Беспокойный день
9 аркан -- Отшельник*
Ночью над серыми крышами кружатся совы,
Днём заходила несносная юная жрица,
Если ты сделаешь шаг, если вымолвишь слово,
Я превращусь в бесподобную хищную птицу.
Белая Гвардия, «Я говорю тебе да»
День после чёртовой ночи был ненамного лучше. Задёрганный по поводу найденного с утра мертвеца Ральф даже не нашёл в себе силы удивиться, когда увидел побитого Слепого и измочаленного Чёрного. Оба несли какую-то чушь о причинах своей драки, но и ежу было понятно, что правды они не скажут, а отношения уже выяснили. Так что он отправил обоих в Клетку до просветления, надеясь таким образом оттянуть момент, когда Слепой решит отомстить за Рыжего. Хотя, если говорить честно, то в этот день Ральф просто хотел убрать его подальше с глаз, потому что парень вызывал в нём какое-то непонятное раздражение. Не то своим поведением во время их ночного разговора, не то вполне ожидаемой новостью, что смерть Помпея – дело его рук, не то ещё чем-то. Разбираться не было ни сил, ни желания, хотя, наверное, следовало бы. Потому что никогда раньше воспитаннику не удавалось настолько достать его одним своим присутствием в Доме.
К вечеру он соображал ещё хуже и почти валился с ног. Сказывалась бессонная ночь, нескончаемая и нервная, и суматоха дня. Но оставалось ещё кое-что, что следовало уладить. Усталость шептала, что этим можно заняться попозже, но сердце было не согласно, поэтому он походя стёр со стены метку своего отсутствия, а потом запасся книгами и кофе, чтобы не уснуть раньше времени.
Это оказалось лишним, потому что, окопавшись в своем кабинете, он обнаружил, что нервничает так сильно, что и так уснул бы с трудом. Ночь оставила неприятный отпечаток, и он не был уверен в том, что она придёт сегодня. Захочет прийти. Так что ждал он, как на иголках, пытаясь чтением отвлечься от тревоги и подскакивая от малейшего шороха в коридоре.
Но она всё-таки пришла. Неуверенно проскользнула в полуприкрытую дверь, прошла полдороги и замялась, нерешительно заглядывая ему в лицо. Он поднялся навстречу и подошёл ближе, оставив между ними шаг, и всё ещё не понимая, обижена она на него или нет.
– Очень болит? – спросила девочка, потянувшись к его лицу. Пальцы замерли в каких-то миллиметрах от повязки.
– Нет, – осторожно улыбнулся он. За день Ральф убедился, что порез саднил, стоило переборщить с мимикой. К счастью, он всегда сдержанно выражал свои эмоции. – Это пустяки.
В её глазах была боль и ещё что-то незнакомое.
– Прости... – они сказали это слово одновременно, и ему стоило большого труда, чтобы не рассмеяться, а она замерла в удивлении, так что он продолжил.
– Прости, ночью я вёл себя грубо. Наверное даже сделал тебе больно, когда потащил в Третью. Прости... Это была дурацкая ночь, я перенервничал из-за Рыжего, а когда увидел тебя, гуляющей по коридорам, испугался, что с тобой может что-то случиться. Но всё равно, мне нужно было вести себя по-другому.
Ани робко улыбнулась.
– Я поняла. Тебе не за что извиняться. Я... Я хотела предупредить тебя, что в эту ночь может случиться всякое, чтобы ты был осторожен. И не успела.
Вот оно, вспыхнуло снова. Это была вина. Но почему?
Её пальцы всё-таки прикоснулись к пластырю. Едва-едва, готовые отдернуться, если причинят ему боль, но он прижал её ладонь своей. А потом притянул её к себе и поцеловал. Как же ему не хватало этого весь день и всю ночь!
Успокоенный и счастливый он уже почти спал. Но её всё ещё что-то беспокоило. Она задумчиво разглядывала пластырь, обводя пальцем его контуры. Это было немного щекотно и приятно, если бы не вина, затаившаяся в её глазах.
– Что такое? – спросил он. Девочка вздрогнула и убрала руку.
– Если бы не я, ты бы не получил это.
– Что ты имеешь в виду? – вздохнул он, поднимаясь на подушке и предчувствуя, что разговор ему не понравится. Она стушевалась.
– Ты получил эту рану из-за меня, – упрямо произнесла она, явно заставляя себя говорить о том, о чём ей совсем не хотелось.
– Хочешь сказать, Фитиль в тебя влюбился и пытался устранить соперника? – недоверчиво спросил он.
– Нет, конечно, – она закусила губу. Ральф нежно коснулся её лица, напоминая ей об этой дурной привычке и не желая поцелуев с привкусом крови.
– Понимаешь, – начала она. – Ночью я была в Лесу. Это... он находится на Изнанке. Я часто хожу туда. Я... я встретила там одного человека, который может помочь мне в одном деле, и попросила его об этом. Он согласился, но потребовал плату. И я решила, что могу заплатить то, что он просит. Я не думала... Зачем я сказала это тогда?
Её глаза заблестели, наполнившись слезами, но она тряхнула головой и продолжила.
– Я забыла в этот момент, что на Изнанке мои слова имеют слишком большой вес. Слова Алконоста там становятся правдой мгновенно. Прости... Но это действительно я виновата. Я сказала, что это будет для тебя вроде пощечины, – и так и получилось. Прости, пожалуйста, я не думала, что расплачиваюсь твоей болью.
Она всё-таки заплакала. Не то, чтобы он понял её сбивчивые объяснения. Но кое-что неприятно резануло его подозрением.
– Что он потребовал от тебя?
– Это не важно, – она вытерла слёзы и снова мотнула головой. – Главное, что моя неудачная оговорка так по тебе ударила.
– Это была случайность...
– Но её могло не быть, – перебила она запальчиво. – Ты не понимаешь, Ральф. Слова Алконоста сбываются так, что кажется, так и должно было быть. Просто удача, просто случайность, просто несчастный случай... – она проглотила снова подступившие слёзы. – Стечение обстоятельств, которые могли пойти как угодно, если бы слово Алконоста не свело их воедино. Я редко разговариваю в Лесу, поэтому не привыкла там следить за словами. А здесь это возможно только когда я пою.
– Ладно, – согласился Ральф. – Я прощаю тебя. Успокойся. Спи.
Он нежно провел рукой по её волосам.
Под утро, когда она собиралась уходить, он задал ещё один вопрос:
– Что ты попросила у него? У человека в Лесу?
Девушка выпуталась из свитера, который натягивала в этот момент, и неохотно ответила:
– Помощь в одном деле.
– В каком?
Помолчав минуту, она собрала нужные слова:
– Я не могу сказать, не обижайся. Это что-то вроде амулета. Такие вещи очень боятся огласки. Скажи я сейчас – он не сработает, когда будет нужен. Извини.
Ани отвернулась вроде, чтобы зашнуровать кеды, но ему показалось, чтобы он не видел её лица. Он не ответил.
***
Разговор с Ральфом оставил неприятный осадок. Ей не нравилось, что пришлось отделываться от него ничего не говорящими обтекаемыми фразами. Она почувствовала его недовольство этим. Ещё бы! Ральф привык, что ему она рассказывала обо всём. Она никогда бы не стала разговаривать ни с кем в наружности об Алконосте, да и с большинством жителей Дома, если уж на то пошло. Но с ним говорила и всегда была честна. А теперь вот такие отговорки. Но что она могла ему рассказать? Что решила, не заботясь о его мнении, отправить его на Изнанку, если с ней случится беда? Что заплатила за это поцелуем? Она даже не могла представить, что из этого разозлило бы его больше.
В этих невесёлых мыслях она возвращалась в свою спальню. И не заметила, когда одна из теней, бледнеющих при приближении утра, шагнула навстречу и цепкими пальцами схватила её за плечо.
– И что ты здесь делаешь, душенька? – злорадно вопросил высокий неприятный голос воспитательницы.
Она попыталась на ходу развернуть свои мысли и сообразить, как теперь выкручиваться.
– Мне приснился кошмар, – нашлась она. – И я вышла погулять по коридору, чтобы отвлечься.
В спальне загорелся свет, отворилась дверь.
– Врёт она, – раздался противный голосок Спирахеты. – Где-то всю ночь шлялась.
– Наверняка с парнями развлекалась, – добавила Ехидна. Чёрт, как не вовремя они решили её подставить.
Душенька осклабилась.
– Вот как? Пойдём-ка со мной, нам надо поговорить.
И потащила её к комнате дежурного воспитателя. Ани готовилась к худшему.
Душенька устроила ей разнос. Она плевалась ядом ей в уши, понося Валета, и обвиняя её в том, что она решила пойти по стопам своей непутевой матери. Это было очень обидно. Мама была ни в чем не виновата! Она не запирала её в Доме, не пыталась упрятать в психушку и старалась оградить от отца, как могла. Но спорить было бессмысленно. Воспитательница прочитала ей полунецензурную лекцию о том, откуда берутся дети. И ядовито поинтересовалась, неужели она настолько глупа, что думает, будто Валет когда-нибудь сможет взять на себя ответственность, если она забеременеет. Она так не думала. И не собиралась валить всё на Валета, виновного только в том, что она нравилась ему и они были неплохими приятелями. Это было бы подло. Поэтому она молчала, что только злило воспитательницу.
Ей, наверное, стоило бы покаяться и пообещать, что она исправится и больше не будет гулять по ночам, но это было бы откровенной ложью. Она не собиралась отказываться от того немногого, что было у них с Ральфом. Выпереть из Дома за такие мелочи её не могли. Если даже Крысу, главного летуна Дома, дирекция совсем неубедительно грозила исключить за постоянные отлучки и никак не исключала, то ей было нечего бояться, как бы ни грозилась Душенька.
Так что она молча плавала в воспитательской злости и брани и ждала, когда это закончится. Звонок на завтрак привёл Душеньку в чувства. По крайней мере, она заткнулась, цепко схватила её за многострадальное запястье, на котором Ральф всё-таки оставил синяк, и потащила в Клетку. Воспитательница надеялась запугать её этим, но Ани не было страшно. Из того, что она слышала о клетках от Волка и Макса, ей удалось сделать вывод, что там не так уж и плохо, можно отдохнуть и спокойно подумать. А ей было о чем поразмыслить.
Пересекая коридор, она чувствовала на себе чужие взгляды. Торжествующие и любопытные. И жгучий взгляд Крысы, хотя та смотрела через свои зеркала, так что Ани не смогла понять, откуда.
Душенька привела её в синюю клетку, втолкнула внутрь крошечной каморки и издевательски сказала, что обед ей не светит, может быть, только ужин. Впрочем, по её мнению, ей следовало попоститься денек-другой, чтобы стать понятливее. Она ничего не ответила и на это, так что воспитательница зло хлопнула дверью и остервенело загремела в замке ключами. Заперев её, она, наконец, свалила, и Ани перевела дух, осматривая клетку.
Помещение было не то что совсем тесным, но небольшим. Она измерила его шагами: пять в длину и четыре в ширину. Везде ситцевая обивка угнетающе-синего цвета в мелкий жёлтый цветочек. Опустилась на пол у дальней стены, опершись на неё спиной. Окон не было. Только маленькая решётка вентиляции на потолке. Не так уж плохо, хоть и неуютно и душновато.
Она принялась рассматривать свои руки, думая о том, что произошло в Самую Длинную ночь. Ральф сказал, что простил её, почти не понимая, что она говорила, и не веря в это. Вот только она не простила себя.
Краем глаза она заметила, что синие стены придвинулись ближе. Вскинулась, внимательно изучая их, и убедилась, что ей это просто померещилось. Сердце быстро и гулко забухало в рёбра, как будто бы птица старалась выбраться из её грудной клетки. Но это не был Алконост, она бы почувствовала его присутствие.
Успокоив сердце, она снова сосредоточилась на своих ладонях. Лампа на потолке мигнула несколько раз, видимо, она была неисправна. А в ушах эта смена тьмы и света отозвалась тонким противным звоном. Стало жарко. Она стянула свитер, оставшись в полинявшей некогда изумрудной футболке, и с сожалением подумала об отсутствующих окнах, но свежему воздуху здесь было неоткуда взяться.
Свет мигнул снова. Ей показалось, что где-то вдалеке закричала птица. Мысли путались, как будто она засыпала после тяжёлого дня. Она ещё успела подумать, что надо бы подняться на ноги и немного походить, чтобы взбодриться, как тьма поглотила её.
***
Стервятник объявился в его кабинете незадолго до окончания уроков. Мрачный и чем-то обеспокоенный.
– Ну? – буркнул Ральф, у которого с ночи было паршивое настроение. К тому же по лицу большой птицы в кои-то веки было ясно, что хороших новостей можно не ждать.
– Кажется, у нас проблемы, – неуверенно начал он. Мужчина одарил его ещё одним тяжёлым взглядом, но Стервятник не собирался темнить, просто думал, с чего лучше начать.
– Душенька заперла Ани в клетку, – начал с самого важного парень.
– Твою мать, – вырвалось у Ральфа.
– Вы, может, не помните, у нее подозрение на клаустрофобию...
– Я помню, – отрезал он. И не только подозрение, судя по тому, что ему удалось выяснить.
Ральф потёр переносицу и скомандовал:
– Срочно отправляйся к Янусу. Сам. Расскажи ему про это.
Стервятник тут же отлип от стены и скрылся за дверью, а он снова выругался, уже более пространно. Прошёлся по кабинету, остановился у стола и со злостью ударил по нему кулаками. Проклятье! Надо было держать себя в руках. А так хотелось взвиться на третий этаж, наорать на Душеньку, отобрать у этой дуры ключи и выпустить свою птицу из клетки... Но он не мог это сделать. Он ничего не мог. Только ждать и предоставить право действовать Янусу.
Может, Алконост и правда обладал такой чудовищной силой, что дети Дома боялись называть его по имени, но сама Ани была слишком хрупкой и уязвимой. Он знал это и больше, чем кто-либо на свете, хотел защитить её. Птица была полностью права, когда говорила ему это во сне.
Он попытался успокоиться и вышел в коридор. Около Могильного отнорка он застыл, прислушиваясь к суматохе этажом выше. Через несколько мучительных минут по лестнице сбежал Янус, несший на руках бесчувственное тело. За ним целеустремленно ковылял Стервятник. Он скрипнул зубами и заставил себя убраться восвояси. Лицо Януса было сердитым, а не печальным, – это внушало надежду. А Стервятник её не оставит.
Пару невыносимых часов спустя, когда Ральфу уже начало казаться, что он протоптал колею на полу своего кабинета, явился с докладом Стервятник.
– Всё в порядке, – с порога успокоил он. – Она была без сознания, когда Янус открыл клетку. Но её привели в чувство и вкололи что-то успокоительное, так что она тут же уснула. Ян сказал, что это был приступ клаустрофобии и теперь ей нужно поспать, чтобы восстановиться. Слышали бы Вы, как он орал на Душеньку... Не думал, что он так умеет, – с уважением в голосе заметил Стервятник. Ральф глубоко вздохнул.
– Как ты узнал? – спросил он большую птицу.
Тот пожал плечами.
– Крыса сказала. Она видела, как Ани вели в клетку, а потом поинтересовалась у ее соседок, в чём дело.
– И в чём?
– Душенька застукала её, возвращающейся в спальню под утро. Эти идиотки её подставили, – зло прошипел Стервятник. – Душенька совершенно уверена, что она по ночам гуляет с Валетом и бесится поэтому.
– Чёрт, – поморщился Ральф. Птица внимательно и спокойно сверлил его золотыми глазами.
– Но на самом деле она ходит к Вам, – не спросил, а сказал он.
– С чего ты взял?
Птица криво улыбнулся, показывая заострённые зубы.
– Макс сказал. Она, знаете ли, была очень близка с моим братом, – издевательски пропел он, – и призналась ему как-то, что влюблена в Вас. Она может казаться тихой и мягкой, но никогда не меняет своих решений, я это знаю.
– И с чего ты решил, что я мог...
– С того, что она стала счастливой. Это не так заметно окружающим, но я помню в каком она была состоянии до недавнего времени... К тому же, я видел Ваш взгляд, когда Янус нёс её в Могильник сегодня. Так что сложить два и два было просто. Думаю, больше никто в Доме не знает об этом, не беспокойтесь понапрасну.
Он посмотрел парню в глаза.
– Я беспокоюсь о том, что если это станет известно, Ани больше не будет в Доме. Тётка воспользуется возможностью перевести её в какое-нибудь место по своему усмотрению.
Теперь скривился Стервятник, оценив такую перспективу.
– Я не стукач, Вам это прекрасно известно.
– Да, – кивнул Ральф. – Спасибо. Ты очень помог сегодня.
– Я помог ей, – бросил парень, покидая его кабинет.
Ночью у Ральфа не получалось уснуть. Он думал о произошедшем днём. Что-то беспокоило его во всём этом. Кроме клетки, кроме Душеньки, которая вряд ли так быстро отступится от попыток «привить девочке хорошие манеры», кроме своего ужаса, когда он увидел безвольно висящее на руках у Януса тело.
Сны. Точно. Стервятник сказал, что ей вкололи успокоительное и она уснула. Рано или поздно действие лекарств закончится и тогда она будет просто спать. В Могильнике, где ей всегда снятся кошмары. Он подскочил в кровати и начал спешно собираться.
Дежурная сестра спала на посту, как обычно. Он миновал её и углубился в коридоры. Нужную палату он нашёл быстро и пройти мимо было почти невозможно, потому что из-за двери было слышно, как кто-то плачет.
Она металась на постели, не в силах проснуться и избавиться от кошмара. Ральф сам не заметил, как оказался рядом, нежно потряс её за плечи и, когда она открыла наполненные слезами глаза, прижал к себе:
– Всё в порядке, – шептал он. – Я здесь. Это был просто сон. Он уже закончился.
Девочка вцепилась в него, как утопающий в спасателя. Кое-как успокоила судорожное дыхание и потянулась к его губам. Ральф улыбнулся и поцеловал её. Через несколько минут, когда она уже окончательно успокоилась, он спросил:
– Что произошло в клетке? Ты помнишь?
Она помотала головой.
– Я просто уснула. Мне так показалось. Я даже не поняла, что происходит, и когда это произошло. Просто что-то было не так, и я выключилась.
Помолчав немного, она попросила:
– Не уходи, ладно?
– Я не уйду, – нежно обещал он и погладил её по голове. – Буду охранять тебя от кошмаров. Если хочешь, поспи. Со мной рядом тебе же не снятся плохие сны.
– Не снятся, – улыбнулась она. – Не хочу спать. Просто побыть с тобой...
Кажется, на его лице расплылась самая идиотская из улыбок. Потому что он вдруг почувствовал себя невероятно, совершенно счастливым.
***
Янус шёл по могильному коридору. Он тоже вспомнил, что у его пациентки не получалось нормально спать в лазарете, так что посреди ночи он решил её проведать. Но, подойдя к палате, обнаружил, что дверь приоткрыта, и в эту щель увидел нечто, что заставило его замереть на месте. Через какое-то время он повернулся и как можно тише вернулся в свой кабинет.
Он курил, глядя в окно, и думал, как ему теперь быть.
С одной стороны, следовало сообщить об этом дирекции. Но...
Янус вспомнил, как недавно Ральф пришёл к нему с очень странным вопросом. Тогда он не придал этому значения, но сейчас всё встало на свои места. Кроме того, он давно знал Ральфа и видел его не только в рабочей обстановке. Они не раз выбирались вместе куда-нибудь выпить, провести время и, может быть, завести приятные знакомства. Так что он наблюдал его в общении с женщинами. И никогда, ни разу он не видел своего друга таким счастливым и не слышал, чтобы он говорил так нежно.
Если бы это была не воспитанница, он бы первым его поздравил и поинтересовался, когда планируется свадьба.
С другой стороны, это была Ани. Милая тихая девочка, которая доводила психиатров до истерики, не моргнув глазом. И, насколько он мог судить, она не была смущена или растеряна, когда Ральф её обнимал. Она была счастлива и просила его не уходить.
Янус поскреб лысину. И решил оставить всё, как есть. Что бы ни случилось дальше с этими двумя – это их общее дело. И он не станет в него влезать, если не попросят.
-----
* Личность Отшельника стремится сберечь внутренний мир от посягательств подобно тому, как Император заботится о том, чтобы никто не нарушал внешний границ его государства. Зачастую эта карта в раскладе говорит о нежелании вопрошающего раскрывать какую-либо тайну. Скопировано с сайта: https://www.astromeridian.ru