Нас не существует

Отец отхлестал её ремнем. Наташа голосила, что она уже взрослая, а с взрослыми так не поступают - но её никто не услышал. Вырывалась, но папа был сильнее. Вообще-то мама никогда не одобряла рукоприкладства, но тогда молча наблюдала и никак не реагировала. Папа тоже не говорил, только лупил. А после запер, посоветовав подумать о своем поведении.

Садиться больно, лежать больно, ходить больно, но гораздо больнее оттого, что поплатилась ни за что. Подумать о поведении, ха! О каком? Она не сделала ничего плохого, никого не обидела! Несправедливо! Якобы за те часы, что Наташа пряталась в лесу, родители извелись, бабушка отпивалась валокордином. Они уже в полицию собирались звонить, но прибежал Димка. Тот увидел, куда идет девочка, проследил за ней – хорош друг! - и побежал ябедничать. Привел родителей на поляну, показал, где случился пожар, из-за которого Наташа стала сама не своя. Вот молодец! Попадись он ей...

Да вот отомстит она не скоро. С внешней стороны окна дедушка набил щеколду, чтоб неповадно было уходить без разрешения старших. Дверь в спальню заперла сама Наташа. Она объявила бойкот. Раз с ней не хотят общаться по-человечески, то и она не будет.

Ах да, о драке со Смеловой все тоже были в курсе. Тетя Люба, разумеется, проболталась. Более того, отец Иры наведался к бабушке с дедушкой, чтобы провести с ними какую-то «воспитательную беседу». Но потом на кухню, где проводилась эта беседа, зашел папа Наташи, не настроенный на воспитание. Девочке не сказали, о чем разговаривали отцы, но при упоминании Смелого-старшего папа лишь хмыкнул.

Её пока не увезли из деревни, но и не выпускали никуда. Мама на Наташу обиделась. А бабушка... бабушка смотрела как-то странно, будто знала что-то особенное.

Всю ночь и следующее утро девочка играла в молчанку и отказывалась есть. Вместо волос, убранных в дневник, на странице появилась надпись:

«Не страшны слова злейшего врага. Важна только настоящая дружба».

Почти всё. Малюсенький шажок разделял её от Кира. Но Наташа не представляла, где взять живую воду. И как выбраться наружу. Хоть подкоп рой, честное слово!

Днем, ближе к полудню, в комнату постучалась бабушка. Попросила впустить её, чтобы обсудить что-то важное. Наташа открыла дверь и, скрестив руки на груди, встала в позу. Дескать, я слушаю только потому, что у меня нет выбора. Наташа ощущала себя пленницей из средневековых романов. Совсем одна, в темнице, без надежды на спасение. Разве что вместо темницы спальня, а вместо злодея – родители.

— Глупышка, — Раиса Петровна говорила с нежностью, — не дуйся. Ты до сих пор не в городе только благодаря моей просьбе. Давай поговорим. Я присяду?

Она спрашивала как гость, а не хозяйка дома. Наташа кивнула, а сама уселась на подоконник. Бабушка приютилась на краешке смятой постели. Она пригладила одеяло, поправила подушку.

— Наташенька, что с тобою происходит? – спросила вкрадчиво.

Да почему все они заладили одно и то же? И Дима, и русалки, теперь вот бабушка. Ничего с ней не происходило. Ровным счетом ни-че-го!

— Со мной всё в порядке.

— Ты убежала от нас в лес и собиралась там делать что... жить? Дима рассказал мне про пожар и то, как серьезно ты его восприняла. – Раиса Петровна устало прикрыла веки. – Мы видели высаженные тобою саженцы. Это громадный труд, маленькая моя. Ты себя чуть не угробила, но ради чего?

Они помолчали, думая о своем.

- Дима рассказал кое-что ещё, - первой заговорила бабушка.

Наташа притворилась, будто ей не интересно. Перевела взгляд на ногти и долго осматривала их.

— Он следил за тобой целый день. – Голос бабушки стал строже. – И увидел нечто необычное... Я не знаю, верить ли ему. Нет, я не могу верить ему!

Она ударила ладонью по колену, словно пресекая любую возможность поверить.

— Он видел белокурую девочку, — подсказала Наташа с грустной улыбкой, — которая вылезла из болота и чуть не утянула меня туда?

Раиса Петровна зажала рот ладонью.

— Значит, он...

Она молчала. Наташа глупо ухмылялась. Её тайна, самая великая и секретная, оказалась раскрыта. Димка вытянул подругу, когда та чуть не захлебнулась, но не объяснился, а убежал к родителям. И всё выдал бабушке. Или не одной ей? Вдруг вся деревня во главе с Ирой Смеловой не сегодня-завтра пойдут искать кикимор в болотах?

Почему-то Наташе не было страшно. Хранители не позволят чужаку узнать что-то лишнее.

— Натусь, объясни мне, — бабушка побледнела. — Думаешь, я не поверю? Я за свой век многое повидала.

— Но не кикимор, — невесело фыркнула Наташа.

— Не их, — согласилась Раиса Петровна, постучав ногтями по изголовью кровати. — Но и без того странностей хватало. Я тебе историю одну расскажу, частенько о ней думаю и никак придумать не могу отгадку. В девяностые у нас накопления были, мы решили квартирку вам с мамой купить попросторнее. Порадовать, так сказать. О деньгах не переживали, думали, на хозяйстве протянем. Сделку оформили, вас вселили в голые стены. Ну, думаем, на жизнь хватает. Были деньги да сплыли, кризис грянул. Так вот, денег — ни копейки. Зима, своих запасов тоже почти не осталось, в долги влезли по самые уши. Вы ещё в городе голодные. Я не представляла, что делать. Решили с дедом дом продавать да переезжать к вам. А тут захожу на кухню. Глядь! А на столе толстенная золотая цепь лежит. Явно не наша, и гости к нам не хаживали. Я, конечно, по соседям походила, Борю поспрашивала. Все головами мотают. Кто-то пытался прикарманить цепочку себе, но описать её не сумел. В общем, принесла я находку в ювелирный магазин на осмотр, а мне там цену назвали! Ба! Я сроду не думала, что такие деньжищи можно за украшение отдать. В общем, сдала в ломбард, мы с долгами расплатились. А через неделю или несколько... В общем, вторая лежит. Тут у меня совсем глаза на лоб полезли. Её я тоже сдала, вам выслала денежек, даже осталось немножко на черный день. Чем это назвать, если не чудом?

Наташа задумалась. Кто же сделал её бабушке тот подарок? Дорогущий, неоценимый, спасший семью от переезда. Была одна догадка, но Раисе Петровна она о ней не сообщила. Сначала бы проверить.

Нет, девочка не поведала про хранителей леса и умершего Кира. Ограничилась общими фразами: да, есть на свете всякие духи. Те самые духи из сказок. Они существуют, их даже потрогать можно! Все-таки бабушка всегда была чем-то сродни подружки, с ней не так страшно поделиться сокровенным.

— Если ты мне поверишь, я тебе ещё кое-что расскажу, — по секрету пообещала Наташа, — но потом. Ладно? Отпусти меня только на часок-другой в лес!

Она бы сходила к русалкам, хранителям – да к кому угодно – и узнала, где искать живую воду.

— Нет уж, ребенок. – Бабушка с оханьем поднялась, схватилась за поясницу. – Ой-ой. Совсем старая я стала. То сердце шалит, то в спине стреляет. Так вот, не пущу тебя. Иначе мне твои родители всыплют по первое число. А у нас и так отношения разлажены, то Борька разводиться пытается, то Света с папой твоим бранятся. Нельзя мне хрупкий мир нарушать.

— А если я докажу, что существует всякая нечисть?

— Посмотрим, — уклончиво сказала бабушка, уходя.

Едва закрылась дверь, как Наташа позвала Лютого. Причем не как обычно, просьбой, а потребовала живо появиться для важного разговора. И домовой, что удивительно, вынырнул из открытого шкафа, намотав на поясницу Наташины бусы из цветного стекла. Смотрелся он чудаковато.

— Ты мое единственное спасение, — честно призналась Наташа. – Сядь.

Лютый неторопливо прошествовал по комнате, точно модель. Забрался по ножке стола, плюхнулся на планшет.

— Не передумала оживлять? – только и спросил он, хмуря густые брови.

— Нет, — отрезала Наташа. – А если ты мне поможешь, то Кир будет жить вместе с тобой, в этом самом доме. Хочешь?

По лицу было видно: идея домовому пришлась по душе. Он и уши навострил, и заморгал часто-часто, и бусы затеребил.

— Но сначала скажи правду. Лютый, — Наташа прищурилась, — ты помог бабушке с деньгами?

— Я, — нехотя признался домовой; почему-то вся его спесь испарилась, хотя он должен был очень гордиться своим поступком. — Тяжело твоим пришлось, они взаправду собрались уезжать. Какую-то покупательницу нашли, толстуху щекастую. Фу-у. А я ж привык к ним. Ну, это, я в ответе за тех, кого приручил, стало быть. Ну, пошел я к дому одного богатея, Храброго или как его там, поговорил с его домовым, ну и... А чего? Он эти побрякушки наверняка и не считает, а твои с голоду не померли. Я домовой немолодой уже, мне вредно менять хозяев.

— Воровать плохо.

— Угу, — он кивнул, — но я один разик всего, честное слово. Ну, два разика. Так что по поводу Кира?

— Есть у меня одна мыслишка, но без тебя не обойтись.

И Наташа шепотом, будто их могли рассекретить, поведала свой план.

Спустя полчаса домовой появился вновь и, показав большой палец, скрылся за шторой. Тогда Наташа вышла из комнаты. В гостиной сидела бабушка. Белая как мел, она отрешенно смотрела в пустоту. Наташа, подойдя со спины, погладила её по плечу и заговорила тихо:

— Бабуль, ну что?..

— Такого не бывает, — без эмоций сказала бабушка. — Всякое случается, и в домовых я верила, но не в... таких. Во что-то невидимое, мистическое... А он... как поздоровается, как ладонь поцелует. Джентльмен....

Ха! Галантный Лютый – что-то новенькое. Видать, решил не проявлять свой дурной нрав при любимой хозяйке дома. Не зря ж он её спасал – точно любимая.

— Никто не верит, — успокоила Наташа. — И я не верила два года назад.

Раиса Петровна резко повернулась.

— И что? Много их?!

Наташа даже опешила от неожиданности.

— Домовых? А-а-а, созданий. Не знаю, но, думаю, много. Я знакома с русалками, с упырем. С кикиморой вот подралась недавно, хотя Смелова тоже та ещё кикимора, — она хихикнула своей шутке. – Я хранителям леса помогаю, это духи, которые...

Они обсуждали подробности долго-долго. И про Кира поговорили вдоволь, и про дуб его, и про пожар. И о птице Сирин пришлось рассказать, и дневник показать с записями. Бабушка жадно слушала, а глаза её горели страстью. Она, точно маленькая девочка, погружалась в волшебный мир. Поражалась, ахала, переспрашивала. Благодарила домового, осуждала кикимору. И когда Наташа завершила, Раиса Петровна выдала всего одну фразу:

— Когда ты вернешь Кира – я приму его как родного сына.

Она впервые назвала его не «Кирилл», а «Кир». А главное – сказала не «если», а «когда». Бабушка поверила в Наташу! Осталось найти живую воду и пройти по тропинке. У неё всё получится.

Лютый поклялся опросить всех о местонахождении живой воды и унесся, шлепая босыми пятками по полу. Бабушка пообещала перерыть книги, авось что и разузнает. Наташа копалась в интернете, который не мог ничем помочь. О живой воде все знали, но никто не подозревал, где она протекает.

А потом позвонил Димка и извинился за свой поступок. Признался, что он так испугался за Наташу, что решил звать её родителей. Не подумал с ней побыть, а убежал в деревню. Чудом дорогу нашел (Наташе показалось, что не обошлось без вмешательства хранителей). Уже в Камелево Дима понял, что не знает, где находится болото, поэтому привел всех на поляну. Её координаты он вбил в навигатор на телефоне ещё тогда, когда они собрались компанией – не хотел потерять такое хорошее место. Он расспрашивал о произошедшем недоверчиво, будто сам себя считал чокнутым. Наташа вдохновенно врала о подружке-проказнице, караулящей её у болота, и о том, что ему всё почудилось. Обман зрения, не более. Он, конечно, не поверил. Что ж, пускай попробует разузнать что-то подробнее о духах. Если те захотят открыться – откроются, а нет, так он ничегошеньки не добьется.

Они долго говорили, что-то обсуждали, а до Наташи вдруг дошло абсолютно очевидное: они отныне не друзья. Совсем-совсем. Можно сотню раз уверять, что всё по-прежнему, и клясться в дружбе, и улыбаться при встрече, но не друзья, и всё тут.

— В общем, с Ирой я расстанусь сегодня-завтра. Никак не могу слов подобрать, чтобы сказать ей.

- Ясно, - только и ответила Наташа.

- Знаешь, я до сих пор не разлюбил тебя. Но ту, прошлую, — зачем-то подытожил Димка. – Новую тебя я совсем не люблю.

— Зря ты, Дим. Незачем меня прошлую любить, потому что взаимностью я никогда не отвечу. Я окончательно новая.

Именно потому они больше не друзья, что Дима так и не смог смириться с новой Наташей. Ему нужна только старая, понятная и обычная. Но ведь настоящие друзья для того и существуют, чтобы ценить своих друзей новыми, непонятными, порою грустными или злыми. Быть с ними всегда, а не только тогда, когда это удобно. Успокаивать и жалеть, находить общий язык. Иногда у друзей бывают сложности, иногда друзья могут смертельно поссориться. Но потом они мирятся, и никак иначе. Наташа была готова дружить с Димой, ссориться и мириться. С любым им. Когда он прощал Смелову или называл Наташу чокнутой. Когда забывал о ней или обвинял в чем-то. Она была готова, а вот Дима – нет.

— Окончательно, — заунывно повторил Димка. – Ладно, бывай. Пиши если что. Ну... не забывай, что ли.

Она пообещала не забывать.

Ну а вечером с работы приехали родители и заявили:

— Мы увозим Наташу.

Бабушка наотрез отказалась отдавать внучку. Они поругались между собою, к ним подключился дед. Вспомнились былые обиды. Взрослые долго скандалили, не жалея слов и голоса. И, как снежный ком, их слова покатились вниз, давя все под собою. Отец обозвал «семейку жены» безумными стариканами, мама ударила его по щеке и потребовала никогда так не отзываться о её родителях. Бабушка назвала папу мерзким хамом, следом рыкнула на деда, который припомнил тракториста. Дедушка резанул:

— Завтра же подаю заявление.

А бабушка в слезах заключила:

— Ну и скатертью дорога!

И тут Наташа поняла: это навсегда. Иначе не будет, незачем надеяться на лучшее. То призрачное счастье, которое поселилось в доме на пару недель, испарилось.

Она не плакала, а скулила. Редкие слезинки капали на страницы дневника, где она дрожащими пальцами выводила что-то несуразное.

— Сирин, — пробормотала Наташа, — прости меня, пожалуйста. Я очень хотела оживить Кира. Так сильно, что даже не догадалась подумать о нем. Это не ему нужно, а мне! Это я страдаю, а не он. Я ужасная эгоистка, Сирин... Лютый прав, его я спросить забыла. Я не хочу его тревожить! Сирин... - Голос сел. - Пожалуйста, помири мою семью. Пускай они, а не я будут в порядке. Я готова найти заново всё, что ты попросишь. Они заслужили капельку счастья...

Она смахнула последнюю слезинку, как вдруг дневник захлопнулся. В комнате поднялся ветер, смел вещи с вешалок, захлопал дверьми шкафа, замолотил ящиками стола. Шторы хлопали о стены точно крылья могущественной птицы. И одна стена обрушилась, рассыпаясь в песок. Поверх грядок проросла тропинка, вымощенная булыжником. Она петляла как змея, извивалась и уходила далеко вдаль. Наташа боязливо ступила по ней, но тут же отпрыгнула прочь.

— Живая вода, девочка, есть слезы. Искренние слезы – это память. Память – это жизнь.

Голос Сирин окутывал как шаль.

— А моя семья? – заупрямилась Наташа. – Нет, пожалуйста...

— Всё решаемо, девочка, всё решаемо, — ответила невидимая Сирин. – Поторопись. Найди своего друга.

Ветер дул в спину, подгоняя. Дорога вела за горизонт. А солнце опускалось. И интуитивно Наташа догадалась: она должна успеть до заката, иначе все труды напрасны. Она бежала, но когда кололо в боку, замедлялась и шла широкими шагами. Иногда ей казалось, будто дорожка вильнула из-под ног и совсем исчезла, но та показывалась вновь. Наташа шла, наверное, целую вечность. Или даже две. И думала, что делать дальше? И что скажет Кир, когда увидит её?

Сердце билось о ребра. Крутило в желудке.

Он, как и во сне, сидел на огромном камне возле тихой воды. Шумели камыши, засыпало солнце. По зеркальной глади плавали лебеди, белые как сам снег. Наступающий закат окрасил их перья алым. Наташа невольно залюбовалась.

Кир посмотрел на неё как на привидение. И молчал. Его обычно взлохмаченные волосы сейчас были аккуратно причесаны. Из серых глаз пропала хитринка. Вся былая живость испарилась, осталась усталость и безмятежность. Это был не Кир, а его жалкая копия.

Наташа улыбнулась.

— Привет.

Кир не ответил, но в глазах его было разочарование. Не этого он ожидал.

«Мало прийти к нему, — болезненно поняла Наташа, — он должен согласиться пойти со мной».

Стремительно вечерело, и время утекало сквозь пальцы.

— Кир, — взмолилась девочка. — Пожалуйста, вернись. Вернись ко мне. Я безумно скучаю!

Да, она эгоистка. Окончательная и бесповоротная, но если только эгоистка может вернуть Кира, то пускай. Он ей нужен, ей! Она ради него готова ежедневно биться с кикиморами и тонуть в болоте. Готова ночевать у вурдалаков и переругаться со всей семьей. Она не представляла себя без него.

«Важна только память», - отдавалось в висках шепотом Сирин. А Кир, кажется, совсем не помнил Наташу.

Он всё так же отрешенно осматривал её. Она приводила миллион доводов и ненужных фраз, а он всё не двигался. И лебеди больше не кружили, а мерно качались на слабых волнах, словно неживые. И ветер подул пронзительный, заглушающий голос.

Слова кончились. Она хотела добавить напоследок что-то важное, но не смогла выдавить и звука. Разве важно то, последнее?..

— Прости, что отвлекла тебя, — сказала вполголоса. — Тебе тут хорошо?

Он зыркнул на неё как на назойливую букашку. Мешается тут, отдыхать не дает! А потом все же кивнул и мечтательно улыбнулся. Дескать, можешь не сомневаться: я счастлив. С последним лучом солнца Кир начал таять. Наташа протянула к нему ладонь и поймала призрачную руку в свою. Обхватила холодные пальцы, стиснула их.

Что ж, или сейчас, или никогда!

— Я... — начала она, жмурясь от боязни.