Кётору. ~Глава 2 ~ Угасающая душа.
Осень в Токио — это особенное время, когда природа меняет свои краски, придавая городу новый облик. Листья клёна, известные как момидзи, окрасились в яркие оттенки красного и оранжевого, создавая живописные картины. Улицы наполнились особым ароматом опавших листьев, смешанным с запахом свежей выпечки из пекарен.
Я медленно шёл вдоль узких улочек, наслаждаясь прохладным осенним воздухом. Он был свежим и чистым, что резко отличалось от душного лета. Прохожие кутались в лёгкие куртки и шарфы, защищаясь от ветра, играющего с их волосами и развевающего одежду.
Магазины «комбини», разбросанные по всему городу, предлагали сезонные угощения: горячий зелёный чай, каштаны, жареные бобы и другие традиционные лакомства. На каждом углу можно было увидеть киоски с уличной едой, где продавцы готовили вкуснейшие блюда на глазах у прохожих. Запахи жареного мяса, грибов и специй витали в воздухе, притягивая к себе любителей японской кухни.
Синтоистские храмовые ворота тории, украшенные яркими лентами и гирляндами, вели к священным местам, где люди молились и просили благословений. Осенью эти места становились особенно популярными, ведь многие верующие приходили сюда, чтобы поблагодарить богов за урожай и попросить удачи на следующий год.
Шум машин и гул толпы сменялись звоном колокольчиков и звуками традиционных японских инструментов, доносящимися из храмов и парков. Иногда можно было услышать мелодичные звуки флейты сякухати или барабанов тайко, создающих особую атмосферу старины и покоя.
Храмы, освещенные первыми лучами солнца, с их архаичными изогнутыми крышами выглядели странно на фоне современных небоскребов. Реликвии прошлого тщетно пытались напомнить о древности, которая давно ушла, оставив после себя лишь декорации традиций.
Деревянные постройки, покрытые мхом и увитые плющом, гармонично вписывались в осенний пейзаж. Вода в прудах, окружающих святые места, была спокойной и прозрачной и отражала разноцветные листья, плавающие на поверхности. Декоративные карпы кои неспешно плавали в воде, добавляя картине завершённости и гармонии.
Я остановился на мгновение, наблюдая за потоком жизни. Как легко они смеялись, как искренне переживали... Их эмоции казались мне чуждыми, словно я смотрел на них сквозь стекло. Внутри меня ничего не шевелилось, кроме холодного интереса к тому, как они жили, любили, страдали. Но я знал, что никогда не смогу испытать ничего подобного.
С каждым часом улицы заполнялись людьми, спешащими по своим делам. Каждый взгляд — это загадочная книга, полная эмоций и историй, которые никто никогда не прочтёт. Люди двигались в унисон, как часы, подчинённые ритму огромного города. Регулировщики на перекрестках в кричащих жилетах монотонно направляли потоки машин и пешеходов, превращая хаос в скучную упорядоченность.
Солнце неумолимо поднималось выше, заливая город золотистыми лучами. Раздражающие звуки Токио оглушали: гудки машин, крики уличных торговцев, детский смех и постоянный шум поездов, пролетающих над головой.
Шум и движение лишь усиливали усталость. Яркое солнце резало глаза, заставляя прищуриваться. Случайные прикосновения с людьми вызывали неприятное чувство, а постоянные взгляды и фальшивые улыбки приводили в бешенство. Мне хотелось лишь одного — найти тихое место, чтобы скрыться от всего этого безумия и выпить что-нибудь холодное и сладкое.
Ночь, проведённая за документами и решением бизнес-задач, стала утомительной рутиной за этот месяц и изматывала больше, чем охота, требующая физических усилий. В отличие от решения проблем, охота приносила хоть какое-то удовлетворение и радость. Адреналин, вызванный опасностью и болью, создавал иллюзию веселья, но внутри была лишь холодная пустота.
Эта пустота становилась всё глубже, поглощая остатки моих человеческих эмоций. Чувства, которые когда-то определяли меня, таяли, как снег весной. Радости, печаль, сочувствие — всё исчезало, оставляя лишь холодное безразличие. Только боль и злость оставались неизменными спутниками, напоминающими о том, что я ещё жив.
Избегая контакта с бесконечным потоком прохожих, старался не наступать в лужи, сосредотачиваясь на внутреннем спокойствии, чтобы подавить внутреннего демона и удержать контроль над, как однажды он выразился, "идеальным сосудом".
Держать равновесие и рассудок помогали задачи, тщательно спланированные до мелочей, каждая из которых была окружена подзадачами и дальнейшим планированием. Я всегда находил себя в тихой борьбе с пустотой, и эта внутренняя необходимость заставляла постоянно думать, анализировать, рассматривать различные сценарии, придумывать и усложнять самые простые задачи. Даже спать приходилось с постоянным ворохом мыслей в голове и погружаться в дрему под собственные внутренние диалоги. Правда, это привело к частому недосыпанию – но, впрочем, к таким побочным эффектам я адаптировался, как и к тому, что нескончаемый холод в груди пронизывал до костей.
Однако настоящая сложность заключалась в том, что, стоило мне испытать любую, даже самую незначительную боль или злость, я тут же терял контроль над разумом, а следовательно, и телом. Демон становился сильнее, привнося в мою жизнь ещё больше проблем. С течением времени я научился до некоторой степени управлять собой, стараясь игнорировать и не реагировать на болезненные ощущения, раздражения и тому подобное, но это не избавило от всех трудностей, которые периодически усложняли жизнь как мне, так и окружающим. К тому же, я уже не мог жить без чувства боли, поскольку оно приносило столь неповторимые ощущения, заполняя гнетущую пустоту и отсутствие каких-либо чувств и эмоций за исключением злости и раздражения.
Не уверен, что во мне ещё осталась хоть какая-то часть человеческой души – кажется, что чернота уже полностью поглотила всю мою плоть, особенно когда я совершал поступки, питавшие его зловещую сущность.Если коротко, то, совершая жестокие вещи, я питал демона. Поэтому, в качестве своеобразной компенсации я делал вдвое, а то и втрое больше добрых вещей. Это вызывало тошноту, но помогало ослабить зло внутри, чтобы хоть немного передохнуть.
Каждое утро начиналось одинаково: с ощущения тяжести, словно камень лежал на груди. Постепенно, по мере того как демон захватывал власть над моим телом, моя душа становилась всё тише, всё дальше от мира живых. Это было похоже на медленное исчезновение, растворение в темноте.
Сначала ушли яркие эмоции. Радость, которую я испытывал раньше, сменилась равнодушием. Смех превратился в пустой звук, лишенный какого-либо оттенка. Гнев тоже потерял свою остроту, став всего лишь механической реакцией на внешние раздражители. Даже грусть, некогда такая сильная и глубокая, превратилась в лёгкий дискомфорт, едва заметный на фоне общего безразличия.
Затем начали уходить воспоминания. Люди, места, события — всё это постепенно стирались из памяти, оставляя лишь смутные образы и обрывки мыслей. Моя жизнь становилась серой и однообразной, как день, проведённый в тумане. Всё, что осталось — это постоянное ожидание следующего нападения демона.
Иногда я ловил себя на мысли, что это конец. Что моя душа исчезнет навсегда, растворится в той тёмной бездне, куда тянуло меня существо, владеющее моим телом. Но каждый раз, когда демон ослаблял свою хватку, я чувствовал слабый проблеск надежды. Может быть, есть шанс? Может быть, я ещё могу спасти себя?
Но с каждой новой схваткой я понимал, что надежда — это иллюзия. Моё тело становилось чужим, а душа — менее человечной. Добро, сострадание, любовь уходили прочь, оставляя после лишь пустоту. Я больше не был человеком. Я был оболочкой, в которой жил демон, а моя душа медленно угасала, как свеча на ветру.
Теперь я живу в постоянном напряжении, готовясь к следующему нападению. Каждая минута спокойствия кажется подарком судьбы, но я никогда не позволяю себе расслабиться, потому что знаю: рано или поздно демон вернется. И тогда начнётся новая битва, ещё одна попытка вырвать у него контроль над моим телом и душой.
Свернув в тихий переулок, заметил, как ветер раскачивал бумажные фонари Дайкодзанэ* перед входом в Итаи*. Их мягкий шорох, приятно шурша, успокаивал накопившееся за пару часов напряжение. Умиротворяющий звук гармонично сочетался с ароматом свежесваренного риса, щекотавшим ноздри и усиливающим чувство голода.
Первые посетители уже начали собираться в заведении, готовясь насладиться утренней трапезой. Однако в таких местах было слишком шумно из-за любителей крепких напитков, хотя пока их не наблюдалось – вероятно, появятся немного позже. Но даже так я не ел в непроверенных местах, и уж тем более не любил менять план, если в этом не было необходимости. Поэтому направился в кофейню "Good People & Good Coffee". Я был там не один раз за месяц, спокойно проводя время за работой.
Больше всего нравилось, что в кофейне обычно было мало народу, а если кто-то и приходил, то сидел тихо, либо брал кофе и уходил. Мне нравится наблюдать за людьми, но когда их становилось слишком много, я раздражался. В последнее время я собрал там излишне большую публику, в основном из школьниц и студенток, раздражающих шумом. Ещё пара таких приходов, и буду искать новое тихое заведение.
Из размышлений меня выбила вибрация телефона.
Новое сообщение от: Кобаяси Юки.
Иногда возникало ощущение, что она просто не может оставить меня в покое. Как только оказываюсь в городе, она всегда рядом. Настоящий сталкер...
Несмотря на все её странности, она оставалась для меня младшей «сестрой» с ужасным характером и одержимостью завладеть мной не как братом. Как бы я ни пытался, не мог понять причин такого поведения.
Сердце ёкнуло, когда я прочитал её имя на экране. Холодная пустота внутри вновь начала заполняться чем-то неприятным — смесью злобы и усталости. Каждый контакт с Юки напоминал о том, насколько далеко я ушёл от нормальной жизни, насколько глубоко погрузился в беспросветную тьму. Её настойчивость и манипулятивность бесили до предела, вызывая вспышки ярости, которые едва сдерживал.
Хотя мы и не родные, наши жизни шли рука об руку. Я был ещё ребёнком, когда её отец подобрал меня и впоследствие заменил настоящего отца. Сейчас же едва ли вспомню, действительно ли они были для меня семьёй, остались только далекие воспоминания и уважение к тем, кто был рядом и воспитал. Как и к Юки когда-то...
Теперь я смотрел на неё сквозь призму холодного безразличия. Наши отношения, когда-то тёплые и близкие, превратились в тягостную обязанность. Я больше не видел в ней не сестру, а лишь очередное препятствие на пути к освобождению от демона. Каждое её появление напоминало мне о собственной слабости, о том, что я не в силах разорвать пленительную связь.
Воспринимаю Кобаяси Юки скорее как отвратительного, больного на голову родственника и шантажиста. Терплю её манипуляции и странное поведение лишь из-за того, что не хочу нарушать связь с родителями. Они явно не примут ту тайну, которую мы скрывали, и если она расскажет, у меня будут серьёзные проблемы. Я просто не смогу потом наладить с ними общение. Это будет отвратительно, как и вся эта ситуация с моим телом, демоном и Юки.
Её шантаж давил на меня тяжёлым грузом. Я чувствую, как демон внутри зашевелился, реагируя на злость и разочарование. Это опасная игра, в которой я не могу проиграть. Каждая встреча с Юки приближала меня к краю пропасти, и я боюсь, что однажды не смогу удержаться.
Кроме того, сотрудничество с её отцом, скорее всего, рухнет, а сейчас это нежелательно, ведь у меня в планах расширить бизнес за пределами Японии. Потеря важного партнёрства может серьёзно отразиться на моих текущих проектах. Поэтому, как бы отвратительно ни было иметь дело с Кобаяси Юки, я вынужден терпеть её выходки и игры, пока не найду способ от неё избавиться, не нанеся урона семье.
Бизнес и охота — единственные вещи, которые ещё сохраняли во мне остатки здравого смысла. Я цеплялся за него, как утопающий за соломинку. Работа помогала отвлечься от постоянных внутренних конфликтов, давала ощущение контроля, которого мне так не хватало в остальных аспектах жизни. Но и здесь Юки умудрялась вставлять палки в колёса, мешая моему продвижению.
Родители — единственное, что связывало меня с прошлым, с теми временами, когда я ещё был человеком. Их забота и поддержка важны для меня, но не хочу подвергать их опасности. Чем меньше они знают о моей нынешней жизни, тем лучше. Юки и отец этого не понимали и часто обижались, даже несмотря на то, что мама с папой – бывшие охотники и они в курсе, что во мне сидел демон.
В большей степени в их непонимании виновата избалованная Юки, которая постоянно находила способ подойти ко мне, игнорируя мои дела и манипулируя своим отцом, как ей вздумается. У неё совершенно отсутствовало чувство меры и воспитание, создавалось впечатление, что её жизнь – это нескончаемый праздник.
Как только она получала от меня отказ, начиналась настоящая истерика. Затем приходилось выслушивать нотации от её отца. Естественно, его дочь, первая и любимая, важнее, чем какой-то "бездушный камень"...
Юки – эгоистка, которая не замечала ничего, кроме собственных интересов. Её отец – человек, который не способен распознать очевидное. Он защищал дочку, даже если это приносило вред другим людям. Этот семейный тандем, со всеми их манипуляциями и истериками, усложнял мне жизнь.
Наблюдая за переливами мягкого синего света, я остановился у светофора и задумался: а если бы у меня была хоть капля человеческих эмоций, смог бы я понять, что такое обида? Испытывают ли люди разочарование и душевную боль из-за событий, подобных тем, что произошли со мной?
Пустота внутри была настолько глубокой, что я не мог представить, каково это — чувствовать что-то другое.
Мои биологические родители давно покинули этот мир, оставив меня в жестоком, скрытом от простых глаз военном училище, ссылаясь на то, что не могут справиться с моими внезапными приступами, когда демон овладевал моим разумом и телом. После побега из этого ада я узнал об их трагической гибели... И, удивительно, не чувствовал ни капли горечи, обиды или боли; в тот момент мне казалось, что я просто не способен испытывать человеческие эмоции, ведь уже в раннем детстве убивал людей и существ по приказам вышестоящих, что лишь усиливало власть демона надо мной.
Их гибель оставила лишь легкий след в моем сознании, как случайная новость, не имеющая значения. Я смотрел на фотографии, слушал рассказы, но внутри не возникало никаких чувств. Демон, поселившийся во мне, вытравлял остатки человечности, делая меня идеальной машиной для выполнения задач, а не живым существом.
Тем не менее меня терзало любопытство: что же убило родителей? По словам полиции и свидетелей, в грудной клетке обоих были дыры, будто кто-то вырвал из них орган, но всё было на месте. Тогда я ещё не догадывался, что их души, как и моя, были проданы и порабощены демоном. Я пытался узнать его имя, избавиться, даже убить – тщетно. Тогда нашёл другой путь – если его не уничтожить, то можно просто изгнать и вернуть душу с помощью древнего артефакта. Потусторонний ключ, который мне необходим для этого ритуала, скрыт в мире мёртвых. Первая попытка найти его была неудачной – девушка, что могла видеть мир духов, слишком быстро умерла, хотя я потратил немало времени и усилий на её тренировку и подготовку. Эта идиотка просто решила сбежать в самый ответственный момент, когда мы только-только перешагнули границу в потусторонний мир.
Освещая путь фонариком, смотрел на наручные часы, следя за каждой минутой. Свет фонаря плясал по циферблату, бликами отражаясь на стекле. Часы тикали размеренно, говоря мне, что время уходит, а я еще не достиг своей цели. Сердце забилось быстрее, ладони стали влажными. Мне нужно было попасть в портал между мирами ровно в три часа ночи, времени терять было нельзя. В голове пульсировала мысль: «Если мы заблудимся или опоздаем, то, возможно, останемся там навсегда». Эта мысль холодила кожу, заставляя кровь стынуть в жилах. Но и отказаться от идеи, что может спасти мою жизнь, я не мог. Риск в работе есть всегда, но, что бы ни случилось, это того стоило.
Тихий шелест густой сосны и щебетание ночных птиц умиротворяли и одновременно вызывали чувство, что что-то пойдет не так. Я пытался подавить навязчивые мысли, но они продолжали наседать. Воздух был пропитан запахом хвои и сырой земли, даря ощущение свободы, но вместе с тем этот запах напоминал, насколько опасным может быть лес Акигохара. Был я в нем не один раз и помимо диких зверей тут достаточно тварей, что норовят откусить кусочек твоей плоти.
Погружаясь всё глубже в лесной массив, ощущал, как охотничье чутьё становилось острее, отзываясь отчётливым гулом в висках. Я старался игнорировать это ощущение, ссылаясь на усталость. Однако внутренний голос подсказывал, что дело было не только в физиологических реакциях организма.
Освещался путь фонарями, чтобы найти Тории. Оказалось это не столь трудно, как я предполагал. Массивные очертания сооружений отчетливо выделялись среди деревьев, напоминая величественных хранителей, стоящих на страже у входа в другой мир. Яркий красный цвет, покрывал деревянные постройки и светился даже в сумерках, добавляя таинственности. На каждой из дверей были искусно вырезаны старинные символы: традиционные японские иероглифы гармонично сочетались с загадочными рунами, создавая ощущение, будто они переплетаются воедино, соединяя времена и культуры.
— Кётору! Смотри-ка, это оно! Это ведь то место, о котором ты рассказывал, правда? Тут где-то должен быть камень желаний? – оживлённо произнесла Мидзуки, быстро передвигаясь по кругу, слегка поднимая пыль. Волнистые волосы мягко колыхались при каждом движении. В конце концов она остановилась, чтобы немного передохнуть.
— Как только мы найдём этот артефакт, я точно загадаю желание! Может, попрошу побольше удачи? Или... ммм... А может, наконец-то мир во всём мире? Чтобы все были счастливы, а зла вообще не осталось! – Ее голос затих, растворяясь в безмолвии ночи, а взгляд утонул в бескрайнем океане звезд, мерцающих над головой.
Молодая девушка с классической японской внешностью всегда отличалась живостью и энергией, готовностью отправиться навстречу новым впечатлениям.
Тёплый свет фонарика создавал вокруг её лица загадочный ореол. Синие волнистые волосы, которые днём переливались как драгоценные камни, теперь казались тёмно-серыми, словно тени, подчёркивая белизну её кожи. Длинные чёрные ресницы обрамляли её серо-голубые глаза, придавая взгляду глубину и притягательность. Каждое движение рук было наполнено неподдельным энтузиазмом, а искренняя улыбка, которую она дарила окружающим, вызывала ответную реакцию у всех.
Но если бы я смог искренне улыбнуться тогда, мы бы не оказались там, где находимся сейчас.
Раньше она рассказывала мне о своих мечтах о мире, где каждый мог исполнить свое самое заветное желание. Где не было места страху и боли. Где люди жили в гармонии с природой и друг с другом. Она представляла себя стоящей на вершине горы, наблюдающей за восходом солнца, и думала о том, как здорово было бы поделиться этим моментом с теми, кого любишь. Чистая наивность.
Но я знал, что все ее мечты и желания останутся фантазией. Я использовал и буду использовать девушку только для того, чтобы пройти в потусторонний мир и избавиться от демона. Я не собирался позволять ей распоряжаться артефактом, не позволил бы что-то загадать даже под дулом пистолета. Даже если все будут меня ненавидеть, я хочу жить и не собираюсь сдаваться.
— Кётору, я уже сто раз говорила тебе о своих мечтах! Почему ты каждый раз молчишь про свои? Это такой большой секрет?
Она чуть наклонила голову вперед, внимательно глядя на меня. В глазах читалось любопытство, смешанное с легким беспокойством. Пальцы нервно теребили край короткой юбки, которую ветер то и дело приподнимал.
— Твоё желание... Может быть, оно какое-то необычное или даже немного странное? Может, чуть-чуть страшноватое или жёсткое?!
Медленно подняв взгляд, она попыталась встретиться со мной взглядами, как будто стремилась заглянуть в самую глубину моих мыслей. Ее брови слегка приподнялись, отражая напряжение в ожидание ответа.
— А ты когда-либо размышлял над своими чувствами и мыслями по этому поводу? Почему ты всегда такой замкнутый?
Подойдя поближе к одной из Торий, я осторожно снял перчатку и сделал небольшой разрез на ладони. Боль была резкой, перед глазами мелькнула вспышка света, однако я лишь нахмурился. Затем протянул окровавленную руку к сердцу Тории.
— Вернуть свою душу. И убить демона!
Мидзуки застыла, крепко сжимая себя. Она внимательно следила за тем, как маленькие капельки крови медленно стекали с ладони, капая точно в середину священного сооружения. Её зрачки расширились.
— Оу... — прошептала Мидзуки, понижая голос до шёпота. — Ого, вот это поворот! Никогда бы не подумала, что в тебе прячется что-то подобное... Ты ведь такой классный и добрый, всегда готов помочь другим. Прямо не верится, что у тебя может быть что-то тёмное внутри. — Она прижала руку к своей груди, будто стараясь ощутить биение своего сердца. — Нет, я этому не верю! Пожалуйста, скажи мне правду!
– 𝕴𝖓 𝖙𝖊𝖗𝖗𝖆 𝕴𝖔𝖒𝖎𝖎, 𝖆𝖕𝖊𝖗𝖎𝖙𝖊 𝖓𝖔𝖇𝖎𝖘 𝖕𝖔𝖗𝖙𝖆𝖘 𝖛𝖊𝖘𝖙𝖗𝖆𝖘!
𝕮𝖎𝖓𝖎𝖌𝖆𝖒𝖎, 𝖔𝖘𝖙𝖊𝖓𝖉𝖎𝖙𝖊 𝖓𝖔𝖇𝖎𝖘 𝖛𝖎𝖆𝖒 𝖆𝖉 𝕴𝖓𝖋𝖊𝖗𝖓𝖚𝖒!
𝕺𝖓𝖗𝖊𝖎, 𝖈𝖔𝖓𝖉𝖊𝖘𝖈𝖊𝖓𝖉𝖎𝖙𝖊 𝖚𝖙 𝖓𝖔𝖇𝖎𝖘 𝖒𝖆𝖓𝖎𝖋𝖊𝖘𝖙𝖊𝖙𝖎𝖘 𝖒𝖞𝖘𝖙𝖊𝖗𝖎𝖆 𝖛𝖊𝖘𝖙𝖗𝖆 𝖙𝖊𝖓𝖊𝖇𝖗𝖔𝖘𝖆
𝕴𝖟𝖆𝖓𝖆𝖐𝖆, 𝕯𝖊𝖆 𝖁𝖎𝖙𝖆𝖊 𝖊𝖙 𝕸𝖔𝖗𝖙𝖎𝖘, 𝖔𝖇𝖘𝖊𝖈𝖗𝖆𝖒𝖚𝖘 𝖙𝖊!
𝕮𝖚𝖘𝖙𝖔𝖘 𝕬𝖓𝖎𝖒𝖆𝖗𝖚𝖒 𝖊𝖙 𝕯𝖔𝖒𝖎𝖓𝖆𝖙𝖔𝖗 𝕽𝖊𝖌𝖊𝖓𝖊𝖗𝖆𝖙𝖎𝖔𝖓𝖎𝖘, 𝖆𝖕𝖕𝖆𝖗𝖊 𝖓𝖔𝖇𝖎𝖘!
𝕸𝖆𝖙𝖊𝖗 𝕬𝖓𝖌𝖊𝖑𝖔𝖗𝖚𝖒, 𝖎𝖓𝖉𝖎𝖈𝖆 𝖛𝖎𝖆𝖒 𝖆𝖓𝖎𝖒𝖆𝖇𝖚𝖘 𝖕𝖊𝖗 𝖈𝖆𝖑𝖎𝖌𝖎𝖓𝖊𝖒!
𝕱𝖔𝖓𝖘 𝕾𝖆𝖕𝖎𝖊𝖓𝖙𝖎𝖆𝖊 𝖊𝖙 𝕬𝖒𝖔𝖗𝖎𝖘, 𝖆𝖕𝖊𝖗𝖎 𝖛𝖎𝖆𝖒 𝖆𝖓𝖎𝖒𝖆𝖊 𝖕𝖊𝖗𝖉𝖎𝖙𝖆𝖊 𝖆𝖉 𝕷𝖚𝖒𝖊𝖓!
𝕴𝖟𝖆𝖓𝖆𝖐𝖆, 𝕯𝖊𝖆 𝕻𝖊𝖗𝖉𝖎𝖙𝖆, 𝖚𝖇𝖎 𝖓𝖚𝖓𝖈 𝖊𝖘?
𝕸𝖆𝖙𝖊𝖗 𝕬𝖓𝖎𝖒𝖆𝖗𝖚𝖒, 𝖆𝖉𝖏𝖚𝖛𝖆 𝖓𝖔𝖘!
𝕷𝖆𝖙𝖊𝖓𝖘 𝖎𝖓 𝕿𝖊𝖓𝖊𝖇𝖗𝖎𝖘, 𝖎𝖚𝖇𝖊 𝖙𝖊 𝖆𝖕𝖕𝖆𝖗𝖊𝖗𝖊!
Перевод: Мир Иомия, открой нам свои врата!
Синигами, покажи нам путь в ад!
Онрей, снизойди, чтобы открыть нам свои темные тайны.
Изанака, Богиня Жизни и Смерти, мы умоляем тебя!
Хранительница душ и Владыка возрождения, явись нам!
Мать Ангелов, укажи душам путь сквозь тьму!
Источник Мудрости и Любви, открой заблудшей душе путь к Свету!
Завершив говорить ритуальные заклинания, я передал девушке нож.
— Сделай неглубокий надрез на ладони и вытяни руку к следующей Тории. Встань прямо посередине ворот. Время поджимает – нам нужно успеть до трёх часов ночи, иначе проход в тот мир останется закрытым.
Мидзуки неуверенно взяла нож. Её пальцы сжимали рукоять так крепко, что костяшки побелели. Медленно, почти бесшумно она двинулась вперёд, ступая по мягкой земле. Ночная тьма окутывала лес Аокигахара, скрывая за деревьями силуэты древних духов. Лишь редкие проблески луны освещали путь, заставляя тени извиваться и прятаться среди ветвей.
Ветер усилился, пронзительно свистя между стволами деревьев. Листья шуршали, словно шепча древние легенды о тех, кто осмеливался проникнуть в запретный мир. Длинные волосы Мидзуки развевались, касаясь её лица, будто невидимые духи пытались удержать её. Она шла всё медленнее, каждый шаг давался с трудом. Страх сковывал движения, но она продолжала идти.
Когда Мидзуки приблизилась к Тории, воздух стал плотным. Деревья скрипели, отзываясь на каждое движение ветра. Ветви качались, бросая зловещие тени на землю. Цикады умолкли, и наступила мертвая тишина. Мидзуки остановилась перед воротами, и её дыхание участилось. В глазах отразился ужас перед неизвестностью, которая ждала за древними воротами.
Она подняла руку с ножом, готовясь сделать надрез. Потом замерла. Что-то было не так... Время истекало, она должна была действовать.
– Только не говори, что ты передумала! – выдавил я сквозь зубы, сжимая окровавленную ладонь в кулак.
– Нет, не передумала, просто... Мне сказали, что не стоит сюда идти, что ничего не получится, что это пустая трата времени, – тихо проговорила она, нервно перебирая нож в руках.
– Кто сказал?
– Ну, не знаю, я просто услышала голос... Наверное, какой-то дух... Кто ещё мог бы говорить? Я никого рядом не видела, хотя это странно, но голос был чёткий!
Сделав шаг к ней, не покидая пределы своих Тории, я вырвал нож из её рук и молниеносно полоснул им по её ладони. Девушка вскрикнула от неожиданной боли и отступила назад, слезы хлынули из глаз. Лицо исказилось от страха и недоумения, губы дрожали, на лице отражалась целая гамма чувств: боль, обида, непонимание.
– Больно же! Что ты делаешь? Зачем насильно заставляешь? Ты никогда таким не был! Что случилось? Тебя тоже ждёт невеста, как и меня жених, она волнуется! Разве ты не хочешь вернуться? Зачем тебе эта безумная идея? Это уже не весело, я не хочу этого делать! – плача, выкрикивала Мидзуки, её голос стал хриплым.
– Не трать моё время! Если боялась, не стоило соглашаться! А раз уж пришла сюда, делай, что говорю! Времени на разговоры нет, иначе я убью тебя, убью всех, кто тебе дорог! – повысил я голос, наблюдая, как кровь с её руки стекала в центр Тории.
Ритуал начался: символы засветились алым, а цикады продолжили свой оркестр. Погода изменилась: пошёл дождь, хотя синоптики предсказывали совершенно другое.
Мидзуки всхлипывала, её взгляд метался между мной и кровавыми следами на земле. Протянув израненную ладонь к священной конструкции, она смотрела на меня с ужасом. Кровяные капли начали впитываться во влажную землю, и в центре Тории начал подниматься зыбкий полупрозрачный дымок, словно кубик льда бросили в кипяток.
Схватив девушку за руку, я приготовился шагнуть в мерцающий полупрозрачный проход, но Мидзуки испуганно дернулась назад.
Пальцы девушки были ледяными, судорожно цеплялись за мою руку. Я же оставался безразличным: ни вина, ни страх не тревожили меня. План изменился, но проверить, работает ли проход, было необходимо.
– Пожалуйста, давай остановимся! Мне страшно! Голос говорит остановиться! Да и зачем за руки то браться, так ещё и ранеными? Это больно и противно! Кётору, пожалуйста! – взмолилась Мидзуки, всхлипывая.
– Затем, что это свяжет твою способность с моим телом, и я смогу видеть всё, что видишь ты. Иначе я просто не попаду туда, – ответил я, ощущая, как её ногти впиваются в мою кожу, и с силой потянул её вперёд, игнорируя сопротивление.
Мы шагнули через границу Тории, и на миг показалось, что ничего не изменилось. Всё вокруг выглядело так же, как и раньше. Я успел подумать, что ритуал не сработал.
Наступила абсолютная тишина, мир застыл. Ветер стих, дождь прекратился. Вокруг нас разлилась густая тьма, скрывающая силуэты деревьев и создавая ощущение бесконечного вакуума.
– Видишь, ничего не получилось! Зачем было делать мне больно? Идиот! – крикнула она, вырвав руку и бросившись вперёд, не обращая внимания на мои попытки остановить её.
Полупрозрачные синие волосы развевались, а женская фигура постепенно растворялась в темноте. Я бросился вслед за ней, стараясь не отстать. Всё вокруг казалось странным и незнакомым. Тьма была такой плотной, что я не мог разглядеть даже собственную руку. Лишь слабый луч фонаря освещал путь, напоминая, что я ещё не ослеп.
Шорох листьев под ногами и тихие всхлипы Мидзуки, удаляющиеся вдаль, были единственными звуками, которые позволяли ориентироваться. Казалось, для неё ничего не изменилось: она продолжала бежать, на удивление ни разу не споткнувшись, тогда как я сам едва различал дорогу. Фонарик перестал помогать, и я начал сомневаться, не лишился ли зрения полностью.
Хотелось вернуть Мидзуки в безопасное место, возможно, она видела всё иначе. Однако сейчас она была здесь, со мной, в другом мире, а значит, находилась в опасности. В таком состоянии она была бесполезна, но оставалась нужной. Её истерика могла только погубить нас. Продолжать было бессмысленно, но я все испортил...
Продолжал идти вперёд, хотя ноги уже давно перестали чувствовать землю. Каждый шаг был похож на прыжок в неизвестность. Тьма поглощала все звуки и ощущения. Шум ветра казался зловещим шепотом, предвещающим беду. Я знал, что терял её. С каждым мгновением расстояние между нами увеличивалось, и вскоре шорох шагов Мидзуки затих окончательно.
Фонарь тускло мерцал, растворяясь во тьме. Я понимал, что заблудился, но остановиться означало признать поражение. Продолжая двигаться, я старался удержать остатки надежды, что найду её, и мы выберемся отсюда вместе. Я извинюсь, и начнем всё заново...
С каждым шагом я осознавал, что это бессмысленно. Я не видел собственных рук, и чем дальше уходил, тем сложнее становилось представить возвращение назад. Вдалеке раздался крик...
Мидзуки так громко кричала, что эхо разлеталось по всей округе, нарушая тишину этого мира. Звук был подобен раскату грома, разрывающему небо пополам. Через этот вопль можно было почувствовать её страх и безнадежность. В нём звучала вся агония, которую только можно себе представить: невыносимая боль, словно тело рвалось на куски, и одновременно глубокое отчаяние, когда понимаешь, что помощи ждать неоткуда. Каждая нота этого крика несла в себе страдания, которых хватило бы, чтобы сломить любого.
Надежда угасла, оставив лишь ощущение опустошённости. Я потерял её, и теперь терять было больше нечего. Без колебаний я развернулся и пошёл назад, оставляя позади этот мир, наполненный душераздирающими криками. Но я не собирался сдаваться. Найду другой путь. Верну свою душу любой ценой.