Глава 12. Дом слышит
Они сидели на полу гостиной — Нэйт и Кэм — среди старых, покрытых пылью бумаг, обломков мебели и рваных страниц дневника.
Огонь в камине тлел ленивыми искрами, отбрасывая на стены длинные дрожащие тени.
Дом, казалось, дышал рядом с ними: тяжело, прерывисто, как больной зверь.
На полу между ними лежала единственная свеча. Её тусклый свет не разгонял тьму — только подчеркивал её.
— С чего начнём? — хрипло спросил Кэм, ломая хлебную корку, найденную в припасах Нэйта.
Нэйт молчал.
Он водил пальцами по старым листам, пересчитывая страницы дневника Эли, выискивая в каракулях подсказки, которых прежде не замечал.
Все кусочки истории теперь складывались в странную, тревожную картину: исчезновения, забытые им самим моменты, ощущение, будто часть его души оставалась в этом доме задолго до того, как он сюда приехал.
— Надо найти остальное, — наконец сказал он. Голос звучал глухо. — Дневник не полон. Какие-то записи утеряны. Или спрятаны.
Кэм кивнул.
— Думаешь, они где-то здесь?
Нэйт взглянул на него. Лицо Кэма было полутенью, но в глазах отражалась всё та же смесь страха и решимости.
— Дом не отпустит их, — сказал Нэйт. — Он держит всё, что ему дорого. И всё, что ему нужно.
Кэм криво усмехнулся.
— Словно живой.
— Он и есть живой, — тихо ответил Нэйт. — Только мы слишком долго притворялись, что не видим.
Треснул полено в камине. Пламя взметнулось, на мгновение осветив комнату. И в этом кратком всполохе Нэйт увидел: на дальнем книжном шкафу, между облупившимися томами и сваленными в кучу журналами, что-то блеснуло.
Он вскочил, шагнул через ковер, ощущая, как холод ползёт от пола к ступням.
Пальцы нащупали узкую щель между досками шкафа.
Там, за гнилым деревом, спрятался маленький, скрученный в трубочку листок.
Нэйт осторожно вытянул его, чувствуя, как дрожат руки.
На бумаге была только одна фраза, написанная спешно, почти неразборчиво:
"Слушай стены. Они говорят правду."
Он обернулся к Кэму.
Тот встал, мрачный, настороженный.
— Что там?
Нэйт молча протянул ему находку.
Кэм прочёл и побледнел.
— Это место... оно тебя меняет. — Его голос стал тише. — Здесь нельзя полагаться только на разум. Только на факты.
Он прошёлся взглядом по комнате.
Теперь, зная, куда смотреть, тени за книгами казались более густыми. Угол между шкафом и стеной выглядел... глубже, чем должен был быть.
— Похоже, придётся слушать. — Нэйт заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась мёртвой.
Они начали обследовать дом.
Медленно, тщательно, прислушиваясь не к звукам, а к их отсутствию. К колебаниям воздуха. К шорохам, которые могли быть ветром... а могли быть чем-то другим.
Порой им казалось, что где-то за стенами кто-то ходит.
Тяжёлые шаги. Едва слышные вздохи.
— Здесь, — прошептал Кэм однажды, указывая на угол под лестницей.
Они отодвинули старый ящик. За ним обнаружилась панель, странно выпуклая, будто под ней скрывалось что-то ещё.
Нэйт приложил ухо к дереву.
Сначала — тишина.
А потом...
Едва различимый, едва существующий голос:
"Ищи под кроватью..."
Нэйт резко отпрянул, сердце стучало где-то в горле.
Кэм бледно посмотрел на него:
— Ты тоже это слышал?
Нэйт кивнул.
— Пошли наверх.
---
На втором этаже стояла почти полная темнота.
Они зажгли ещё одну свечу. Пламя извивалось в их руках, словно от ветра — хотя окна были плотно закрыты.
Спальня, куда они вошли, пахла сыростью и старыми тканями.
Нэйт подошёл к кровати. Стянул с неё промокшее от времени покрывало.
— Помоги.
Кэм, не говоря ни слова, присел на корточки и вместе с Нэйтом начал приподнимать тяжёлую деревянную раму.
Под кроватью — ничего.
Только пыль, несколько осколков дерева... и маленькая металлическая коробка, застрявшая между досками пола.
Нэйт осторожно достал её. Крышка покрылась ржавчиной, но поддалась.
Внутри — ещё несколько листов дневника.
И маленький медальон на чёрной, истёртой цепочке.
Он открыл его.
Внутри — выцветшая фотография.
Эли.
И он сам.
Стоят у этого дома... только дом выглядел иначе. Моложе. Здоровее.
— Ты это помнишь? — спросил Кэм, заглядывая через плечо.
Нэйт покачал головой.
Нет.
Этого не было. Или было... слишком давно.
Он чувствовал, как шевелится что-то внутри него. Словно в его памяти открывалась трещина.
И дом, этот проклятый дом, слушал их.
И улыбался в темноте.