4
Запах гари преследовал Вельмиру с тех пор, как они с Айкой оказались в пострадавшей деревне. Вель молча следовала за подругой, крепко держа её за руку. Слух улавливал болезненные стоны, плач (скорее, вой), тихие перешёптывания людей Стефана и заикания сущников, которые снова и снова рассказывали историю о том, как солдаты Князя Вацлава ворвались в деревню. Как молодой князь Дамир смотрелся на вороном коне словно смерч, сносящий на своём пути всё неугодное его чистой крови.
Вельмира слушала с замиранием сердца. Дамир Великоземский не щадил никого: дети, женщины, старики – ему безразлично, кто ты, если ты – сущник. Грязь в его янтарных глазах. Никто из ныне живущих никогда не видел Чернобога, но сущники, как один, клянутся – это Дамир. На его лице исключительная, холодная ярость. Он единственный из всех, кто не проронит и слова, но его рука от этого не дрогнет. Конь безжалостно затопчет каждого, кто встретится на пути, а затем он легко спрыгнет с него, в чёрной броне отразится пламя какого-нибудь дома, он смерит мертвенным взглядом, занесёт меч над головой, а затем – с лёгкой полуулыбкой заберёт жизнь.
— В какой-то момент всё затянулось плотным смогом, настолько, что вообще не разобрать, кто где. Эти твари словно растворились в черноте, действуя как тени – не меньше! — взахлёб делился уцелевший паренёк со Стефаном. Его лицо больше походило на неудачную маску для Комоедицы: горелая кожа свисала с подбородка, копоть прочно въелась в лоб и нос, а левый глаз рассечён уродливой полосой. — А потом появился он...
— Белый Волк? — Стефан старается, чтобы речь звучала сдержанно, но Вельмира видит, как его сердце пропускает удары, дрожа в моменты стопора.
— Да, — шепчет другой пострадавший, перед которым усердно скакала кочевница из Клана Гиблых, умело накладывая повязку на голову. — Он искрился серебристым свечением. Словно явился из Нави, чтобы вернуть туда Чернобога... Его рык разносился на много аршинов вперёд – это чистая правда!
— Я никогда не поверю, что его не ранили, — хмурится Стефан, оборачиваясь к Айке и Вельмире. — Это просто невозможно. Он не мог не оставить следов!
Вельмира подкусывает губу, ничего не отвечая побратиму. Не место, да и не время рассуждать о том, каким образом исчез Белый Волк, когда целая деревня кричала о помощи. Сущник объявится. Это казалось чуть ли не аксиомой. И лучше бы он оказался в человеческом теле, с возможностью говорить.
— Что было потом? — спрашивает Айка у пострадавшего, выразительно смотря на брата. Уж кому-кому, а ему точно не стоит разглагольствовать сейчас.
— Потом... крики усилились. Ржание лошадей. Огонь будто обезумел, когда я открыл глаза – я уже не слышал и не видел никого из солдат, кроме тех, кого растерзал Белый Волк.
«Он спаситель!», «Герой!», «Да хранит Морана Белого Волка!», — шёпот могильным холодом прокатился по округе деревни.
Вельмира сильнее впивается зубами в губу. Сущники, в большинстве своём, еле дышали, но... находили силы слушать, прислушиваться, воздавать дань спасителю.
— Стефан... Куда определили пострадавших детей? — Вельмира делает шаг вперёд, не желая больше стоять на месте и слушать, как рождаются очередные легенды.
Нужно действовать. Как действует Белый Волк. Самоотверженно. С желанием отстоять своё. Не прятаться, как всё это время пряталась Вель. Не бояться. Боги, как же ей нужно найти этого сущника!
— Тридцать шагов вперёд и направо. Там бочки с водой. Не пройдёшь мимо, — тон Стефана меняется с непонимающего на командный. — Айка, ты поможешь с ранеными взрослыми.
— Принято, — Айка активно кивает головой, а затем ободряюще сжимает руку подруги.
Вель приподнимает уголки губ, успокаивающе кивая, а затем высвобождается из хватки кочевницы. В такие моменты, как сегодня, Вельмире отчаянно хотелось видеть мир собственными глазами, потому что обострившиеся органы чувств до невозможного сгущали краски. Она слышала то, что не могло уловить самое чуткое ухо зрячего. Даже воздух, пропитанный гарью и копотью, отчаянно вопил о помощи. Только Вельмира не могла её дать. Маленькая слезинка проделывает путь от уголка глаза прямиком к носу. Не вытирает. Позволяет небольшой солёной горошинке сорваться вниз.
Вель поправляет капюшон, скрывающий лицо от сущников. Стефан не позволял открывать внешность чужакам. Предатели и шпионы шныряли всюду.
Так Вельмира и жила, играя сразу несколько ролей. Для всей Приречной области – любимая дочь семейства Загряжских-Сирин, чистокровная дворянка; для клана Гиблых – вечная хохотушка Вель, чей отец приютил кочевников; для остальных сущников – мрачная слепая целительница, никогда не открывающая лица, ведь по слухам оно покрыто уродливыми шрамами; для Айки, Стефана и родителей – дочь Ариадны, внучка Лепавы, владычица Чёрной реки (ранее известной, как Русалин Зов), последняя русалка-сущница княжества Великих Чёрных Земель.
Прежде чем открыть дверь в дом, Вельмира прикладывает ладошку к дереву. Она прикрывает глаза, стараясь ещё чётче настроить внутреннее зрение. За дверью – около двадцати пострадавших малышек, один взрослый. За спиной – множестве деревьев, чьи ветви сплошь усыпаны снегом. Вдалеке слышны голоса кочевников, разбирающих завалы; плач от потерь, умирающие хрипы.
Остро почувствовав на спине прожигающий взгляд, Вельмира резко оборачивается. Лес встречает её слабым голубоватым силуэтом деревьев и сугробов. Она чуть приподнимается на носочки, будто это поможет ситуации. Усиленно прислушивается к ветру, воздуху, пространству. Ничего.
Чушь! Полная чушь – ей не может показаться! Точно не ей.
Вельмира делает шаг от двери, внимательно всматриваясь в лес. Тёмный силуэт маленького сердечка живо рисуется в одном из сугробов. Вряд ли какой-нибудь кролик или что-то его размера может так наблюдать. Словно охотник, выжидающий жертву. Ещё один шаг ближе к лесу. Дверь за спиной распахивается. Вельмира едва удерживается от вскрика. Старается надменно развернуться. Но слышит. Слышит, как кто-то или что-то срывается на бег.
— Доброго вечера, — тонкий голос девчушки, вытесняет лишние звуки на подкорки мозга. — Вы от Стефана?
Вельмира кивает, одновременно здороваясь и соглашаясь.
— В каком они состоянии и сколько лет самому старшему?
— Совсем безнадёжных нет, но без увечий не обойдётся, госпожа... Простите, как мне к Вам обращаться?
— Госпожа Целительница.
— Самому старшему десять, госпожа Целительница...
Десять! Сохрани их Морана! Десять ничтожных лет! Вельмира жмурится, хвала, что это скрывает накинутый на голову капюшон. Она чувствует слабую дрожь на подушечках пальцев. Морозный ветер пробирает до костей.
Боги всемогущие, разве они виноваты, что родились такими? Разве они отличаются хоть чем-то от Дамира и ему подобных? Да, отличаются. Они сущники, но не ублюдки.
— Так и будешь держать меня на пороге? — Вельмира сама с трудом узнаёт собственный голос, но представляет в каком шоке сейчас оказалась сущница.
— Да-да, прошу прощения! Вам нужна помощь или... Потому что Стефан сказал, что Вы... Вы...
— Слепая, да. Помощь мне не требуется. Но я попрошу об одной услуге.
— Да... да! Конечно, всё, что угодно!
Сердце девчонки сейчас буквально выскочит из груди: то ли от страха, то ли от смущения. А, может, ото всего и сразу.
— Оставь меня с ними наедине.
— Но, госпожа Целительница, как Вы... одна...
— Я не одна, — кривит уголок губы Вельмира. — Со мною боги. Как и с вами. Как и с ними. Думаю, твоя помощь пригодится у взрослых. Как тебя зовут?
— Ида, госпожа Целительница.
— Ступай, Ида. Я не обижу их. В конце концов, я не похожа на Бабу Ягу, какие бы слухи не придумывали обо мне.
Ида несколько раз кивает, а потом опомнившись, благодарит госпожу Целительницу за приход и стрелой вылетает из хижины.
Проходя в центр жилища, Вельмира кожей ощущает страдания. Она опускается на колени, чтобы быть ближе к лежащем на полу детям. Плотно сжимает зубы, слабо надеясь, что подступившие слёзы растворятся и не посмеют испугать и без того напуганных маленьких сущников.
— Моё имя... Вель, — тихо начинает Вельмира. — Я пришла, чтобы помочь вам.
— Вы правда исцелите нас? — тонкий детский голосок переполнен надеждой.
Это ломает её. Трещины ползут по рёбрам, а сама она подкусывает губу. Нет, никому не будет пощады за содеянное. Никому.
— Да, — только и отвечает Вельмира.
Ей нужно что-то рассказать. Как-то успокоить детей. Но... что и как?
— Прямо как русалка? — слышится второй голос сбоку.
— Опять ты за своё, Нане! Русалок давно нет! — осекает девчонку мальчишка, сидящий рядом.
— Да, в этом есть своя правда, — уголки губ Вельмиры приподнимаются. — Русалок давно нет. Иначе они исцелили бы всех сущников...
По правде, будь русалки готовы в ту злосчастную ночь – они бы не допустили всего происходящего.
— ... Вы же любите площадные представления?
— Да! Очень! — на Вельмиру со всех сторон осыпаются детские голоса.
— Тогда, давайте представим, что я – русалка. А вы – бойцы, которые с огромной победой вернулись в княжество.
— Тогда нас не надо лечить, мы же победители! — гордо вскрикивает мальчуган.
— Как правило, на победителях ран всегда больше, — грустно улыбается в ответ девушка. Она аккуратно берёт руку девочки, лежащей рядом, а ладонь укладывает на лоб. — Так вот, моё прикосновение способно развеять боль, затянуть ваши раны – не только физические, но и те, что оставлены на ваших душах.
— Получается, тогда Вы – очень сильная русалка? — спрашивает девочка, ощущая тёплое покалывание на лбу от ладони Вельмиры.
— Взрослые рассказывали, что было всего две русалки, способные даже поднять сущника из могилы! Это сама Лепава и её дочь Ариадна!
— К сожалению, поднять сущника из могилы не способен никто, если, конечно, вы не хотите встретиться на месте умершего с бестией. Но, вы снова правы, Лепава и Ариадна были достаточно сильны, чтобы излечить сущника или человека при смерти.
Вельмира отодвигается к следующему ребёнку, втайне радуясь, что дети, найдя о чём поболтать, не замечали настоящего чуда у себя под носом.
— А правда, что раньше русалки силой поменьше были травницами? Создавали зелья, помогающие сущникам и людям?
— Конечно, — улыбается Вельмира. — Они были прекрасными травницами и целительницами. Говорят, что даже их голоса были способны излечить от тоски. А в праздник Ивана Купала каждая из них собирала венок только из тех трав, которые характеризовали русалку, наполняли венки жизненной силой, а затем дарили девушкам своеобразные обереги.
— Чистые говорят, что русалки заманивали молодых людей и девушек, чтобы убивать...
— К сожалению, такие тоже были. Но это не говорит о том, что все русалки – ужасные монстры. Как и не говорит о том, что, если ты чистый – значит, непременно ненавидишь сущников. Неважно: чистый ты или сущник. Среди всех есть хорошие и плохие.
— Как думаете, Белый Волк – он хороший или плохой?
Вельмира замирает на мгновение. Она прикрывает глаза, стараясь физически ощутить насколько много магической силы осталось в организме. Едва заметный вдох. Выдох. Снова прикладывает руки к новому ребёнку, поглаживая кожу и концентрируясь на тепле, покалывающем ладони приятной магией.
— Я не знаю... — И Вель, правда, не знает, но тут же пытается объясниться. — Поскольку никогда не видела его и не общалась с ним.
— А если он – плохой?
— Если он на стороне Князя?
— Он никогда не появляется!
— Он спас нас, но где он?!
Вопросы градом осыпаются на макушку. Как бы Вельмира сама хотела знать ответы! Если он помогает, если он всегда появляется там, где убивают сущников, если он знает, где находится Стефан – почему не придёт? Почему действует в одиночку? Что он скрывает?
— Вель?...
Дети ждут ответа. Большинство из них уже не лежат без сил, а сидят вокруг госпожи Целительницы, надеясь, что если они сильнее прижмутся к полу, то смогут рассмотреть лицо спасительницы. Вельмира отнимает руки от последнего ребёнка на сегодня, ощущая слабость в грудине. Мальчонка тут же подскакивает, в благодарность потираясь щекой об её ладони.
— Белый Волк – хороший. Он определённо хороший. Думаю, будь он на стороне Князя – он бы не явился сюда и не спас. Он – храбрый. Сильный. Умный. И, наверняка, очень одинокий. Возможно, он действует один для того, чтобы не привязываться ни к кому. Может, он считает людские отношения слабостью, а потому всегда находится в сущности волка. А, может, он, как все сущники, теряющие магию. Они не могут вернуться в сущности, а он не может обернуться человеком. — На глазах маленьких сущников рождалась новая легенда о Белом Волке и все, кто слушал её, с охотой верил. — Возможно, сейчас он зализывает раны и отдыхает где-то в глубине леса. Но вы никогда не увидите его, ведь Волк – мастер маскировки. Ему покровительствуют сами боги Семаргл и Велес. Думаю, нужно принести им подношения ради здоровья Белого Волка. Чтобы его бесстрашие сопровождало каждый шаг. Ведь любой волк борется либо до победы, либо до смерти. Наш ожидает победу.
«Да!», «Наш победит!», «Ай да, Белый Волк!», — бурная реакция прокатывается по хижине. Дети разом забывают о сомнениях, вытесняют из сердец опасения, даже не догадываясь, что всему виной голос Последней русалки. Единственное, что Вельмира могла подарить детям – здоровье, радость и покой. Что она и делала.
Входная дверь с шумом распахивается, а сквозной ветер зло обжигает радость внутри хижины. Дети подскакивают с мест, кланяясь вошедшему. Страха Вельмира не ощущает, а знакомые шаги за спиной с потрохами выдают Стефана.
— Ну, как себя чувствуют будущие сильные сущники? — его задорный голос заставляет Вельмиру улыбнуться.
Она уже собирается подняться, как ощущает горячие широкие ладони на предплечьях. Конечно, Стефан был бы не Стефаном, если бы молча смотрел за тем, как она проявляет самостоятельность.
— Вель всем нам помогла! Она рассказывала о русалках! А ещё о Белом Волке! Она настоящая волшебница! Спасибо, дядя Стефан! — детские голоса наперебой осыпают кучерявую голову кочевника информацией, чему он только улыбается.
— «Дядя Стефан»? — насмешливо переспрашивает Вель, чувствуя, как длинные пальцы чуть сильнее сжимают предплечье, призывая её не смеяться.
— Я же им не хозяин, — быстро ворчит Стефан, не переставая улыбаться детям. — Я рад, что моя целительница смогла помочь. Но обещайте мне, что ваш разговор останется в огромной тайне, хорошо?
— Мы знаем, дядя Стефан!
— Тогда, с вашего позволения, я забираю свою целительницу и возвращаю вашу сиделку. Ида, ты можешь зайти! — Стефан повышает голос, чтобы девчонка, стоящая на пороге, услышала его.
Улыбнувшись маленьким сущниками и скупо кивнув их сиделке, Вельмира следует за Стефаном. Улица встречает морозным вечерним воздухом. Она делает глубокий вдох, наслаждаясь тем, как острые иглы мороза покалывают грудную клетку изнутри. На губах застывает лёгкая улыбка. Мнимое спокойствие забирается глубоко под кожу. Гарь всё ещё витает в воздухе, но больше не ощущается концом света. Только началом. Вокруг идёт строительство нового маленького мира, который обязательно разрастётся до масштабных размеров. А пока – всюду слышались несмолкающие голоса, первые звуки детского неокрепшего смеха. Жизнь не терпела горя. А потому продолжалась.
— Пойдём перекусим и будем выдвигаться в лагерь. Переночуем там, не будем здесь никого смущать. Мне понадобится твоя помощь в варке снадобий и мазей. Я организовал здесь небольшую лабораторию, зная, что ты будешь разрывать гланды, если завтра не пойдёшь с нами, сестрёныш.
Вельмира чуть замедляется, внимательно вслушиваясь в сбившееся дыхание друга. Он назвал её «сестрёныш». И вроде ничего страшного не произошло, если не знать, что Стефан допускал такое обращение только в минуты, когда считал себя по уши виноватым в чём-то.
— Что случилось?
— Ничего, — недовольно фыркает он.
Таков Стефан. Всегда старший. Всегда ответственный. Это пошло из детства. Тогда они играли у реки: Айка, он, Вель и несколько мальчишек из лагеря. Всего лишь невинная чехарда, в которую маленькие девочки напросились, несмотря на возраст. Стефан, спустя долгие препирательства, согласился, пообещав страховать маленькую русалку. Он отвлёкся. Она свалилась и рассекла левую бровь, на которой до сих пор виднелся небольшой шрам. Тогда Стефан в первый раз назвал девочку невинным: «сестрёныш», потому что маленькая госпожа была похожа на маленького загнанного рыдающего зверька, а ему нужно было успокоить, заново заручиться доверием и поддержкой. Тогда Стефану здорово прилетело от батюшки, но Вельмира стойко защищала юного мальчугана. С тех пор, назвав её так один раз – «сестрёныш» вырывалось снова и снова, стоило Стефану почувствовать вину.
— Стеф, что такое?
— Ты и... Дамир, — он переходит на шёпот, точно зная, что в какофонии звуков Вельмира услышит. — Это, правда, очень опасно. И я считаю себя виноватым, потому что... потому что натолкнул тебя на эту мысль. Умышленно. Несколько дней назад я думал, что это хорошая идея. Но придя сюда и... снова воочию увидев, услышав, что он вытворяет... Вель, пожалуйста, не нужно этого. Ты дорога мне. Я же вас с Айкой постоянно оберегаю и, если что-то подобное, — он обводит взглядом разруху, устроенную солдатами князя. — Случится с кем-то из вас, я... я...
— Стефан, это единственный выход, который мы имеем. Мы должны узнать, что Вацлав делает с магией, как ему удалось перекрыть источник. Потому что если мы не сделаем этого...
Хуже всего понимать, что Вельмира права. Понимать и не иметь возможности сделать с этим знанием хоть что-то. Разве она заслуживает стать одной из Великоземских?
— Я знаю. Знаю. Но мы можем найти другой способ, пробраться ещё раз, как это сделали...
— Нет. Больше ни один сущник не погибнет в ваших операциях. И, тем более, я хочу, чтобы твои оставшиеся пальцы на руках больше никуда не делись. В конце концов, если они не нужны тебе, то нужны мне.
Стефан фыркает, а затем закидывает руку на плечи Вельмиры.
— Могла сразу сказать, что тебе от меня только выгода нужна, а не спекулировать моими чувствами.
— Да поманипулируешь тобой! — Вельмира возмущённо кивает головой, отчего капюшон почти спадает с затылка. Она быстро поправляет его, ощущая, как пальцы Стефана хватают ткань, придерживая на голове.
— Нужно подумать, как ты будешь покидать замок. Возможно, придётся соорудить где-то в лесах по близости место, где мы будем видеться.
— Не торопи события, Стеф. Батюшка только послезавтра скажет Вацлаву. Неизвестно, когда тот осчастливит сына. Кстати, сразу после праздника, я снова приеду сюда. Надеюсь, вы найдёте мне пару-тройку дел.
После таких приёмов, как Зимний День Солнцеворота, Вельмире казалось, что нужно втрое больше помогать сущникам. Только Стефан не отвечает на её предложение, всё ещё витая в прошлых мыслях:
— А что ты скажешь Идану?
«Идан, прости!».
Нет.
«Идан, я идиотка!».
Не пойдёт.
«Идан, я с детства влюблена в твоего брата!».
Ага, как же.
«Идан, я упала с лестницы, ударилась головой и поняла, что Дамир – это всё, о чём я только могла мечтать!».
Идиотизм какой!
Сложно. Слишком сложно. Лучший друг никогда не поверит в её влюблённость, так же, как и вряд ли поверит в то, что Драган насильно выдаёт любимую дочь замуж.
— Буду импровизировать, — Вельмира поджимает губы.
Да, ведь на сегодняшний день импровизации в её существовании слишком мало. Она старалась не думать о том, что Идан может отвернуться. И, хотя, такую цену она могла заплатить, будучи уверенной, что магия вернётся, в солнечном сплетении всё равно неприятно саднило. Прямо так же, как разбитая бровь в далёком детстве.
— Айка должна быть с тобой постоянно, слышишь? Так она сможет...
— Да-да, сможет описывать всё вокруг. Стефан, пожалуйста, прекрати суетиться. Я в состоянии постоять за себя.
Стефан в ответ недовольно покачивает головой, в тайне радуясь, что этого жеста Вель попросту не видит, забывая о том, что она всё чувствует. В том числе – острые эмоции. Только она тоже молчит. Постоять за себя в логове настоящих монстров – задача не из лёгких. Айка и Идан – два оплота спокойствия, но не воины и, тем более, не защитники. Сражаться придётся в одиночку. И Вельмира не до конца понимала, как именно она будет вести свою личную линию игры, без вечного недовольства Стефана и опеки батюшки с матушкой. К новому привыкать сложно и долго. У Вельмиры не было времени на адаптацию. Зато она умела импровизировать.
Наверное.
Чернобог – в славянской мифологии бог холода, смерти, зла и безумия. По преданиям, жил в подземном мире (Нави) и не мог выйти оттуда, так как врата Нави были запечатаны Родом, Сварогом и Белобогом. Во всех легендах, песнях и сказаниях предстаёт как чёрная сущность, враг светлых богов и повелитель всех воинств злого загробного мира, подземного царства, пекла, пекельного мира. Древние славяне представляли Чернобога в разных образах. Он мог являться в образе старца с длинной бородой и ужасно сморщенным лицом, мог принять и облик прекрасного, пышущего юностью и силой, молодца. Но чаще Чернобог представлялся в образе мужчины средних лет, одетого в броню. Символ Чернобога — череп животного или человека. Также к его символам относят: чёрный конь, коршун, орех и бук.
Баба Яга – бестия в мире книги «Легенды Белого Волка». Она заманивает к себе добрых молодцев и маленьких детей для того, чтобы съесть.
Семаргл (Симаргл) — славянский бог первородного огня и плодородия, бог-вестник, способный объединять и умножать силы.В отличие от остальных богов, Семаргл живёт непосредственно среди людей и поэтому охватывает многие области их жизни. Он считается богом огня и Луны, огненных жертвоприношений. В то же время Семаргл хранит дом и очаг, посевы и семена, под его опекой происходит их прорастание.