Часть 23
С самого начала встреча пошла не так, как ее представлял себе Намджун. Профессор Чхве достаточно сдержанно поприветствовал своего бывшего студента и сразу же потребовал в подробностях рассказать ему историю Чонгука и Тэхена. Намджун рассчитывал, что они присядут за столиком какого-нибудь кафе, что профессор расскажет о себе, а самое главное, начнет расспрашивать о том, как жил Намджун все эти годы, чего достиг, что ему будет интересно узнать об успехах своего... студента... Но он ничего такого не спросил. Поэтому Намджун начал рассказывать то, что профессор действительно хотел услышать.
Доктор Ким рассказал, так подробно, как знал сам, продемонстрировал распечатки анализов и всех исследований и одного, и другого, и ожидал услышать хоть что-то в ответ, хоть какой-то комментарий. Однако, профессор Чхве с комментариями не спешил.
«Кукольный» секрет Тэхена также не произвел на него впечатления, но зато его очень заинтересовало желание Чонгука записать бой часов.
— Вот как? Часы? — профессор Чхве поднял одну бровь и как-то странно улыбнулся. Так, словно внезапно услышал то, что никогда и не ожидал услышать. — Это очень интересно. Особенно в свете моих гипотез.
Намджун неловко потоптался на месте и аккуратно тронул рукав профессора:
— А... какова все-таки ваша гипотеза? Вы говорили про «болезнь души», это я понял, но...
— Знаешь, в какой-то момент я засомневался, есть ли смысл тревожить моего китайского друга, поскольку, хотя история твоя и удивительна, в ней слишком мало деталей, чтобы составить полное представление: вы сами словно слепые котята пока только тычетесь носами в какие-то наблюдения, которые даже фактами не назовешь. Но вот ты сказал о часах, и это... Меняет дело.
Намджун изумленно похлопал глазами.
— Могу я... увидеть эти часы? — спросил профессор Чхве, и глаза его заинтересованно блеснули.
— Для этого... — доктор Ким развел руками, — нужно поехать к Тэхену, вряд ли он позволит снять их со стены и куда-то увезти... Знаете, я не упомянул, но у Тэхена довольно закрытый характер, он не очень ладит с незнакомыми людьми, так что он...
— Все правильно, часы со стены снимать нельзя ни в коем случае... — перебил его профессор. — Пожалуй, мы должны съездить к Тэхену в гости. Моя машина здесь недалеко. Покажешь дорогу?
***
Машина с аппаратурой пробиралась по грунтовой дороге так осторожно, словно это был первый в истории человечества луноход, и он сейчас пробирался по поверхности Луны, точно зная, что если здесь навернется, никто его не спасет, так что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Юнги изнервничался, поджидая груженый дорогостоящим оборудованием грузовичок у калитки Тэхена. И он обкусал бы абсолютно все ногти на своих изящных руках, если бы Тэхен не заметил его в окошко кухни и не вышел, чтобы пригласить в дом.
— Или ты здесь подождешь? – с подозрением уточнил он. — Замерзнешь...
Чонгук выскочил следом. Он только проснулся: это было понятно по его всклокоченным волосам, не дожёванному бутерброду в руке и не до конца надетому верху от пижамы.
— Давай быстрее, скоро одиннадцать, и мы сможет записать пробный вариант, чтобы потом подкорректировать настройки и записать бой в полдень в идеальном виде! — поторопил он и заглотил остатки бутерброда.
Юнги хмуро проследил за тем, как он вытер пальцы о штанину, покачал головой и махнул рукой в сторону леса. Где между деревьями как раз показался серебристый бок грузовичка.
— Значит, делаем следующее! — провозгласил Юнги, когда ребята-звуковики подключили в машине все свое оборудование. Протянули нужные кабели, закрепили нужные шнуры и щелкнули нужными штекерами. — Вы двое, — он кивнул на Чонгука с Тэхеном, — ставите телефоны на беззвучный, сидите в комнате с камином и не подаете признаков жизни, пока я не скажу, что можно.
— Дышать тоже нельзя? — ехидно уточнил Тэхен.
— НЕ-ЖЕ-ЛА-ТЕЛЬ-НО! — ткнул ему в лоб указательным пальцем Юнги, — или хотя бы делайте это тихо, через раз.
— Ребята в машине дают мне старт записи примерно за две-три минуты до боя, пусть лучше потом порежем... — продолжал размахивать руками Юнги, — и я со своего командного поста... в прихожей... даю вам отмашку заткнуться. И пишем. Ничего сложного, как видите.
Огромная серая ворона, прилетевшая и севшая на ветку за окном кухни, так не считала. Потому что начала вдруг очень громко рассуждать на своем, на птичьем, о чем-то, что посчитала важным не только она сама, но и сидевшие на соседних ветках воробьята. Внезапно поднялся невероятный гомон, шум, и Юнги, глядя на то, как стрелка часов неумолимо приближается к двенадцати, раскричался почему-то на Тэхена:
— Это что базар ты тут развел?! Я же просил элементарной тишины! Неужели я так много прошу? Я же не прошу мне тут быстренько лес звукоизоляцией обмотать? Всего лишь тишины прошу! А ну разгоняй все это хозяйство по гнездам, а то...
— А то что? — расхохотался Тэхен (и Чонгук, разволновавшийся, было, что Тэ обидит грубость Юнги, вздохнул с облегчением), — Полетишь за каждой вороной и навтыкаешь ей за непослушание? — отсмеявшись, утер глаза Тэхен. — Блин, это было прям очень смешно... У тебя были такие глаза... я думал, они сейчас просто выпрыгнут от злости...
Чонгук тоже улыбнулся, но на всякий случай стукнул Юнги по спине, а потом подобрал с земли кусок сосновой коры и запустил ею в ту ветку, где сидела словоохотливая ворона. Птица, повозмущавшись напоследок, покинула свой пост и полетела жаловаться родственникам.
— Так, все готовы? Осталось пять минут до боя! — предупредил Юнги.
— Не, не готовы, — послышалось в рации. — К нам в машину питание перестало поступать. Посмотри, в доме нигде пробки не выбило? Эта аппаратура жрет электричество как трехкомнатная квартира...
— Я все оплачу, — поспешил заверить Тэхена Чонгук, заметив, как у хозяина дома брови полезли под челку, когда он, видимо, представил будущие счета за электроэнергию. — Не переживай за это.
— Да лишь бы моя фаза потянула такую нагрузку, — пожал плечами Тэхен.
— Слушай, Юнги, а можем же завести генератор... — предложил Чонгук.
— Никаких генераторов! — Юнги аж зашипел от возмущения. — Он же тарахтит как мопед моей бабушки, нам такие призвуки на записи не нужны. Эй, малой, вырубай в доме все электроприборы, только быстро!
Тэхен, кажется, хотел сказать ему что-то очень обидное, но промолчал и поплелся вытаскивать вилки из розеток.
Когда все снова, в третий раз, было готово, часы показывали без двух минут одиннадцать.
— Старт записи, — прошелестело в рации у Юнги.
Он кивнул Чонгуку с Тэхеном, и те замерли, глядя друг на друга.
В воцарившейся тишине в голову лезли какие-то очень неуместные мысли.
К примеру, Чонгуку думалось, что Тэхену очень идут его веснушки, и как это он их раньше не замечал?
Тэхен вспомнил, что где-то читал, что если не можешь смотреть человеку в глаза, то стоит смотреть ему на переносицу. И поэтому он уставился Чонгуку на переносицу, хотя мысленно убеждал себя в том, что вполне может и в глаза смотреть тоже, просто ему почему-то... ну... не хочется... И в ответ на эти его мысли сердце начинало стучать как-то очень уж гулко, громко в наступившей тишине. Тэхен невольно поднял глаза на Чонгука, ловя его взгляд, как будто пытаясь понять, ему ли только слышно, как беспокойно колотится в груди.
Чонгук поймал его взгляд в ответ и испугался. Потому что его собственное сердце колотилось так, что он подумал: Тэхен услышал это заполошное сердцебиение. Его, наверное, услышал и Юнги тоже. От него, наверное, и боя часов будет не слышно – настолько громко и гулко билось в груди.
Юнги же не слышал ничего. Ни сердцебиения, ни суматошных мыслей двух парней в соседней комнате. Но, что особенно важно, боя часов он не услышал тоже. Ни когда стрелка встала вертикально, отметив наступление одиннадцати часов, ни спустя минуту, ни спустя пять минут.
Зато услышал в динамике рации раздраженный голос звукооператора:
— Так они будут бить или нет? Нам ждать или что?
Часы молчали.
Что-то явно шло не так.
И ни Юнги, ни Тэхен, ни Чонгук не могли понять, что именно.
***
Всё не так пошло с самого утра в этот день у Сокджина.
Потому что когда вместо утреннего кофе приходится смотреть на встревоженного Хосока за столом своей кухни, это явно не закономерное течение дел. А Хосок был предельно встревожен: у него красными пятнами пошла кожа на лице, у него заострился нос и губы сжимались в тонкую полоску, а когда такое происходило в последний раз, Чонгука впервые увезли в больницу прямо с репетиции, и пришлось отменить все запланированные мероприятия и выплатить миллиарды вон неустойки. Лейбл потерял кучу денег, но самое главное – чуть не потерял Чонгука. Так что заостренный нос Хосока – это веский повод для того, чтобы впасть в панику.
— Под твоим балконом — толпа не очень вменяемых фанатов, — пояснил Хосок свое требование третьей по счету кружки кофе. — И они собираются оставаться там до тех пор, пока не выяснят, кто из вас с Чонгуком виновен в вашем расставании. И я очень не завидую тому, кто в итоге виновным окажется: разбить величайший шип всех времен и народов, в кои-то веки оказавшийся реальностью, — это даже хуже, чем убить любимого котенка и съесть его на глазах у трехлетней хозяйки...
— Сравнения у тебя, конечно, — покачал головой Джин. Но он, конечно, понимал, насколько хреновая складывается ситуация.
Их история любви с Чонгуком, помимо того, что была очень важна, приятна и УДОБНА для них обоих, была еще и величайшим маркетинговым успехом. Чонгук, при всем своем таланте композитора, в жизни не продал бы так выгодно собственную музыку (мало ли талантливых композиторов нынче?), если бы когда-то не заявил во всеуслышание, что по мальчикам, и не дал толпе своих фанаток огромный простор для фантазии. С кем только его не шипперили, с кем только не сводили в сплетнях, и Чонгук только мило и беззащитно улыбался.
Но когда он однажды мило и беззащитно улыбнулся в сторону Ким Сокджина, актера и модели, заработавшего миллиарды не столько на своих проектах, сколько на своих скандалах, все фанатское сообщество замерло: Ким Сокджин был известен как отвратительнейший представитель золотой молодежи, которому сам черт не брат, которому пофигу все моральные принципы, которого не купишь ни на какую беззащитную улыбку, даже если эта улыбка будет сверкать бриллиантовыми брекетами.
Их взаимные эмоциональные качели, этот сериал из юста с элементами ангста продолжался на виду у мировой общественности в течение пары лет, страсти накалялись, и фанаты метались от желания защитить своего любимчика Гукки до порыва сделать ставки на то, кто первым сдастся: Чонгук или Сокджин – на милость победителя. К моменту, когда все фанатское сообщество счастливо вздохнуло, разглядывая целующуюся пару в таблоидах, Джин с Чонгуком уже полгода как вместе спали. Но пока их шип можно было выгодно продавать, они это делали. Дальше был запланирован романтический мерч джингуков, новый альбом баллад о любви, и все это должно было подготовить почву для того самого новогоднего сингла, о котором так мечтал Чонгук. И вот теперь...
— Надо подумать... надо подумать... — Хосок кружил по кухне, почесывая затылок, — как бы это повыгоднее продать. Трудно предугадать, как сработает слитая инфа, если сливал ее не ты сам, да?
— Не ной, — отмахнулся Сокджин. — Хуже всего сейчас делать вид, что ничего не случилось. Это будет самым провальным.
— Потому что когда ничего не случилось, пара появляется вместе на каждой вечеринке и вместе тусит, да? — кивнул Хосок.
— Да, а мы с Гукки пока этого сделать не сможем, — развел руками Сокджин. — И о чем там пишут фанаты? Маты в мою сторону и жалостливые сопли в сторону Гукки можешь не цитировать.
— Ошибаешься, — хихикнул Хосок, — в этот раз все на твоей стороне.
— Вот как? — Джин взял из рук Хосока планшет и внимательно вчитался. — Ух ты, они знают даже то, что Чонгук бросил меня ради парня, живущего в лесу? Интересно, кто мог слить им эту инфу?
— На самом деле, много кто, — вздохнул Хосок. — Начиная с парамедиков, заканчивая строителями дороги. Во всей этой суете мы не предусмотрели этого момента. Меня беспокоит тот факт, что все это может каким-то образом зацепить Тэхена, а с его нестабильной психикой... никто не знает, чем это может закончиться.
Сокджин задумался. В его голову приходил только один вариант того, как следует поступить, но он малодушно отгонял эту мысль, потому что понимал: надо быть слишком плохим человеком, чтобы пойти на такое.
— Что будем делать? — Хосок налил себе четвертую кружку кофе.
— У тебя сейчас сердце через уши выскочит, — укоризненно отобрал у него кружку Сокджин.
— Если мы не придумаем, что делать, оно мне больше не понадобится, — буркнул Хосок и придвинул многострадальную кружку назад к себе.
Ким Сокджин вздохнул и взял со стола телефон.
Что ж, видимо, он очень плохой человек.
— Привет, — сказал он в трубку через минуту, — пойдешь со мной на свидание?