2
Она стала появляться чаще. Сначала только ночью, в холодном свете луны, как тень, что ускользала с первыми лучами. Теперь - даже днём. Я замечал её на работе, среди книжных полок, где её силуэт мелькал между стеллажами, словно страница, вырванная из прошлого. В кафе на Малой Стране она садилась за соседний столик, молча глядя на меня своими невероятно красивыми глазами - серыми, как дым её сигареты. Призрак был моей тенью, неотделимой, но чужой, и с каждым разом я всё больше чувствовал, что схожу с ума.
Чаще всего она просто наблюдала, спокойная, как на тех эскизах, что рисовала ночами. Иногда пыталась заговорить - её голос, мягкий, как шёлк её платьев, звал меня по имени. Я делал вид, что не слышу, хотя каждый звук разрывал сердце, напоминая о том, что я потерял.
Утром я проснулся от ощущения, что кто-то смотрит. Тишина в комнате была тяжёлой, как перед грозой. Она лежала рядом, накрывшись моим одеялом, её лицо - спокойное, почти живое, но слишком бледное, как лист бумаги для её зарисовок. Она напевала шёпотом, и я узнал мелодию. Pharaoh. Её любимая песня, которую мы слушали вместе, лёжа на крыше, пока она мечтала о Милане.
«Отравлен, отравлен, я отравлен тобой...
Я отравлен, отравлен, я отравлен тобой...»
- Меня это пугает, Алёна, - выдавил я, - хоть я и люблю твой голос. Прекращай.
Она лишь улыбнулась, не отводя глаз, и продолжила петь, ещё тише, словно её голос был дымом, растворяющимся в воздухе. Это было так реально, что моё сердце сжалось.
А вдруг с ней что-то случилось? Мы не общались после её отъезда. Всё закончилось скандалом. Она уехала в Милан, чтобы стать дизайнером - её билет в мир, где для меня не было места. "Это мой шанс, Влад, я должна," - сказала она, показывая эскизы платьев, которые я так и не научился ценить. Её инстаграм заполнялся фотографиями показов, тканей, новых друзей, а мои сообщения тонули в пустоте.
Теперь она была здесь, слишком чёткая, слишком реальная. Её сигарета пахла, как те ночи, когда она рисовала до утра, а я смотрел, боясь нарушить её мир. Но это не могло быть правдой. Или могло?
Джек заскулил внизу, его голос пробился сквозь пение, напоминая, что реальность всё ещё где-то рядом.
Я окликнул Джека, который всё ещё скулил внизу, и спустился. Его шоколадные глаза смотрели на меня с той же преданностью, что и всегда - единственный якорь в этом хаосе.
- Ладно, дружок, пойдём развеемся, - сказал я, цепляя поводок. Может, свежий воздух развеет этот туман в голове, где её голос всё ещё эхом отдавался.
Мы вышли на улицу, и дневная Прага обняла нас мягким светом. Август был в разгаре - редкий, солнечный, когда город кажется вымытым дождями и сияющим, как старая гравюра. Вацлавская площадь пульсировала жизнью: туристы с картами, местные в лёгких куртках, витрины магазинов, отражающие небо. Мы шли вдоль Влтавы, где вода лениво переливалась под Карловым мостом, статуи которого казались живыми в полуденном свете. Воздух был свежим, с привкусом реки, смешанным с ароматом кофе из кафе на Кампе и цветов от лотков у Староместской площади. Дома Старого города - в готическом и барочном стиле - возвышались вокруг, их фасады, жёлтые и розовые, отбрасывали тени, похожие на кружева. Солнце играло на шпилях Тынского храма, превращая их в золотые иглы, а лёгкий ветерок нёс звон трамваев и шелест листьев из парка Летна неподалёку.
Прага днём - это симфония света и теней, где каждый мостик над Влтавой шепчет истории, а прохожие кажутся частью живого полотна. Но внутри меня царила ночь - её тень следовала за мной, даже здесь, под этим ясным небом.
Джек тянул поводок, обнюхивая каждый фонарь и клумбу, его хвост вилял, словно пытаясь вытащить меня из мыслей. Мы свернули в Йозефов, где узкие улочки и старые синагоги создавали прохладные тени, а скамейки манили отдохнуть. Там я увидел Яна - он сидел на одной из них, с сигаретой в руках, уткнувшись в телефон.
Мы часто встречались здесь, особенно после вечеров с травкой, когда нужно было просто посидеть и поговорить ни о чём.
- Эй, Влад, - он поднял голову, улыбаясь, но его глаза сразу забегали по моему лицу. - Ты выглядишь так, будто не спал неделю. Опять она?
Я сел рядом, Джек устроился у ног, и Ян протянул мне сигарету. "Травка," - подумал я, но покачал головой. Не сегодня. Ян был одним из немногих, кто знал про Алёну - мы трое иногда тусовались вместе, он видел, как мы шутили, как она делилась эскизами, а я её подбадривал. Он знал, что она уехала в Милан, в Istituto Marangoni, чтобы стать дизайнером, и что всё закончилось той ссорой.
- Да, - вздохнул я, глядя на голубей, кружащих у Староновой синагоги. - Опять эти видения. Как будто она здесь, Ян. Поёт нашу песню, смотрит... А вчера ночью - или утром? - она лежала рядом. Жутко реально.
Ян нахмурился, затянулся сигаретой и выдохнул дым, который растворился в воздухе, как её образы.
- Чёрт, Влад, это уже не шутки. Ты уверен, что не переборщил с... ну, ты знаешь? Алёна... она же в Милане, живёт своей жизнью. Я проверял её инсту на днях - посты о показах, эскизы, всё ок. Может, напиши ей? Разберись с той фигнёй.
Я покачал головой. Той фигнёй - нашей ссорой. Я всегда поддерживал её мечты, помогал с портфолио, шутил, что поеду в Милан её "личным ассистентом". Мы были спутниками пять лет - делили музыку, ночи с сигаретами, шутки об интиме, которые оставались шутками. Но она не сказала о поступлении в Istituto Marangoni. Узнал я случайно, за неделю до отъезда, увидев билеты у неё дома. "Почему скрыла?" - спросил я, и всё сорвалось. Она боялась меня бросить, боялась, что я попрошу остаться, и она бы всё бросила - мы оба это понимали, молча. Я обиделся на недоверие, кричал, что после пяти лет она не делится радостью. А она... расплакалась, впервые на моих глазах, шепча, что хотела сделать сюрприз, боялась, что я не отпущу. Мы молчали потом, и она уехала. Её инстаграм сияет Миланом, но мои сообщения - в пустоте.
- Может, и правда написать, - пробормотал я. - Но что, если... это не видения? Если с ней что-то случилось?
Ян хлопнул меня по плечу, пытаясь улыбнуться:
- Не накручивай. Алёна - сильная. Помнишь, как она нас вытаскивала из депрессий? Давай лучше покурим нормально, развеешься. Или сходи к врачу, серьёзно.
Но я знал: развеяться не выйдет. Её тень была повсюду, даже в этой солнечной Праге. Джек лизнул мою руку, и мы пошли дальше, но мысли о ней - о нас - не отпускали.