Завещание
4 и 5 арканы -- Император и Иерофант*
Жизнь бывает разная — стая птиц отвязная
То от счастья небо мало, то в ней счастья нет
Ты поймёшь, как всё отдал ей
Когда на пороге дома встанешь у дверей.
Кукрыниксы, «Жизнь бывает разная»
Возвращение в Дом далось легче, чем он предполагал. Волка в Доме больше не было, как и говорила птица, она, конечно, не снизошла до объяснений, что парень умер ещё в начале лета. И не прилетела тогда, вот что Ральф действительно не мог понять. Если она так заботилась о состоянии Ани, то почему сразу не рассказала о смерти Волка? Или это она считала несущественным? Тогда почему он мог не успеть, что должно было случиться за эти полгода такого, что было хуже смерти друга, второй на её памяти?
В первые дни ему показалось, что девушка чувствовала себя совершенно нормально. Она почти не изменилась за прошедшие месяцы, разве что стала больше времени проводить в Кофейнике в непременной компании Валета с гитарой. Раньше он не замечал за ней стремления к всеобщему вниманию, а теперь вот прилюдные концерты. Пела она, конечно, очень хорошо, но, случайно услышав её в этот момент, Ральф не мог отделаться от ощущения, что когда она пела, её голос становился голосом птицы, к которому он уже успел привыкнуть за несколько встреч во сне. Алконост, так прозвали её в Доме, впрочем, никто никогда не пользовался этой кличкой. И он начинал понимать, почему. Птицу совсем не хотелось звать.
Остальное время её не было видно и слышно. И даже, когда он совершенно случайно пересёкся с ней возле столовой, девушка прошла мимо, как будто не заметила его. Что оказалось неожиданно неприятно, хотя Ральф считал, что морально готов к тому, что долгое отсутствие в Доме сотрёт его из её воображения. Видимо, так и случилось.
А ещё она вызывала ярое раздражение воспитательниц. Душеньке мозолило глаза то, что она так часто бывала на половине мальчиков, да и дружба с Валетом её нервировала. Поэтому, когда о ней заходила речь в учительской, Ральф ни разу не слышал ничего хорошего. И, может, к лучшему, что ни Тени, ни Волка не было в живых, потому что он подозревал, что в таком случае Ани давно бы уже поселилась на его территории, чем довела бы Душеньку до инфаркта.
Всё это он отмечал краем сознания, не особенно погружаясь в данную тему. Пока что у него хватало других забот и загадок, с которыми надо было разобраться. Например, что делать с Лордом и его матерью.
Время то неслось, то тянулось. И в один из дней он заметил в коридоре на первом Душеньку, конвоирующую свою воспитанницу к приёмной. Судя по всему, тётка решила в кои-то веки навестить Ани, и это было подозрительно, потому что за прошедшие пять лет она появилась в Доме только однажды, когда привезла сюда девочку. Ральфу такое новшество не понравилось, так что он отловил торчащего неподалеку Коня, отвёл его в сторону и настоятельно попросил помочь ему незаметно поприсутствовать на этой встрече. Конь упирался не долго. С одной стороны, его самого распирало от любопытства, с другой, Ральф был их воспитателем, так что он провёл его в загроможденную всяким хламом каморку, располагавшуюся между приёмными и актовым залом, где, прижав ухо к стене, можно было прекрасно услышать всё, что происходило в приёмной. А там уже звучал раздражённый женский голос:
– Он, конечно, не заслуживал никакого доверия, но видишь, всё-таки и в нём заговорила совесть. Пусть перед смертью. Всё-таки.
Клацнул замок сумки, простучали каблуки.
– Это его письмо и завещание. Нотариус настоял, чтобы я всё это передала тебе. Так что читай.
Молчание.
– Извините, – встряла Душенька. – Девочка, наверное, растерялась. Она потом всё прочитает. Эту новость нужно переварить...
– Было бы что переваривать, – снова раздраженный голос. – Ну, умер этот тип, так туда ему и дорога. Это моя сестра была так глупа, что повелась на его очарование, а нам-то что горевать? Был ей никем всю жизнь, так и умер. Нечего переживать. Ладно. Потом прочитаешь. Я, собственно затем и приехала, чтобы только передать. Не нужно тебе ничего?
Снова молчание.
– У неё здесь всё есть, можете не беспокоиться, – заверила опекуншу Душенька.
– Тогда я поеду.
Скрипнуло продавленное кресло, Ральф рванул наружу и не опоздал. Он успел сделать вид, что проходит мимо по коридору, и увидеть, как они вышли из приёмной. Душенька что-то взволнованно тараторила, но это было не важно. Ани шла одеревеневшим шагом, совершенно белая, с сухими глазами, неподвижными, как стеклянные бусины. Руки её вцепились в пару пухлых сероватых конвертов. Это было очень плохо.
Ральф поймал за рукав навострившего лыжи лога и шепнул Коню, что если тот расскажет об услышанном, кому-либо, кроме Стервятника, он лично оторвёт ему уши и повесит их на стенку. Конь тряхнул головой, ужаснулся и убежал. Можно было даже не надеяться, что он не доложится Большой птице, но это Ральфа полностью устраивало. Он и сам уже думал о том, чтобы поговорить со Стервятником.
Большая птица появилась в его кабинете вечером того же дня, не дожидаясь прямого приглашения.
– Ты уже в курсе? – осведомился он, когда Стервятник подпёр спиной внутреннюю дверь кабинета.
– Более или менее. Конь сказал, что у неё кто-то умер, оставив завещание. Он не знает, кто это был. Но вряд ли её тётушка так всех обрадовала.
– Нет, завещание привезла именно она.
Стервятник кивнул.
– А больше родственников у неё нет, разве что, – он посмотрел вопросительно, – нашёлся отец.
– Посмертно, – кивнул Ральф, он уже успел поговорить с Душенькой и убедиться в своих подозрениях.
Птица молча ждала продолжения, не дождавшись, процедила вопрос:
– Зачем Вам понадобился я?
– Ты самый близкий человек для неё в Доме.
Он поморщился.
– Макс был самым близким.
– Макса нет. Волка тоже.
– Она предпочитает проводить время с Валетом.
– Сомневаюсь, что она при нём заплачет.
– А почему Вы вообще решили, что она будет плакать? – удивился Стервятник, его с братом отдали в Дом почти сразу после рождения, так что он не понимал. Ральф протянул ему сигареты и закурил сам.
– Я мало знаю про её семью, – соврал он, – но она кое-что говорила при мне. Её мать рассказывала ей об отце не только плохое, но и хорошее. И ей хотелось верить в то, что он был не таким уж плохим человеком. А сейчас она получила весть о его смерти и его письмо. Я не уверен, но она может подумать о том, что могла бы попытаться его разыскать, что он мог в ней нуждаться. Даже если бы она ни разу в жизни не слышала о своём отце, такие мысли могли бы у неё возникнуть, а она слышала. Так что ей будет не просто. И ей нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить откровенно, рядом с кем она смогла бы заплакать.
Стервятник смотрел сумрачно, ему не хотелось снова сближаться с девушкой. Она была слишком сильным напоминание о брате. Но, в то же время, она действительно была дорога его брату.
– Как ты считаешь, Макс оставил бы её одну в таком состоянии? – прицельно выстрелил Ральф.
Парень скривил рот, помрачнев ещё больше.
– Я Вас понял, и сделаю всё, что от меня зависит, – бросил он и, не прощаясь, вышел.
Ральф затянулся. Это не решало проблему полностью, он был уверен в этом. Если бы на месте Птицы был Макс – решило бы, но не так. Стервятник ей, конечно, поможет, но надо было сделать что-то ещё.
***
Она жила как во сне. Дни тянулись, будто ей приходилось волочь за собой тяжеленный камень. Мысли путались, а сердце ныло от какой-то ядовитой пустоты. Наверное, со всеми так. Она уговаривала себя, что это просто тяжело для каждого – потерять семью. Последнюю надежду на близкого человека. Хотя это не было правдой.
Душенька попыталась её приободрить, сказав, что самое лучшее, что он для неё сделал – это оставил наследство. От этого стало не только больно, но ещё и мерзко. Душенька не понимала, она не слышала рассказов матери.
Туман, окружавший её, то сгущался, то отступал, неизменно закрывая от неё весь окружающий мир. Бредя в густой пелене, погруженная в гложущую её тоску и невесёлые мысли, она чуть не влетела в преградившую ей дорогу высокую фигуру в чёрном. Подняв глаза, обнаружила, что смотрит на Ральфа.
– Соболезную, – коротко сказал он. – Если захочешь поговорить, ты знаешь, где находится мой кабинет. Я всегда тебя выслушаю, ты знаешь об этом.
Он знал. И волновался за неё, туман не мешал ей почувствовать это – его участие и тревогу. Не дожидаясь ответа, он ушёл, а туман снова свернулся плотным кольцом, так что пару минут она стояла, не двигаясь.
Вечером она постучала в знакомую дверь и вошла. Ральф отложил книгу и встал с дивана, жестом приглашая её сесть. Сам он отошёл к окну и достал сигареты.
Ани сидела, разглядывая ковёр на полу, нервно сжимала и разжимала кулаки, но воспитатель не спешил начинать разговор.
– Я думала, Вы не вернётесь, – сказала она. Это была правда, хотя она и не собиралась упоминать об этом.
– Я сам так думал, – просто отозвался он, – но вышло иначе. Тебе удалось подружиться с кем-то из девушек?
Странный вопрос. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
– Нет. Зачем? Им не нравится то, что я легко нахожу общий язык с ребятами. Да и сама я никогда не вызывала у них симпатии...
– Ты просто не пробовала, – уверенно заключил он. – Задайся ты такой целью, у тебя бы получилось. Обаяния тебе не занимать и общаться ты умеешь. А насчёт зачем – тебе рано или поздно захочется с кем-то поговорить по душам. Извини, но я точно не смогу поддержать беседу о достоинствах того или иного парня, да и о моде.
Он шутил, но внутри у неё было гулко и пусто. Хотя какая-то часть её улыбнулась уголком рта в ответ на его шутку.
– Человек не должен жить в одиночестве, – продолжил Ральф, внимательно следя за реакцией. – Он может, но такая жизнь будет очень горькой. Тебе такого не надо.
– Но они умирают, – прошептала она, против воли выдавая то, что действительно волновало её больше всего. Она привыкла доверять Ральфу, привыкла, что можно положиться на его силу и мудрость. – Мать, потом Макс, Волк, – все, кто мне дорог, для кого я что-то значу. Они все умирают, а я – нет. Теперь вот он. Помните лето? Те двое говорили, что отведут меня к нему, а я только испугалась. А теперь думаю...
– Зря, – оборвал Ральф. Его лицо посуровело. – Не думай об этом. Они могли отвезти тебя куда угодно под этим предлогом и сделать с тобой что угодно. Ты не виновата, что он умер. Ты не виновата ни в чьей смерти.
Она покачала головой.
– Тогда почему они умирают? Что со мной не так? Лучше бы это я умерла. Тётя говорила, я – чудовище, и она была права.
– Она говорила о птице. Да и даже если не о ней, она не имела права так говорить!
Его твёрдый голос, как и его слова рассеивали туман и давали опору. Ей даже стало легче дышать, она только теперь поняла, что эти дни не могла как следует вдохнуть полной грудью.
– Ты не должна так о себе говорить или думать. Понимаю, тебе сейчас бывает грустно, но ты не должна всё время держать это в себе. Так нельзя. Подружись с кем-то из девочек. Поговори со Стервятником, – он поймал её взгляд и опередил возражение. – Разговор с тобой его не огорчит. А, даже если огорчит – потерпит. В конце-концов, это он вытащил тебя тогда из палаты, – вот пусть продолжает в том же ключе.
Слезы сбежали по щекам и она поспешно их вытерла. Но они словно пробили брешь в плотине, и она почувствовала, что плачет. От этого тоже становилось легче, хотя Ральф и не пытался успокоить её. Просто стоял у окна и смотрел. А она плакала, вспоминая ночи в Могильнике, пока не почувствовала лёгкие прохладные объятия и не обнаружила рядом с собой Тень. Он приходил редко, но сейчас появился, чтобы её утешить.
После разговора с Ральфом ей даже удалось уснуть, в прошлые ночи у неё это не получалось, и она, чтобы не перечитывать по кругу завещание и письма, шла в Лес. Там становилось легче, впрочем, в Лесу в эти ночи она предпочитала дать волю птице, вместо того, чтобы оставаться собой.
На утро ей уже было не настолько плохо. Туман отступил и спрятался куда-то в щели до востребования, но она не сомневалась, что он ещё не раз вернется. На завтрак ей не хотелось, вместо этого почему-то хотелось петь, так что она забралась на подоконник, подобрав оставленную кем-то в коридоре гитару и неуверенно перебирала струны под щекочущую горло песню. Ничего путного у неё не получалось, но она не сдавалась, пока рядом не остановился кто-то и не сказал хрипловатым голосом:
– Дай лучше я.
Гитару она передала безропотно, музыка ей никогда не давалась, если речь, конечно, не шла о флейте, и только потом подняла голову. Крыса пристроилась на подоконнике рядом и разглядывала её через осколки зеркал на цепочках.
– Дерьмово выглядишь, – обрадовала она. – Что петь собиралась?
Она пожала плечами.
– В голове что-то вертится с утра...
– Ну так пой. А я как-нибудь подстроюсь. Говорят, поёшь ты неплохо.
Она снова пожала плечами и начала песню. Начинала она тихо, не уверенная в том, что струны в руках Крысы её поддержат. Но потихоньку словам вторили звонкие щипки, и её голос креп.
«Это другая мечта
В чёрном идёт на покос,
Это другая любовь
Смотрит в прицел из окна», –
звенело, отражаясь от стен. Перед ними вставал лес. Другой, не тот что ночью. Между похожими на колонны храма стволами расстилалась озёрная гладь, а по ней уходил человек с окровавленными руками. И шаги его расходились кругами по паркету, добегая струнным звоном прямо к их ногам.
«Мальчик мой, вот тебе нож,
Вот тебе путь на восток,
Алый рябиновый сок
На рукавах,
Тихий, израненный мир,
Новый с другими людьми, –
Больше и нечего здесь
Отдавать». **
– Неплохо, действительно, – оценила Крыса, когда песня закончилась. Она поднялась с подоконника и протянула ей руку. – Споёшь со мной как-нибудь ещё?
Ани ухватилась за протянутую руку:
– Конечно, – она попыталась улыбнуться, а девушка легко помогла ей встать и рассматривала её из-под черной челки, на этот раз напрямую, а не через зеркала.
– О тебе говорят всякий бред. Но ты в самом деле не проста, – резюмировала она своё наблюдение.
– Рядом со мной умирают люди.
– Да ну, – усмехнулась Крыса. – Это не так уж и плохо.
И она ушла, прихватив гитару, внимательно глядя в пол под своими ногами. А Ани смотрела ей вслед и думала, что, похоже, Ральф опять оказался прав. Подружиться с кем-то из девушек будет не слишком сложно. Особенно, если это кто-то, о ком, как и о ней по Дому бродило множество нелестных слухов. Это внушало оптимизм, хотя, вроде бы, не должно было.
----
* Он с пониманием выслушивает человека. Иерофант дает советы и помогает в принятии решения. Он раскрывает сильные стороны человека, поддерживает его во всех начинаниях. Иерофант – это духовный Наставник - это человек, который оказывает помощь в развитии, в духовном просветлении, решении проблем и достижении жизненных целей. Помогает находить ответы на многие вопросы, прежде всего духовные. Он различает Добро и Зло, идет по пути Света. Он не гонится за материальными ценностями. Не эгоистичен. Иерофант имеет достижения в духовном развитии. Обладает большим осознанием. Для него важно, чтобы не контролировать человека во всем, а чтобы человек мог сам чувствовать контроль над своей жизнью. Он просвещает человека. Иерофант хочет видеть его не зависимым и самостоятельно управляющим своей жизнью.
** Немного Нервно, «Эхо шагов по воде»