Дьявольский договор - охотник и проклятая душа.

Предупреждение: Эта книга содержит описания сцен, которые могут быть травмирующими для некоторых читателей. В тексте исследуются темные стороны человеческой природы, включая контроль, манипуляции, сексуальное насилие и отсылки к травматическим событиям, таким как изнасилование и домашнее насилие. Автор не оправдывает и не пропагандирует эти действия, а использует их в художественных целях, чтобы осветить проблемы, о которых часто умалчивают. Просим учитывать это перед началом чтения.

Трек: Рисую кровью x Hardstyle (ВК)

Ветер скрёб когтями по стеклу, а дождь бил по крыше, словно кто-то отчаянно пытался прорваться внутрь. Я чувствовала их отчаяние, словно оно - моё. Солнце умерло в свинцовых тучах, и лишь вспышки молний выхватывали из тьмы гостиную, на мгновение открывая... их. Я не должна была смотреть, но глаза искали их сами. Искажённые лица. Пустые глазницы. Запёкшаяся кровь на тонких шейках. Тошнотворный образ, въевшийся в память. Врачи называли это галлюцинациями. Но голоса в голове настойчиво твердили обратное, и это была правда. Тело чувствовало, что всё реально. Я наводила порядок, бормоча про себя: «Всё нормально. Просто уборка. Просто шизофрения». Как молитва. Но она не помогала. Кожа кричала другое. Холод проникал в кости, вызывая дрожь. Кто-то коснулся меня ледяными детскими ладонями с обломанными ногтями. Отвратительное прикосновение, словно слизни ползут.

Призраки - выдумка.

Я хотела верить в это, но.... Грудь сдавило. Стало нечем дышать. Сердце колотилось, словно пойманная птица. Зачем они здесь? Зачем мучают меня? Что-то не так. Всегда что-то не так. Это проклятие.

Напряжение - знакомый вкус гнили на языке. Металлический привкус страха. Шёпот, который слышала только я. Плач. Кто-то звал по имени. Или мне казалось? Голова раскалывалась, словно от удара. Хотелось кричать, но я должна была молчать. Они больше не прятались, наблюдали. Я чувствовала их взгляды на своей коже. Они ждали, чтобы я присоединилась к ним? Или это просто моя больная фантазия? Что хуже? Я уже не знала.

Желудок сводило от тошноты. Я хотела бежать. Дом стал клеткой? Их могилой? Или моим сумасшествием? Я не понимала, что происходит, и задыхалась, ноги прилипли к полу. Каждая мышца была напряжена, тело сковало страхом. Голос шептал: «Беги». Их голоса. Мои голоса? Они сливались воедино, образуя какофонию ужаса.

Гром разорвал небо. Всё задрожало. И они задрожали, словно марионетки на ниточках, дёргаясь в конвульсиях. Это нереально. Это всё таблетки. Их побочные эффекты. По телу бежали мурашки, словно тысячи ледяных иголок. Под кожей жгло, словно её разъедала кислота. Волосы встали дыбом. Бежать. Не могу. Не могу дышать. Но куда бежать, если они везде? В голове лишь одна мысль: закончить уборку! Я должна доказать, что ещё в своём уме. Иначе... Иначе я потеряю всё.

Иначе... что? Родители сделают со мной то же самое? Или я сойду с ума окончательно? Безумие манило, обещая избавление, но я должна была держаться.

Зажмурившись, я заставила себя вдохнуть. Стиснув зубы, сделала один шаг вперёд. В горле пересохло. Ещё шаг. В неизвестность. Выбора нет. Только вперёд. Я хотела есть и должна была это заслужить.

Свет за окном искажал реальность, превращая гостиную в театр теней. Мой личный ад. Я видела лица, искажённые болью. Они повсюду. Пляска кошмаров. Их кошмаров. Моих кошмаров. Они сливались воедино, образуя жуткий калейдоскоп. Кто они? Что им нужно? Что они пережили? Что сделали с ними? Или это всё моя вина? Если бы я могла их спасти... Но я была слишком слаба. Тьма давила. Я слышала крик. Их крик. Мой крик? Шёпот. Зловещий смех. Их смех. Детский смех, превратившийся в вой. Или это я схожу с ума? Голоса в голове становились громче, разрывая сознание. Сердце бешено стучало. Казалось, оно вот-вот вырвется наружу.

Что-то неизбежное. Страшное. То, что они пережили. Или то, что я скоро переживу. Я чувствовала его приближение. Они кричали мне бежать, почему я не слушала их?

Ну же, Адсу, соберись! Нельзя показывать слабость. Он этого не любит.

Я знала, что должна продолжать: ужин сам себя не приготовит, а дом не станет чистым, - и тогда «отец» не будет в ярости. Я должна это делать. Это мой долг? Он так говорит. Но почему? Расплата за кусок хлеба? Или за крышу над головой? За то, что приютил меня?

Я выглянула из-за угла. Что там? Опять?

Хироси сидел в своём любимом продавленном кресле у окна, погружённый в мрачное, беспробудное раздумье. Вечно он такой, будто проклятый. Тень от оконной рамы зловещим крестом падала на лицо, превращая его в ходячего мертвеца. Похож на одного из них... На тех, кого показывают в новостях. Казалось, мир навсегда отвернулся от него, лишив последней капли надежды, и даже редкие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь пыльные занавески, не могли разогнать вечную тьму, поглотившую его душу. А была ли у него душа? Он считал, что расплатился за меня. Я в долгу перед ним, - так он всегда говорил.

На столе перед включённым на полную громкость телевизором, из которого доносился оглушительный грохот какой-то дурацкой стрелялки, высилась гора пустых бутылок, словно безмолвных свидетелей его медленного самоуничтожения. И я должна смотреть на это? Он бессмысленно перебирал их трясущимися грязными руками, ища последнюю каплю выпивки, надеясь хоть на мгновение забыться, уйти от этой ужасной реальности. Почему он такой слабый? Он ничтожен. И отвратителен. Как и все призраки. Как и я. Комната была пропитана тошнотворным запахом дорогого алкоголя и едкого сигаретного дыма, который витал в воздухе густым, удушливым облаком, отравляя всё вокруг. Я задыхаюсь здесь.

- Адсу, какого чёрта ты там копаешься?! - заорал он, не отрываясь от этой идиотской игры. - Принеси саке и что-нибудь пожрать!

Его раздражённый, высокомерный голос, словно плевок в лицо, заставил вздрогнуть. Я ненавидела его. Или боялась? Я поспешно поднялась, стараясь не привлекать внимания, не злить ещё больше, и пошла на кухню, чувствуя, как всё внутри меня протестует. Лучше промолчать. Я не служанка! Я его приёмная дочь! Но это ничего не значит. Он давно об этом забыл. Или никогда не помнил?

Сам же просил называть «папа»! И сам же забыл обо всех отцовских обязанностях. Эти воспоминания - насмешка. До чего же это всё отвратительно! Его прикосновения, его взгляд... Почему я не могу это забыть?

Ускорив шаг, я споткнулась - маленькие, слабые от долгого голодания ноги не слушались. Я знала, что нужно торопиться, но равновесие снова подвело. Как всегда. Тихо охнув, отчаянно замахала руками, пытаясь поймать ускользающую опору, но нога подвернулась, и её пронзила боль, острая, как укол иголкой. Я полетела вниз, мир перевернулся, как в калейдоскопе, и я ухнула на пол. На пару мгновений в глазах потемнело, будто свет выключили.

Бутылка выскользнула из пальцев, разлетевшись осколками на тысячи сверкающих звёзд. Красиво... Но это ненадолго. Нет! Только этого не хватало! Сейчас будет плохо. Саке выплеснулось на ковёр, запах, резкий и горький, моментально заполнил комнату, обжигал ноздри. Внутри тоже горело. Уродливое пятно расползалось по меху - воплощение моей вины. Я плохая? Всё это - моя вина.

Боль в голове пульсировала как нарыв. Хотелось зажмуриться и никогда больше не открывать глаза. Перед ними всё ещё плыло, а тело била дрожь, как у маленькой птички, попавшей в сеть. Сердце колотилось о рёбра, пытаясь убежать, а к горлу подступила тошнота.

Страх сковал тело. Ледяные пальцы сжали горло, не давая дышать. Я хотела к Токико. Я превратилась в марионетку, маленькую и хрупкую, и не могла дёргать за ниточки. Сейчас Хироси Ямато снимет маску отца, и я увижу зверя. Всегда видела. Просто боялась признаться. Каждый миг в ожидании наказания растянулся в вечность. Прости меня, Токико... я ужасный ребёнок, не могу вести себя нормально.

Из комнаты, где царила тьма, донёсся вопль. Тяжёлые шаги приближались, дрожащий пол говорил о надвигающейся буре. Нет, нужно было встать, хотя колени дрожали, как осенние листья. Собрать осколки, хотя пальцы совсем онемели. Но всё напрасно. Стекло резало кожу, оставляя алые дорожки. Всё кончено...

Увидела громаду в дверном проёме. Он вырос как кошмар. Кулаки сжаты, вены на руках вздулись, словно толстые шнуры, - сейчас лопнут. Налитые кровью глаза горели яростью, словно у дикого зверя, готового сожрать.

Прежде чем я успела что-либо сделать, он больно схватил меня за плечо. Вскрикнула, выронив осколки. Уже ничего не важно. Ужас парализовал. Некуда бежать. Он схватил меня за волосы. Грубая хватка, пальцы впились в кожу головы. Резкий рывок, шея натянулась, словно струна, готовая порваться. Мир качнулся и поплыл, теряя краски. Взрыв боли расцвёл алым цветком, затмив всё остальное. Я закричала, но звук застрял в горле, превратившись в слабый, жалкий писк. Никто не услышит. Никто не поможет.

Не сдерживаясь, он ударил меня кулаком в лицо. Тяжёлый удар пришёлся в скулу, кость пронзила острая боль, словно в неё вонзились осколки льда. Перед глазами взорвалась вспышка, яркая и болезненная, как свет сварки. Мир на мгновение исчез, сменившись ослепительной пустотой. Звон в ушах нарастал, словно похоронный колокол, отсчитывающий последние мгновения жизни. На губах появилась кровь. Она растекалась по языку, оставляя горький, металлический привкус. Это вкус смерти?

Я рухнула на пол, спиной на осколки, которые вонзались в кожу, словно раскалённые иглы. Тело обмякло, перестало слушаться, превратившись в бесформенную груду. Боль жгла, терзала, не давая ни секунды передышки. Кровь сочилась из ран, окрашивая пол алым цветом.

Зажмурилась, зарылась в себя, надеясь спрятаться от ужасающей реальности. Поджала коленки к груди, чтобы хоть как-то защитить живот, словно это могло остановить насилие. Но это была лишь иллюзия безопасности. Ничто не могло спасти меня от неминуемой расправы.

Я ощутила его взгляд. Он ухмыльнулся и нанёс удар. В рёбра. Сокрушительный удар, от которого перехватило дыхание. В груди всё сжалось, как в тисках, а в лёгких словно взорвался огненный шар. Кости хрустнули, как сухие ветки под ногами, ломаясь и крошась под чудовищной силой. Внутри что-то обожгло, пронзило, словно лезвие. Воздух перестал поступать. Каждый вздох - пытка, каждое движение - ад. Что-то тёплое потекло из уголков губ, ноздрей.

Я не понимала, что сейчас произойдёт, пока его грязные, потные пальцы не начали расстёгивать молнию на брюках. Звук - словно падение в бездну. Запах перегара ударил в нос, вызывая тошноту. Во рту пересохло. Ледяной ужас парализовал меня. Даже ребёнком я знала, что будет дальше. Реальность. Время замерло. Каждая секунда - жизнь, наполненная страхом, отчаянием, унижением и желанием умереть. Я рыдала, кричала, голос дрожал. Помогите! Кто-нибудь! Тишина.

Я тщетно пыталась отстраниться. Всё бесполезно. Он всегда рядом, в памяти, кошмарах. Образы - грязные, мерзкие. Его хриплое дыхание - звук, который я никогда не забуду.

Толчок. Ощущение, словно нож вошёл в тело. Резкая боль, выворачивающая наизнанку, стирающая грань между реальностью и кошмаром. Будто от тела оторвали кусок, а вместе с ним - частицу души. Ещё один, сильнее, глубже, разрывающий изнутри. Всё. Конец.

Сознание мутнело, словно я тонула в собственной крови. Я - не я. Кукла? Искусственное создание без права на жизнь? Я уже не хотела знать. Может быть, если я не человек, то заслуживаю всего этого? Его вес давил на меня, душил, лишал воли. Но почему? Я - пленница в его мире. Его игрушка, его собственность. И он собирался уничтожить меня. Меня, то есть ничто. То, что должно исчезнуть. То, что не должно было существовать.

Среди тихих прерывистых стонов я слышала его голос. Жабий хрип, от которого сводит зубы. Грубый, пьяный, отвратительный. Каждое слово как плевок в лицо. Как удар. Слова были выжжены калёным железом в моей памяти, словно татуировка, которую не свести. Они останутся со мной до конца, навсегда изменив мою жизнь.

- Не скули, отродье! Тебе больно? Может, нужно сделать сильнее? Ты для этого создана. Я тебя для этого забрал. Чтобы ты страдала. Чтобы я наслаждался. Ты - моя собственность. Нашёл на помойке, значит, ты принадлежишь мне. Я могу делать с тобой всё, что захочу.

Яд. Каждое слово - яд, медленно убивающий меня. Он проникал в каждую клетку тела, отравляя кровь, разум, душу. Я хотела забыть, забыть всё... Но не могла. Горький, мучительный всхлип вырвался из груди, словно я задыхалась, словно тонула в собственной крови. Словно это - предсмертный стон.

Потом - цепь. Холодная, ржавая, тяжёлая. Скрип железа - звук ада. Каждое звено - символ рабства, символ безысходности. Она сковывала движения, резала запястья до крови, ломала волю, превращая меня в бессловесное животное. Я - его животное. Никто не спасёт. Никогда. Его взгляд - презрительный, холодный, пустой. В его глазах - ничего. Пустота. Он смотрел на меня, как на вещь, на сломанную игрушку, не видя во мне человека. Угроза, произнесённая спокойно, уверенно, с наслаждением садиста, - обещание боли.

- Попробуй рассказать, проси о помощи, никто не поверит. Ты сумасшедшая. Таких, как ты, никто не любит. Всем плевать на тебя. Никому ты не нужна. Ты сгинешь здесь, как кусок мяса. А я буду зарабатывать на тебе. На твоих страданиях. На твоём сломанном теле. На твоей покорности. Ты будешь делать то, что я скажу, и ты будешь молчать. Пока я жив, ты - моя собственность. Иначе будет ещё хуже. Поняла? Я буду делать всё, чтобы тебе было ещё хуже.

Дверь захлопнулась, словно крышка гроба, отрезая от мира, от свободы, от надежды, от самой себя. Темнота давила, душила, проникала в каждую щель. Липкая, давящая, всепоглощающая. Я задыхалась. Она проникала внутрь, высасывая остатки жизни, разума, воли. Всё исчезло, осталась только боль. Отчаяние. Безысходность. Пустота. Только они со мной навсегда.

Вскоре появились незнакомые лица. Их похотливые взгляды обжигали хуже огня, раздевали догола, оставляя лишь страх и стыд, оскверняя мою душу. Они видели лишь тело, не человека. Прикосновения вызывали тошноту и омерзение. Я чувствовала себя грязной, как будто меня вываляли в помоях. Мне было не отмыться. Я больше не принадлежала себе. Я - лишь инструмент для их наслаждений, их грязных игр. Это - моя новая жизнь. Я знала, что никогда не смогу отмыться от этой грязи.

И призраки - здесь было много теней, их лица пустые, глазницы выжженные. Тени прошлого, застрявшие в этом проклятом месте, прикованные к нему, как и я. Их боль - моя боль. Их страх - мой страх. Их голоса, их стоны, их мольбы... Они преследовали меня. Их отчаяние - моё отчаяние. Они - предупреждали, я не верила. Я хотела забыть всё. Хотела умереть. Исчезнуть. Хотя бы на миг.

Но что-то внутри ещё тлело. Маленькая искра ненависти, она горела и обжигала. Она не давала мне сдаться, не позволяла окончательно сломаться. Не сейчас. Слишком рано. Я буду бороться. Жить. Чтобы выжить. Чтобы отомстить. Только это давало мне силы дышать. Чтобы он заплатил за всё. За каждую слезинку. За каждую рану. За каждую сломанную кость. За украденное детство. Я заберу у него всё. Заберу жизнь. Я покажу ему, что значит страдать. Сначала пытки, а потом смерть. Мучительная, долгая смерть. Он умрёт. И я буду смотреть на это, смеясь. Смеясь сквозь слёзы, смеясь над его бессилием, смеясь над своей победой.

Но что если... Я не смогу? Что если вся эта ненависть - лишь иллюзия? Что если я слишком сломлена? Я не смогу. Я боюсь. Я не смогу никогда справиться с ним. Он сильнее. Всегда будет сильнее.

Умри...

-♥- Кётору. -♥-

Я очнулся от ледяного холода и удара головой о пол. Череп пронзила острая боль. Мир расплывался, словно сон, перед глазами мелькали мутные пятна. Слабость сковала тело, но это не имело значения. Тяжесть придавила к паркету, словно приглашая слиться с ним, сбивая дыхание. Напрасно, я всё равно умру. Шею обожгло болью - тонкое лезвие ножа слегка разрезало кожу. Неуверенный нажим. Черт, я же связал её! Она такая маленькая и хилая, как ей удалось? Впрочем, это уже не важно. Нож оставлял тонкую полоску крови. Жалкая попытка убийства.

Адсу сидела верхом, тяжело дыша, как раненый зверёк, руки дрожали, глаза горели безумием. Ненависть в чистом виде, отражение её боли. Я знаю, что она видела. Но опустить нож ниже она не могла. Она не хотела убивать меня, это я её вынудил. Мне было плевать. Я давно смирился со своей участью, давно хотел умереть.

Чего ждёшь? Неужели ты думаешь, что отомстишь мне, отомстив своему страху? Сейчас у тебя выгодная позиция. Используй её. Даю последний шанс. Докажи, что ты сильнее этого.

- Я убью тебя, Хироси! Ты испортил мне жизнь! - прокричала она, сорвавшись на хрип. Голос оборвался, превратившись в жалобный, почти детский плач.

- Так вот в чём дело. Во мне ты видишь его? - усмехнулся, ощущая привкус иронии на языке. Звучит почти как оправдание. Противно, я настолько прогнил? Или это просто твоё восприятие?

Мне хотелось понять, что творится в её голове.

Как я могу помочь тебе избавиться от страха? Разве я имею право говорить о страхе? Воспоминания останутся, их не стереть, Адсу, как бы ты ни старалась. Поверь мне, я знаю. Я тебя понимаю. Да, звучит лицемерно, учитывая всё, что было, но я действительно понимаю. Наверное, лучше, чем кто-либо другой. Понимаю, каково это, - даже без души.

Это мерзко, отвратительно, когда тобой пользуются, а тебе ещё и страшно. Когда тебя ломают и тебе некуда бежать. Когда ты становишься вещью. Ты слишком слаба телом, но не духом. Ты борешься до конца даже после жестокого поражения. И за это я тебя уважаю, маленькое существо.

Ты достойна большего. Ты хочешь его смерти? Верно, я тоже хотел смерти Юки. Но если я убью её, я сделаю больно тем, кто действительно любит её. Я сломаю не одну душу, я сломаю четыре, и тогда я буду не лучше... чем она. Но это не касается Хироси.

- Если ты захочешь, он умрет.

Он заплатил. Я уверен, в твоей голове было разное за эти дни. Я только и слышал, как ты мучаешься, видел и даже чувствовал твою боль. Я знаю, что такое кошмары. Они преследуют тебя до сих пор. Ты не умеешь скрывать свой страх, а это плохо. Сейчас ты не в своём уме. Поможет ли тебе то, что я покажу? Или только усилит твою боль?

- Адсу... Я не он, не тот, кого ты хочешь убить, - произнёс я тихо.

Её хватка слабела. Я никогда не был похож на него. Я намного хуже и я заслуживаю смерти. Признание - слабость, но сейчас это единственный выход. Я ждал удара, но она ничего не сделала. Её глаза - зеркало живой души. Того, чего не хватало мне.

О чём она думала? Какое решение она примет? Передо мной была сломленная девочка, и я не знал, что делать дальше. Сможет ли она вырваться из этого кошмара? Или ей нужна моя помощь? Я мог стать её спасением. Или её погибелью.

- Он умрет, больше он не тронет тебя. Я это гарантирую. Я могу показать его страдания. Убери нож, и я докажу, что он больше не тронет тебя. Не вернётся. Ни в виде призрака, ни в виде чудовища, каким ты его видишь. Доверься мне, и я покажу тебе правду, какой бы жестокой она ни была.

Она заплакала, напоминая котёнка, который жалобно мяукает от невыносимой боли перед лицом надвигающейся смерти. Её плечи затряслись в беззвучном рыдании, слёзы ручьями потекли из глаз, капая мне на лицо. Мерзость. Какого это - плакать? Не помню.

Её руки ослабли, почти не держали нож, лезвие едва касалось шеи. Я давно мог бы убить её. Она балансировала на краю, готовая сорваться в пропасть безумия.

Что тебе ещё нужно? Что я должен сказать, чтобы сломить тебя окончательно? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Не так просто понять, когда внутри пустота. Когда ты лишь оболочка, лишённая чувств. Когда внутри неконтролируемая жестокость, от которой уже тошнит. За это время научился управлять людьми, как марионетками, и неважно, какого они были возраста - я привык использовать их как материал, и с тобой сделаю то же самое. Ты не исключение. Ты мне нужна. Как чистый лист бумаги, на котором я напишу новую историю. Мне нужна душа, а тебе - спасение? Может, даже любовь, забота. Глупая девчонка. Ты действительно в это веришь?

Я дам тебе иллюзию всего этого, сыграю роль любящего, заботливого друга, а ты спасёшь мою давно потерянную душу. Или станешь моей новой игрушкой. Посмотрим.

Медленно, словно боясь спугнуть встревоженную птицу, поднял руку и нежно коснулся её щеки. Смахнул большим пальцем слезу, ощущая её тепло на кончиках пальцев. Потом ласково погладил её волосы, спутанные и грязные, но такие мягкие на ощупь.

- Всё будет хорошо, - прошептал я, глядя ей прямо в глаза, пытаясь увидеть в них хоть что-то, кроме боли и страха. - Я здесь. Я помогу тебе. Я стану тем, кто тебе нужен. Тем, кто избавит тебя от кошмаров.

Перехватив запястья Адсу, я резким движением перевернул её. Теперь она оказалась подо мной. Легко. Слишком легко. Шанс у неё был, но она его упустила.

Её ярость мгновенно сменилась отчаянием. Адсу замолчала, съёжилась, закрыла глаза. Сдалась.

- Пожалуйста...

Её голос - тихий шёпот, почти неслышный в этой проклятой комнате.

Не сдавайся, борись, не дай мне тебя убить. Не дай той твари, кем я стал, тронуть тебя. Будь сильнее меня. Будь тем, кем я не могу стать, будь живой. Спаси нас обоих.

Тонкие пальцы впились в мои плечи. Она цеплялась за меня, как утопающий за соломинку. Она прижалась всем телом, ища не спасения, а просто тепла. Не защиты, а хоть немного покоя. Её тело била дрожь. Руки, только что державшие нож у моего горла, обвили мою шею, притягивая к себе. Выглядело жалко. Но так по-настоящему: в её глазах не страх, не похоть, не отчаяние. Там что-то другое - что-то настоящее: настоящие эмоции, настоящие чувства, не игра.

- Мне страшно... - выдохнула она, захлёбываясь слезами. - Не трогай меня... Я не хочу... Я устала... Устала бороться, устала страдать.

Я понимаю. Как никто другой. Твоя боль отзывается во мне эхом. Не хочу тебя трогать, но хочу убить, избить, забрать твою душу. Жажда насилия захлёстывает, зовёт к безумию, но в этот раз я должен сдержаться. Не дай мне это сделать. Борись. Ради нас обоих.

Несвязные слова, мольбы о прощении. Она извинялась за то, что хотела убить меня? Или за то, что не смогла? Или за то, что позволила этому случиться? За что она просила прощения? Не нужно...

- Ты не виновата, - прошептал я, хотя, возможно, она и не слышала. - Вини меня, я не спас тебя, не пришёл вовремя, дал сломать тебя, испортить, и даже сейчас я мучаю тебя, но не отпущу.

Метка контракта на её руке и на моём плече вспыхнула алым огнём. Я ненавидел эту метку. Она раздражала: напоминание о том, что мы оба - лишь пешки в чужой игре. Я - лишь марионетка, пляшущая под чужую дудку. А она... Она попала под мою раздачу.

Что-то произошло. На мгновение словно что-то кольнуло внутри, где-то глубоко, там, где, казалось, давно всё умерло. Сердце? У меня оно ещё было? Какое-то подобие сочувствия? Нелепо. Глупо. Этого не может быть. Но это было, я чувствовал это. В другой раз выкинул бы её к чёрту и не стал бы возиться. Но сейчас - какое-то тупое сочувствие. Просто прижал к себе. Почему? Что это со мной? Видимо, это было нужно ей. Или мне? Кому из нас было хуже? Что я делал? Я не играл... Нет, я правда что-то чувствовал?! Сострадание? Ужас? Нежность? Что это?

Её тело обмякло, она рухнула без сознания. Лицо мокрое от слёз, дыхание прерывистое. Я снова ничего не чувствовал, снова холодно, мерзко, пусто. Наваждение прошло, и я снова вернулся в свою привычную бездну. Как и всегда. Что это было? Мимолётное помешательство? Глюк в системе? Проклятье.

Теперь я тебя никому не отдам. Ты моя. Верни мне душу. Сделай то же, что сделала сейчас!

Ночь после заключения контракта.
-♥- Кётору -♥-

Спуск в подвал даже для меня всегда казался чем-то ритуальным. Скрипучие ступени, влажный воздух, пропитанный въевшимся запахом земли, медикаментов и, что важнее всего, страха тех, кого я сюда приводил. Запах, который не вывести, сколько бы хлорки ни лил. Здесь, под надёжной защитой толстых бетонных стен, я мог спокойно предаваться своим занятиям. Сначала - просто эксперименты. Во имя науки, конечно. Хотя, признаюсь себе честно, в самом желании сломать волю было нечто притягательное. Тёмное, тянущее меня, как магнит. Тогда я этого не понимал, списывал на любопытство. Потом это стало рутиной. Удовольствие ушло. Осталось... безразличие.

А теперь здесь лежала та, кому я обещал, чуть ли не клялся, что защищу. Глупо. Наивно. Тогда я ещё что-то чувствовал, и Адсу была одним из проблесков живых нежных эмоций. Хрупким котёнком, царапающимся от безысходности, дарящим ту лёгкость, о которой я давно забыл. Теперь это неважно.

Сейчас дыхание жгло горло, словно я проглотил раскалённый уголь. Смотрел на неё - а внутри пустота.

Адсу лежала на столе, бледная, без сознания. Дышала ровно, но хрупко. Слишком. Инструменты разложены рядом, сталь зловеще поблёскивала в тусклом свете лампы. Скальпель, зажимы, пила... Лишь напугать собирался. Создать эффект.

Планировал сделать всё сам, упиваться её страхом. Но не остановился бы. Сорвался бы в садистскую пляску. Поэтому доверил это двум идиотам. Справиться с элементарным оказалось им не по силам.

Я смотрел на её лицо. Безмятежное, даже во сне. И понимал: план дал трещину. Снова. Адсу... Я должен был её защитить. Но всё испортил. Неэффективно.

Что я делал? Кем я стал? Просто решал задачу с имеющимися данными. Эмоции - лишнее. Так, по крайней мере, я себя убеждал. Но ради чего? Зачем эти эксперименты, эта охота, эта проклятая контрактная игра? Если бы не слабая надежда вернуть хоть искру человечности, хоть отголосок чувств, я бы давно всё бросил. Но ради этого я был готов стать тварью.

- Кётору, раздевай её, - бросил Аки, раздражённо скидывая куртку. - Воспаления лёгких только не хватало. Пантероморфная кровь, конечно, ускорит восстановление, но не настолько, чтобы игнорировать твои... художества, - он поправил очки, готовясь к работе. - Пока ты тут столбом стоишь, она околеет. Шевелись, если хочешь, чтобы рука зажила быстрее и ты мог дальше играть.

Он всегда находил повод упрекнуть. Без меня он влачил бы жалкое существование, его безумные теории остались бы бредом. Сейчас он был обязан мне всем, но считал своим долгом поучать меня.

Оставив его ворчать, я принёс полотенце и сухую одежду, переодел Адсу. Аки уже осматривал раны, сосредоточенно ощупывал кости.

- Могло быть и хуже, - пробормотал он, что-то быстро записывая в блокнот. Его почерк, как всегда, был неразборчив, словно кардиограмма умирающего.

Он всегда точно рассчитывал дозировку крови пантероморфов. В ней живут симбиотические микроорганизмы, ускоряющие регенерацию тканей и защищающие от инфекций. Но их частое использование чревато мутациями и, в конечном итоге, смертью. Забавно, как лекарство может стать ядом. Впрочем, так всегда и бывает. Мой организм принимал её почти без отторжения. Может, я и сам уже не совсем человек? Но пора завязывать. Я использовал её слишком часто, и теперь придётся ждать, пока мои микроорганизмы восстановятся.

- Иоко, приготовь сыворотку номер семь. Кётору, в следующий раз хоть немного включай мозги. Зачем было её швырять? Она и так чуть жива.

Он, как всегда, не вовремя лез со своим мнением.

- Ты сегодня не в настроении, я вижу?!

- А лучше вообще её не трогай, братик, чтобы мне потом за вами не разгребать, - раздался голос Иоко.

Несмотря на юный возраст, своим острым умом она не уступала лучшим человеческим врачам. Пантероморфы, как и другие оборотни, обладали уникальными способностями, а их кровь и слюна - целебными свойствами. И всё это для того, чтобы служить мне. Ирония. Впрочем, вдаваться в подробности я не очень-то и хотел.

Я собирал эту команду не для углубления в дебри физиологии. Главное - выявить слабости, понять, как победить и, самое важное, как контролировать. Контроль - вот что имеет значение. Что может быть ценнее оружия, которое думает, чувствует и при этом беспрекословно подчиняется? Охота на сверхъестественное - это игра, и я выиграю её любой ценой. Даже если придётся пожертвовать собой.

- И вообще, братик, сколько можно издеваться над людьми? Аки с моими братьями потом за тобой убирают! Совсем совесть потерял, - продолжала Иоко.

Неугомонная девчонка. Моё воспитание сказалось на её характере. Как же она меня раздражала.

- Я вам за это плачу, - отрезал я. - И не называй их людьми. Они подопытные, инструменты, не более.

Как и ты.

- Хватит пререкаться. Готовь сыворотку номер семь и помоги мне, Иоко, - примирительно сказал Аки, отрываясь от записей. - Я скоро подойду с капельницей. И учти, Иоко, «братик» - это личное. Себе дороже выйдет.

Аки, как всегда, пытался сгладить углы. Он - совесть нашей команды. Хотя какая тут может быть совесть?

Иоко лишь закатила глаза, но спорить не стала. Подскочив к столу, она внимательно осмотрела Адсу. На мгновение её глаза вспыхнули фиолетовым светом. Рентгеновское зрение пантероморфа во всей красе. Так, что там у неё внутри?

- Так, рассечение на голове, сломана рука, пара трещин в рёбрах, - Иоко фыркнула, как кошка, и достала небольшой шприц. Ловко ввела иглу в вену на руке Адсу, медленно вливая тягучую тёмную жидкость.

Закончив, она подошла ко мне и посмотрела в глаза тем же пронзительным взглядом, словно сканировала меня изнутри. Не самое приятное ощущение, когда твои внутренности как на ладони. Что она увидела?

- Мда, в тот раз доза была маловата, - пробормотала Иоко. - Раны ещё не зажили... - подняв взгляд, добавила: - Хотя на плече почти ничего не осталось, а вот бок вопит: «Спасите! Больно!»

Она осторожно коснулась пореза в боку, и я невольно отшатнулся. Её прикосновение обожгло, но не от боли, что разрывала изнутри, а от мерзости в груди. Как только кто-то дотрагивался, холод в груди усиливался и росло желание убить

- Больно?

Тупой вопрос. Я промолчал. Больно, конечно. Но это уже не та желанная боль. Слишком обыденно. Слишком поверхностно. Послевкусие всегда разочаровывает. Да и в боли я избирателен: не всё, что её причиняет, мне нравится. Но то ощущение, когда Адсу вонзила нож... Будто вдохнул полной грудью. Словно получил что-то... новое. Её оружие явно повлияло на ощущения. Оно открыло новые грани. Давно я не испытывал ничего подобного. Как наркотик, заменяющий пропавшие чувства. Чем я тогда отличаюсь от Адсу? С головой я тоже не дружу.

- Облизать? - невинно предложила Иоко, наклонив голову.

В её взгляде не было ни намёка на смущение или двусмысленность. Лишь простое животное желание помочь. Она не отличала человеческое от животного, не умела ещё быть человеком; большую часть жизни она была маленьким пантероморфом, затем научилась превращаться, но вот мыслить, как человек, - ещё не совсем.

- Себя оближи. И держи свои странные идеи при себе, - отрезал я, чувствуя, как нарастает раздражение.

- Да не выпендривайся! Заживёт быстрее. Эффект, конечно, не как от крови, зато безопасно. Тебе же больно, зачем терпеть?

- Обойдусь. Занимайся Адсу. К тому же после слюны всё так же болит, если ты не забыла.

- Потом не жалуйся, - прошипела Иоко и отвернулась. Задел её гордость. Ну и прекрасно.

Они возились с Адсу ещё полчаса, пристально следя за её состоянием. Убедившись, что показатели стабилизировались и серьёзных последствий удалось избежать, Аки и Иоко ушли, оставив меня наедине со своими мыслями. И с её телом. С желанием снова почувствовать эту острую боль. Я осторожно отнёс Адсу на второй этаж, уложил на кровать. Она такая лёгкая, как пушинка. Сам попытался уснуть, хотя напряжение никуда не делось. Оно бурлило во мне, требуя выхода.

Тёмные круги под глазами выдавали бессонные ночи, а кофейная гуща на дне третьей кружки за ночь говорила сама за себя. Отражение в окне кухни - измученная тень, далёкий призрак самого себя. На кухне, заваривая очередную порцию этого горького пойла, я отчаянно пытался обмануть измученный мозг. Безуспешно. Усталость въелась в кости, словно яд. С тех пор, как притащил Адсу сюда, я не смыкал глаз больше, чем на пару часов. То документы, то отчёты, то постоянные проверки записей с камер в её комнате. Очнётся или нет? И что будет, когда очнётся? Что она сделает? Что сделаю я? Как мне вести себя с ней?

Обжигающий глоток взбодрил, но не так, как грохот, от которого панорамные окна кухни задрожали. Звук был оглушительным, что-то тяжёлое рухнуло на пол второго этажа.

- Кётору!

Вопль Аки, оборванный на полуслове, заставил меня забыть про кофе. Аки никогда не кричал. Инстинкт сработал мгновенно, сбросил остатки усталости. Адреналин хлынул в кровь, заглушая ноющую боль в висках.

Я рванул наверх, перескакивая через ступени, словно одержимый.

Комната Адсу с её минималистичным интерьером, белыми стенами и почти полным отсутствием мебели сейчас напоминала поле боя. Адсу с безумным взглядом сидела верхом на Аки, её трясло, словно в лихорадке, а пальцы мёртвой хваткой вцепились в рукоять ножа, которым она пыталась достать его шею. Лезвие дрожало в её руке, опускаясь всё ниже, но Аки отчаянно сопротивлялся, удерживая её руки. Аки... Чёрт! Аки хоть и обладал внушительной комплекцией, не мог с ней справиться: его протезы, после аварии заменяющие ноги, и недостаток силы в руках делали его беспомощным перед её яростью.

Не раздумывая, я бросился к ним, отшвырнув Адсу в сторону. Вложил слишком много силы, не рассчитал. Она отлетела к стене, ударившись плечом, но, к счастью, не потеряла сознание. Надо было действовать аккуратнее.

Как и тогда, в том злополучном переулке, она не сдавалась. С трудом поднявшись, Адсу призвала косу. Иллюзия силы. Просто из ниоткуда она возникла в её руках, сверкая сталью, и Адсу замахнулась. Бесполезно. Слишком медленно. Ни ловкости, ни скорости, ни даже сил. Остался один лишь характер, да и тот, похоже, давал сбой.

Я схватил её за руки, сжимая с такой силой, чтобы обездвижить, но не сломать. Кости её запястий хрустели в моей хватке. Она тут же переключилась на ближний бой: дёргалась, как дикая кошка в капкане, пыталась укусить, пнуть, вырваться любой ценой. Она цеплялась за жизнь, за свою свободу. Молодец!

- Убью! - визжала Адсу, брызгая слюной.

В её глазах плескалась лишь одна ненависть. Её ярость как огонь, столь же опасный, сколь и притягательный. Я обожал эти живые эмоции, эти искренние чувства, которые она испытывала.

- Чёрт... - прохрипел Аки, опираясь на тумбочку, и, чертыхаясь, попытался подняться. Лицо его было бледным, а на шее алела тонкая полоска крови. Повезло, что не задела артерию.

- Объяснишь?

- Зашёл проверить, как она, - с трудом выдохнул Аки, потирая шею. - Только дверь открыл, как эта фурия на меня набросилась. Ни здрасьте, ни до свидания, сразу нож в горло.

Аки слишком мягок с ней. Это его слабость.

Он, шатаясь, подошёл ближе, внимательно всматриваясь в лицо ревущей Адсу. Она безуспешно пыталась его пнуть, выкрикивая проклятия.

- Ясно. Нужно срочно просмотреть записи с камер. Зрачки как угольки, взгляд мутный... Опять наелась какой-то дряни. Где она это достала?

Перехватив запястья Адсу одной рукой, я достал телефон и принялся перематывать запись. На экране было видно, как она, словно во сне, поднялась с кровати, шатаясь, подошла к своему рюкзаку, достала оттуда пузырёк с таблетками. Пару минут - и её будто подменили: ходила по комнате, бормотала что-то бессвязное, махала руками, дралась с какими-то призраками... Спасибо хоть, что дверь была заперта. И решётки на окнах стояли не для красоты.

Контроль, контроль, контроль. Это самое главное, но, чёрт возьми, как же хотелось увидеть на её лице другие эмоции. Ненависть, страх, ярость... все они завораживали, но я хотел больше.

Аки выхватил у меня телефон.

- Эти таблетки - прямиком ко мне в лабораторию, - сказал Аки. - Сейчас узнаем, что она там намешала. Останься с ней.

Спустя пятнадцать минут бессмысленной борьбы со мной она выдохлась и рухнула на пол без сил, с искажённым от злости и отчаяния лицом. Каждая эмоция - это сокровище, которое она была готова выплеснуть наружу. Я бы многое отдал, чтобы увидеть на её лице радость, удивление, восторг... но, увы, пока что это оставалось лишь моими мечтами.

- Может, её связать? Я была против, но... Она чуть Аки не убила, - тихо проговорила испуганная Аяко. Глупая девчонка. Её легко запугать.

- Так и собираюсь. Прими, пожалуйста, курьера с едой и принеси сюда мою порцию, попробую её покормить.

- Да, конечно!

Аяко, довольная поручением, тут же убежала. Ей не хватало внимания, а потому она была готова на всё, чтобы заслужить похвалу. Дети - простой инструмент, особенно если их правильно воспитать. Аяко преданна мне до гроба, по крайней мере, пока.

Иоко обязана мне тем, что я спас её и её братьев-пантераморфов из подпольной лаборатории. О том, кто эту лабораторию сжёг, знать ей, разумеется, не обязательно. Впрочем, пантероморфы и так слишком доверчивы. Они верят мне, как богу.

Аяко попросту не на кого рассчитывать, кроме как на меня. Все они мои марионетки. Осталось найти подход к этой бестье, и тогда дело пойдёт быстрее. Адсу - ключ к чему-то большему, но прежде, чем использовать её, я хочу увидеть на её лице все эмоции, которые она может испытывать. Я сделаю всё, чтобы она не сломалась, ведь я хочу узнать, что же у неё внутри.

Закончив с узлами на запястьях Адсу, я закрепил их на изголовье кровати. С трудом накормил и напоил её, словно малого ребёнка. Унизительно для нас обоих, но необходимо. Аки озвучил результаты, не оставив поводов для радости: таблетки, что должны были лечить шизофрению и успокаивать, оказались напичканы наркотиками. Кто-то знатно постарался. Это уже не просто саботаж, это тщательно спланированная диверсия. Что ж, может, ей станет хоть немного легче, когда она узнает, что этот ублюдок с кофейни больше никому не навредит. Хотя, скорее всего, лучше и дальше держать её в неведении. Прикинусь, что ничего не было, просто скажу, что проспала пару дней. Ложь - мой лучший союзник.

Руки ныли и чесались - грёбаный дьявольский контракт заставлял чувствовать не только боль. Долго связанной её не продержишь, меня самого это будет выводить из себя. Этот контракт - проклятье, которое я сам на себя навлёк, но по-другому я её не спасу. Буду работать отсюда, присматривать. Взял ноутбук и развязал. Свобода - это иллюзия, особенно в закрытой комнате. Не прошло и часа, как наркотики ударили с новой силой.

Всю ночь Адсу металась в бреду, выкрикивая имя опекуна и ещё что-то невнятное, срывая с себя одежду. Я чувствовал её боль, ломоту во всём теле. Контракт словно впитывал её мучения, отравляя меня изнутри. Она кричала, плакала, что только с ней ни происходило этой ночью. Начала приставать: извивалась, стонала и липла ко мне, как пиявка. Её движения были хаотичными, безумными. Она тёрлась о меня, словно раненое животное, пыталась спастись. Я отталкивал её, но она не сдавалась. С отвращением ощущал, как её пальцы цепляются за мою одежду, как её губы бессвязно шепчут что-то о спасении и любви. Тошнило от мысли о том, во что её превратили, надрессировали, как собаку. Я не позволю этому продолжаться. Она не заслуживает такой участи.

Осторожно взял её лицо в ладони, пытаясь заглянуть в мутные, потерянные глаза.

- Тише, тише, - прошептал, как безумный, гладя её по волосам. - Всё кончится. Я здесь.

Пришлось силой удерживать её, прижимая к себе, пока её трясло в лихорадке. Я чувствовал, как её кости давят на мои. Не было ни возбуждения, ни желания. Лишь брезгливость и острая жалость к сломленному существу. Под утро она наконец заснула. Измученная, сломленная, но живая. Кормить не получилось: Адсу чуть не задохнулась. Пришлось перейти на капельницу. Всё под контролем. Привязывал только по необходимости. В комнату не пускал никого, кроме Аки. Слишком много глаз - лишние проблемы. Так прошли три мучительно изнурительных дня. Всё это время я не спал и наконец провалился во тьму, а очнулся, чуть не лишившись жизни. Чуть не заплатил слишком высокую цену, но узнал её слабые места.

Утро после пробуждения и знакомства с командой.

-♥- Адсу -♥-

В салон ворвался порыв ледяного воздуха из приоткрытого окна, неся с собой тошнотворный запах выхлопных газов. Запах города - смесь бензина и моей безысходности. Передёрнув плечами от холода, я захлопнула окно. Стекло тут же запотело. С досадой выдохнув, я пальцем криво нарисовала на нём силуэт кошки, прижавшейся к тёплому боку собаки, - глупая детская мечта о доме, где есть место теплу и защите. В моей жизни таким местом была только Токико.

За окном, как на перемотке в старой киноленте, проносились унылые декорации моего личного кошмара: серые небоскрёбы, тянущиеся ввысь, мигающие неоновые вывески, как сигналы бедствия, и бесконечные ряды однотипных многоэтажек. Мир без Токико - лишь холодная, безжизненная пустыня.

- Мы... к Токико? - прошептала я, словно боясь, что произнесённое вслух имя спугнёт надежду, словно любой другой ответ станет ударом ножа в спину.

Я крепко стиснула ручку сумки, врезаясь ногтями в ладонь, беспокойно теребя замочек, будто от этого зависела моя жизнь. Каждый вдох давался с трудом.

Цеплялась за мысль увидеть Токико снова - живой, здоровой, с той самой тёплой улыбкой, от которой на сердце становилось уютно и спокойно. Эта мысль - мой щит, мой якорь, моя единственная надежда. В нос ударил приторно-сладкий запах свежеиспечённого бананового печенья, и сердце болезненно сжалось. Печенье Токико... Её фирменный рецепт.

Я отшатнулась, чуть не ударившись головой о стекло. Лицо исказила гримаса отвращения, и я невольно прикрыла рот рукой, пытаясь подавить тошноту. Это не может быть правдой. Это какая-то чудовищная ошибка. Как в тут ночь бездушный смог так жутко, так идеально скопировать аромат Токико? Это кощунство. Холодные мурашки побежали по спине, ладони мгновенно стали влажными и липкими, а дыхание сбилось, превратившись в короткие испуганные вздохи. Паника захлёстывала с головой.

«Подумай, Адсу, и успокойся. Когда привыкаешь к кому-то, он становится частью тебя. Даже запах становится осязаемым, почти материальным. Запах Токико - это запах дома, запах любви, запах безопасности», - проговорил голос в ответ.

Кётору не смог повторить запах, нет, это мой проклятый мозг обманул меня, подсунул иллюзию, чтобы на секунду ощутить тепло и надежду. Я сама обманывала себя. Бездушный просто умело сыграл на моих чувствах, а я сама по кусочкам дорисовала в воображении облик любимой бабушки, чтобы хоть ненадолго почувствовать покой... чтобы облегчить боль. В глазах защипало от слёз. Нельзя плакать. Нельзя давать ему то, что он хочет, - мою слабость.

Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, я начала осматривать машину. Кожаные сиденья словно ловушка, обманчиво манящая утонуть в комфорте. Комфорт - это роскошь, которую я не могла себе позволить. Климат-контроль, тонкий аромат дорогой кожи, мультимедийный комплекс с экранами... Всё это давило, как в высокотехнологичном коконе. Меня тошнило от этого показного богатства, хотя скорее всего это была зависть. Я украдкой покосилась на Кётору. Его руки уверенно лежали на руле, как продолжение тела. Каждое движение - точное и выверенное.

Казалось, он относился к машине как к живому существу. Скорее допустит кровь на своих руках, чем пылинку на этом лаковом покрытии. Перед поездкой проводил целый ритуал: с маниакальной точностью протирал панель, проверял давление в шинах, настраивал зеркала. Машина для него не просто средство передвижения, а настоящий дом. У Кётору было всё: дом, деньги, друг, команда, стабильная работа. У меня - ничего.

Бездушный зевнул - заразительно, как чума. Я невольно повторила за ним. Усталость брала своё, несмотря на все мои попытки сопротивляться. Аяко, уткнувшаяся в телефон на заднем сиденье, тоже зевнула. Неужели её совсем не волновало, куда мы едем? Или она знала? Как же ей повезло, что её не коснулось проклятие «отсутствие мобильника».

- Кётору...

- С каких пор ты обращаешься ко мне по имени? Мы что, друзья? Нет.

Лёд в его голосе мог заморозить даже адское пламя. Взгляд серых глаз скользнул по мне, как лезвие.

Мне стало не по себе. Его ненависть ощущалась почти физически.

- Я даже твоей фамилии не знаю. Да и ты первый начал меня по имени называть. Я думала, мы друзья детства.

Не знаю, зачем я ляпнула про дружбу. Ему плевать на наше «счастливое» прошлое, да и я бы не хотела иметь такого «друга». Нервно облизнув губы, отвернулась к окну. Нужно держать себя в руках.

- Возможно, потому что у тебя никогда не было фамилии, Адсу? Вот и приходится пользоваться тем, что есть. Моя фамилия - Юкон. Запомни, если это вообще возможно с твоей памятью, как у рыбки. Наши пути разошлись, и, поверь, от того мальчишки, которого ты помнишь, не осталось и следа.

Он хочет, чтобы я забыла. Не выйдет.

- Ты виноват в том, что у меня нет фамилии! - выпалила я, скрестив руки на груди. - Дал мне это идиотское имя, а про фамилию забыл, и теперь я ещё и виновата? «Адская судьба»... Ну просто прелестно - носить имя, связанное с адом! Очень мило с твоей стороны, бездушный! Вообще как тебе в голову пришло выбрать именно эти иероглифы «Jigoku» (地獄) - Ад и «Un» (運) - судьба? И как у тебя вообще получилось Адсу? Это даже никак не переводится!

Кётору слегка приподнял бровь, не отрывая взгляд от дороги.

- Ты сама выпросила себе имя, связанное с адом. Не переводится, потому что я объединял это не на твоём языке.

- Серьёзно? - я закатила глаза, чувствуя, как щёки начинают гореть. - Чем я вообще думала, когда выпрашивала это проклятое имя? Как лодку назовёшь, так она и поплывёт.

Зачем только заикнулась об этом? Какая же я дура... Я ненавидела это имя.

- Мне было от силы семь лет! С кого, спрашивается, мог быть спрос... - я сглотнула, стараясь говорить как можно спокойнее. Попыталась как можно скорее переключить тему, потому что чувствовала, как краска заливает лицо. - А что означает твоё имя и фамилия?

Кётору слегка дёрнул плечом, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

- Юкон - «Призрачная душа». Кётору... Впрочем, можешь продолжать звать меня «Бездушный». Раз уж тебе так нравится попадать пальцем в небо, - в его голосе проскользнуло раздражение, смешанное с лёгкой насмешкой.

Кажется, я доставляла ему всё больше неудобств. Что ж, тем интереснее. Я буду его раздражать.

- Значит, возьму твою фамилию!

- Мечтай.

Его самоуверенность бесила.

- Бездушный... - прошипела я сквозь зубы, скрестив руки на груди. - В сумке было полно моих старых вещей, но где лекарства? Без них мне станет только хуже, и приступы могут усилиться! Если я случайно кого-то убью, это будет не моя вина, а твоя. И вообще, что за выборочный выброс вещей? Почему половину оставил, а половину выкинул? Меня бы хотя бы спросил! Я сама себе эту одежду покупала на свои честно заработанные деньги!

Он мельком взглянул на меня, включил поворотник и потянулся к бардачку рядом с моим креслом, стянув перчатку зубами. Нажал на панель управления, и она засветилась, начав сканирование его ладони.

Одновременно с этим Кётору продолжал уверенно вести машину, не отрываясь от дороги. Он контролировал всё. Даже меня. И ему это явно нравилось.

- Случайно, говоришь? А когда ты специально рубила косой головы? Скажешь, что и тут я виноват? - его голос стал жёстче, в нём прорезались стальные нотки. - Сказать нечего? Вот тогда задавай вопросы правильно и не беси меня, а! Оставил лишь полезные и нужные предметы. Будет что-то нужно - жизненно необходимое - куплю. Теперь снимай перчатки.

Хочет показать, кто здесь хозяин?

Кётору бесцеремонно схватил мою руку, заставляя вздрогнуть, как от удара, и приложил её ладонью к панели. Его прикосновение холодное, словно лёд. Он не прикасается, а клеймит. Панель мгновенно зазвенела и начала мерцать, пока не открылась. Внутри лежали таблетки, новые. Под баночками с лекарствами я заметила кучу документов, включая моё личное дело. Естественно. Большой брат следит за тобой. Я - его собственность. Там же валялись три мобильных телефона, но моего среди них не оказалось. В маленьком отделении, сбоку, была горстка кофейных конфет, одну из которых Кётору взял сам, а вторую предложил Аяко, даже не удостоив меня взглядом, словно я пустое место. Я для него ничто.

- Я предоставил тебе доступ к некоторым отсекам машины. Бери оттуда всё, что хочешь, кроме смартфонов, потом их переложу, - отрезал он, не отрывая глаз от дороги. - Что не открывается само или открыто мной, но я забыл закрыть - не трогай и не пытайся взломать.

- Угрожаешь?

- Предупреждаю.

Он выдержал паузу, посмотрел на меня и нахмурился. В его глазах - сталь и предупреждение. Что-то его злило, но я не могла понять, что.

Я молча открыла баночку с лекарствами, достала две таблетки. Таблетки? Они шевелятся! Руки затряслись с новой силой, таблетки выскользнули и упали на пол. Присмотревшись, я увидела, что весь пол усыпан мелкими извивающимися личинками. Они повсюду! Завизжала, отталкиваясь от панели и вжимаясь в сиденье. Они хотели меня сожрать!

- Там... там личинки! - закричала я, тыча пальцем в пол. - Они повсюду!

- Пристегни ремень, - ответил он, даже не повернув головы. В его голосе не было ни капли эмоций, только раздражающий приказ. - Или ты решила, что правила безопасности на тебя не распространяются?

Его спокойствие бесило. Он не видел, что со мной происходит.

В голове зашумело, перед глазами плыло. Стены машины сжимались, давили. Личинки... Они везде! Закинула таблетки в бардачок и в панике захлопнула его крышку, боясь, что оттуда вылезут новые твари.

- Какой нафиг ремень! Ты слышишь, что я говорю? Тут личинки мерзкие белые! Ты что, слепой?

Рука дёрнулась, как у марионетки, и я вцепилась в его бедро, приняв за подлокотник. Его тело жёсткое, как камень. Боже... Опомнившись, отдёрнула руку, чувствуя, как лицо горит, словно в аду. Какое унижение.

Машина, словно почувствовав настроение хозяина, тут же сорвалась с места, и меня вдавило в сиденье. Он издевается надо мной! Только этого не хватало! Не успела я собраться с мыслями, как он с визгом затормозил, вписываясь в крутой поворот. Специально? Да, конечно, специально.

Меня дёрнуло вперёд так, что перехватило дыхание. Я инстинктивно вытянула руки, ожидая столкновения с приборной панелью, но вместо этого ощутила лёгкое касание. Чья-то рука неожиданно возникла на пути к неминуемому удару.

Теряя равновесие, я со всего маху упала на бездушного. На его плечо - твёрдое и неподвижное.

Его рука словно инстинктивно легла поперёк моей спины, не давая мне рухнуть на пол. Запах... Не кожа и не одеколон. Что-то неуловимое, уже знакомое, почему-то такое манящее. Сладкая вата? Жасмин? Этот странный запах уже не раз щекотал ноздри, необъяснимо притягивая к нему. Иллюзия! Это всё иллюзия! Секунда... две... Я замерла, как кролик перед удавом, чувствуя, как его тепло, сила и близость выбивают почву из-под ног, успокаивают.

Подлец! Проучил! С трудом оторвавшись от него, я выпрямилась, стараясь сохранить видимость невозмутимости. О личинках уже забыла, на полу ничего не было, кроме тех двух таблеток, что я уронила. Я быстро подняла их и убрала в карман. Нельзя показывать слабость. Никогда. Только вот щёки предательски горели, а сердце колотилось, как бешеный барабан. Их нужно уничтожить.

- Сам пристегнись, - пробурчала я, глядя в окно и судорожно нащупывая ремень безопасности. Всё же застегнула. - Идиот.

Я ненавижу его. Ненавижу этот мир.

Аяко с хитрым блеском в глазах наклонилась ко мне и зашептала:

- Зря ты так с ним, Адсу. Вообще-то тебе нереально повезло. Мы его таким милым и терпеливым видим раз в сто лет. С другими он так нежничать не будет.

В её голосе звучала какая-то... тоска? Глупая девчонка. Какая нежность, ты что, слепая? Ребёнок.

Спустя двадцать минут мы подъехали к воротам детского дома. Во дворе уже маячили знакомые лица - люди в этих их официально-траурных костюмах. Всё, как и планировалось, значит. Внутри всё кипело, как в котле, но я держалась из последних сил. Нужно найти Токико. Нужно увидеть её. Только бы увидеть её... Живую увидеть... Рядом с пожилой парой стояла моя воспитательница, как всегда дёрганая, теребила подол поношенного платья. Рядом... Токико! Живая! Целая! Я вижу её! Боже мой, она жива! Вот она, настоящая! Сейчас разревусь тут, как маленькая. Впервые за сколько времени я, кажется, могла дышать. Ноги стали ватными. Если бы стояла - точно бы растянулась на асфальте. Я прижалась лбом к стеклу, вцепившись пальцами в холодное стекло. Сердце колотилось, как бешеное, - казалось, он сейчас услышит. Как же я хочу к ней! Обнять, прикоснуться, убедиться, что всё это не глюк, не сон... Нужно, нужно к ней!

Развернулась к Кётору. Он смотрел прямо, парковался. Спокойный, как удав. Он знал. Он всегда всё знал.

Когда машина замерла, я рванулась к ручке - заблокировано! Ну почему?! Взгляд - на него. Что мне сказать? Что ему нужно? Что он хочет за Токико?

Не выдержав, подалась вперёд и совсем тихонько, словно боясь спугнуть удачу, коснулась его щеки кончиками пальцев. Ледяная кожа. Просто хотела достучаться, показать, что готова на всё, так всегда работало. Продам душу, если понадобится. Я её уже продала!

- Юкон, - прошептала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Я буду делать всё, что ты скажешь. Никаких вопросов о Токико, никаких проблем. Я поняла. Мои «родители» - вон те люди, - показала на стариков. - Я буду вести себя хорошо, обещаю. Пожалуйста... не заставляй меня ждать. Просто открой дверь, чтобы я убедилась, что с ней всё в порядке. Мне семнадцать, а не семь.

Унижаться я привыкла.

В первые секунды он будто замер. Каменное лицо, ни единой эмоции. Пустота. Но потом... в его глазах вспыхнуло отвращение и холодный, яростный гнев, от которого по коже побежали мурашки.

Он оттолкнул меня. С такой силой, что я, потеряв равновесие, чуть не рухнула на пол. Я - мусор. Недостойная его прикосновения. И только тогда, в момент падения, я осознала, как близко подобралась к нему. Чёрт... Я почти залезла на него. Нарушила все его границы. Теперь понятно, что его так взбесило. Я сломала его правило.

Его пальцы сомкнулись на моём запястье. Сначала крепко, возможно, болезненно. Он сломает мою кость. Но хватка тут же ослабла. Что?

- Если бы ты, - его голос был тихим, - хоть иногда удосуживалась слушать, что тебе говорят, то не пришлось бы сейчас устраивать этот цирк. Я, кажется, предельно ясно дал понять, что не выношу прикосновений.

Что-то не так. Он изменился. Его взгляд смягчился. В голосе появилась... нежность? Нежность? Этого не может быть.

- Просто... постарайся не болтать лишнего и не создавать проблем, хорошо?

Замок двери щелкнул. Он открыл её!

Прежде чем я успела осознать происходящее, я высвободила руку из его слабеющего захвата и попыталась открыть дверь, чтобы броситься бежать, не оглядываясь, к детскому дому. Токико, Токико, Токико! Пусть бездушный думает что угодно. Я должна быть рядом с ней! Только прикоснувшись к ней, я смогу успокоиться. Но замок не поддался, и дверь осталась закрытой.

Да что опять!