Дьявольский договор - охотник и проклятая душа.

Кётору мягко взял мой подбородок двумя пальцами. В этом прикосновении читалась тонкая смесь заботы и властности, словно он хотел заглянуть через глаза прямо в душу, убедиться, что там всё спокойно и ясно, как на тихом озере после дождя. Его глаза... Обычно ледяные осколки, сейчас они казались чёрными дырами. Бездонные. Я нырнула в эту тьму, пытаясь зацепиться хоть за что-то — злость, пренебрежение, торжество... найти хоть слабую искру жизни. Но там царил лишь холодный непроницаемый мрак. Казалось, даже отражения сбежали из этих глазниц.

Боль можно вытерпеть, найти предел, а как бороться с этой бездной?

Я заметила тёмные круги под его глазами — кажется, бессонница мучает его уже давно. Хотя, возможно, это всего лишь игра света.

— Ты можешь молча послушать? — голос сорвался, прозвучал хрипловато.

Он ослабил хватку и отпустил мою голову. С тяжелым вздохом достал смартфон.

— Пока мы ехали, я старался разобраться, насколько ты в своём уме. Посмотри сюда, — сказал он и развернул телефон экраном ко мне.

Видео было без звука, но мне хватило изображения: Хироси. Привязанный к металлическому столу, голый, с разбитым лицом, превратившимся в кровавое месиво. Его глаза, обычно похотливые и властные, сейчас были полны первобытного ужаса. И этот ужас... прекрасен. Словно долгожданный глоток чистой воды в раскалённой пустыне.

Я видела каждую деталь. Разорванную кожу, сломанные пальцы, синяки, расползающиеся по телу, как чернила на промокашке. И я чувствовала... как внутри распускается алый цветок, питающийся чужой болью и отчаянием. Яд, который заполняет меня.

Неужели я испытывала удовольствие от чужой боли? Во что же я вообще превратилась... Чем я тогда лучше? А вдруг люди говорили правду, и я — чудовище?

На экране появился палач в чёрной маске. Безликий ангел возмездия. В его руках был хлыст, сплетённый из ремней, каждый из которых нес свою порцию боли. С каждым ударом кожа Хироси взрывалась кровавыми полосами. Казалось, он кричал и молил о пощаде, но его мольбы тонули в какофонии боли и тьмы.

Камера переключилась на его жену. Она была привязана рядом, обнажённая и избитая, словно кукла, брошенная в грязь. Слёзы текли по её щекам, смешиваясь с кровью, превращая её лицо в жуткую маску страдания. Она смотрела на Хироси с ужасом и отвращением, словно винила во всём, что произошло. И я чувствовала триумф. Она заслужила это: знала, что Хироси делал со мной, помогала ему, наслаждаясь моей болью. И теперь платила по счетам.

Мужчина в маске взял нож. Провёл им по животу женщины. Тонкая красная линия, словно приговор. Её губы дрожали, и рот открывался в беззвучном крике — будто душа рвалась наружу, оставляя эхо боли и отчаяния.

— Могу закончить это сейчас, а могу продлить их страдания. Могу отпустить. Выбор за тобой.

Кётору произносил эти слова с той же бесстрастной отстранённостью, с какой зачитывал бы сводку биржевых новостей. Утреннее солнце нещадно палило по салону машины, вырисовывая сеть еле заметных морщин и шрамов вокруг его глаз. Но взгляд оставался мёртвым: пустая, расчётливая сталь, словно осколок лезвия. Он отдал мне право на месть. Но какова цена? Что он захочет взамен?

В окне, словно в мутном зеркале, виднелась Токико. Она переминалась с ноги на ногу, явно нервничала. Ждала меня, словно маяк, одиноко светящий сквозь бурю, и я знала, что просто не имею права её подвести. Не могу превратиться в монстра.

Слёзы предательски брызнули из глаз, выдавая мою слабость, обнажая боль. Но губы растянулись в жуткой улыбке. Улыбке убийцы, застывшей на лице «невинной» девочки, словно маска, которую невозможно снять.

Токико отвернулась бы, в ужасе убежала, поняв, в какое чудовище я превратилась. Палач. Маньяк. Монстр в образе человека. Я сходила с ума, медленно погружаясь в пучину безумия, где грань между реальностью и кошмаром стирается.

Бездушный притянул меня к себе, крепко обнял. Ладонь опустилась на волосы, он гладил их, зарывался, словно искал там ответы или же просто хотел заглушить мой душевный крик. Его взгляд не отрывался от моего лица. Наслаждается? Моими эмоциями?

— Решай.

Он последняя надежда в этом проклятом аду или ловкий Ёкай*, предлагающий сделку? У него было всё, что мне нужно, чтобы выжить, отомстить. В его уверенности был отблеск той силы, что нужна мне, чтобы не сломаться окончательно, не превратиться в безумное чудовище.

Я боюсь, ненавижу, но одновременно желаю и ищу в нём спасение. Вопреки воле и логике, я обняла его в ответ. Вцепилась в него, в его тело, как утопающий хватается за обломок корабля, зная, что скоро пойдёт ко дну.

Зарылась лицом в складки его одежды, пытаясь спрятать разбитую душу, укрыться от кошмара, преследующего в каждом сне. Чувствовала на спине его руки — стальной обруч, сдавливающий грудь, лишающий воздуха, лишающий жизни. Слишком крепко, так, что перехватило дыхание. Он прав: я не человек. Всего лишь инструмент в его руках, марионетка, чьи ниточки он дёргает. Но отчего так тепло? И так невыносимо больно внутри. Он говорил, что боли не будет. Почему я чувствую всё? Какого это — не чувствовать, Кётору? Как это быть — бездушным?

— Что я должна сделать, чтобы ты оставил их в живых?

Какая же я идиотка! Зачем я это сказала? Они же сами виноваты!

Да... Я ненавижу их. Ненавижу этих тупых самодовольных нелюдей, этих бездушных. Ненавижу этот прогнивший мир, в котором мы живём, где зло торжествует, а справедливость — всего лишь пустой звук. Но... Что-то внутри меня противится этому. Этот мерзкий мир, где я появилась, всё-таки мой мир. Это мир, в котором я должна выжить.

Я не хочу становиться монстром окончательно, даже если этого заслуживаю. Я не хочу пополнять ряды тех, кого я так презираю. Я и так совершила слишком много ошибок, и каждая из них словно камень, тянет меня на дно. Но где-то, в самой глубине моей души, ещё теплится искра надежды. Надежды на то, что я могу стать лучше. Что я могу искупить свою вину. Что я могу... помочь кому-то. Простить и отпустить...

Это глупое, наивное желание не позволяло мне просто стоять в стороне и смотреть, как Кётору расправлялся с этими идиотами. Да, они заслужили это. Но разве я имела право решать, кто должен жить, а кто — умереть? Разве я не должна была попытаться остановить его, даже если это было бессмысленно? Даже если это показало бы, что я наивна. Показало бы, что я не такой уж и монстр, каким казалась на первый взгляд.

Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с бешеной скоростью, словно птица, бьющаяся о прутья клетки. Я попыталась вырваться, но рука на спине сжалась, не причиняя боль, но и не позволяя сдвинуться ни на сантиметр. В глазах плыло, в ушах звенело, словно похоронный колокол отсчитывал мои последние секунды. Я теряла сознание?

— Умереть, как Объект номер Один, сбежавший из лаборатории F-567?! Они охотятся за тобой, Адсу. И ты понимаешь, что произойдёт, когда они тебя найдут. Но этого не случится. Я не допущу.

Слова были произнесены обычным тоном, без повышения голоса, но с такой твёрдостью, что дрожь пробежала по телу, словно касание ледяного призрака, нашёптывающего проклятия.

Я пыталась вырваться, но он лишь крепче прижимал к себе, словно не хотел отпускать в бездну, желал удержать в своей власти. Его глаза не лгали. Я умру?

Он нежно, почти невесомо, провёл большим пальцем по моей щеке, будто стирал невидимую пылинку. Забота — ни слов, ни ласки, лишь этот простой жест, говорящий больше тысячи слов? Или жестокая манипуляция, призванная усыпить бдительность?

— Я не могу рисковать. Тебе придётся немного поспать.

Последним, что я увидела, было его лицо, полное спокойствия, словно он провожал меня в мир иной. Лицо палача, не испытывающего ни сожаления, ни угрызений совести. Последними словами, которые я услышала, был приговор. А потом я погрузилась во тьму, в бездну, где нет ни боли, ни страха, ни надежды, ни отчаяния. Только пустота. И мёртвая тишина.

Снова и снова меня затягивало сюда — в кромешную тьму. Холод пробирал до костей, хотя совсем недавно здесь было уютно и тепло. Глаза привыкли к черноте, и вдали проявился слабый огонёк — трепещущий, нежный, будто моя собственная душа, затерянная в сумраке бесконечности.

Я приблизилась и почувствовала приятное тепло, исходящее от этого крошечного маяка. Знакомый запах — сладкая вата и жасмин — вскружил голову, принося воспоминания о Кётору, чьё сердце тоже когда-то светилось мягким огнём... а теперь было покрытым мраком.

Передо мной было лишь пламя. Он исчез.

Где я сейчас?

Огонь. Он танцевал в темноте, извивался, словно живой, шептал моё имя языком искр. Темнота вокруг сгущалась, словно подталкивая меня к свету, к этому опасному, манящему пламени. Я чувствовала, как что-то внутри резонировало с его хаотичным, но завораживающим танцем.

Это больше, чем просто интерес. Это притяжение, древнее и необъяснимое, как зов. Каждый треск, каждая вспышка казалась мне откровением, ключом к забытой тайне, запертой глубоко во мне. Я пыталась отвернуться, бороться с желанием подойти ближе, протянуть руку и коснуться этого опасного, прекрасного зверя.

Отступать в темноту? Никогда. Лучше сгореть, чем снова раствориться в этой беспросветной мгле. 

В голове пульсировала единственная мысль: ближе. Я знала, что это безумие, но страх и разум были бессильны перед этой всепоглощающей тягой. В горле пересохло, ладони вспотели. Казалось, только в объятиях пламени я смогу найти ответы на мои вопросы, почувствовать себя настоящей. В темноте нет ответов, только эхо моих страхов.

Взяв огонек в ладони, я не обожглась. Потянула на себя, словно вытягивала нить из ткани реальности. Пространство содрогнулось, стало ломаться, искривляться, точно стекло под ударом. Кажется, я разрушила что-то хрупкое, невидимое, жизненно важное. Огонёк противился, словно прирос к чему-то, но я тянула, тянула дальше, и мне казалось, будто я рвала живую плоть.

Щелчок. И крик. Нечеловеческий, вырывающийся из самых глубин дзигоку*, полный агонии и бессилия. Это не моя боль, нет. Голос... смутно знакомый, искажённый страданием, он похож на голос Кётору.

Звон. Оглушительный, разрывающий барабанные перепонки. Гудок врезался в мозг, словно раскалённый гвоздь. Резкий вибрирующий звук пронзил нервы, оставляя во рту тошнотворный привкус металла. Тело было парализовано, но сознание, как раненый зверь, медленно выползало из тьмы. Вокруг — пляска теней, искажающих реальность, превращающих обыденные вещи в гротескные фигуры. Свет пробивался сквозь грязную пелену, словно предсмертный луч надежды. Каждый вдох — мучительная борьба за ясность мысли, за ускользающий контроль.

Я с трудом приподнялась на локтях, чувствуя, как тело протестовало острой физической болью. Боль? Что за странное ощущение... Разве я вообще способна на это после договора?

Мир вращался, словно карусель в бреду, и я лихорадочно искала взглядом опору, что-то настоящее. Непрекращающийся, оглушающий гудок. Ужас отступил перед яростным инстинктом выживания. Кётору... Что с ним? Он бессильно лежал на руле, выглядел лишь бледной тенью себя прежнего. Багровая река заливала его кожу, пропитывала одежду. Под ногами растеклась зловещая лужа крови.

Я посмотрела на свои руки, дрожащие, покрытые чужой кровью... Его кровью. Они обагрены по локоть, а в пальцах... стиснут тот самый огонек.

Я вырвала его из груди Кётору? 

Цифры на панели — смертный приговор: 250 км/ч. Смерть заигрывала с нами, пританцовывая на капоте. Это был полёт в бездну.

Что я наделала?

Машины неслись прямо на нас. Или это мы, безумные, летели навстречу? Водители объезжали нас, отчаянно сигналили, но было поздно. Я попыталась перехватить руль, но мёртвая тяжесть тела Кётору придавила его. Не сдвинуть. Окоченевшая нога давила на газ, отправляя стрелку спидометра в запредельную зону. Двигатель ревел, как раненый зверь, предчувствуя гибель.

Прямо на нас двигалась огромная фура. Зажмурившись, я закричала, выплёскивая наружу не только страх, но и горечь прожитых лет, ненависть и бессилие. «Кётору прости...» Объехать её невозможно — это финал нашей смертельной гонки.

Удар обрушился, с чудовищной силой. Рвущийся металл, ломающиеся кости и разбивающееся стекло слились в оглушительную симфонию смерти. Время замедлилось, растягивая каждую секунду в вечность. Салон превратился в адскую мясорубку. Меня швырнуло вперёд, словно тряпичную куклу. Ремень впился в грудь, ломая рёбра. Перед глазами в замедленной съёмке мелькнула, кувыркаясь в потоке искр на капоте грузовика, моя собственная рука, оторванная от тела. Хлестала кровь, тёплая и липкая, заливая всё вокруг. В нос ударил запах бензина — это конец.

Неужели всё закончится так? Это всё, на что я была способна? 

Свет. Мягкий, неземной свет. Белый лис. Он был крупнее обычного, и в его осанке чувствовалось величие, словно он был духом-хранителем, подобным Ками*, посланный с небес. Его шерсть сияла в лучах невидимого солнца. Лапы, чёрные, словно смоль, бесшумно ступали по обломкам машины. Уши с тёмной дымкой на кончиках настороженно подрагивали, улавливая малейшие звуки. Лис подошёл ко мне неторопливо, будто знал, что времени больше нет. Наклонил голову, внимательно рассматривая меня своими бездонными мудрыми глазами. Влажный, холодный нос коснулся моего лица, слегка ткнулся в щёку. Я почувствовала облегчение. Умиротворение. Боль исчезала. Страх ушёл. Осталась надежда.

Я не в темноте — я провалилась в бездонную тьму! И больше не чувствовала ничего, даже тела. Паря в невесомости, не нуждаясь даже в дыхании. Мертва? Это загробный мир? Я призрак? Я стала тем, кого боялась всю жизнь?

В этой абсолютной тьме я снова увидела белого лиса. Присев на задние лапы, он тщательно вылизывал запачканную кровью переднюю лапу, словно старался отмыть себя от этого мира. Закончив, сладко потянулся, выгнув спину дугой, зевнул во всю пасть, обнажая острые клыки, и, бросив на меня мимолётный оценивающий взгляд, сорвался с места, словно подгоняемый невидимым ветром. Он не ждал. Не желая оставаться одной в этом пугающем небытии, я побежала за ним. Скользила в пустоте, не ощущая ничего под ногами. Лис, словно насмехаясь, игриво махнул пушистым хвостом с чёрным кончиком, мелькнул среди теней, нырнул в яркий алый свет, исходящий от одинокого дерева, растущего в этой тьме, и исчез. Не размышляя, я последовала за ним в этот манящий, но пугающий портал.

Я оказалась в лесу. Небо стремительно затягивало тяжёлыми свинцово-серыми облаками, которые клубились над головой, нависали угрожающе низко, готовые обрушить на землю грозу. Лес погрузился в странный полумрак, тени стали густыми и вязкими, будто кто-то разлил чернила среди деревьев. Листья тревожно шелестели, ветки скрипели, будто деревья знали больше, чем могли рассказать.

Ветер усиливался, налетал резкими порывами. Трепал волосы, спутывая пряди и бросая в лицо сухие листья. Казалось, сотни невидимых рук тянулись ко мне из темноты леса, стараясь удержать здесь навсегда. Мороз пробежал по коже, оставляя тревожное чувство опасности.

Сердце билось тяжело, гулко отдаваясь эхом в ушах.

Я лежала на земле. Кто-то держала меня с такой силой, что, казалось, ломались кисти.

Перед глазами всё плыло. В ушах звенело. Я видела не Кётору, а жуткого монстра, жаждущего моей гибели. В его глазах — не просто ночь, а зияющая бездна. Не чёрная пустота, а живая, голодная тьма, пульсирующая и дышащая древним ужасом. Смотреть в них — падать в бесконечную пропасть, где стираются границы между реальностью и кошмаром.

В глубине бездны мерцали отблески чего-то чуждого, нечеловеческого — искры безумия, отголоски боли, шёпот забытых страданий. Манили, словно запретный плод, обещая ответы на вопросы, которые лучше не задавать. И чем дольше я смотрела, тем сильнее ощущала, как тьма проникает в меня, оскверняя разум и высасывая жизнь.

Это бездна не просто поглощала свет, а испепеляла саму надежду. В ней умирали звёзды, гасло солнце, растворялись целые миры, оставляя ледяную всепоглощающую пустоту. И эта пустота, я знаю, ждала меня. Ждала, чтобы поглотить, сломать, обратить в пыль. В его глазах я видела свою смерть — медленную, мучительную, безвозвратную. Это зрелище отвратительно и... завораживающе.

Я попыталась выбраться из-под него, но он прижал меня, сдавливая плечо до боли... Боли? Я не должна её чувствовать. Галлюцинация? Опять приступ? Тогда что происходит там, в реальности? Может, я потеряла сознание, и это сон? Может, я умерла, и это Дзигоку?..* Но всё было слишком реалистично. И так неестественно. Кётору был другим. Будто меньше ростом, менее мускулистый. Плечи не такие широкие, как обычно. Будто уменьшился в размере. Да и лицо... чуть-чуть, но отличалось. Нет шрама. Он выглядел моложе лет на восемнадцать. И эти чёрные демонические глаза... не видно ни белков, ни радужки, только тьма.

Его дыхание потяжелело и участилось. Рука потянулась ко мне, пальцы коснулись щеки, скользнули вниз по шее, задерживаясь на ключице. От этого прикосновения меня прошибла дрожь. Отвратительно.

Это не реальность, Адсу! Очнись!

— Во всех вселенных ты всё такая же, — его голос звучал тихо, почти шёпотом, но врезался в память острыми осколками.

Рука скользнула дальше, коснулась плеча, сжимая несильно, словно проверяя реакцию. Я едва сдержала дрожь, понимая, что любое неверное движение может спровоцировать гнев.

Он наклонился ближе, так близко, что я чувствовала его учащённое дыхание на своей щеке. Но его запах был другим. Не привычный манящий аромат сладкой ваты и жасмина, а щекочущий ноздри резкий запах гвоздики. Губы приблизились к моей голове, нежно коснулись волос. Тело содрогнулось, словно его пронзил электрический разряд. Зубы клацнули от напряжения.

Он чуть отстранился, и на миг появилась ужасающая картина, ломающая реальность: он улыбнулся, как псих, во все зубы. На его лице была кровь.

— Такая же раздражающая! — прошептал, глядя прямо в мои расширенные от ужаса глаза. Его взгляд прожигал насквозь, заставляя кровь стынуть в жилах.

Я молчала, боясь произнести хоть слово. Сердце билось так громко, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Я вцепилась пальцами в землю и не могла пошевелиться, будто приросла к ней. Безумие происходящего парализовало.

Его губы мягко коснулись моих, сначала осторожно, исследуя, затем сильнее, требуя отклика. Он крепко обнял меня, навалившись всем своим весом.

Отвратительно!

Поцелуй казался бесконечным, превращаясь в борьбу между его желанием и моим страхом. Я не заметила, как демон снял куртку и поднял мою футболку, проводя горячими руками по талии. Воздух потяжелел, пропитанный опасностью и извращённым влечением.

Я попыталась оттолкнуть его, но он был сильнее. Схватил мои запястья, поднял над головой, фиксируя их одной рукой, а вторую запустил под юбку... Какого? Я была одета совершенно иначе! Что, чёрт возьми, происходит?! Это точно не реальность. Галлюцинации!

— Сама этого хотела, добивалась всеми способами, так чего дёргаешься теперь?

Он не отпускал. Я понимала, что здесь что-то не так, что это не Кётору, он бы ни за что так не поступил. Но как же было мерзко. Тошнило от его прикосновений, от не его запаха, от всей этой извращённой сцены. Я должна была что-то сделать. Вырваться. Но как?

Резкое жжение внизу живота, адская боль пронзила насквозь. Он вонзил нож. В живот! Лезвие прошло сквозь одежду, глубоко в плоть. От шока я даже не кричала. Только судорожно дышала, чувствуя, как по коже бежал обжигающий холод. Почему мне вообще больно? Почему он это сделал? Это же галлюцинация, иллюзия... или нет?

Он схватил меня за шею, второй рукой зарываясь пальцами в волосы на затылке и притягивая моё лицо к своему. Жёсткий, безжалостный поцелуй, в котором смешивались его слюна и моя кровь. Он кусал мои губы, будто пытался оторвать их. Затем, всё так же держа за шею, со всей силы впечатал голову в острый камень. Звук удара отозвался треском в голове. Оглушительная боль, мир поплыл. Ещё один удар, и ещё. Виски пульсировали от невыносимой пытки, темнота подкрадывалась из-за границ видимого.

Он продолжал терзать меня поцелуями, одновременно нанося удары ножом в живот. Каждое движение — вспышка адской боли. Я чувствовала, как рвалась кожа, как лезвие рвало внутренности. Из раны хлестала кровь. Я теряла сознание. Всё происходило так быстро, что я не понимала, что делать. Да и уже не могла. Тело было слабым, безвольным, словно тряпичная кукла в руках безумца. Он сжимал мои бёдра, не отрываясь от поцелуя, прижимаясь всем своим окровавленным телом к моему.

— Я буду убивать тебя в каждой вселенной! — рычал он, сплёвывая кровь. — Не дам ожить той мрази, что заставляет меня страдать уже несколько сотен лет, кидает из вселенной во вселенную ради того, чтобы спасти свою шкуру. А ты... безумно напоминаешь её. Ты и есть она. Поэтому ты будешь страдать! Страдать, как и этот никчёмный Кётору! Платить за её грехи! Благодарите свою создательницу, мрази!

Нет ни сил, ни воли сопротивляться. Он отстранил меня от себя, прервав отвратительный поцелуй, оставив привкус крови на губах и во рту. Я видела, как яркая алая дымка вышла у меня изо рта — последние капли жизни. В груди всё сжалось, будто он высасывал саму душу. Забирал мою жизненную энергию, мою сущность.

Демон провёл окровавленным пальцем по щеке, оставляя багровую полосу на коже. Его глаза горели безумием и ненавистью.

Но он не успел поглотить мою душу целиком...

Всё исчезло, и я снова погрузилась во тьму. Но на этот раз всё было иначе. Не просто пустота, а плотный, давящий чёрный туман. В этой тьме виднелись отголоски красных огоньков. Снова? Какие-то блеклые, едва мерцающие, какие-то ещё горели ярким пламенем, словно миниатюрные костры. А какие-то полностью чёрные.

— Очень, очень злой и жестокий, правда? Вот настоящий демон, а Кётору меня называет демоническим отродьем...

Я резко обернулась, пытаясь прорвать пелену тьмы. Никого. Лишь клубящийся туман, словно живой, и пляска далёких, нереальных огоньков. Моё сердце колотилось в бешеном ритме, захлёбываясь страхом и непониманием. Что, чёрт возьми, происходит? Кто говорит? Кто здесь?

И вдруг... он. Передо мной возник мужчина, словно сотканный из самой тьмы. Тёмные, как смоль, растрёпанные волосы обрамляли острое, хищное лицо: высокие скулы, прямой, словно клинок, нос и выразительный подбородок. Глаза — узкие щели, бездонные омуты с печатью древней скорби, в которых мерцали искры утраченной славы. Полные губы были тронуты горькой усмешкой презрения к самому себе, и его кожа, словно мрамор, казалась нереально бледной, хранящей отпечаток долгой разлуки с небесным светом. Одет был во все чёрное, в роскошный, богато украшенный жакет с деталями, напоминающими вороньи перья, словно пытался скрыть остатки былого великолепия. А за спиной... расправлены огромные чёрные крылья, местами посечённые шрамами, будто от огня. Он застыл, неподвижный, словно изваяние, высеченное из самой ночи. Его взгляд... Он смотрел на меня с... сожалением? Грустью? Безнадёжной надеждой? Нет, не на меня. Сквозь меня. Будто видел что-то или кого-то, кого я не видела. Словно я — лишь отражение его собственной утраченной чистоты. В его глазах бушевала буря эмоций, скрытая за маской ледяного, надменного спокойствия, словно он слишком давно отвернулся от небес и теперь презирал всё, что напоминало ему о былом величии. 

— Ты кто? И где я? — мой голос дрожал, выдавая страх, который я тщетно пыталась скрыть. Я машинально потянулась к ближайшему огоньку, готовая вырвать его с корнем, лишь бы получить ответы. — Я его оторву, если ты мне не расскажешь!

Тёмный усмехнулся, приподняв одну бровь. В его глазах читалось превосходство и лёгкое презрение к моей отчаянной бессмысленной дерзости.

— И ты правда хочешь, чтобы всё это повторилось? Серьёзно? Тебе мало того, что ты увидела в этих... — он поморщился, словно проглотил что-то гадкое, передёрнул плечами, — грязных воспоминаниях проклятой души Кётору?

— Что?..

Я выдохнула, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Отчаянно пытаясь ухватиться за ускользающую реальность и собраться, я провела рукой по волосам. Он закатил глаза с преувеличенным вздохом, скрестив руки на груди.

Это всё было иллюзией. Воспоминания? Боже, на этот раз мне повезло? Или...

— То, что ты сейчас лицезрела, и до этого тоже... — в его голосе сквозила усталость и скука, словно он повторял это тысячу раз. — Две твои смерти. Воспоминания. Ты каким-то образом умудрилась залезть в тело этого святоши! В его пространство душ, если быть точным. Хотя, признаться, ума не приложу, как это вообще возможно. — Он задумчиво почесал подбородок, изучая меня оценивающим взглядом. — Может, это побочный эффект вашего контракта? Такого раньше никогда не было. Сценарий полетел к чертям, эта жизнь Кётору совершенно не предсказуема, так что я даже помочь не успеваю. Да и не могу, если Кётору не в сознании. — Он сделал шаг ко мне, наклоняясь ближе. — Остановись! Хватит ковыряться в чужом белье. Иначе всё просто повторится, и ты умрёшь. И знаешь, что? — он выпрямился, в его голосе прозвучала неприкрытая угроза. — Мы все сдохнем, ясно тебе? Тут уже не до смеха.

— Мы все? Нас что, тут целая...

— Ха, да, целая грёбаная вечеринка, — саркастично закатил глаза тёмный, отворачиваясь от меня. — Я, ты, этот ходячий комплекс вины — светлая душа Кётору, его проклятая сторона, которая пожирает светлую, и... — он резко оборвал фразу, прикусив губу, словно проболтался. — Просто свали отсюда, пока не натворила дел.

— А ты кто, собственно?

— Я Датенши*, известный как Аматерасу-но-Окурибито, собственной персоной.

Он картинно поклонился, демонстрируя превосходство.

— Ладно... А кто проклял душу Кётору, и зачем тут нужен ты? И как ему помочь, в конце концов?

Я скрестила руки на груди, выжидающе глядя на него и не собираясь отступать.

Аматерасу вздохнул, закатив глаза.

Они были чем-то похожи с Кётору, оба надменные, наглые, бесцеремонные и, самое главное, спокойные. Но этот хотя бы более разговорчивый.

— Столько вопросов на одного меня! Девочка, я здесь уже больше тысячи лет, прожил сотни сценариев его жалкой жизни, испытал бесконечность вселенных... — Он махнул рукой, словно пытаясь избавиться от назойливой мухи. — И вы с ним ни разу не выживали! Так с чего я должен знать ответ на твой вопрос? Кто проклял... Не могу сказать наверняка. Это, похоже, системная ошибка вселенной. Эта тварь вылезла сама собой, вероятно, из-за того, что Кётору пользовался моей тёмной силой и сам начал превращаться во тьму. А я тут... — Он пожал плечами, демонстрируя свою беспомощность, — защищаю его светлую душу, как могу.

— И как успехи? Звучит неубедительно.

— Если он ещё не прикончил тебя в этой вселенной, то, как видишь, неплохо, хотя есть огрехи, — огрызнулся Аматерасу, отворачиваясь. — Но эта тварь с каждым разом всё сильнее. В каждой из вселенных он высасывал все собранные тобой души и становился только могущественнее. Он даже пару раз умудрялся менять вселенную, вселяясь в новое тело Кётору. Кажется, он хочет стать одним из божеств. В общем, всё очень запутанно, и, сидя здесь, разобраться крайне сложно, знаешь ли. Ещё и настоящий Кётору ведёт себя как законченный идиот... — он осёкся, бросив на меня быстрый взгляд. — Не то чтобы я его осуждал, он в обиде на меня из-за брата, но я же хотел как лучше, хотел сделать его сильнее! Да и душа его брата была испорчена из-за этих недоумков-родителей, связавшихся с демонами ради денег, — он вздохнул, словно сбросив груз с плеч.

То есть Кётору путает этого недо-Ками и настоящее зло? 

— Ладно, я и так уже слишком много наболтал. И главное, не рассказывай ему ничего из того, что услышала! Я сам с тобой свяжусь. Удачи, милашка. И постарайтесь не умереть, пожалуйста, — закончил он с сарказмом.

Он толкнул меня, и всё вокруг растаяло, словно дым.

Приятный звук ветра, пробивающийся сквозь плотную завесу дождя, нежно ласкал слух, смешиваясь с шелестом мокрых листьев, создавая обманчивую иллюзию покоя. Капли барабанили по крыше машины, в салоне витал особо притягательный аромат: влажный асфальт, омытый дождём, проникающий в самое нутро, успокаивал и настораживал одновременно.

За рулём сидел Кётору, живой и невредимый. В памяти всплыла сцена из недавнего кошмара, где он был мёртв и лежал в луже крови... А сейчас он спокойно управлял машиной, высунув одну руку в окно словно назло бушующей стихии, возможно, наслаждаясь ледяными брызгами и запахом дождя.

— Очнулась, соня? — в его голосе звучала лёгкая насмешка, от которой по коже побежали мурашки. — Что тебе там снилось? Орала тут минут пятнадцать, я уже думал ритуал экзорцизма проводить.

Я промолчала, опустив взгляд. Дождь смазывал вид за окном, превращая мир в размытое пятно, как будто отражая моё состояние. Аматерасу просил не рассказывать, да и как такое вообще можно рассказать, чтобы он поверил? Бред какой-то. Осмотрев себя, я точно убедилась, что я в реальности: метка на запястье на месте, одета я в ту одежду, что дал мне Кётору. Но что это меняет? Это реальность или всего лишь ещё один слой кошмара, пропитанный этим обманчиво успокаивающим запахом дождя?

— Что ты сделал со мной?

— Знаешь, что такое асфиксия?

Его взгляд оставался прикованным к дороге, по которой бежали потоки воды, отражая мутные огни фар.

Я знала, но покачала головой.

— Просто лишил тебя кислорода на пару секунд, и ты отрубилась, — сказал он и пожал плечами, словно это было обыденным делом, словно отнимать жизнь — то же, что выключить свет. — Предвидя твой вопрос: с Токико всё в порядке, сейчас Аяко в виде тебя заканчивает нудный процесс переоформления и удочерения. А мы в это время будем работать, у меня остался один день, иначе мне начальство голову снесёт. И так с тобой провозился слишком долго, игнорируя приказы.

— Нельзя было придумать что-то получше? Бездушный! — выпалила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Я мог вырубить тебя ударом по шее, но обещал не бить, мог снотворное вколоть, но была бы побочка. Да что угодно. Я выбрал самый безопасный и быстрый вариант, поняла?

— А вообще нельзя было меня не трогать, да? Просто сказать: «Постой тут, Адсу, миленькая, никуда не уходи»?

— Серьёзно? Ты хоть сама в это веришь? — фыркнул он. — Да как только мы бы с Аяко из машины вышли, ты бы к Токико рванула, сто процентов. Я тебя знаю как облупленную. Даже если бы не к ней побежала, то всё равно бы что-нибудь учудила. То шиза твоя, то ещё какая фигня. А у меня нет времени на твои выходки, Адсу! — в его голосе сквозило раздражение, как будто я была несносным ребёнком.

Его глаза вдруг стали какими-то серыми, словно выцветшими. Злится, что я ему претензии предъявляю? 

Я снова начала теребить ручку двери, чувствуя себя всё более неловко. Эти видения... Его тёмная версия, её поступки... Брр. Меня колотило от одних воспоминаний. И тут он ещё масла в огонь подливал.

— Спасибо... За всё. Я буду более спокойной, постараюсь точнее. Ты прав, я бы не смогла сдержаться.

Вопросы крутились в голове, но я боялась их озвучить, не желая снова провоцировать его гнев. Тишина в машине давила на уши, лишая возможности нормально вдохнуть. «Только бы не сорваться», — мысленно одёрнула я себя.

Я исподтишка изучала его лицо, надеясь увидеть хоть что-то, кроме этого привычного бесстрастного выражения. Но Кётору был непроницаем, словно лёд.

И когда я уже почти смирилась с тем, что нормального разговора сегодня не будет, Кётору вдруг резко прибавил громкость музыки, заглушив мои мысли. Специально, что ли?

С таким характером, как у Кётору, вообще удивительно, что у него есть друзья. Вспоминая Хиро, я невольно сравнивала их, и разница была очевидна. Мы с Хиро толком и не поговорили, в основном переглядывались, но он успел произвести впечатление парня дружелюбного, хоть и не слишком тактичного.

«Навязчивый», — наверняка подумал бы Кётору. Он не переносит тех, кто говорит больше двух слов подряд. С ним по душам точно не поговоришь — вечно угрюмый, серьёзный, а сегодня еще и раздражённый. И как теперь быть? Молчать всю дорогу, притворяясь, что всё в порядке?

Не выдержав этого напряжения, я достаточно громко стукнула ладонью по сиденью.

— Бездушный, — ровным тоном позвала я, стараясь перекричать музыку. — Можно сделать потише?

Ноль реакции.

— Ты меня вообще слушаешь?

Я махнула рукой перед его лицом, но Кётору лишь крепче сжал руль и слегка отстранился, отводя взгляд.

Поняв, что словами здесь ничего не добиться, я с силой откинулась на спинку кресла, громко и напряжённо вздыхая, демонстрируя своё раздражение. Выждав пару минут, решительно выключила магнитолу, прожигая его взглядом. Но и это, похоже, не произвело на него ни малейшего впечатления.

Я собралась коснуться его плеча, но Кётору предостерёг, холодно бросив:

— Дотронешься — руку сломаю.

— И не собиралась, — сказала я, отдёргивая ладонь. — Спасибо, конечно, что помог отомстить... Но почему твоё настроение так резко изменилось? Ты же совсем недавно нормально со мной разговаривал, я что-то сказала не так? Ты обиделся?

— Пристегнись уже, сколько можно повторять? — огрызнулся он, не глядя на меня. — И я что, похож на ребёнка, чтобы обижаться? Не помогал я тебе, у нас мало времени, а этот мусор мешал мне, тратя и без того ограниченное время. Мне нужно было избавиться от того, кто создаёт проблемы, я это и сделал. Но почему ты решила оставить его в живых, для меня загадка.

— А ты оставил его в живых?

Бездушный молчал.

— Ладно... Что ты имел в виду под умереть как объект номер один? — переспросила я, внимательно вглядываясь в его лицо, пытаясь уловить хоть какую-то эмоцию.

Но Кётору снова замолчал, проигнорировав мой вопрос.

— Да хватит игнорировать меня! Кем ты себя возомнил? Сначала похитил, потом запугал ложью, ещё и удочерил меня через других людей! Можешь хотя бы отвечать на вопросы? Как я должна помочь тебе и выполнить правила контракта, если ты ничего мне не говоришь?.

Сжав кулаки от возмущения, я уже приготовилась высказать всё, что думаю, но, взглянув на его глаза, мгновенно забыла о злости. Серый цвет в них сменился на тёмный, естественный, и всё моё внимание сосредоточилось на этой перемене.

— Разве никого не смущает, что они постоянно меняют цвет? — пробормотала я скорее себе, чем ему.

В ответ была тишина. Уголки его губ слегка приподнялись, будто мои слова его только позабавили.

Я была готова взорваться от негодования, но меня прервал резкий, пронзительный звук сирены. Отвлёкшись, уставилась на двухэтажный дом, возле которого резко затормозила наша машина. Его окружали несколько полицейских машин, мигалки на крышах которых заливали окрестности ярким красно-синим светом. И без полиции я уже чувствовала себя неловко, а с их появлением все эмоции смешались в один большой ком. Я была настолько сбита с толку, что не смогла придумать ни одной логичной причины, по которой Кётору нас сюда притащил. Вот и приехали. И что дальше?

Из-за того, что Кётору затормозил, не доехав до офицеров, я не удержалась и с грохотом рухнула вперёд, снова не пристёгнутая... Ударилась о сенсорный экран автомобиля и приземлилась на коробку передач.

— Говорил же.

— Замолчи уже... — пробубнила я, с трудом поднимаясь.

Но Кётору, не обращая внимания на моё недовольство, продолжил:

— Ты же хотела, чтобы я заговорил? Вот слушай теперь предельно внимательно и запоминай.

Он заглушил двигатель, наблюдая, как я с трудом усаживаюсь на сиденье, потирая ушибленный лоб.

— А больше ничего не хочешь? Я так и не увидела свой миллион за работу, а ты меня пытаешься уже во что-то впутать. И верни мой телефон! — нервно прервала его я, пытаясь трезво оценить ситуацию и отодвинуть на второй план зуд от удара.

Тон Кётору мне сразу не понравился. Хотя если быть честной с собой, он не нравился мне в девяноста процентах случаев, очень редко устраивал и зачастую именно тогда, когда молчал.

Не говоря ни слова, он потянулся к своему телефону. Быстро разблокировав экран, развернул его ко мне.

— Вот, — произнёс он, предъявляя мне банковскую выписку. — По идее, я и не обязан был это делать, ты не согласилась на моё предложение сразу! А зарплату получают только после месяца работы. Но, скажем так, это компенсация за моральные и физические неудобства и показатель того, что я не обманывал тебя, а ты по своей тупости устроила цирк. Обвинив меня во всех смертных грехах.

Я внимательно всматривалась в информацию на экране телефона — там значились несколько транзакций, датированных сегодняшним числом. Общая сумма составляла миллион иен, как мы и договаривались. Кётору убрал телефон в карман, не дожидаясь ответа, и наклонился вперёд, достал из-под сиденья компактную камеру среднего размера, спрятанную в чехле.

Я выхватила её прямо из его рук и вздохнула с восхищением. Я сразу её узнала — хоть камера и была выпущена совсем недавно, она успела многим приглянуться и запомниться своим уникальным дизайном. Стоила, правда, соответственно, ведь была лимитированной моделью.

— Откуда она у тебя? Это же лимитка! — на эмоциях выпалила я, напрочь забыв о месте, где мы находились, и громкости своего голоса.

Кётору выхватил камеру из моих рук, прерывая момент восхищения, и вместо этого протянул мне какой-то документ.

— Когда тебя спросят, кто ты и откуда, говори, что ты личный репортёр компании HKS, состоишь в команде «Три шестёрки». Это моя группа, — сказал он, наконец взглянув на меня серьёзно. — Запомнила?

— Ага, слушаюсь и повинуюсь, — ответила я с лёгкой насмешкой, внимательно следя за его реакцией. — А можно я буду камерой пользоваться для личных нужд, пожалуйста? Ну хоть иногда?

Вместо ответа он зачем-то снял свою толстовку и накинул её на меня, скрывая мою фигуру. Затем достал чёрную маску, такую же, как у него была в переулке, и надел на моё лицо, приказав завязать волосы, надеть капюшон и не снимать его, пока мы будем здесь.

— И ещё кое-что, — его голос стал жёстким, без всяких шуток, — это может стоить нам жизни, так что прекрати ёрничать, слушай и запоминай каждое слово. Для всех работников с HKS ты слабый собиратель, полукровка, копировать способности ты не умеешь. Твоя способность — вызывать оружие. Только нож! Косу даже не думай доставать. По ней сразу поймут, кем был тот маньяк из Токио, начнут под тебя копать, и все мои старания пойдут прахом. Поняла?

Я испуганно кивнула, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Перевела дыхание, пытаясь успокоиться. Чёрт, всё серьёзно ... 

— А маскировка зачем?

— Чтобы твоё лицо никто не видел. Толстовка скроет телосложение. Поверь, если там будет хоть одна тварь из HKS, они с тебя глаз не сведут и запомнят каждую деталь. Я не планировал брать тебя на работу сегодня, но и оставить не мог. Так что терпи, поменяем твою внешность артефактом, и всё станет спокойнее.

Мы остановились рядом с полицейскими. Кётору опустил тонированное стекло, передавая какие-то документы мужчине в форме, который лениво принял их, не отрывая взгляда от своего телефона. Он что-то буркнул себе под нос, мельком взглянул на бумаги, затем обвёл взглядом нашу машину и, наконец, махнул рукой, давая разрешение на проезд.

— Насчет камеры посмотрим, как ты себя будешь вести, — сказал Кётору, разжимая руки, и по салону разнёсся тихий скрип перчаток.

Когда он припарковал машину возле небольшого одноэтажного дома, я наконец смогла внимательно его рассмотреть. Ничего примечательного — практически такой же, как и другие дома по соседству. Правда, некоторые окна были слегка треснувшими, а жалюзи плотно скрывали обстановку внутри, оставляя место для неприятных догадок. Какое-то гнетущее чувство не покидало меня.

— Слушай, а с твоими глазами что? — спросила я, пытаясь отвлечься от дурных предчувствий. — Ты как объяснял, что они цвет меняют? Люди, наверное, странно реагировали... Может в детстве тебе били за них? Называли монстром? Запирали в школьном подвале? Пытались выколоть?

— Ты сейчас перечислила то, что делали с тобой из-за твоих светящихся в темноте глаз?

— Чего? Откуда ты знаешь... Нет.

Вход в дом не остался без присмотра — рядом с ним стояли двое полицейских в бронежилетах, с автоматами наперевес, явно уставшие от долгого дежурства. Один из них зевал, прикрывая рот рукой. Заметив нас, они устремили в нашу сторону изучающие взгляды, о чём-то тихо переговариваясь. Тот, что зевал, лениво почесал затылок.

Кётору уверенно протянул им документы. Второй полицейский с хмурым выражением лица взял их и, не торопясь, начал просматривать, небрежно проговаривая информацию своему напарнику.

— Что тут у нас? HKS, личный репортёр... — он презрительно фыркнул.

— Всё как всегда, — ответил первый полицейский, закатывая глаза.

— Решили, что мы сами не справимся, и прислали этих спецов из города через полторы недели. Толку-то от них...

Не дослушав его, Кётору резко перехватил руку полицейского, сжал её так, что тот вскрикнул от боли. Глаза Кётору вспыхнули зловещим серым светом.

— Я полагаю, вам известно, что дело находится под личным контролем главы HKS? — прошипел бездушный, наклоняясь вплотную к лицу мужчины. — И любое промедление или препятствование следствию будет расцениваться как саботаж, а ваша пренебрежительная оценка работы федерального агентства будет расценена как сопротивление сотруднику при исполнении. Последствия понятны? — его голос был тихим, но в нём звучала такая угроза, что мужчина в форме невольно вздрогнул.

Не дослушав, Кётору развернулся и, приблизившись к второму сотруднику, положил руку на его плечо.

— Вы нашли оставшуюся в живых свидетельницу? — прошипел он вкрадчиво. — Вам было сказано каждую щель проверить в округе, вы это сделали? — Кётору пристально вгляделся в глаза мужчины. — По глазам вижу — нет. Так что рты закрыли и больше не мешаете работать.

Полицейский, побледнев, попытался вырвать плечо, но хватка Кётору была железной. Другой полицейский, видя происходящее, хотел было вмешаться, но Кётору бросил на него такой испепеляющий взгляд, что тот замер на месте, как парализованный.

Мужчина в форме, не выдержав, закричал:

— Да понял я! Простите!

Бездушный отпустил его и вытер руку о его куртку, как будто испачкался. Полицейские низко поклонились.

— Хорошо. Тогда не смею вас больше задерживать. Надеюсь, вы осознаете всю серьёзность ситуации. И не будете мешать нам выполнять нашу работу. В дом ни ногой, даже если услышите крики или другие звуки.

Кётору подтолкнул меня к дому, указывая взглядом. Прошептал: «Запомни, Адсу! Лучший способ заставить кого-то делать то, что тебе нужно, — найти слабые места и запугать его».

Покорно направляясь следом, я услышала за спиной обрывок разговора полицейских, пропитанный тихим ужасом: «Чёрт, кто это вообще такой? У него же глаза как у демона... У них в HKS вообще есть адекватные сотрудники?..»

Ёкай (妖怪): Общий термин для широкого спектра сверхъестественных существ в японском фольклоре. Ёкай могут быть духами, демонами, животными-оборотнями или просто странными и необъяснимыми явлениями. Они часто обладают сверхъестественными способностями и могут быть как доброжелательными, так и злонамеренными по отношению к людям.

Ками (神) — духовные силы или энергии, которые проявляются во всем сущем. Они могут обитать в природных объектах (горах, реках, деревьях, камнях), в животных.

Ключевые моменты о Ками:

Взаимодействие с миром: активно участвуют в мире и влияют на события. Помогают Людям.

И живые, и мёртвые: связаны как с миром живых, так и с миром мертвых. (подобие ангелов-хранителей)

Дзигоку (地獄): Буддийский аналог ада в японской мифологии. Это место страданий, где грешники искупают свои грехи после смерти. Дзигоку управляется Эмма-О (阎魔王), богом-судьёй мертвых, и состоит из множества различных уровней, предназначенных для различных видов грехов.

Датенши (堕天使): Японский термин для "падшего ангела". В основном используется в современной поп-культуре (аниме, манга, видеоигры, фэнтези) для обозначения ангелов, которые отвернулись от Бога (или соответствующего божественного авторитета). Концепция заимствована из западной (христианской) ангелологии и адаптирована к японскому контексту.