Часть 16
Пальцы человека, сидевшего, чуть сгорбившись, у рояля, порхали над клавишам, касаясь их так легко, будто лаская. Пышные кисти каких-то блеклых осенних цветов, которые горничная принесла в гостиную еще вчера перед ужином, согласно кивали в такт разливающейся по комнате мелодии. Великий князь смотрел на этого человека из-за дверной портьеры, и сердце его сжималось.
Лиленька терпелива, но едва заметные красные пятна на ее скулах, появляющиеся всякий раз, как слуги докладывали о приезде этого человека, говорили о многом. В частности, о том, что с этой страстью или «маленькой случайной слабостью», как это называла Лиленька, пора кончать.
Человек за роялем обернулся.
— Я, было, думал, что попусту прождал тебя, - проговорил он, вздохнув.
Князь с нежностью рассматривал черты его лица: с того места, где он сейчас стоял, было видно, как трепещет тень пламени от свечи на его гладкой щеке, как цепляет мелкими отблесками черные волоски его аккуратной бородки.
— Что ты играешь?
— Рождественский вальс, — человек поднял кисти рук, растер пальцы. — Сначала он казался мне безделицей, а теперь...
— А теперь?
Великий князь присел подле рояля в низкое кресло, откинув назад длинные полы домашнего сюртука.
— О чем он?
Человек за роялем тяжело вздохнул, на его лбу прорезались морщины усталости.
— В последние дни я чувствую себя дряхлым, уставшим, истощенным стариком... истощенным и мыслями, и физически...
Он поднялся, подошел к великому князю и присел подле него, опершись на одно колено.
— Пообещай мне...
Он словно поперхнулся словами, в глазах его блеснули слезы.
— Пообещай мне, — снова начал он, — что, когда я умру, ты не будешь искать общества других мужчин. Пусть твоя больная страсть, твой тайный порок уйдут вместе со мной в могилу. Чтобы никогда больше никто не смел причинить тебе боль из-за того только, что твое сердце не может выбирать, кого любить.
Он произносил слова тяжело, было видно по метавшимся на его коже красным пятнышкам волнения, что он обдумывал эти слова долго, тщательно, болезненно.
Великий князь взял его за руку, прижал к груди теплую ладонь:
— Не говорит так! Ведь мы же... пусть тайно, пусть, скрыто от всех, но мы же... можем...
Человек напротив задумался на мгновение.
— Ты спрашивал, о чем этот вальс? Он должен был получиться праздничным, величавым и торжественным. А получилась в нем тоска: по несбывшимся желаниям, невозможным, безнадежным мечтам.
Человек встал, переступил с ноги на ногу. Обернулся, махнул рукой в сторону нарядной рождественской ели, стоящей в углу комнаты. Свечи на елке пока не зажигали, и она казалась всеми забытой, смиренно ждала, когда наступит вечер и она вновь станет главной героиней праздника.
— Этот вальс... Он сам — как все это Рождество, как эта елка, которую с любовь украсила Лиленька с детьми... Люди загадывают перед ней те желания, которые не надеются, что сбудутся. Потому что все, что возможно, люди исполняют для себя сами, разве нет?
— Ты... ты преувеличиваешь, ты... твоя обычная зимняя хандра делает тебя меланхоличным, даже хмурым...
Великий князь сухо сглотнул, обернулся на дверь, быстро шагнул к своему гостю и мягко стиснул его в быстрых объятиях. Мазнул губами по сухим сжатым губам. Но за стеной послышался звон колокольчика, видимо, гости прибывали, и великий князь отпрянул, вернулся на свое место в кресле.
Человек у рояля грустно усмехнулся.
— Эта елка, — продолжил он, — услышит много таких желаний: Лиленька попросит у Рождества, чтобы супруг ее любил (ее, а не кого-то, кто самим своим существованием в качестве соперника наносит оскорбление ее женскому самолюбию), я попрошу у елки, чтобы весь свет меня понял. Но он никогда не поймет. А чего попросишь ты?
— Я попрошу, чтобы ты забросил все эти мысли о смерти и прожил долгую жизнь рядом со мной.
Человек поспешно кивнул:
— Вот видишь, об этом я и говорю: в Рождество люди загадывают невыполнимые желания. И все же продолжают в них верить. Мой вальс — как раз об этом. Он недостоин быть рождественским. Но он, возможно, станет самым рождественским из всех. Он о любви, которая неуместна, никому не нужна, но все-таки она есть.
***
— Так, ладно, — Тэхен схватился за щеку и поднял на Чимина взгляд. — Я ударю тебя в ответ, но позже.
Чонгук, подскочивший к нему, отступил назад.
— Для начала я все-таки хочу выслушать твою... вернее, нашу историю, чтобы хотя бы удостовериться, что у тебя был веский повод меня ударить.
Тэхен говорил подчеркнуто ровным голосом, и Намджун встревожился: обычно так у Тэхена начиналась истерика.
Сокджин стоял поодаль, сложив руки на груди.
Хосок с Юнги замерли с раскрытыми ртами.
— Отомрите все, — наконец, сказал Сокджин. — В конце концов, эти двое между собой разберутся, а вот мясо на костре скоро жарить будет поздно. Предлагаю продолжить нашу светскую беседу за столом. Возможно, капля алкоголя скрасит для нас общество друг друга.
— Разумные слова, - кивнул Намджун. — Правда, Тэхену алкоголь пока нельзя: его препараты в сочетании с алкоголем могут быть смертельно опасны.
Тэхен хмыкнул и уселся за стол первым.
Эта пощечина как будто выдернула его из того сонного состояния, в котором он пребывал после приступа, и вселила в него ощущение бесшабашности, замешанной на дерзости. Ему хотелось одновременно подраться со всеми и всех простить, хотелось веселиться и плакать.
Историю Чимина ему услышать почему-то не хотелось. Но он понимал, что придется.
Даже в полутьме, которую не слишком разбавляла гирлянда, развешанная по поляне, было видно, каким красным, взъерошенным в своей ярости и напряженным был Чимин.
— Ты ведь способен спокойно рассказать нам все, что помнишь? — холодно уточнил Чонгук, присаживаясь за стол рядом с Тэхеном.
Сокджин проводил его взглядом, моргнул и принялся методично переворачивать на огне куски мяса.
— Ты реально не помнишь, что дружил с Чонгуком с самого детства? — хмуро спросил Чимин, буравя Тэхена взглядом.
Тэхен фыркнул:
— Давай договоримся, что твои вопросы и уточнения по поводу того, помню я что-то или нет, закончатся прямо сейчас. Я РЕАЛЬНО не помню. Прими это за аксиому и уже расскажи нам хоть что-нибудь.
— А может этот мелкий просто тайно втрескался в Чонгука и теперь из ревности втащил этому леснику? — предположил Юнги, за что тут же получил тычок в бок от Намджуна.
— Никакого воспитания! — возмутился доктор и демонстративно пододвинулся вместе со своим раскладным стулом еще ближе к Юнги. Видимо, чтобы при необходимости далеко не тянуться с подзатыльником.
— Если Чимини еще и Юнги втащит, предупреждаю, я включаю камеру! — улыбаясь во все щеки, заявил Хосок. — Это достойно быть опубликовано в Тиктоке, отвечаю!
— Да заткнитесь вы все! — раздраженно оборвал начинающийся гомон Чонгук. — Чимин, пожалуйста...
— Я... — Чимин задумался, как будто решая, с чего лучше начать. — Я познакомился с Тэхеном, когда Чонгук записался в школьную футбольную команду. Чонгук нас познакомил.
Чимин замолчал, подумал о чем-то, немного смутился своим мыслям, и продолжил, обернувшись к Тэхену:
— Я и раньше тебя видел, просто внимания не обращал. Вернее, как не обращал? Обращал, но больше... Над тобой смеялись ребята, потому что ты... ну... странный был... с куклами этими своими возился.
Тэхен нахмурился, пошевелил пальцами, но тут же сжал пальцы в замок.
— Чонгук был классным, - кивнул Чимин. — Он в футболе был лучшим, даже несмотря на то, что был младше всех нас. И он притаскивал тебя на каждую тренировку, называл лучшим другом... Вы, кажется, жили по соседству. Честно сказать, никогда не мог понять этой вашей дружбы. Ничего общего!
— Чимини, - с укором перебил его Чонгук. — Мы уже, кажется, обсуждали это...
— Я ж сказал! - развел руками Юнги, —У нас тут ревновашки.
— Кстати, да, — хихикнул Хосок, — Я помню, вы постоянно с Тэхеном косились друг на друга. Правда, я с вами в футбол не играл, мы только в школе общались и на танцах... А туда Тэхен не приходил.
— Ну вот... и в тот день... — продолжил Чимин — Мы пришли на стадион, там команда юниоров тренировалась. Мы все хотели в нее попасть, поэтому приходили и на краю поля тренировались и наблюдали за ними. Тэхен обычно тоже приходил. Рассаживал своих кукол на трибуне, шарфы на них надевал... командных цветов...
— Ой, это так ми-и-и-ило... — всплеснул руками Сокджин. – То есть, вы были такие друзья-друзья-дружищи?
Тэхен пожал плечами.
— Наверное, — кивнул Чонгук и положил руку на поясницу рядом стоящего Сокджина.
— Ну, в тот день Тэхен опоздал, — продолжил Чимин. Протянул руку, взял банку пива и отхлебнул. — Тогда еще начиналась гроза и даже молнии сверкали... Чонгук дурачился с мячом, пока в кусты его не запульнул, а потом побежал за ним. Тэхен был на другом конце стадиона, с куклами своими возился. Я сидел, сторожил вещи. Хосок с Шивоном тогда на стадион зашли по пути на тренировку, побежали купить воды... Чонгук полез в эти кусты за мячом, а я на скамейке сидел. Молнии еще эти... Я в детстве их очень боялся. Сейчас тоже боюсь, но тогда — просто панически.
Чимин приложился к пиву еще раз и помолчал.
— Мне потом долго еще было непонятно, почему ты даже не подошел? — спросил он, глядя на Тэхена. — Когда Чонгук вылез из кустов с этим мячом и упал на землю. Даже не подошел? Я думал сначала, что его укусила змея. Он так лежал, как будто совсем-совсем умер. А ты даже не подошел. Просто наблюдал с другого конца стадиона. С юниорами этими трепался, кукол своих им показывал. С ними было интереснее? Я махал руками, кричал, звал, а ты.... Даже не подошел...
Тэхен покраснел и развел руками.
— Я не помню, - сказал он. – Ничего этого не помню. Я даже не знаю, виноват я или нет. Заслужил я твою пощечину или нет. Потому что не помню.
— Что было дальше? – спросил Сокджин, приобнимая Чонгука за плечи.
— Я набрал телефон мамы Чонгука, — на глазах Чимина выступили слезы. — Он даже не дышал, поэтому я сказал его маме, что он, кажется, умер... мама вызвала неотложку, началась суета, Чонгука забрали в больницу.... Я тоже в больницу поехал... А Тэхен так и остался там, на другом конце стадиона.
Чимин стукнул кулаком по столу.
— Он называл тебя лучшим другом. А ты даже в больницу к нему ни разу не пришел. Неужели ты ничего не помнишь? Или просто тебе стыдно вспоминать?
— Это так не работает, - покачал головой Намджун. — Импринтинг на фоне негативного висцерального ощущения — так сказано в его карточке. Стыд тут не при чем.
— А я думаю, малой, — вдруг произнес Юнги, — что ты слишком дохера на себя берешь. Единственный, кто должен обижаться или не обижаться на Тэхена за тот эпизод, — это сам Чонгук. Так что придется извиняться.
— Я не буду извиняться! – вспылил Чимин.
— Я буду извиняться, — перебил его Чонгук. — Это по моей вине в жизни Тэхена появилось вот это вот всё. И синяк на лице появляется — тоже по моей вине.
Тэхен схватился за щеку, Хосок услужливо поднес к его лицу телефон с включенной селфи-камерой.
— Да, — кивнул Тэхен, - синяк появляется. Пожалуй, мне уже пора домой. Приложить к щеке что-нибудь холодненькое... да и вообще... подумать над тем, какой я нехороший, бросил друга в беде и все такое. Главное, что мы выяснили, кто мы с Чонгуком друг другу, и у меня, честно говоря, гора с плеч. Я уж было подумал...
Тэхен поднялся со своего раскладного стула и сделал шаг в сторону темнеющего леса.
— Я провожу тебя, - вскочил Чонгук.
— Не надо, я сам найду дорогу, — усмехнулся Тэхен. — У тебя же гости, разве нет?
Чонгук обернулся. Сокджин с легкой полуулыбкой переворачивал мясо на решетке. Хосок задумчиво копался в телефоне. Юнги с интересом поглядывал на Намджуна, то и дело прикладываясь к бутылке. Чимин сидел, насупившись, уткнувшись взглядом в носки своих кроссовок.
Намджун тоже поднялся.
— Я иду с вами.
— Нет, - качнул головой Чонгук. — Нам нужно побыть наедине.