8
Приречная область, родовое поместье Загряжских-Сирин
— Батюшка, это был действительно Белый Волк!
Драган Загряжский-Сирин сомневался. Он хмуро выслушал рассказ дочери, то и дело отвлекаясь на её подвязанную вывихнутую руку и раненную ногу. Хотя Стефан постарался на славу – восстановление всё равно займёт несколько недель. Те самые несколько недель, которых у Вельмиры попросту не было из-за приближающегося приёма в честь Громниц[1].
Дочь выглядела удручающе. Лицо усыпано мелкими царапинами – подарок голых веток, сквозь которые она бежала от солдат. На запястьях расцвели синяки от мужской хватки. Под глазами залегли тени, а скулы впали – результат стресса за последние сутки. Драган действительно намеревался проверить и волосы – вдруг она поседела раньше времени.
Хотя, будем откровенно честны, когда он увидел её на руках Стефана – практически схлопотал остановку сердца и впору было проверять волосы на себе. Благо парнишка, как и всегда, сделал всё с умом. Кроме того, что явился к дому Загряжских-Сирин. Покинуть поместье Стефану так и не удалось. Пока выхаживали Вельмиру – на каждом углу появилось приличное количество гвардейцев. Теперь Стефан Гиблый отсыпался в гостевой комнате наверху и дожидался глубокой ночи.
— Ни один Белый Волк не стоит такого состояния моей дочери, — он сурово поджимает губы, отходит от камина в гостиной и поворачивается к окну.
— Со мной всё в порядке, честно…
Продолжить Вельмира не может. Боится услышать разочарование в голосе батюшки. Ей с лихвой хватило матушки. Златоцвета ничего не сказала. Она всхлипнула, а в следующую секунду крепко прижала Вельмиру к себе. Так, будто та воскресла из мёртвых. В тот момент Вель хотелось провалиться сквозь землю. Обернуться маленькой незаметной мышью и юркнуть в ближайшую расщелину. Но она стойко успокоила мать, прежде чем ту в полуобморочном состоянии увела Айка.
Сейчас в гостиной было настолько тихо, что тяжёлое дыхание Драгана ощущалось как что-то физическое.
— Я знаю, что с тобой всё в порядке, — тихо произносит он. — Я знаю, что это твоя война. И матушка тоже знает это. Но когда смерть так близка к тебе… Хочется наплевать на всё и эгоистично закрыть за семью замками. Но, видимо, таков родительский удел: смотреть, как их дети-герои убивают себя на благо мира. Это тяжело, Вель. Прости нас за излишнюю… опеку.
Каждое слово – засечка на быстро-бьющемся сердце Вельмиры. И вдруг реальность с бешеной скоростью обрушается на плечи: она причиняет им боль каждым своим действием, но её бездействие – чревато сотням жизней сущников. Вель подкусывает губу, а затем аккуратно поднимается с кресла. Хромота – то, что её абсолютно не волнует. Придерживаясь рукой за длинные книжные полки –, она добирается до батюшки, а в следующую секунду крепко обнимает его, зарываясь носом в распахнутый камзол.
У Драгана нет сил отчитывать её. Вместо этого он крепко обнимает дочь в ответ, целуя в макушку.
— Обещай мне… нет, поклянись… Поклянись, что ты и матушка – не подставите себя под удар, — тихо просит Вельмира.
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Возможно, если… — голос срывается. — Если вы уедете на юг. Ты сам говорил, что в Княжестве Солёных Морей есть форпост сирен. Они примут вас. Переждите там, пока мы разберёмся с Вацлавом и магией.
— Нет, Вельмира, — широкая ладонь Драгана касается волос девушки, отечески поглаживая. — Ни я, ни тем более, матушка, не оставим тебя одну с… ними. Я знаю Великоземских уже очень давно. Знаю, как бросать им пыль в глаза. И знаю, как выстраивать иллюзии. Так что, такой старик, как я, пригодится тебе, моя душа.
— Ты не старик, — слабая улыбка касается губ Вельмиры.
— Скажи это матушке, то-то она похохочет, — усмехается Драган.
— Убежав, ты бы смог больше не убивать… — снова делает вялую попытку уговорить его.
— Идёт война, дочь. Одна жизнь взамен на тысячи. Помни об этом.
Драган аккуратно обхватывает её за плечи, помогая дойти обратно до кресла. Усадив, он проверяет повязку, подмечая, что на ней появились капельки крови.
— Болит? — спрашивает, замечая, как дочь морщит аккуратный носик.
— Терпимо.
— Ничего, когда-нибудь ты и не вспомнишь об этом. Как обернёшься, как махнёшь своим красивым хвостом и сведёшь с ума добрую половину парней.
— Ты говорил, что у Лепавы был хвост изумрудного цвета, а у Ариадны – багровый. Как думаешь, какой будет у меня?
— Если судить по давней легенде, то настоящий цвет хвоста русалки – это цвет глаз её самой сильной любви. Говорят, именно так они и находили своего человека. И неважно – был ли он сущником, ведь...
— Ген русалки передаётся только девочкам, знаю. Значит, мой биологический отец был сущником? Судя, по багряному цвету хвоста.
— Не уверен точно, но по слухам он обращался в змею. Но это вполне мог быть и сущник-альбинос.
— Хотелось бы мне увидеть свой цвет. Это бы облегчило мне задачу.
— Или усложнило.
Смех батюшки окончательно заглушает чувство вины в грудине. Вельмира любила, когда он смеялся. Она живо рисовала его образ в голове, надеясь, что, когда увидит воочию – картинка сойдётся.
— Так, значит, ты говоришь, что Белый Волк – точно так же «застрял» в своей сущности, как и ты не можешь обрести свою?
Голос батюшки выдёргивает из мысленных занятий художеством, заставляя Вельмиру потянуть шею из стороны в сторону.
— Да.
— Ты не думаешь, что он специально не обращается? — по тону Драгана понятно: хмурится.
Вельмира стискивает пальцы в пальцах. Думала. Она думала об этом, пока рассказывала всё Стефану и Айке. Думала, пока Стефан помогал добраться до дома. Думала, но не понимала – с чего сущнику скрываться от неё? Тем более, когда он узнал, что она слепая? Причин не было, кроме одной – он действительно не мог. Он действительно зависел от магии, а значит...
— Магии с каждым днём всё меньше. Источник контролируется Вацлавом. Значит, земные и воздушные сущники тоже на грани. Если Белый Волк тратит много сил, а он тратит, когда его ранят, а его ранят, значит, он просто не может восстановиться. В любом случае, с исцелением я помогу ему.
Драган резко переводит взгляд с потрескивающих поленьев на дочь. Она выглядела прямо как... он. Черты лица заострились в сумасшедшей решимости, в глазах зажегся опасный блеск, от которого болотная ряска в радужках рисковала загореться.
— Ты с ума сошла? Из-за поражения Дамира – на каждом углу стоят его солдаты. Он, словно, одурел! Тебе опасно передвигаться по улицам одной.
Положение дел складывалось не лучшим образом. Не успела Вельмира попасть домой, как буквально через четверть часа Драгану пришёл гонец (а с ним с десяток молодцев), суть послания проста: укрепления каждой важной стратегической точки (а это читайте, как каждой версты). Подписано и утверждено никем иным, как Дамиром Великоземским.
— Согласен, — в гостиной раздаётся сонный голос Стефана. — Этот князёнок совсем потерял голову, после того, как Белый Волк надрал задницу ему и его армии. Говорят, наш волчок знатно исполосовал тело князёнка, — кочевник спокойно проходит в комнату, падая на тахту у окна.
За его затылком во всю светило солнце, отчего смольные кучерявые пряди переливались синью. Драган внимательно оглядывает Стефана, чутко подмечая усталость парня.
Господину Приречной области было искренне жаль детей. Его детей (а Стефан и Айка Гиблые тоже были таковыми), вынужденных держать ответ перед поехавшими на всю голову правителями. Так не должно быть. Их мир не должен быть таким... Но он был. Был даже хуже, чем кто-либо мог себе представить. И Драган старался выживать в нём, старался сохранить в своём сердце и в сердцах близких надежду и любовь. Иначе... чем бы он отличался от приближённых к Вацлаву и него самого?
— Что-нибудь хочешь, Стефан? — Драган уже делает несколько шагов, как замечает отрицательное покачивание головой.
— Всё дома. Я осмотрю Вель и буду выдвигаться. Нельзя оставлять лагерь надолго без Хозяина.
— Ты идиот, Стеф? Или давно стрелы из себя не вытаскивал? Тебя пристрелят! — разгневанный шёпот Айки раздаётся со стороны дверей.
Она практически беззвучно проходит в гостиную, закрывая за собой тяжёлые дубовые двери. Не хватало ещё, чтобы кто-то подслушал их разговор и в ту же секунду сдал солдатам Вацлава.
Айка присаживается рядом со Стефаном, внимательно оглядывая Вельмиру. На секунду хмурится, улавливая на лице подруги что-то опасное, даже зловещее. Будто то была не старая добрая Вель, а разгневанная Вельмира – Хозяйка Чёрной реки, только поднявшаяся со дна речного. Айка подкусывает щёку изнутри, утыкаясь взглядом в огонь. Послали же боги ей двух дураков: один жертвует своими частями тела направо и налево, а другая вряд ли обойдётся только частями.
Хотя, каждый из находящихся в гостиной родового поместья Загряжских-Сирин носил скрытый под одеждами ярлык «мертвеца». Жертвовал собой каждую секунду неумолимого времени и мысленно прощался с головой, едва ли стражник, солдат, или, черт его подери, сам Вацлав посмотрит острым ледяным взглядом. Они – изменники. Предатели режима Великого Князя. Они давно мертвы.
— Драган, деревня в безопасности, — прежде чем сказать, Стефан прочищает горло. — В этот раз нам повезло. Но теперь надо быть в разы аккуратнее. Связь будем держать через Воробья.
Воробей было кличкой одного из сущников, только обращался он, отнюдь, не в птицу. В кота. Вельмира считала это гениальнейшим решением. Если кто-то мог заподозрить их в разговоре – кого-то ждала неудача.
Драган не отвечает, видимо утвердительно кивает, но Вель не особо следит. Она чувствует движение рядом с собой, а затем горячие пальцы Стефана на бедре. Он аккуратно поддевает марлевую повязку, а затем развязывает.
— Ну, вот, сестрёныш, выглядит в разы лучше, чем несколько часов назад.
Рана, оставленная клинком, всё ещё кровоточила при неаккуратном движении, но папортниковая мазь сумела предотвратить гноение. Пальцы Стефана очерчивают кожу вокруг раны, и Вельмира чувствует распространяющийся по телу покой. Она доверяла его рукам. Доверяла и точно знала – всё, чего он касается, наполняется жизнью.
— Скоро Громницы.
Два слова, произнесённые Айкой заставляют всех напрячься. Вельмира чуть ойкает, когда Стефан затягивает марлю, случайно не рассчитав силы. Он бегло, извиняясь, поглаживает кожу ближе к колену невесомым движением, а затем поднимется на ноги.
Вельмира знает, что будет дальше: все они начнут обсуждать приём Вацлава и то, в каком свете ей предстоит там быть.
Но она обманывается. Стефан молча заходит за спинку кресла. Длинные пальцы касаются висков, и Вельмира поддаётся, запрокидывая голову на подголовник. Сейчас начнётся её персональное пекло. Прямо на глазах у батюшки.
— Скорее всего, Вацлав там объявит о помолвке, — размеренно произносит Драган. — Будут самые близкие ему люди. Идеальная возможность.
— А с тем и стратегический ход. Никто так не болтлив, как семьи Градских, — фыркает Стефан, массируя Вельмире виски. На секунду он отвлекается, чтобы достать из внутреннего кармана жилетки баночку с мазью.
Вель слышит, как крышка откручивается и неосознанно стискивает пальцы на подлокотниках, что не ускользает от внимания Айки.
— Значит, и сватовство не за горами, — шепчет Вель, боясь ни то озвученного, ни то момента, когда пальцы Стефана коснутся кожи.
Кожу век резко обжигает. Вель выпускает воздух, стараясь не привлекать внимания. Какая чушь! Даже чувствуя дикую боль она ощущает на себе сочувственные взгляды подруги и батюшки.
— Девицы во дворе Князя поговаривают, что для девушек и парней будут игрища. Бои для последних и «мешочки» для первых. Говорят, что победившие будут закрывать вечер пляской Лёли.
— Ай, и без того понятно, что эта пляска будет принадлежать Вель и князёнку, — фыркает Стефан. — Спокойнее, русалочка, ещё немного. Потерпи чуть-чуть, моя хорошая.
Убаюкивающий голос Стефана служит морозной прохладой, которая нейтрализует боль. Его пальцы всё сильнее вжимаются в веки, будто старясь и вовсе вытащить глазные яблоки. И Вель готова их отдать, лишь бы ничего не чувствовать взамен. От дикой хватки в подлокотники уже отнимаются пальцы. Но расцепить их не может, словно несчастная обивка кресла всё, что удерживает её в мире.
— Вацлав захочет, чтобы Дамир выступил на боях. Показать, что проигранный бой не сказался на его силе. Значит, Вель будет вынуждена участвовать в игре. Более, того, победить. Ведь его сын достоин только лучшей, — ядовито произносит Драган.
Он подходит к дочери и садится перед ней на колени. Бережно отнимает сначала одну ладошку, укладывая себе на плечо, а затем берёт вторую.
Вельмира чувствует, как шершавые пальцы батюшки начинают растирать онемевшею ладонь. Хочется зареветь. Во всю глотку. Не от боли. По крайней мере, не от физической.
— Я помещу в мешочек что-нибудь с водой, — безапелляционно заявляет Айка. — Так Вельмира без труда выберет нужный мешок, вместо пустого и выиграет.
— Даже знать не хочу, как ты это сделаешь, — хмыкает Стефан. — Ещё немного, русалочка. Потерпи.
Вельмира дёргается, ощущая сильное жжение и отеческую хватку на руках. Боль и тепло перемешиваются. Начинает казаться, что одно без другого больше никогда не будет существовать.
— Уже известно, как Златовласка отреагировал на помолвку? — в голосе Айки настороженность переплетается с любопытством. – Надеюсь, он не лишился своих волос, пока вырывал их в панике?
Даже Вель становится интересно послушать о том, как образцово-показательный сын закатил истерику батюшке.
— Вацлав сообщил ему накануне перед отбытием в рыбацкую деревню, — Драган берёт в руки другую ладонь дочери, чувствуя в ней лёгкую дрожь.
— Так вот почему ему позорно надрали зад, — ядовито хмыкает Стефан.
— Кто его знает, но отнёсся он спокойно. По крайней мере, так заявляет Вацлав в письме. Не было даже пререканий Идана, на которые он в тайне рассчитывал.
— При чём здесь Идан? — подкусывает губу Вель.
— Он был при разговоре. Как и Зоран Береглез. Полагаю, Вацлав хочет максимальной огласки, — невозмутимый голос батюшки заставляет сердце Вельмиры пропустить удар.
Она теряет тот момент, когда Стефан разрешает ей открыть глаза, когда батюшка отпускает руки и возвращается на своё место что-то говоря Айке.
Вацлав хочет максимальной огласки.
Вельмира резко распахивает глаза. Темнота вокруг растворяется, привычная голубизна и силуэты застилают взгляд.
Бойся своих желаний, Вацлав.
Бойся.
[1] Громницы - славянский праздник, отмечаемый 2 февраля. Это один из важнейших праздников зимнего цикла, связанный с пробуждением природы и борьбой света со тьмой. Праздник связан с богом-громовержцем Перуном. Предки верили, что Перун очищает землю от злых сил громом и молниями, а огонь, зажжённый в честь этого божества, помогает прогнать тьму и холод.