Крылья

Волосы у Субин растрепались и запутались, пока они с семьей доехали до Пёльсу. Потом придется битый час их расчесывать, но сорокапятиминутная поездка в стареньком кабриолете того стоила.

Субин затаила дыхание, когда их машина обогнула небольшую рощицу и впереди показался дом.

Увидев его, Субин ощутила неожиданный приступ ностальгии. Бревенчатый домик был совсем крошечный, окруженный густой травой и хлипким забором. После переезда Субин часто скучала по старому гнездышку, но такая сильная тоска проснулась в ней впервые. Она прожила в этом доме и на этой земле двенадцать лет, вдоль и поперек исходила все извилистые тропки большого леса, расстилавшегося позади. Пусть Субин не хотелось возвращаться сюда насовсем, расставаться с землей было жалко.

Родители начали выгружать из багажника грабли, ведра и моющие средства. Субин достала с заднего сиденья гитару, и мама рассмеялась:
— Обожаю, когда ты играешь на этой старушке!
— Почему?
— Напоминает мне о временах, когда я сама играла, еще в Пусане. — Она улыбнулась папе. — Мы тогда познакомились. Помнишь?
Субин посмотрела на мамину длинную косу и папины кожаные сандалии.
— Старые добрые времена! — съязвил он.
— Да ладно, было весело!
— Как скажешь, — уступил папа, целуя маму.
— Можно, я прогуляюсь? — спросила Субин, вешая гитару на плечо. — А потом вам помогу.
— Конечно, — ответила мама, склонившись над багажником.
— Ну, пока! — уже на ходу попрощалась Субин.

Лес был смешанный: светло-зеленый ковер из опавшей листвы оттенял хвою, а кору деревьев покрывал темно-зеленый мох — куда ни глянь, всюду зелень. Утром прошел легкий дождь, а теперь вышло солнце, и миллионы капель превратились в мерцающие шарики: листья будто бы посыпали изумрудами. Субин медленно шла по тропе, уходящей в лесную чащу.

Она представила, что гуляет по какой-нибудь священной земле, среди руин многовекового храма. Увидев мшистую ветку, освещенную тонким солнечным лучом, Субин улыбнулась и провела по ней рукой — капли воды стекли по ее пальцам и, сверкнув в полете, упали на землю.

Побыв немного в полном одиночестве, Субин перекинула гитару вперед, развязала шарф и с облегченным вздохом приподняла блузку, чтобы дать лепесткам немного свободы. За целый день они так смялись, что выпрямлялись медленно, точно затекшие мышцы. Субин зашагала дальше по узкой, усыпанной листьями тропинке. Услышав далекое журчание большого ручья, она пошла на звук и уже через несколько минут села на берегу, скинула шлепки и окунула ноги в прохладную воду.

Нвсегда любила этот ручей. Сквозь прозрачную воду было видно дно и снующих туда-сюда рыбок. Там, где у камней образовывались маленькие водопады, ручей взбивал воду в белую пену, похожую на густые мыльные пузыри, — такой пейзаж украсил бы любую открытку. Субин принялась наигрывать любимую песенку и тихонько подпевать, вдыхая аромат цветка.

Спев первый куплет, она услышала слева шорох и резко вскинула голову. Прислушалась и вроде бы различила чей-то шепот.
— Мам? — осторожно позвала она. — Пап?

Субин прислонила гитару к дереву и стала развязывать шарф, который обмотала вокруг запястья. Лучше спрятать лепестки, не дай бог родители увидят...

Узел никак не развязывался, и тут шорох прозвучал отчетливее — из-за ее левого плеча.
— Кто здесь?

Субин осторожно примяла лепестки и обернула их вокруг талии. Она уже хотела завязать их шарфом, когда из-за дерева выскочил человек — его словно бы вытолкнули. Он злобно покосился на дерево и перевел взгляд на
Субин. Раздражение как рукой сняло: в его глазах неожиданно засветилось тепло.
— Привет, — с улыбкой сказал он.
Субин охнула и попятилась, но споткнулась о корень и упала, выпустив из рук лепестки.
Они тут же распрямились и предстали незнакомцу во всей красе.
— Не бойся!.. Ох, прости меня. Давай помогу.
Субин заглянула в его чёрные, неестественно яркие глаза. Юноша смотрел на нее сверху вниз: она все еще лежала на земле.
— Прости, пожалуйста. Мы... я пытался шуметь, думал, ты меня услышала. — Он робко улыбнулся. — Похоже, что нет.
Черты лица у него были идеально ровные — точеные скулы, гладкая белая кожа. Темные ресницы и брови, волосы густые и черные — чуть влажные, словно он попал под дождь. От теплой, ласковой улыбки у Субин перехватило дух.

Несколько секунд она не могла обрести дар речи.
— Кто ты?
Юноша молчал, изучая ее, немигающим взглядом.
— Кто ты? — повторила Субин.
— Ты меня не знаешь?
Субин помедлила с ответом. Ей и впрямь почудилось, будто они знакомы, хотя воспоминание было смутным и неуловимым.
— А должна? — настороженно уточнила она.

Пытливость исчезла из его взгляда. Незнакомец тихо, почти грустно рассмеялся, и его голос эхом отозвался среди деревьев — больше похожий на птичий, чем на человеческий.
— Меня зовут Донён, — сказал он, все еще протягивая руку. — Можешь звать меня Доён, если хочешь.

Вдруг осознав, что она до сих пор валяется на мокрой земле, Субин смутилась и оробела. Она встала, совсем забыв про лепестки, охнув, резко одернула рубашку и скривилась, когда цветок прижало к спине.
— Не бойся, — успокоил ее Доён. — Я не трону твой цветок. — Он широко улыбнулся, и Субин почувствовала, что не понимает какой-то шутки. — Я знаю, чьи лепестки могу трогать, а чьи нет. — Доён глубоко втянул воздух. — Ммм... Твой аромат столь же прекрасен, сколь недостижимы твои лепестки. — Он приподнял одну бровь. — По крайней мере, пока.

Доён протянул руку к ее лицу, и Субин не смогла шевельнуться. Он убрал из ее волос несколько листьев и окинул быстрым взглядом все ее тело.
— Вроде цела. Лепестки и стебли не сломаны.
— Ты о чем? — спросила она, пытаясь спрятать лепестки, торчащие из-под рубашки.
— Поздно скрывать, не находишь?
Она пробуравила его сердитым взглядом.
— Что ты тут делаешь?!
— Живу.
— Нет, не живешь! — растерянно возразила Субин. — Это моя земля.
— Правда?
Она снова смутилась.
— Ну, то есть моих родителей... И тебе... нечего тут делать!
Почему у него такие яркие, неестественно чёрные глаза? «Контактные линзы, вот и все».
— Неужели?
Доён шагнул вперед. Лицо у него было такое уверенное, а улыбка такая заразительная, что Субин не смогла даже попятиться. Она совершенно точно видела этого человека впервые, но ее не покидало странное чувство, будто они знакомы.
— Кто ты? — повторила она.
— Я же сказал, Доён.
— Нет, кто ты — вообще?
Доён прижал палец к ее губам.
— Шш, всему свое время. Идем.

Он взял Субин за руку, и она безропотно пошла за ним в чащу леса. Ее свободная рука сама собой отпустила край рубашки, и лепестки медленно распрямились за спиной.
Доён обернулся.
— Так легче, да?
Субин могла только кивнуть. В голове у нее все перемешалось.
Юноша привел ее на маленькую полянку, над которой кроны деревьев немного расходились, пуская внутрь кружок солнечного света — он просачивался сквозь ветви и падал на траву с подушечками зеленого мха. Доён растянулся на земле и жестом пригласил Субин сесть рядом.
Она завороженно посмотрела на него. Чёрные волосы длинными прядями спадали на лоб и почти закрывали глаза. На Доёне была просторная белая рубаха — похоже, сшитая вручную — и мешковатые коричневые штаны. Одежда была очень старомодной, но стильной — как и он сам. Его босые ноги не боялись даже острых сосновых иголок и сломанных веток. Юноша был намного выше Субин и двигался с необычной, кошачьей грацией.

Она села, скрестив ноги, и вопросительно посмотрела на него. Странное желание следовать за Доёном постепенно отступило и сменилось растерянностью.
— Нельзя так сбегать, ты не на шутку меня напугала, — тихо проговорил он.
— То есть? — не поняла Субин.
— Всю жизнь жила тут, а потом раз — и пропала. Куда? Я начал волноваться.
— Волноваться?! — Субин была слишком потрясена, чтобы сформулировать нормальный вопрос и потребовать объяснений.
— Ты кому-нибудь об этом рассказывала? — Субин показал на цветок.
Она покачала головой.
— Нет... а, да! Своему другу Чану.
Лицо Доёна внезапно окаменело.
— Он просто друг?
К Субин постепенно возвращалась способность мыслить.
— Да... нет... это не твое дело. — Последние слова она произнесла совсем тихо.
В уголках его глаз появились морщинки, и Субин на миг подумала, что он испугался. Затем он откинулся на спину, и на его лице вновь заиграла теплая улыбка. Почудилось, наверное.
— Может, и не мое. — Доён сорвал травинку и стал ее теребить. — А твои родители не знают?
Субин хотела покачать головой, но до нее наконец дошла абсурдность положения.
— Нет... да... может... Мне надо домой! — резко сказала она и вскочила. — Не преследуй меня.
— Погоди! — испуганно вскрикнул Доён.
Субин оттолкнула низкую ветку и шагнула в лес.
— Отстань!
— У меня есть ответы!
Субин обернулась. Он стоял, опершись на одно колено, и смотрел на нее умоляющим взглядом.
— У меня есть ответы на все твои вопросы. О цветке и... прочем.
Субин медленно повернулась, не зная, а можно ли ему доверять.
— Спрашивай что хочешь, я расскажу, — уже тише произнес Доён.
Субин сделала два шага вперед.
— Сядь там, — велела она, указав на дальний конец полянки. — А я буду сидеть тут. Не хочу, чтобы ты меня трогал.
Юноша вздохнул.
— Понимаю.
Она опять села на траву, но держалась начеку и могла сорваться в любой миг.
— Ну, говори.
— Этот цветок.
— Он исчезнет?
— Теперь моя очередь. Куда ты уезжала?
— В Сеул. Он исчезнет? — уже резче повторила Субин.
— Увы, да, — печально проронил Доён. — Как ни жаль.
— Правда? — уверенность Субин испарилась, как только она услышала хорошую новость.
— Конечно. В следующем году ты опять зацветешь, но никто не цветет вечно.
— Откуда ты знаешь?
— Моя очередь. Сеул далеко отсюда?
Субин пожала плечами.
— Миль сорок — пятьдесят.
— В каком направлении?
— Нет, мой черед. Откуда ты знаешь про цветок?
— Я такой же, как ты. Мы одинаковые.
— Тогда где твой?
Доён рассмеялся.
— Я не цвету.
— Ты же сказал, что мы одинаковые. У тебя тоже должен быть цветок.
Он оперся на локоть.
— Я мужского пола, если ты не заметила.
У Субин участилось дыхание. О да, она очень хорошо это заметила.
— В каком направлении? — повторил вопрос Доён.
— К северу отсюда. У тебя что, карты нет?
Он ухмыльнулся.
— Это твой вопрос?
— Нет! — опомнилась Субин и сердито посмотрела на хихикающего Доёна. Настоящий вопрос вертелся у нее на языке, однако она боялась его задать. Наконец, проглотив ком в горле, она выдавила: — Я превращаюсь в цветок?
Удивленная улыбка появилась в уголках его губ, но Доён не рассмеялся.
— Нет, — тихо ответил он.
Субин сразу успокоилась.
— Ты всегда была цветком.
— Что ты сказал? В каком смысле?!
— Ты — растение. Ты не человек и никогда им не была. Цветок на спине — самое очевидное тому свидетельство, хоть и не единственное, — невозмутимо пояснил Доён.
Почему он так спокоен?!
— Растение? — изумленно переспросила Субин.
— Да. Не простое растение, конечно. Самая высокоразвитая форма жизни на планете. — Юноша наклонился, и его чёрные глаза сверкнули. — Ты — фея.
Субин стиснула зубы, вдруг осознав, как глупо себя повела. Пошла за этим красавчиком в лес и наполовину поверила его бредовым россказням! Она встала, злобно сверкая глазами.
— Постой, — сказал Доён, хватая ее за руку. — Мне надо знать, что твои родители хотят делать с землей.
Субин отдернула руку.
— Уходи сейчас же! — прошипела она. — Если увижу тебя еще раз, вызову полицию! — Она побежала прочь, прижимая к себе блузку.
— Субин, я должен знать! Субин!
Она прибавила шагу. Сейчас ей больше всего на свете хотелось уйти подальше от этого странного человека, пробудившего в ней ураган противоречивых чувств.
Дойдя до своего места у ручья, Субин обернула лепестки вокруг талии и закрепила их шарфом, потом взяла гитару и повесила за спину. В этот миг ее рука попала под солнечный луч, и Субин замерла: на запястье поблескивали крошки какого-то мерцающего порошка. «Отлично. Он оставил на мне свой след. Идиотский трюк».
Когда впереди показался дом, Субин опять посмотрела на запястье. Тяжело дыша от кипящего внутри гнева, она принялась тереть руку, пока от порошка не осталось и следа.

——————