10
Перспектива Мираль
— Ты даже не пытаешься понять, как мне больно! — кричу я, чувствуя, как голос срывается. — Ты говоришь мне жить, но не слушаешь, что это невозможно!
Маркус стоит напротив меня, как каменная стена. Его лицо всё такое же непроницаемое, но в его глазах что-то вспыхивает, как огонь, готовый разрушить всё на своём пути.
— Ты не смеешь говорить об этом, Мираль. Не смеешь даже думать. Ты не понимаешь, что эти мысли — это не выбор. Это слабость. А ты не слабая.
— Ты решил, что знаешь, кто я? — я делаю шаг вперёд, бросая ему вызов. — Ты решил, что можешь говорить мне, что чувствовать? Что чувствовать, когда я смотрю на себя в зеркало и вижу лишь пустоту?
— Твои чувства не имеют значения, когда речь идёт о том, чтобы выжить, — его голос низкий, хриплый от сдерживаемого гнева. — Ты не знаешь, каково это — потерять тебя. И я не позволю тебе сделать это со мной.
— Всё только о тебе, да? — я почти смеюсь, но смех выходит горьким и надломленным. — Ты говоришь, что не можешь потерять меня. А ты хоть раз подумал, что я уже потеряла себя?
Его руки сжимаются в кулаки, но он делает шаг ко мне, сокращая расстояние между нами до того, что я могу почувствовать тепло его тела.
— Мираль, ты не понимаешь, — его голос становится тише, почти угрожающе мягким. — Если я потеряю тебя, то потеряю всё.
— Тогда почему ты даже не пытаешься узнать, что я чувствую? Почему ты ведёшь себя так, будто я вещь, которую можно удержать силой?
Я чувствую, как внутри меня всё кипит. Гнев, боль, обида — всё смешивается в один яростный вихрь. Я не могу больше это сдерживать.
— Потому что ты моя, чёрт побери! — он схватывает меня за плечи, заставляя смотреть прямо в его глаза. — И если мне нужно быть жестоким, чтобы ты это поняла, я буду жестоким.
Я резко отталкиваю его, хотя он почти не двигается. Моё тело дрожит от напряжения.
— Ты эгоист, Маркус. Ты думаешь только о себе! Ты хочешь меня удержать, потому что боишься одиночества, но тебе плевать, что я чувствую.
— Ты думаешь, мне плевать? — он снова приближается, и его голос становится чуть громче. — Если бы мне было плевать, я бы оставил тебя там, где нашёл. Я бы не тратил свои силы, пытаясь спасти тебя от самой себя.
Я открываю рот, чтобы ответить, но он резко притягивает меня к себе. Его губы встречаются с моими — грубо, почти болезненно. Это не нежный поцелуй, а столкновение эмоций, настолько яростное, что я задыхаюсь.
Я пытаюсь отстраниться, но его руки крепко держат меня. Я чувствую, как мой гнев смешивается с его, превращаясь во что-то совершенно иное.
— Отпусти меня, — выдыхаю я, но голос звучит неубедительно.
— Никогда, — его голос звучит низко, почти угрожающе.
Его руки скользят по моей талии, прижимая меня ещё ближе. Я чувствую, как его тело напрягается, а его дыхание становится тяжелее.
— Ты можешь злиться на меня сколько угодно, — говорит он, его губы касаются моего уха. — Но ты никогда не уйдёшь от меня, Мираль. Я не позволю.
Я снова пытаюсь что-то сказать, но слова тонут в его поцелуе. На этот раз он мягче, но в нём всё ещё чувствуется та же необузданная сила.
Я чувствую, как мои колени подгибаются, но он держит меня так крепко, что я не могу упасть. Моя злость постепенно уступает место чему-то другому — горячей волне, накрывающей меня с головой.
Его руки скользят по моей спине, находя каждую точку, где я чувствую напряжение. Он медленно, но уверенно стирает расстояние между нами, заставляя забыть обо всём, кроме его прикосновений.
— Я ненавижу тебя, — шепчу я, чувствуя, как моё сердце бьётся слишком быстро.
— Ненавидь, если хочешь, — отвечает он, его голос звучит как хриплый шёпот. — Но оставайся.
Его губы находят мою шею, оставляя горячий след. Моё тело предаёт меня, откликаясь на каждое его движение. Я больше не знаю, где заканчивается моя злость и начинается его страсть.
В этот момент кажется, что всё, что между нами, — это не слова, а чувства, которые невозможно описать. Гнев, боль, страсть — всё сливается в одно, делая нас единым целым.
Его руки уже не были грубыми, но всё ещё оставались настойчивыми, изучая каждую линию моего тела. Тепло его ладоней обжигало, оставляя на коже неощутимые следы. Он двигался так, будто боялся что-то упустить, будто каждая секунда была на вес золота.
Я не могла сопротивляться — да и не хотела. Его прикосновения уносили меня куда-то далеко от боли и гнева, оставляя только нас двоих в этом мгновении.
Маркус крепче обнял меня, его губы жадно искали мои. Они были горячими, требовательными, но в то же время нежными. Каждое его прикосновение было словно обещание, что я не одна, что он здесь — весь, без остатка.
Моё тело отвечало на его страсть, забывая о гневе, боли, страхе. Я чувствовала только его — его силу, его желание, его заботу. Его руки скользнули вниз, медленно, почти дразня, оставляя за собой огонь.
Его дыхание стало неровным, как и моё. Всё вокруг будто перестало существовать, остались только наши переплетённые тела. Я ощущала, как его движения становятся всё более уверенными, всё более жадными, словно он хотел доказать что-то не мне, а себе.
Он поднял меня, заставив обхватить его талию ногами, и осторожно опустил нас на постель. Его губы продолжали исследовать мою кожу, оставляя невидимые отметки. Я зарылась пальцами в его волосы, притягивая его ближе, как будто между нами всё ещё оставалось недостаточно места.
Время потеряло значение. Каждый его жест был наполнен заботой, но за ней скрывалась неукротимая страсть. Я чувствовала, как он отдаётся этому моменту полностью, словно всё остальное не имеет значения.
Его движения во мне сводили меня с ума, как только могла выгибалась в спине чтобы пустить его глубже. Страсть кипела, стона наполнили комнату давая понять что это просто так не закончится. Я хочу его еще сильнее чем раньше, сердце не слушается а тело предательски ему отдаться.
Мы упали рядом, его руки крепко обвивали меня, словно он боялся, что я исчезну. Я прижалась к нему, чувствуя, как его сердце бешено стучит.
— Я люблю тебя, Мираль, — прошептал он, его голос был полон искренности.
Я молчала. Не потому, что не знала, что ответить, а потому, что не могла. Все слова казались слишком слабыми, чтобы передать то, что я чувствую. Я уткнулась носом в его грудь, вдыхая его запах, и почувствовала, как меня накрывает тепло.
Его пальцы осторожно скользили по моим волосам, успокаивая. Я слушала ровное биение его сердца, пока глаза медленно закрывались.
Он снова что-то сказал, но я уже не слышала. Вместо этого я уснула, чувствуя себя в безопасности — впервые за долгое время.
Перспектива Маркуса
Я проснулся внезапно, словно кто-то вырвал меня из сна ледяным прикосновением. Комната была погружена в темноту, но что-то было не так. Я чувствовал её отсутствие ещё до того, как открыл глаза. Протянул руку к тому месту, где она должна была быть, но пальцы коснулись только прохладной простыни. Её запах всё ещё витал в воздухе, но сама она исчезла.
В груди закололо тревожное чувство. Я сел, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Может, она просто вышла? Но почему я не услышал? Всё внутри меня кричало, что что-то не так. Мираль была слишком ранимая, слишком упрямая, чтобы просто оставить это так. Я сорвал с себя одеяло и быстро поднялся, пробегая взглядом по комнате. Телефон, ключи, её вещи — всё оставалось на месте. Но её самой не было.
Паника начала нарастать, превращаясь в раскалённую волну, сжимающую грудь. Я выбежал в коридор босиком, даже не замечая холода мраморного пола. Охранники стояли в тени у двери моего номера. Их лица отразили испуг, когда я приблизился.
— Где она? — мой голос прозвучал хрипло, но твёрдо.
Они переглянулись, явно не понимая, о чём я. Это только разозлило меня сильнее.
— Мираль! Где она? Почему её нет в номере? — Голос стал громче, резче.
Один из них, видимо, старший, шагнул вперёд. Его лицо было бледным.
— Господин, она... она ушла.
— Ушла? — я впился в него взглядом, с трудом удерживая себя от того, чтобы не схватить за воротник. — Куда?!
— В особняк семьи Кара. С Хаканом. Он сказал, что ей нужна помощь.
Мой мозг будто закипел. Особняк? Сейчас? Ночью? Я представил её там — одну, среди этих мрачных стен, которые она ненавидела. С Хаканом? Почему он её отпустил? Чёрт бы побрал этого турка и его благоразумие!
— Почему вы её отпустили?! — Я шагнул к охраннику, и тот слегка отступил.
— Она настояла, господин. Она была... решительна.
Решительна. Это слово лишь разожгло мой гнев. Решительна — значит, вновь решила действовать на эмоциях. Может, у неё был какой-то план, но я не мог допустить, чтобы её эмоции взяли верх, как раньше.
— Подготовьте машину, — бросил я, с трудом сдерживаясь, чтобы не рявкнуть.
Я вернулся в номер и быстро накинул рубашку и брюки, даже не застёгивая пуговицы до конца. Мозг работал на пределе. Почему она ушла? Что ей нужно в этом доме? Ответы не приходили, только тревога накатывала с новой силой.
Когда машина была готова, я сел на переднее сиденье, не теряя времени на разговоры. Дорога была пустынной, но каждый километр казался мне бесконечным. Я не мог избавиться от образа Мираль, стоящей в особняке Кара одна, сражающейся с чем-то из своего прошлого. Или с самой собой.
Я стиснул кулаки, пока машина мчалась по тёмным улицам. Её глупая смелость и непредсказуемость сводили меня с ума. Но это была она. Её упрямство, её борьба — это то, что я любил.
И я не позволю ей уничтожить себя. Не сейчас. Не со мной рядом.
Когда мы подъехали к особняку Кара, я ощутил странную тяжесть в воздухе, словно само это место было пропитано болью. Старое здание возвышалось в темноте, напоминающее запущенный склеп, где мертвы не только люди, но и воспоминания.
Я жестом приказал охранникам остановиться у ворот и двинулся дальше почти бесшумно. Замок на воротах уже был сорван, и это только усилило тревогу.
На территории было темно и холодно, и единственным звуком был шорох сухих листьев под ногами. Внезапно я услышал голоса. Турецкая речь. Прислушался, но ничего не понял. Но одно стало ясно — среди этих голосов был её. Тихий плач, едва слышный, будто она пыталась сдержаться, но не смогла.
Кровь застыла в жилах. Я знал этот плач. Слишком часто он звучал в её снах.
— Ждите здесь, — бросил я охранникам, не оглядываясь, и шагнул в темноту особняка.
Внутри было ещё холоднее, чем снаружи. Запах пыли и сырости смешивался с гнетущей тишиной. Комнаты зияли пустотой, стены хранили только тени прошлого. Я двигался вперёд, почти наугад, пока её плач не вывел меня к большой комнате с прозрачным стеклянным полом.
Я остановился в дверях. Мираль сидела в центре комнаты, сжавшись в комок. Лунный свет пробивался через стекло, отражая её хрупкую фигуру. Она казалась ещё меньше, ещё беззащитнее, чем когда-либо.
Не тратя времени, я отослал охрану, не позволяя никому войти. Этот момент принадлежал только нам.
Подойдя к ней, я сел на пол позади неё и медленно, чтобы не напугать, обнял её за плечи. Её тело напряглось, как струна, но лишь на мгновение. Она узнала меня.
Мираль прижалась ко мне спиной, продолжая всхлипывать. Я чувствовал, как её слёзы мокрыми пятнами проступают на моей рубашке, но это было неважно.
— Всё позади, — тихо сказал я, прижимая её ближе.
Она ничего не ответила. Только сжала мою руку, словно искала в ней опору, которая всё это время была недоступна. Её дыхание постепенно замедлилось, но слёзы не прекращались.
Мы так и сидели, молча, на холодном полу. Я не задавал вопросов, не требовал объяснений. Сейчас ей нужно было только одно — чтобы я был рядом.
Перспектива Мираль
Сквозь пелену слёз и обрывков воспоминаний я едва различала тепло рук Маркуса, обнимающих меня сзади. Его прикосновение было тихим, но весомым. Как будто он пытался удержать меня в реальности, которая давно потеряла для меня смысл.
Его ровное дыхание за спиной словно перекрывал шум голосов прошлого, которые звучали в моей голове. Эти стены, стеклянный пол подо мной, даже лунный свет, падающий сквозь разбитые окна, — всё напоминало мне о доме, которого больше нет.
Я вытерла лицо ладонью, но слёзы продолжали катиться. Они уже не приносили облегчения, только выжигали меня изнутри.
— Мираль... — Маркус заговорил тихо, словно боялся, что слова сломают меня окончательно.
Я подняла голову, но не повернулась. Не могла. Его тепло, его близость сейчас были единственным, что держало меня на поверхности, но я знала, что этого мало.
— Они... все мертвы, — прошептала я, голос сорвался. — Их больше нет.
Он молчал. Я знала, что он не скажет «мне жаль». Не предложит забыть, не попытается убедить, что время лечит. Маркус был умнее. Он знал, что такие слова ничего не стоят.
— А я... — продолжила я, чувствуя, как внутри всё кипит. — Я жива. Но внутри... внутри я мертва.
Я повернулась к нему, наконец встретившись с его взглядом. В его глазах не было жалости. Только напряжённая, выжидающая тишина.
— Ты сказал, что любишь меня. Но как ты можешь любить то, что уже не живёт? Как ты можешь любить призрак?
Его руки сжались на моих плечах, но он молчал.
— Они гниют в земле, Маркус. А те, кто это сделал, всё ещё дышат. Всё ещё ходят по этой земле, будто ничего не случилось. А я? Я здесь. Я существую, но не живу.
Я сделала глубокий вдох, чтобы проглотить ком в горле.
— Помоги мне, Маркус, — прошептала я, впиваясь в его взгляд. — Помоги мне вернуть им то, что они сделали со мной.
— Что ты хочешь? — Его голос был низким, почти рычащим.
— Я хочу, чтобы они почувствовали то, что чувствую я. Чтобы они потеряли всё. Семью, дом, надежду. Ты можешь это сделать. Ты знаешь, что можешь.
Его взгляд стал холодным, но в нём была искра, которую я раньше не замечала. Он наклонился ближе, его лоб коснулся моего.
— Ты уверена? — спросил он, его голос был тихим, но напряжённым, как натянутая струна.
Я закрыла глаза, чувствуя, как гнев и боль накрывают меня волной.
— Я уверена.
Маркус долго молчал. Я чувствовала, как он борется с чем-то внутри себя, но в конце концов его руки снова сжали меня сильнее.
— Тогда они заплатят, — сказал он наконец, его голос был твёрдым, как сталь. — За всё.
И в этот момент я впервые за долгое время почувствовала, что внутри меня разгорается слабое пламя. Не надежда, нет. Но цель.