XIII

Виктор проснулся в тёплой кровати. Сквозь решётки проникали бледные лучи солнца. Сон был ужасен. Похоже, он слишком устал. Нужно было скорее заканчивать расследование. Нужно было скорее выбираться, скорее возвращаться к Анжелике. Перед глазами всплыли её черты: мягкая улыбка на алых губах, карие глаза с длинными ресницами, светлые локоны, спадающие на плечи...

Прозвенел колокольчик.

За столом сегодня собрались многие. Моргана Стэнберри держала в руках вилку. Её взгляд скользил от блюда к блюду. Патриция смотрела на свои колени. Сегодня она казалась ещё более поникшей и угрюмой, чем раньше. Она иногда вздрагивала, издавая негромкие всхлипы. Генри жевал хлеб, изредка поглядывая на неё. Оливия читала, не обращая ни на кого внимания. И маленькая девочка – неясно Клэр или Мэрелин – тихо что-то напевала. Слов её песенки было не разобрать.

― Похороны сегодня в 12. На кладбище за домом, ― оповестила Патриция, не поднимая глаз.

Никто не оторвался от еды.

После завтрака Виктор бродил по коридорам. Он искал тех, кого ещё не встречал. Хозяйку или господина Мёрфи. Они должны были появиться на похоронах. Там должны были собраться все. Виктор был в этом уверен.

― Вам нужно быть не здесь, ― раздался позади него голос дворецкого. ― Идёмте. Вы ведь не хотите опоздать.

― Опоздать куда? ― Виктор последовал за Кортнером.

― На похороны, конечно.

― Разве уже полдень? ― время летело слишком быстро.

Дворецкий не удостоил его ответом. Они шли по узким коридорам, бесконечно петляющим во всех направлениях. Скрипнула дверь. Стены грязно-зелёных кустов окружили Виктора. Лил дождь, его капли жестоко впивались в землю. Узкие дорожки тянулись между могил. За семейным кладбищем давно никто не ухаживал.

Собрались не все. Патриция, Генри, Моргана Стэнберри. Где-то вдалеке виднелся силуэт Оливии с накинутым на голову платком. Все стояли перед ямой, в которой покоился гроб. Кортнер зачитал какой-то стих. Патриция рыдала. А дождь хлыстал всё сильнее и безжалостнее. По спинам, по грязно-зелёным кустам, по земле, что опускалась на крышку гроба.

Моргана Стэнберри ушла. Её взгляд был спокойным, будто похороны в этом доме были в порядке вещей. Виктор вспомнил её слова: «Он убивает таких, как Вы...». Говорила ли она о доме... или о человеке?

Виктор бродил мимо могил. На надгробиях были выцарапаны имена. Десятки имён. Он не вчитывался в них. Скольких людей он уже сгубил?

― Вам не стоит ходить к моей бабке, ― раздался голос Оливии.

Девушка сидела на земле, облокотившись спиной о надгробную плиту. «Стэнберри» – гласила подпись. Имени было не видно.

― Твоя бабка – хозяйка поместья?

― Её зовут Джозефина. Это её дом. Она устанавливает здесь правила.

― Поэтому я и хочу с ней поговорить. Она ведь знает всё о доме. Она может знать, кто убийца. Я спрошу и уеду.

― Её нельзя спросить. Но она может ответить, ― рука Оливии скользила по надгробию, очищая его от грязи и сухих листьев.

― Если она Джозефина, ― задумчиво произнёс Виктор, ― то кто тогда Кэролин?

― Я – Кэролин. Моё второе имя Оливия. Но отец называл Кэролин, ― девушка смотрела на имя, выцарапанное на могильной плите.

Виктор тоже видел имя, но не мог прочесть.

Дождь усилился. Ледяной ветер пронзал тело до костей. Нужно было возвращаться в поместье.

Виктор стоял в коридоре. Этот коридор не был похож ни на один другой. Огромная лестница тянулась к самому потолку. Этой лестницы он ещё не видел. Мужчина был уверен, что по ней можно было добраться до чердака. Ступени скрипели. Лестница тянулась всё выше, всё дальше.

Впереди забегали тени. Кто-то спускался навстречу.

― Джозефина?..

Кто-то прыгал по ступеням. Послышался детский голосок, какая-то неразборчивая песня. «...Для шестого откинулась берёза, веточками... шелестя...».

Девочка таращилась на Виктора сверху вниз.

― Ты Мэрелин? ― осторожно спросил он.

― Да.

― Скажи, твоя бабушка там?

― Бабуля не любит, когда её беспокоят. Бабуля не пускает гостей. Бабуля всё видит.

Девочка спрыгнула на ступеньку ниже.

― А кто такой господин Мёрфи? ― спросил Виктор.

― Мёрфи делает вкусные блинчики. Но только для послушной Мэрелин.

Девочка спускалась всё ниже.

― Господин Мёрфи – повар?

«Седьмое кровью окрапило землю, где роза мёртвая цвела...» ― слова песни долетали откуда-то издалека.

Виктором овладела новая мысль. Он забыл о Джозефине Стэнберри. Он должен был найти кухню. Господин Мёрфи мог оказаться убийцей. Да, это точно мог быть он. Он мог быть ответом, шансом выбраться отсюда. Виктор не знал, где кухня. Колокольчик оповестил об обеде. Он нашёл столовую.

Оливия сидела одна и читала. Она никак не отреагировала на появление Виктора. Он сел. Перед ним стояла тарелка с горячим супом. Аппетита не было. Он смотрел на стулья.

Стул с горгульей, на котором обычно сидела Моргана, находился во главе стола. В противоположной от него стороне возвышался гнилой, поцарапанный трон. Почерневший, он, казалось, вот-вот упадёт или рассыплется в прах.

Вошла Патриция. Её лицо скрывала чёрная вуаль.

― Где в доме кухня? ― спросил её Виктор.

Женщина молча указала в сторону двери. Не той, что вела в коридор. Эта дверь была другой.

Виктор встал и направился к ней. Кухня была совсем рядом, а он и не догадывался зайти туда. Он был просто ужасным детективом.

На кухне был только Кортнер. Он почему-то мыл посуду. Обед ведь ещё не закончился...

Виктор вышел в коридор. Он искал лестницу наверх. Свечи горели криво. Воск залеплял пол, растекался в трещины между половицами. «О чём пела та девочка?» ― вдруг подумал мужчина. Он уже поднимался по лестнице. По той самой.

«Четвёртый наградили птицей дивной...» ― знакомый мотив, снова та же песня.

― Мэрелин? ― спросил Виктор девочку, остановившуюся перед ним.

― Мэрелин спит, ― шепнула она и приставила палец к губам.

― Клэр, кто входил в комнату с ножами в ночь, когда ты нашла господина Генриха в саду? ― шёпотом спросил Виктор. ― Это был Мёрфи?

― В доме нет никого Мёрфи, ― прошептала девочка и улыбнулась.

― А разве повар не господин Мёрфи?!

Девочка прыгала по ступенькам. Всё ниже и ниже. С её губ слетали слова песни, но Виктор и не пытался их услышать. Он бежал наверх. Всё выше и выше. Казалось, лестница не закончится никогда. Ступени скрипели, громко и пронзительно. Но чердак точно был где-то рядом. Где-то за дверью...

В конце лестницы была дверь. Старая и открытая.

― Есть здесь кто-нибудь? ― проговорил Виктор во тьму чердака.

― Не стоило тебе теперь приезжать, ― ответил ему сиплый голос.

― Вы Джозефина Стэнберри?

― Я ждала тебя, ― темнота медленно расступалась перед низенькой, укутанной в лохмотья старухой. ― Ходишь всё и ходишь. Хочешь понять. А ведь ответ совсем к тебе рядом.

― Что Вы имеете в виду? Вы знаете, кто убил господина Хардмана?

― Я знаю, и ты знаешь. А коль не знаешь, нужно лишь спросить того, кто знает.

Огонь свечи озарил лицо старухи. Её крючковатый нос напомнил горгулью.

― Я и спрашиваю. Кто убил господина Генриха? Скажите мне, и я уеду отсюда. Вы ведь не жалуете гостей.

Старуха помолчала и вдруг тихо запела: «Для первого сосну срубили, крепкую, как сталь...»

― Вы слышите, что я спросил?

― Знаете, о чём эта песня? ― спросила в ответ старуха.

Виктор пожал плечами. Он слышал её впервые, хотя мелодия чем-то напоминала песню близняшек.

― Она об одной семье. Неправильной семье.

― Кто входил в комнату с ножами в ночь смерти Генриха?

― Тринадцатый.

― Кто тринадцатый?

― Этот вопрос нужно задать не мне, ― ответила старуха. ― Но он всегда рядом с Вами. Спросите о нём себя.

― О ком?

― Он не щадит никого. Стольких уже сгубил.

― Он убил кого-то ещё?

― Отца погубила и сына погубит, ― старуха говорила со стеной. ― Всех погубит. Зря не утопила тогда. Теперь смерть за смертью следует...

Виктор потерял нить разговора, если она вообще была. Он стал медленно отходить к двери. У старухи больше не узнать ничего.

― Спросите себя, о чём песня. И Вы узнаете тринадцатый, ― пробубнила она вслед.

Виктор спускался по лестнице, переступая с одной ступеньки на другую. Он думал о песне. Он не помнил её слов, но думал о ней. В этом не было никакого смысла.

«Дорогая Анжелика,

Я совсем запутался. Я знаю, что убийца в доме. Но я не понимаю, кто это может быть. Я не знаю даже обо всех, кто здесь живёт. Каждый день натыкаюсь на новую бессмыслицу. Теперь ещё эта песня. Она говорит, что в ней ответ. Но как связана старая песня с убийством? Думаю, все в доме знают песню. Нужно просто спросить. Найти кого-нибудь и спросить. Коридоры путают мысли. Нужно найти повара. Не уверен, как его зовут...»

Прозвучал колокольчик. Ужин был накрыт. Моргана Стэнберри ела салат. Генри запихивал в рот картошку. Девочка в белом платье сидела не на том стуле, где вчера за ужином. Сидела на точно таком же рядом. Клэр.

Взгляд Виктора пробежал по столу. Тарелка у места Патриции дожидалась её. «Неужели они заранее знают, кто придёт?» Вошла Патриция и отодвинула свой стул с синей бархатной спинкой. Она расстелила на коленях салфетку и приступила к ужину.

Моргана Стэнберри скрылась за дверью, ведущей в кухню. Щёлкнул замок.

― Клэр, ― обратился Виктор к девочке.

― Да.

― Кому ты открывала комнату с ножами в ту ночь?

― Дяденьке, ― девочка странно хихикнула, вскочила со стула и убежала.

В это же мгновение поднялась Патриция. Она взяла Генри за руку и увела в коридор. Виктор не успел и слова сказать. Снова остался один.

Он побрёл по коридорам. Дяденьке... В доме был Кортнер. А ещё был Мёрфи. Встретить бы хоть кого-то...

Впереди слышался шорох. Грязно-зелёное платье, стук каблуков... Рядом с Морганой Стэнберри шёл Кортнер. Они о чём-то говорили. Темнота пожирала все звуки.

Впереди знакомая дверь. Виктору её показывали. За ней зимний сад. Там он ещё не был. Внутри оказалось просторно. Возможно, даже просторнее, чем в саду.

― Зря Вы ходили к бабке, ― Оливия сидела на земле.

― Она говорила о песне, ― Виктор сел рядом.

― Старая семейная песня. Только в этом доме её знают, ― лицо девушки скрывала темнота.

В зимнем саду почти не было света.

― О чём песня? ― спросил Виктор.

― Ответьте сами. Вы знаете.

― Я никогда не слышал её целиком.

― Никто не слышал целиком. Её не поют целиком.

― Но ты же её знаешь. Спой.

― Я пою её раз в год.

― Почему?

Оливия вздохнула.

― Почему приехали именно Вы? ― тихо, почти шёпотом, спросила она.

― Меня позвали. Анжелика сказала, нужно ехать. Вот я и здесь.

― Снова здесь, ― прошептала девушка. ― Никто не покидает этот дом, ― она помолчала, ― живым...

Виктор вздрогнул.

― Я здесь впервые, ― тихо сказал он.

― Мы все здесь впервые. Дом меняется, как хочет она. И люди меняются, как нужно ей.

― Твоя бабушка вряд ли хотела, чтобы я был здесь. Меня пригласила Патриция.

― Зачем-то Вас, ― Оливия не то вопрошала, не то утверждала.

Виктор молчал.

― Почему дом не покидают живыми? ― решился спросить он.

― Потому что таково правило. Её правило, ― девушка встала и направилась к двери. Взгляд её стал пустым и равнодушным.

― Но твой отец ведь уехал!

― Мистер Блэйк, мой отец умер два года назад.

Оливия не обернулась. Виктор не видел её лица, не понимал, о чём она думает.

По телу пробежал холод. Он вспомнил могильную плиту. Он вспомнил имя. «Ирган Стэнберри». Ирган. Почему он не осознал этого раньше?

Никто не покидает дом... Стольких уже сгубил... В голове всё совсем смешалось. Он убивает таких, как Вы...

Свет падал сквозь решётчатые окна. Лунный свет. А его снова волочили по полу. Тащили. Но он не вырывался. Белое... всё белое... Белые простыни на его кровати...