3
Смена в книжном тянулась бесконечно. Покупатели заходили редко, оставляя меня наедине с полками, где пыль оседала на старых книгах. Я перекладывал тома, протирал прилавок, проверял кассу - всё, лишь бы не думать о ней. Но её тень была повсюду: в запахе бумаги, напоминавшем её эскизы, в тишине, где звучал её голос.
Я листал старую книгу, считая часы до конца смены. В голове крутился список дел: зайти в Albert за продуктами, купить корм для Джека, приготовить что-нибудь, убрать. Пальцы замерли на странице, пахнущей пылью, - запах напомнил её эскизы, которые она оставила, уезжая в Милан. Взял телефон, чтобы записать продукты, но взгляд зацепился за иконку инстаграма. "Не стоит, Влад, это только хуже сделает," - подумал я, но пальцы уже открыли её страницу. Фото показов, ткани, её улыбка на фоне Милана - мир, куда я не вписывался. Руки дрожали, пока я пытался набрать: "Алёна, ты в порядке?" Слова застревали, как в тот день, когда я довёл её до слёз.
Тишина магазина сгустилась, воздух стал тяжёлым. Я почувствовал её взгляд - серый, как дым её сигареты. Она стояла, облокотившись на стол, чёрная футболка сползла с плеча, как в те ночи, когда она рисовала. Улыбка была мягкой, знакомой.
- Я знаю, что ты хочешь меня поцеловать, - прошептала она, голос - как шёлк её платьев.
Я замер, сердце ухнуло. Она наклонилась ближе, губы блестели в тусклом свете, и тепло разлилось в груди - то, что было, когда она рисовала, а я смотрел, не смея отвлечь. Но это не она. Не могла быть она.
Я отложил телефон и уставился на призрака. Вспомнил, как однажды Алёна рисовала эскиз платья в своей комнате, а я смотрел, как её карандаш танцует по бумаге, создавая линии, которые я не понимал, но любил. "Ты бы идеально смотрелся в моём показе," - дразнила она, подмигивая, её смех звенел, как колокольчик. А потом она схватила тюбик голубой краски и брызнула на меня, хохоча. Я ответил тем же, и мы дурачились, вымазывая друг друга, пока её щёки не покрылись синими пятнами, а мой смех не заглушил музыку. Она была счастлива, поправляя прядь волос, испачканную краской, и я тоже - пока она не уехала. Она не сказала, что поступила в Istituto Marangoni, боясь, что я попрошу остаться, и она бы бросила Милан - мы оба это знали.
Вместо Алёны я написал Диане - знакомой, с которой мы иногда проводили ночи. С тех пор как появился этот призрак, я избегал близости, но, может, это прогонит её тень. Хотя я знал: она не уйдёт. Даже в этом книжном, где запах кофе с Вацлавской площади пробивался сквозь окна, её голос эхом звучал повсюду.
После работы я зашёл в Albert у метро. Хлеб, молоко, корм для Джека - рутина, которая должна была держать меня в реальности. Но в очереди, среди людей с корзинами, я чувствовал себя чужим. Телефон вибрировал - Диана ответила: "В 8, у Карлова моста, не опаздывай с;" Я выдохнул. Может, она вытащит меня из этого тумана.
Вечерняя Прага встретила прохладой. Влтава текла медленно, отражая огни Карлова моста, где статуи святых смотрели вниз, словно храня тайны. Брусчатка Старого города блестела после дождя, узкие улочки пахли сыростью и кофе из маленьких кафе. Фонари отбрасывали тени, похожие на кружева, а вдалеке слышался звон трамваев и смех туристов. Прага была живой, но я смотрел на неё, как через стекло, где отражалась она.
Диана ждала у моста, маленькая, с копной светлых волос, сияющих под фонарём. Её голубые глаза искрились, улыбка могла растопить лёд. Она была безумно красива - яркая, живая, полная противоположность серой тени Алёны.
- Влад, ты как призрак, - рассмеялась она, поправляя шарф. - Опять не спал?
- Типа того, - буркнул я, пытаясь улыбнуться. - День длинный.
Мы пошли вдоль Влтавы, болтая о пустяках. Диана рассказывала про свою работу в галерее, про новую выставку, смеялась, когда я шутил про её "богемный вкус". Её лёгкость была заразительной, и на миг я почти забыл о серых глазах, что следили за мной. Почти.
- Пойдём ко мне? - предложила она, когда мы свернули в узкую улочку Старого города, где дома жались друг к другу, а фонарь едва разгонял тьму. - Чаю попьём... или не чаю, - добавила она, хитро прищурившись.
Я кивнул, пульс ускорился.
Её квартира была уютной, с картинами на стенах и запахом ванили. Мы сидели на диване, её рука скользнула по моему плечу, и я потянулся к ней, забывая обо всём. Её губы были тёплыми, мягкими, с лёгким вкусом кофе. Я поцеловал её, чувствуя, как её пальцы зарываются в мои волосы, тело прижимается ближе. Тепло разливалось по венам, её дыхание учащалось, а руки Дианы скользили под мою рубашку, касаясь кожи, вызывая мурашки. Мы опустились на диван, её блондинистые пряди падали на моё лицо, и я потерялся в моменте - в её аромате, в её стонах, когда мои губы спустились к шее. Всё было так близко, одежда уже мешала, и я чувствовал, как она тянется к моей застёжке...
Но воздух вдруг стал холодным, как ветер с Влтавы. Я открыл глаза. Алёна стояла в углу, чёрная футболка сползла с плеча, но на её щеке - не краска, а тёмная полоса крови, стекающая, как слёза. Серые глаза смотрели с укором, а губы шептали: "Мой милый друг..." Кровь капала на пол, оставляя пятна, похожие на синие разводы краски из той ночи, когда мы дурачились. "Ты бы идеально смотрелся в моём показе," - вспомнилось её подмигивание, её счастье.
- Влад? - голос Дианы вернул меня. Она смотрела встревоженно, отстраняясь. - Ты... ты дрожишь. Что случилось?
Я отстранился, сердце колотилось, как барабан. Алёна пропала, но запах сигареты и эхо её слов витали в воздухе. Я пробормотал извинения, встал и вышел, оставив Диану в недоумении.
Прага снаружи была всё той же, но её призрак был ближе, чем когда-либо - теперь с кровью, как рана, которую я сам нанёс.
Что-то происходит, и я не понимаю, что. Это пугает меня до дрожи.