами. Я мечусь между ними, не зная, куда присесть, и больше всего хочу вернуться обратно к себе в комнату. Стоит мне только подойти к столу, как на стул садится кто-то более шустрый. Но на моё счастье, замечаю ряд свободных столиков возле стены и, облегченно вздохнув, приземляюсь на стул.

– Тебе не стоит здесь сидеть, – подходит ко мне тот самый темноволосый мальчик из коридора. – Если хочешь, можешь сесть за мой стол.

– Почему? – спрашиваю я, послушно пересаживаясь.

Но мой новый знакомый не отвечает, хватая с тарелки хлеб и аккуратно размазывая по ломтику масло.

– Из–за других, – бросает он, принимаясь за кашу. Будто это слово может что–то разъяснить. – Кстати, забавная игрушка, – прибавляет парень.

– Ага, – соглашаюсь я. Только он вовсе не игрушка.

Мне почему–то становится неловко из–за того, что я здесь с моим котом. В первый же день. В пижаме. Это смущает. На что мой кот закатывает глаза, и я слышу, как неодобрительно он ворчит, читая мои мысли.

Поднимая ложку, искоса пялюсь на своего соседа по столику. Такой аккуратный в своём фиолетовом джемпере, застёгнутом на все пуговицы, будто утром мама собирала. Уверена, если загляну под стол, его туфли будут начищены до блеска. Сидит, выпрямив спину, и держит ложку так бережно, словно она из стекла. Аккуратно зачёрпывает овсянку и отправляет в рот. Из–за этого я вновь чувствую себя недотёпой в своей старой пижаме в горох.

Пока я смотрю на него, комок каши вдруг падает мне прямо на колени. Я быстро засовываю пустую ложку в рот, беру салфетку и стараюсь незаметно собрать овсянку с шорт. Вот растяпа! Пейн фыркает – и больше я не смотрю в сторону мальчика. Мы молча едим, а потом выходим вслед за остальными.

На выходе ребята получают витамины. Все, кроме меня, потому что моё лечение ещё не назначено. Большая группа начинает расползаться на несколько маленьких, и я следую за самой многочисленной, попадая в просторный зал. По всему помещению расставлены деревянные стулья, стоит большой книжный шкаф, примыкающий к стенке и скрывающий письменный стол, несколько коробок с игрушками, а в самом дальнем конце комнаты – телевизор. Окна задрапированы точно также, как и в моей комнате, плотная ткань не даёт пробиться свету, и зал освещают несколько продолговатых ламп.

Самые шустрые спешат занять место у телевизора, остальные просто рассаживаются на полу. Я занимаю место в углу в роли молчаливого наблюдателя. Это не школа, здесь нельзя сразу понять, кто лузер, а кто – элита.

– Вон та банда у телика – с ними лучше не связываться; те, возле шкафа, – неплохие ребята; и вон те тоже – на подоконнике с монополией, – мальчик из столовой неожиданно появляется возле меня, заставляя вздрогнуть. – Алан, – протягивает он мне ладонь.

– Иветта, но ты можешь звать меня просто Ив, – неуверенно пожимаю его руку и отмечаю, какая холодная и тонкая у него кисть.

Он присаживается рядом, приглаживая каштановые волосы.

– Невесело тут, да? – скорее утвердительно, чем вопросительно говорит мальчик, не дожидаясь моего ответа. – Здесь из всех развлечений только телик, да процедуры, ну, прогулка там, тихий час. Единственное что – уроков нет.

– Алан, а какие здесь процедуры? – почему–то перехожу на шепот я.

– У каждого свои. Ты сама узнаешь, после тестов... – последние слова мальчик произносит приглушённым голосом, будто боясь, что его ещё раз заставят их проходить. – Сейчас увидишь, они вновь поставят «Хулиганов и ботанов», – переводит тему Алан и кивает в сторону ребят постарше у телика. – Будто здесь нет других кассет, – фыркает он. – Например, сериал «Беверли Хиллз 9001». Тебе он нравится?

– Да, очень, – отвечаю я, хотя «Хулиганы и ботаны» нравятся мне куда больше. – А почему никто к ним не подойдёт и не попросит поменять кассету?

– Ты серьёзно? – морщит лоб мальчик, а потом вновь смотрит на меня, как учитель, задавший вопрос на уроке, всем своим видом показывающий, что ты дала неверный ответ. – Да лучше уж пересматривать это по четвёртому кругу, чем связываться с ними, – хмыкает он.

– Я всё же попробую.

Конечно, мне не так нравится «Беверли Хиллз 9001», но мне хочется сделать что–то для моего нового знакомого. Поэтому я поднимаюсь и решительно иду в сторону группы подростков у телевизора, не обращая внимание на то, как Алан шипит в мою сторону, пытаясь меня остановить. Мой плюшевый кот, похоже, тоже не в восторге от моей затеи: скребёт себе мягкими лапами по деревянному сиденью стула. Но здесь никто меня не знает, Пейн. Здесь не школа, и я, наконец–то, могу перестать быть Жирафихой Ив.

Хоть на моих ногах тапочки, я отчетливо слышу каждый свой шаг. Один... два... три... пятнадцать... Чем ближе подхожу, тем меньше остается решимости. Я даже перестаю казаться себе высокой, словно мой рост сминают под собой комментирующие сериал голоса. Оказавшись перед ними, я чувствую себя ребёнком, оставленным мамой «подождать» перед кассой, чья очередь подошла к концу.

И с чего я вообще решила, что эти парни не такие, как в моей школе? Одни их очертания вселяют страх: широкая спина с толстой шеей и короткостриженым затылком, покатые плечи со спадающими на них длинными чёрными волосами, сутулость под ершистым загривком с торчащими лопатками, выпирающими из–под белой майки... Мне становится не по себе. «Стоит тебе открыть рот, Ив, как они раздавят тебя, будто кузнечика на тонких длинных лапках», – мысленно слышу я Пейна, и думаю было повернуть обратно, как вдруг... громко чихаю.

Подростки мгновенно оборачиваются, смеривая меня насмешливыми взглядами. Нет, Ив, не поворачивай. Ты должна им сказать. Пытаюсь выдавить хоть что–то, но вместо слов раздается лишь хрип. Мне кажется, я даже зажмуриваюсь от страха перед тем, как, заикаясь, всё же произнести:

– Ребята, может, посмотрим другой сериал?

Мой голос звучит так тонко, словно я говорю через игрушечную свистульку.

– Чего–чего? – переспрашивает один из них, здоровяк с обритыми волосами. – Ты разве не видишь, что мы тут уже смотрим? Не пошла бы ты отсюда... – он смотрит на мою ночнушку и добавляет, – гороховая...

На последних словах вся банда разом прыскает от смеха. Слыша их смех, я вновь переношу себя в свою школу. И мне хочется провалиться под землю. Всё будет по–другому, да? И, словно насмехаясь над моим положением, к нашему разговору начинают прислушиваться другие дети, оторвавшиеся от своих занятий.

– Вы только посмотрите на эту чудачку! Похоже, ей надо что–то делать не только с этими дурацкими шортами, но и с волосами, – тычет в меня пальцем сутулый подросток с пшеничными волосами.

Я касаюсь своих тонких растрепавшихся белёсых волос и краснею. Мои ступни поворачиваются в сторону, готовые бежать от этого позора куда подальше, а в голове раздаётся: «Это твой последний шанс, Ив, покажи, кто ты, чтобы к тебе относились не так, как в школе. Боже, ну ответь же им!»

– Вы каждый день смотрите одно и тоже, – срывающимся голосом говорю я, не веря сама себе. – Другие ребята тоже хотят посмотреть что–то своё. Не против, если включу «Беверли Хиллз 9001»?

Я замечаю кассету с нужной надписью на полке и указываю на неё.

– Серьёзно? – фыркает другой парень.

Его руки, начиная от самых кончиков пальцев, сплошь покрыты рисунками, нарисованными чёрной гелиевой ручкой. Звезды и планеты переплетаются с черепами, сердцами и разными предметами, рассмотреть которые я не успеваю.

– Хэй, кто–то тут хочет посмотреть «Беверли Хиллз 9001»? – громко спрашивает парень, но никто не спешит отвечать. – Ну, скажите «да», если так! – вызывающе произносит он, разводя руками в стороны, и победоносно глядя на меня. Посмотри, мол, кому твой сериал сдался.

Стоит гробовая тишина, и я высматриваю глазами Алана, кусая губы и рассчитывая хотя бы на его поддержку.

– Вообще–то, она права, – в другом конце комнаты, словно из ниоткуда, раздаётся чей–то тихий голос. – Никто не против посмотреть что–нибудь другое. Да, ребят?

В воздухе на секунду виснет тишина, пока не раздаётся следующее «да». Это слово начинает робкими голосами раздаваться с разных уголков комнаты. «Да–да–да!» Я ликую. Мне даже кажется, что среди них слышится голос Алана, пока все они не перерастают в общий более сильный гул.

Улыбка не успевает расползтись по моему лицу, мгновенно потухая под взглядом длинноволосого парня. Вся компания заметно напрягается и начинает глазами выискивать, кто посмел это сказать. Их руки сжимаются в кулаки, и мне становится не по себе. Я чувствую, как по лбу катится капелька пота, разбиваясь о переносицу. В первый же день, Ив, ты умудрилась влипнуть в первый же день. Будто утра было мало.

Мои зрачки в ужасе расширились, когда самый большой парень из банды стал подниматься с подушки, но тут на моё плечо опустилась рука. Я в страхе подпрыгнула, после чего испуганно обернулась.

– Ив, пора идти на тесты, – ласково сообщила медсестра.

В этом момент меня начинает переполнять такое счастье, что перехватывает дыхание и вместо слов раздаётся бульканье. Женщина с пронзительными серыми глазами вопросительно смотрит на меня и, принимая эти звуки за отказ, пытается уговорить:

– Это ненадолго. Вы тут сериал собрались смотреть? Я слышала. «Беверли Хиллз». Думаю, ты не против, если ребята начнут без тебя.

Мне становится легче, и я киваю.

– Итан, включай.

Длинноволосый парень с нескрываемой злостью берет кассету и показушно вставляет в видеоплейер. На экране загорается заставка и слышатся первые звуки знакомой мелодии.

– Досмотришь, когда вернёшься, – медсестра берёт меня за руку, которую мне бы, может, и сломали, если бы она не пришла.

Кажется, будто я чувствую эмоциональный накал комнаты чуть ли не на физическом уровне: как мою спину сначала бьют, а потом гладят; злоба той банды парней и благодарность других детей.