Крылья

На следующий день Субин чувствовала себя как зомби. Она не хотела верить Доёну, но не могла выбросить из головы его слова. «А вдруг это правда?... Да ты что, с ума сошла? Дура!» И так по кругу, снова и снова.

Чан несколько раз пытался поймать ее в коридоре; она едва успевала прошмыгнуть в кабинет.

На биологии они встретились.

Чан тут же занял свое обычное место — рядом с ней.

— Что стряслось? — спросил он и шепотом добавил: — Цветок разрастается?

Она покачала головой и закрылась от него волосами, как стеной.

Пока одноклассники шумно рассаживались по местам, Чан подвинулся ближе.

— Субин, ты должна со мной поговорить. Нельзя держать все в себе, а то спятишь.

— He могу... — В горле встал ком, и она всхлипнула. — Не могу сейчас разговаривать.

Чан посмотрел на вошедшего в класс учителя Пака и прошептал:

— Давай после школы?

Субин кивнула и попыталась стереть слезы, не привлекая к себе внимания.

Чан похлопал ее по ноге под партой и принялся рисовать каракули в тетрадке.

День тянулся бесконечно, и Субин мучили сомнения: зачем она пообещала рассказать Чану? Нет, все-таки здорово, что ему можно довериться... Но с чего начать? Просто подойти и заявить: «Представляешь, я — мифическое создание»?

— Нет, ерунда, я человек, — тихо прошептала Субин.

Вот только убедиться в этом до конца она не могла.

После школы они с Чаном пошли к нему домой. Чан, похоже, чувствовал, что она не готова к разговору, и вопросов не задавал.

Помогая Субин перелезть через забор, он был особенно аккуратен и постарался не задеть цветок. Она спрыгнула, схватившись за его руки, но Чан не убрал их, даже когда она благополучно приземлилась.

Субин неудержимо захотела прижаться к его груди и забыть об этой нелепице. Чан смотрел на нее не мигая, пока она не заставила себя отвернуться.

— Сюда, — сказал он, ведя ее к дереву.

Субин запрокинула голову и посмотрела на густые кроны. Наступил октябрь, и листья были в самой красе: оранжево-алые по краям (некоторые ветки оделись в желтое и светло-коричневое), зеленые в середине. От такой пестроты лес стал очень красивый, но Субин было грустно видеть, как зелень проигрывает битву более ярким цветам.

Это навело ее на мысли о собственном цветке. Он тоже медленно умрет, как эти листья?

«А больно будет?» — подумала Субин, внезапно испугавшись. Даже если будет, нестрашно: лишь бы исчез. Однако Доён сказал, что в следующем году вырастет новый. Субин все же не теряла надежды, что большая часть сказанного им было правдой. А вот остальное. Непрошеные мысли сами лезли в голову. И как Субин ни боялась это признать, дело было вовсе не в странности происходящего, а в самом Доёне. Он ее потряс, пробудил в ней чувства, каких она прежде не испытывала. Это острое влечение к незнакомому человеку... Такое с ней было впервые. Ощущения непривычные, будоражащие — и страшноватые. Субин теряла контроль над частью себя и не знала, нравится ли ей это.

Доён был такой... красивый? Да, наверное, красивый. Глаз не отвести. Отчасти поэтому Субин подозревала, что выдумала его.

Она поглядела на свое запястье, с которого вчера стерла мерцающий порошок. Вечером, уже дома, она заметила полоску такого же порошка на джинсах. Значит, Доён тоже не выдуман.

Еще Субин не покидало чувство, будто они уже виделись. Да и Доён вел себя так, словно они знакомы. Откуда? Как? От вопросов голова шла кругом.

— Ну, что случилось? — наконец спросил Чан, когда они подошли к дереву.

Субин застонала: теперь, когда она согласилась признаться Чану, вся ситуация казалась ей глупым бредом.

— Чан, это просто смешно, даже не знаю, с чего я разволновалась. Наверное, потому, что чувствую себя полной дурой.

— Ну, дело-то, э-э... в цветке?

— В каком-то смысле... — Субин умолкла, потом зашагала туда-сюда, и слова полились из нее бурным потоком: — Если это правда, то поверить в нее невозможно. Я начинаю думать; что все это мои фантазии, странный сон, просто я не помню, как уснула...

— Бессмыслица какая-то...

— Бессмыслица! — фыркнула Субин. — В том, что мне наговорили, смысла еще меньше!

— Кто наговорил?

Субин перестала шагать и прислонилась к дереву.

— Я кое-кого встретила: В лесу. На нашей земле. Одного парня... — Он сказал, что живет там.

— На вашей земле.

— Да, говорю же!

— А твои родители что думают?

Субин покачала головой.

— Они его не видели.

— Ты была одна?!

Она кивнула.

— С каким-то странным парнем — наедине? Счастье, что с тобой ничего не случилось! — Чан на секунду умолк и тихо добавил: — Ничего ведь не случилось?

Субин уже качала головой.

— Нет-нет, тут другое! — На миг она вспомнила, как чувствовала себя, сидя на полянке. — Я была в безопасности. Он... знал меня! Понятия не имею откуда. Он увидел цветок и ни капли не удивился. Сказал, что я цвету.

— Цветешь?

— Да, и что скоро перестану. Надеюсь, это правда, а вот все остальное...

— Кто он? И что еще он сказал?

— Его зовут Доён.

Субин пожалела, что произнесла имя вслух. Оно прозвучало, как волшебное заклинание, и сразу вернуло то неуправляемое чувство, подбивающее ее на какой-нибудь импульсивный поступок. Перед глазами Субин возникло лицо Доёна, его внимательные глаза, полуулыбка... Ей сразу стало легко и спокойно, как будто он взял ее за руку.

— Доён? — Голос Чана вернул ее к реальности. — Вот так имечко.

Субин молча кивнула, пытаясь думать о насущном.

— Что еще он сказал?

— Что он такой же, как я, поэтому и знает про цветок.

— «Как ты»? В смысле?

Субин рассмеялась, пытаясь разрядить обстановку. Не вышло.

— Он сказал... что я цветок, растение!

— Растение?

— Вот именно. Бред!

Чан задумался.

— Больше он ничего не говорил?

— Тебе этого мало? Он сказал, что я растение! А я не растение! Понятно? Я человек!

Чан опустился на землю и забарабанил пальцами по коленям.

— Это бы многое объяснило...

— Ох, только не ты!

— Больше он ничего не говорил? — пропустив ее слова мимо ушей, спросил Чан.

Субин отвернулась и начала ковырять кору дерева, к которому прислонялась.

— Да, наплел еще всякого бреда...

Чан подошел к ней вплотную и дождался, пока она поднимет на него глаза.

— Если это бред, то почему ты так расстроилась?

— Потому что... потому что это глупости.

— Субин.

Она опять взглянула на него.

— Что он сказал?

— Это абсурд! Мол, я... Нет, ты будешь смеяться.

— Не буду, обещаю. Кто ты?

Субин громко выдохнула, сгорбилась и прошептала:

— Он сказал, что я — фея.

Чан секунду молчал, а потом развел большой и указательный пальцы примерно на три дюйма.

— Фея? — недоверчиво переспросил он.

— Ну, я покрупнее буду, — фыркнула Субин.

Чан только улыбнулся.

— Что? — Ее голос прозвучал резче, чем ей хотелось.

— Да просто... ну, может, это правда?

— Какой-то полоумный говорит, что я, — сказочное создание, а ты с ним согласен?!

Чан пожал плечами.

— Если бы меня попросили назвать человека, больше всего похожего на фею, я бы назвал тебя.

Субин думала, что Чан вот-вот рассмеется и скажет, какой это бред. Она на это рассчитывала. Но он вроде бы действительно поверил. Субин почему-то разозлилась.

— Пошли домой. — Она развернулась и зашагала по тропинке.

— Подожди! — Чан догнал ее и остановил. — Разве тебе не любопытно?

— Нет, нисколько, — отрезала Субин. — Мне хочется пойти домой, уснуть, проснуться и понять, что все это мне приснилось. Цветка, шишки, даже школы никогда не было! Вот чего я хочу!

Не дав Чану ответить, она побежала по первой попавшейся тропе. Ей было все равно, куда та приведет, лишь бы уйти подальше отсюда.

— Чего ты боишься? — крикнул ей вслед Чан. — Что Доён прав, или что он ошибается?

Субин бежала, до самого дома и, прежде чем подойти к двери, несколько минут простояла на подъездной дорожке, отдуваясь. Дни заметно укоротились и солнце уже начало садиться. Субин плюхнулась на крыльцо и обхватила колени руками. В это волшебное время суток облака были багряные, подсвеченные оранжевым, и Субин с мамой, сидя у большого западного окна подолгу любовались небом — сперва оно вспыхивало ярким багрянцем, потом его заливали оранжевые лучи умирающего солнца; и. постепенно оно становилось лиловым.

Сегодня эта красота куда-то пропала.

Субин посмотрела на заросли во дворе. Если верить Доёну, у нее больше общего с деревьями, чем с живыми, дышащими родителями, ждавшими за дверью.

Субин опустила глаза на свои ноги, бездумно скинула шлепки и зарыла пальцы в рыхлую землю на клумбе. Часто и мелко дыша, она в ужасе отряхнула ноги и сунула их обратно в шлепки. Что будет, если пойти во двор, зарыться ногами в землю и поднять руки к небесам? Ее кожа постепенно затвердеет и превратится в кору? У нее вырастут новые цветы — на животе или на макушке?

Ужас!

Впрочем, у Доёна вид был вполне человеческий. Если они с Субин и впрямь одинаковые, значит, она тоже не изменится? Но можно ли ему доверять, вот в чем вопрос...

Скрипнула входная дверь, и на крыльцо высунулся отец.

— Услышал шум... Что ты тут делаешь?

Субин помолчала, пытаясь вспомнить, зачем присела на крыльце.

— Да вот, закатом любуюсь, — натянуто улыбнувшись, ответила она.

Папа вздохнул и прислонился к косяку.

— Красиво, правда?

Субин кивнула и с трудом проглотила ком в горле.

— Ты последнее время очень тихая... Все хорошо?

— Это из-за школы, — соврала она. — Учиться труднее, чем я думала.

Папа сел на ступеньку рядом с ней.

— Но ты справляешься?

— Да, просто сил много трачу.

Он улыбнулся и положил руку ей на плечи. Субин обмерла, но папа не заметил ни ее напряжения, ни лепестков под тонкой блузкой.

— Ну, персиков у нас предостаточно, так что силы будут!

— Спасибо, пап.

— Пойдем домой, ужин почти готов.

— Пап?...

— Да?

— Когда я была маленькой... я отличалась от других детей?

Отец помолчал, заглянул Субин в глаза и снова сел на ступеньку.

— В каком смысле?

— Ну, к примеру, я питаюсь не так, как остальные... Всем это кажется странным.

— Ты не странная, просто немножко другая. Я не встречал людей, которые ели бы столько овощей и фруктов; с другой стороны, это полезно. И проблем со здоровьем у тебя нет, верно?

Субин покачала головой.

— Меня вообще показывали врачу?

— Конечно. Когда мы оформляли родительские права, к нам домой приходил педиатр. — Папа умолк. — Любопытная история, кстати. Он осмотрел тебя и сказал, что в целом все хорошо, только ты почему-то не пиналась, когда тебя стучали молотком по колену. Это его насторожило, но я ничего страшного не увидел. Тогда врач достал стетоскоп, и вот тут началось странное. Он все слушал, слушал тебя, а потом велел позвать маму. Хотел поговорить с нами обоими. Я привел ее, а он только улыбнулся и заявил, что ты совершенно здорова.

— А в чем тогда было дело?

— Я тоже задал ему этот вопрос, но он даже не понял, о чем я. В общем, твоя мама тогда окончательно разуверилась в докторах. Несколько недель возмущалась, какой он идиот.

— Вы так ничего и не узнали?

Папа пожал плечами.

— Да все с тобой хорошо! Наверняка у него сломался стетоскоп или он что-то напутал. Понял свою ошибку и быстро все замял, чтобы не показаться неучем. Врачи ведь никогда не признают свою неправоту. — Папа внимательно посмотрел на Субин. — А почему ты спрашиваешь? Хочешь сходить в больницу? Мы освободили тебя от медосмотра в школе, но если надо, давай пройдем.

Субин покачала головой. Этого она хотела меньше всего.

— Нет, не надо.

— Все нормально?

— Да вроде, — улыбнулась Субин.

— Точно? — ласково, но озабоченно переспросил отец.

Она кивнула.

— Да, не волнуйся.

— Вот и хорошо. — Папа встал и взялся за ручку двери. — А, кстати! Утром пришло предложение от Ильхэ.

— Замечательно! — ответила Субин, глядя на темнеющий горизонт. — Вот бы побыстрее все продать.

«Я не хочу туда возвращаться», — мысленно добавила она.

———————