Преследуемый безумием

Фредерика

Возможно, это стало бы самым нелепым событием в моей недолгой жизни – куда более нелепым, чем сама моя жизнь. Умереть на собственной свадьбы от волнения было эпично, и такое всегда пробивает на смех и всякие успокаивающие разговорчики, только вот мне было не до них. От страха, что что-то может пойти не так, сердце билось в два раза быстрее. В голове одна за другой проносились всякие мысли – а что, что, если я ненароком упаду? Что если уроню кольцо? А что, если вдруг что-то случится?

Глаза нашли собственное отражение в огромном зеркале. С неким трепетом окинув себя внимательным взглядом, я в очередной раз взмолилась, умоляя Господа дать мне сил пережить этот волнительный день стойко и достойно. Я никогда не думала, что однажды это станет реальностью, в которой я буду жить, но теперь она таковой и являлась.

Следовало лишь выйти, и пойти к нему – и тогда то, к чему мы шли тринадцать лет, наконец, обретет смысл.

В дверь неожиданно постучали. Сердце громко забилось, едва ли не выпрыгивая из груди. Снаружи доносился разный шум – чьи-то голоса, топот ног, музыка и смех, но внезапно все стихло. Судорожно вздохнув, я поправила несуществующие складки на своем свадебном платье, оглаживая мягкую, белоснежную ткань кончиками пальцев.

- Войдите! – подала я голос свой, пугаясь дрожи, что в ней прозвучала.

Осторожно отворив дверь, папа вошел в достаточно просторную, светлую комнату, выделенную специально для меня. Повсюду валялась разнообразная свадебная мишура – многочисленные цветочки, бантики, рюши и даже аккуратно подметенное в угол конфетти. Шарлотта взорвала его, поднимая шквал смеха, чтобы хоть немного расслабить меня и отвлечь, но единственное, о чем я могла думать – АрДжей.

И наша с ним свадьба, которая грозилась свести меня с ума.

- Отлично выглядишь, папа, - выдохнула я, глядя на него с вымученной улыбкой на губах. Выглядел он и правда отлично – изысканный черный смокинг смотрелся на нем просто потрясающе, подчеркивая его статное, сильное тело, все такое же подтянутое и жилистое, несмотря на возраст и болезнь. Поседевшие волосы были причесаны назад, открывая его высокий морщинистый лоб, а в глазах читалась стать, достоинство и мудрость. Я не могла оторвать от него взгляд, наслаждаясь тем, каким счастливым он выглядит.

Складывалось впечатление, что папа жил ради этого момента. Именно ради него он прошел все нелегкие испытания, что выпали ему на этом долгом жизненном пути.

Папа смотрел на меня. Он не сводил внимательного взгляда, медленно, растягивая удовольствие по максимуму, скользя своими зелеными глазами по мне. Несколько зардевшись, я усмехнулась, пожимая плечами, и словно задавая некий невысказанный вопрос, на который и так знала ответ.

Он просто любовался.

Папа выглядел растроганным и гордым. Он усмехнулся в ответ такой знакомой мне ухмылкой, и я, набрав в легкие побольше воздуха, поинтересовалась:

- Пора?

Он улыбнулся, подходя ближе, взяв меня за руки, а потом и обняв. Прижавшись к его груди, я вдохнула терпкий запах его одеколона, оплетая руками его спину, стараясь не испачкать его одежду своим макияжем. Папа, в свою очередь, тоже действовал очень аккуратно, силясь не помять мой наряд и длинную фату, которая застилала пространство вокруг.

Мир вокруг словно перестал существовать. Застыв в некоем пространстве, где были только с папой, я, наконец, знала, что все встало на свои места. Это чувство в груди было настолько осознанным, таким уверенным, что обещало мне счастье до самого последнего вдоха.

Я верила этому чувству. Я научилась ему верить.

Понятия не имея, сколько мы простояли подобным образом, но я готова была бы стоять с ним так вечность, если бы не свадьба, на которой мое присутствие было колоссально важным. Усмехнувшись, я отстранилась, чувствую крепкую хватку папы. На мгновение в его глазах мелькнула тоска – он словно не хотел меня отпускать, но понимал неизбежность того, к чему мы шли.

- Я всегда буду любить тебя, папа, - шепнула я, поцеловав его в щеку.

Он улыбнулся, обнажая ровный ряд зубов. Морщинки вокруг его рта стали еще заметнее, стоило ему растянуть губы в улыбке.

- Пора? – поинтересовалась я вновь.

Положив свои мозолистые ладони на мои щеки, он привлек меня к себе, целуя в лоб, и отстранившись, уверенно шепнул в ответ:

- Пора!

***

Было довольно иронично выходить замуж за АрДжея в той самой церкви, которую когда-то он грозился сжечь дотла, но именно это сейчас и происходило. Длинная дорожка вела к алтарю, за которой стоял отец Алессандро, облаченный в свой строгий черный монашеский наряд. Даже в нем он выглядел, как типичный мафиози, и от священника в нем была, разве что, подвеска в виде креста, что висела на груди. Идея со свадьбой в церкви принадлежала именно ему. Ее, к нашему общему удивлению, поддержал папа, настояв на том, что его чистая и непорочная дочь должна выйти замуж в столь сакральном для всех нас места.

С непорочностью и невинностью он явно преувеличил, потому что меня до сих пор бросало в дрожь от всех ласк, которым меня подвергли дьявольски искушающие губы АрДжея за последние несколько недель. Он все еще меня не касался в том самом плане, но после той ночи он уже не отказывал себе в том, чтобы насладиться моментом, даже, если это и не подразумевало довести дело до конца.

Было удивительно комично видеть всех этих важных, напыщенных членов клана, руки которых по локоть были в крови, в залах церкви, которая прямо противостояла их постоянной деятельности. Впрочем, АрДжею было все равно. Для него не имело значения, где жениться и проводить банкет – все это он передал в руки матери, которая и занималась приготовлениями, тщательно подойдя к этому очень нелегкому делу.

И теперь, наблюдая за красиво украшенными рядами скамей, за лицами всех присутствующих, которые так или иначе высказывали уважение, скрывая за этими взглядами негодование и зависть, можно было с уверенностью заявить, что сеньора Мария справилась просто великолепно.

Она сидела на первом ряду рядом по своим младшим сыном и семьей Капо, выглядя просто сногсшибательно в изысканном черном платье с белоснежными длинные перчатками. Ее темные волосы были собраны в аккуратную строгую прическу, закрепленную дорогим и сверкающим гребнем. Стоило музыке зазвучать, а дверям распахнуться, являя нас миру, как она одной из первых поднялась с места, гордо смотря на своего сына, который замер у алтаря, выглядя настолько бесподобно, что я чуть споткнулась от того, насколько красивым он выглядел, и абсолютно точно полетела бы вниз головой, если бы папа крепко не держал меня, едва ли не таща на себе мое безвольное, растроганное и разомлевшее тело.

От многочисленных взглядов, устремленных в мою сторону, румянец прилил к щекам, вынуждая меня зардеться и засмущаться. Непривыкшая к вниманию натура едва ли не вопила поскорее бежать отсюда, забрав с собой АрДжея, но теперь мне следовало привыкать к тому, что я часто буду находиться под пристальным вниманием не просто огромного количества людей.

Я не выходила замуж за простого мужчину. Я выходила замуж за самого Консильери Наряда, и это имело не только свои привилегии, но и обязательства, которым непременно необходимо было следовать.

И следовало начать с этой самой минуты.

Приосанившись, я велела себе немедленно взять себя в руки, и попытавшись состроить самое приятное выражение лица из всех возможных вариантов, которые мне удалось бы сделать, стала осторожно передвигать ногами. АрДжей стоял у алтаря, ожидая меня. Высокий, красивый, невероятно желанный и самый любимый – он был олицетворением всех моих оживших грёз, о которых я никогда даже не задумывалась. Сцепив руки перед собой, он стоял ровно, выглядел уверенно, и в окружении всех людей, что облепляли нас с четырех сторон, он чувствовал себя на своем месте, поражая статью и достоинством.

Мне все еще не верилось, что моя судьба отныне будет связана с этим невероятным человеком.

А потом усмешка поползла по моему лицу, потому что я поняла, что судьба связала меня с ним еще в нашу первую встречу. В тот солнечный день тринадцать лет назад. Глупо было бегать от него и от самого себя на протяжении всех этих долгих лет. Рано или поздно, но мы бы все равно пришли к тому, где находились сейчас.

Нам суждено было вместе.

Ступая осторожно, внимательно переставляя ноги, шаг за шагом приближаясь к нему, я вспоминала каждый миг, что мы разделили друг с другого. Сейчас передо мной стоял двадцатисемилетний мужчина, который заново отстроил весь свой мир, что когда-то был переполнен одними развалинами. Однажды он был простым четырнадцатилетним мальчиком, который столь неожиданно вошел в дверь моей комнаты, и с того дня уже больше никогда не покидал моего сердца.

Я чувствовала себя так, словно шла именно к тому четырнадцатилетнему мальчику, который так долго ждал меня. И в этот момент я не была тридцатилетней женщиной с непростым грузом прошлого за спиной.

Я была простой семнадцатилетней девчонкой, которая с удивлением смотрела на него – также, как и тринадцать лет назад.

Одинокая слеза, полная счастья и любви, скатилась вниз по моей щеке, и также стремительно исчезла, словно намекая, что больше нет причин для слез.

Теперь все обещало быть просто замечательным.

Сосредоточившись на происходящем, я сфокусировала взгляд на АрДжее, который едва заметно кивнул мне, словно делясь своей уверенностью и поддержкой. Это несколько успокоило меня, заставляя смущенно улыбнуться. Он улыбнулся мне в ответ, нетерпеливо постукивая пальцами по костяшкам другой ладони – то единственное проявление эмоций, что он позволял себе при посторонних.

Рядом с ним стоял сеньор Джованни, словно представляя собой его самого верного защитника. Он выглядел бодрым, посвежевшим и счастливым. Несмотря на то, что их не связывали никакие кровные узы, сеньор Джованни выглядел, как отец АрДжея, который чувствовал гордость за своего повзрослевшего ребенка.

Было и нечто другое в глубине его темных глаз, что мне не дано было понимать, и когда они с АрДжеем переглянулись, казалось, они поняли друг друга без всяких слов. Я не знала всех подробностей их отношений, но связи, более глубокой и почтительной, я еще никогда не встречала. Вероятно, сеньор Джованни нашел в АрДжее то, что потерял давным-давно – своего сына, который предал клан, перейдя на сторону враждебной нам группировки.

А может и было нечто другое.

Этого не знал никто.

Проклятая дорожка казалась мне бесконечной. Однако, момент истины настал даже быстрее, чем я могла предположить. Папа подвел меня к АрДжею, который спустился на несколько ступенек вниз, возвышаясь надо мной. Дыхание сбилось с привычного ритма, сердце отплясывало чечетку, но его взгляд, направленный на меня – восхищенный, влюбленный и счастливый – внушали мне уверенность, которой никогда во мне не было.

И когда папа отпустил мою руку, отойдя назад, а АрДжей протянул свою, я незамедлительно вложила ладонь в его сильные пальцы, чувствуя, как он переплетает их с моими.

И именно в эту минуту все и правда встало на свои места. Казалось, я была рождена ради этого момента – чтобы однажды взять его за руку, и больше никогда не отпускать.

Сегодня, завтра и до самого последнего вздоха.

Мы с АрДжеем встали напротив отца Алессандро. Он улыбнулся самой шальной улыбкой, которую я только видела, а потом прочистил горло и громко начал говорить:

- Дорогие друзья! – торжественно начал он. – Сегодня мы приветствуем вас на столь важном событии, которое происходит в сердцах двух людей, решивших связать себя священными узами брака. Любовь, что привела их сюда в этот благоприятный день, росла в них уже очень и очень давно. Это большое сокровище, дарованное им, связывало их на протяжении большей части их жизней. Она нитью проскользнула сквозь время, соединяя их, и сегодня свяжет окончательно два влюбленных сердца, что уже очень давно бьются в унисон. Однако, прежде чем перейти к клятвам, я бы хотел поинтересоваться, есть ли среди присутствующих те, кто выступает против этого брака?

В пафосности отцу Алессандро не было равных. Уверена, он даже не готовил эту речь. Ораторское мастерство было развито в нем настолько сильно, что он на ходу мог бы придумать речь куда более впечатляющую, чем у президента Америки. Подобно коршуну наблюдая за всеми присутствующими, он выгнул бровь, а потом елейно улыбнулся.

Я бы очень удивилась, если бы в зале обнаружились противники торжества. Что-то подсказывало мне, что АрДжей пустил бы пулю в лоб кому угодно, кто прервал бы нас в эту важную секунду.

Хмыкнув, отец Алессандро продолжил:

- За неимением протестующих, я бы хотел перейти к самой важной части нашего торжества, - я судорожно вздохнула, лихорадочно пытаясь вспомнить, как дышать. Пальцы АрДжея сжали мои, дрожащие и вспотевшие, и я слабо улыбнулась ему, молясь Господу о силе и стойкости. – Ваши клятвы, господа!

АрДжей глубоко вздохнул, вероятно, заметив мое волнение, и решил начать первым. Он улыбнулся, восхизенно глядя в мои глаза, и начал говорить. Его голос был тихим, хотя мне он казался громче всего мира, и складывалось впечатление, что он говорит только для меня.

Несмотря на огромное количество окружающих нас людей, мне казалось, что в мире остались лишь мы одни.

Мы. И никого вокруг.

АрДжей заговорил, и внезапно я не поняла, о чем именно идет речь, пока до меня не дошло, что он говорит на итальянском. Судорожный вздох вырвался из моей груди. Голос, тягучий, сладостный и невероятно притягательный, подобно мёду полился по моему слуху.

- Se alzo gli occhi al cielo vedo migliaia di stelle, ma quando incontro i tuoi occhi, vedo la stella più bella.

- Oh, Mio Dio! – всхлипнула я, возрадовавшись тому, что папа заставлял нас с Санни учить, как он любил выражаться, язык предков. По крайней мере, теперь я понимала то, что говорила мне любовь всей моей жизни.

И его слова были самым драгоценным сокровищем, которое когда-либо у меня было.

АрДжей продолжил, улыбнувшись, смахнув слезы с моих щек. Я затаила дыхание, вслушиваясь в каждый звук, что вырывался из его рта.

- Mi sono innamorato di te appena ti ho visto. Mi rinnamorerò di te ogni volta che ti vedrò. Oggi, Domani e fino all'ultimo respiro che mi sarà preparato.

- Ti amo! – шепнула я только для него.

- Ti amo! – шепнул он в ответ, поднеся мои ладони к себе и поцеловав каждую из них.

Когда пришла моя очередь говорит, то я неожиданно обнаружила, что едва ли помнила свое собственное имя. Однако, у меня на языке вертелось несколько слов, которые я хранила специально для него.

Казалось, они всегда были в моей голове, и ждали того дня, когда я смогу произнести их ему, вверяя как самую важную клятву, которую я когда-либо давала в жизни.

- Ti amo! – повторила я. Решив пойти по его сценарию, я зашептала на итальянском. - Ti amo. Tre parole per pronunciare. Tre secondi per dirlo. Tre ore per spiegarlo. E una vita intera per provarlo. Lo giuro!

- Lo giuro! – выдохнул он.

Тонкое обручальное золотое кольцо, выполненное в очень необычном стиле, с невероятно изысканными и восхитительными узорами, появилось на моем пальцы. Дрожащие руки грозились свести меня с ума, но я вздохнула, и осторожно подхватила то, что должно было оказаться на пальце АрДжея. На внутренней стороне я с удивлением заметила знакомый узор – точно такой же украшал и мое кольцо. Заметив мой пристальный, неверящий взгляд, АрДжей прошептал:

- Мы – единое целое! С сегодняшнего дня и до самой последней секунды!

А дальше он вплел свои пальцы в мои волосы, и весь свет перестал существовать в тот самый миг, когда его губы коснулись моих.

Только я, только он.

Мы.

И никого больше.

***

АрДжей

Банкет был в самом его разгаре, и я кружил маму по залу, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Кольцо сверкало на пальце, доказывая всю реальность происходящего. Фредерика танцевала чуть вдали, прижимаясь к своему отцу, а я не мог оторвать от нее взгляд, всякий раз глазами разыскивая ее точенный, изысканный профиль. Не в силах скрывать своего восхищения, я уже в который раз окинул ее взглядом. Фредди сняла длинную фату, которая струилась по ее спине до самых ног, подобно облаку окружая ее со всех сторон. В танце это мешало. Белоснежное свадебное платье, элегантно и выгодно подчеркивающее все ее формы, вызывало у меня дикое желание узнать, что же скрывается под ним.

Эта ночь обещала стать особенной, и я считал каждую минуту, которая отделяла нас друг от друга.

Мое сердце, и моя плоть – все грозилось уничтожить меня сегодня. И виной всему было счастье, которым Фредерика окутала меня с головы до пят.

- Ты выглядишь крайне нетерпеливым! – усмехнулась мама, потрепав меня по плечу.

Я горестно вздохнул, глядя ей в глаза.

- Мне уже кажется, что этот банкет никогда не закончится! – пожаловался я ей.

Она улыбнулась, качая головой.

- Еще немного, сынок. В конце концов, ты не можешь сбежать с собственной свадьбы!

Я коротко кивнул.

- Отличное ожерелье! – заметил я, окидывая заинтересованным взглядом жемчужное колье-чокер в три ряда, которое сбоку закреплялось дорогим бриллиантом. В аккомпанементе с ним шли изысканные бриллиантовые сережки с таким же крупным жемчугом, браслет, сверкающей на ее руке и кольцо.

Мама зарделась, услышав мои слова, но гордость все же промелькнула в ее голосе.

- Это подарок Алессандро.

Я хмыкнул, ехидно усмехнувшись.

- У него есть вкус! – отметил я, отдавая ему должное.

Парюра отлично дополняла весь образ мамы, и без того добавляя ей величия. Она была достойна всех сокровищ мира, и если подобные мелочи делали ее счастливой, то я готов был положить к ее ногам все драгоценности мира. Тем не менее, заметив взгляд Алессандро, который пристально следил за ней, даже будучи компании других мужчин, я понял, что дело не в украшениях, а в том, кто их ей подарил.

Ценность заключалась в том, что дарил их именно Алессандро. Следовало отдать ему должное. Именно он позволил маме увидеть в себе женщину – желанную, любимую и счастливую.

- Не хотели бы устроить нечто подобное? Свадьба? Кольца? Венчание? – поинтересовался я, хихикнув, кивая в сторону мужчины.

Мама широко распахнула глаза, моментально качая головой и усмехаясь.

- Я люблю его! – призналась она честно. Ее щеки залил румянец, однако, выглядела она твердо. – Я и правда люблю, но ... я не хочу больше выходить замуж. Нам с Алессандро очень удобно жить именно так, как мы живем. Однажды я уже была в браке, и ... это ... это не мое ...

Я вздохнул, пожимая плечами.

- Это другой человек, мама, - напомнил я ей. – И ты уже не та, какой была прежде.

Она невесело усмехнулась, отводя взгляд.

- Дело не только в этом, - сказала она. – Воспоминания ... я научилась с ними жить, сынок, но они все еще существуют где-то на задворках моего сознания, и как бы я не противилась тому, но мне придется жить с этим всю жизнь. И знаешь, сейчас я уже не хочу менять что-либо в своей жизни. Меня все устраивает. У меня два взрослых, любящих сына. Ты теперь женат, и скоро у тебя будут свои собственные дети, и уж поверь, мне будет чем заняться. Алессандро важная часть моей жизни. Наличие или отсутствие кольца на моем пальце не изменит данного факта. Кроме того, я еще намерена женить твоего брата, так что у меня нет времени думать сейчас об этом. Я счастлива, дорогой! Мне всего хватает!

Я усмехнулся, прижав ее к себе.

- С Рикардо ты явно поторопилась! – фыркнул я, заметив своего угрюмого младшего братца, который стоял где-то в углу определенно точно скрываясь от одной немало известной персоны, попивая вино с самым хмурым выражением на лице.

Мама выгнула бровь, а потом вдруг ненавязчиво поинтересовалась.

- У него появился кто-то?

Я едва ли не поперхнулся воздухом, широко распахивая глаза. Вероятно, Рикардо не простил бы мне подобную утечку информации.

- Нет ...?

Мама прыснула, качая головой.

- Твой брат выглядит хмурым в последнее время, - произнесла она. – Хмурым, задумчивым, словно что-то его терзает.

Я пожал плечами.

- Это же Рикардо! – отмахнулся я. – Он всегда выглядит хмурым! Это его постоянное выражение лица!

Мама усмехнулась, коротко кивая.

- Может и так! – сказала она. – Я ... я бы хотела, чтобы и он нашел свое счастье. Ты же знаешь своего младшего брата. Порой он бывает крайне упрям.

Я вздохнул, кивая с полной уверенностью.

- Всему свое время! – успокоил я маму, искренне веря, что однажды Беа добьется своего. Что-то подсказывало мне, что никто кроме этой девушки, в жилах которой текла горячая кровь Кавалларо, не смог бы растопить сердце моего глупого младшего брата. Следовало лишь дать ей время.

Отвлекшись от Рика, я вдруг наткнулся на серьёзный взгляд мамы. Глядя мне точно в душу, она неожиданно твердым голосом заговорила, хоть и я видел ее несколько смущенный взгляд. Вероятно, ей было стыдно вести подобные разговоры, но она считала это своим долгом, как моей матери, и я была благодарен ей за чуткость и внимательность.

- Навряд ли ты нуждаешься в моих словах, дорогой, - проговорила она, и ее голос опустился на несколько тонов ниже, чем был до этого. Мне пришлось наклониться, чтобы слышать ее лучше. – Однако ... я ... Я все же хочу сказать тебе то, что должна.

Я коротко кивнул.

- Я слушаю, мама.

Она улыбнулась, а потом, прочистив горло, заговорила:

- Первая ночь для женщины очень важна, - сказала она тихо, выглядя крайне напряженной. – Женщина ... женщина в этот момент переполнена сомнениями, страхом, она напряжена и взволнована, и во многом то, как она в последующем будет относиться к интимной части своей жизни, зависит от того, как мужчина поведет себя в первую ночь. Ты у меня самый замечательный на свете, и я ни на миг не сомневаюсь в тебе, но я хочу, чтобы ты помнил о моих словах прежде, чем войдешь в вашу спальню этой ночью. Веди себя достойно, прислушивайся к ней, и, если вдруг ... если он ... она попросит время ... ты должен ей его дать. Пообещай мне, сынок! Это очень, очень важно!

Я сглотнул, заметив, как потемнел и погрустнел взгляд мамы. Мы остановились посреди зала, всматриваясь друг в друга, и я кивнул ей с самым серьезным выражением на лице, на которое был способен.

- Мама, я обещаю, что сделаю все правильно!

Казалось, напряжение разом улетучилось, словно его и не было.

- Я люблю тебя! – прошептала она, поцеловав меня в щеку и потрепав по плечу. – Люблю и горжусь, дорогой! А теперь иди и растормоши своего младшего брата, не то он сейчас испепелит кого-нибудь взглядом!

Я хохотнул, отступая, напоследок оставив поцелуй на тыльной стороне ладони. Фредерика танцевала с Леонасом, а маму на танец пригласил Джованни, и они о чем-то разговорились, закружившись в танце.

Подхватив с мелькнувшего рядом подноса бокал вина, я вальяжной походкой направился к брату, не спуская взгляда со своей жены.

Как же чертовски сладко это ощущалось произносить! Теперь Фредерика была не просто девушкой, в которую я был влюблен, и таковым продолжал быть известен.

Теперь она официально была моей женой.

Теперь она была моей.

Подойдя к брату, я решил сразу перейти к сути дела.

- Пригласи ее на танец! – хмыкнул я, вставая рядом с ним.

Он кинул в мою сторону хмурый взгляд.

- Кого?

Я усмехнулся, поигрывая бровями. Рик закатил глаза.

- Не строй из себя дурачка! – фыркнул я. – И хватит изображать статую! Пригласи Беа на танец! Это же вошло у вас в традицию – танцевать на каких-либо праздниках. Твое угрюмое лицо вызовет еще больше вопросов, если ты этого не сделаешь!

Рикардо недовольно посмотрел на меня, а потом его взгляд пронесся по залу в поисках Беа, хотя я знал, что он и без того прекрасно знал, где она стоит. Беатрис нашлась рядом с матерью. Они с Валентиной о чем-то тихо переговаривались, и выражение лица девушки было таким же кислым, как у Рикардо. К слову, выглядела она сногсшибательно в своем кремовом платье, струящемся до пола. Светлые, блондинистые волосы, каскадом спадали по точенными плечам, и многие мужчины, включая даже озабоченных женатых ублюдков, не сводили с нее голодного взгляда.

- Рикардо, - попытал я счастье в очередной раз.

Брат закатил глаза.

- Я не буду приглашать ее на танец! – заявил он упрямо, отпивая вина. – Я не собираюсь давать ей надежду на то, чего никогда не будет! Понятия не имею, как мы вообще пришли к тому, что имеем. Я не испытываю к ней никаких чувств! Никогда не испытывал того, о чем она мелит! Я ... черт подери, я все еще вижу в ней того самого ребенка в подгузниках и смешными кудряшками!

Я вздохнула, качая головой.

- Рикардо, тебе следует подумать еще раз ...

Он хмыкнул, глядя на меня с усмешкой.

- Братец, - сказал он с улыбкой. – Никакие твои слова, как бы важен ты для меня не был, не изменяет моего мнения. Я не хочу отношений! Не хочу жену, и уж тем более – не хочу детей! О такой жизни всегда мечтал ты. Не я! И я не собираюсь ничего менять! Ей следует прекратить думать о всякой глупости и заняться своей музыкой. Ей уже восемнадцать, и скоро, вероятно, Данте начнет присматривать ей жениха. Я не собираюсь плясать под ее дудку, не собираюсь участвовать в ее играх! Если она думает, что сможет что-либо изменить своими опрометчивыми поступками, то разочарую – меня этим не проймешь! Я просто буду игнорировать ее! Я ведь прекрасно понимаю, что ее подстегивает мое недовольство. Я же не глупый, в конце-то концов. Если для того, чтобы она угомонилась, мне придется сторониться ее до конца моих дней, то пожалуйста! Я только рад буду прекратить весь этот гребанный цирк!

Рикардо все еще был твердо уверен в своем решении посвятить всю свою жизнь выполнению грязной работы клана. Это ему нравилось. Это помогало ему снимать стресс и напряжении лучше любых шлюх. Убийство держали его в тонусе, и не зря в клане одно его имя уже внушало ужас. Однако, я не хотел такой жизни для своего брата. Центром его вселенной не должна была становиться смерть. Я прекрасно знал, что Рикардо тяготеет к ней, и мог лишь радоваться тому, что он слишком любит нас, чтобы так жестоко обойтись.

Тем не менее, Рикардо был достаточно упрям, чтобы твердо стоять на своем. Он никогда не хотел иметь свою собственную семью, и он определился с этим решением еще раньше, чем стал тем, кем являлся сейчас.

Наш разговор неожиданно прервал Альберто. Стремительно подойдя к нам, он кивнул, выражая почтение, а потом знаком попросил меня отойти.

Я напрягся, последовав за ним за нишу.

- Что случилось? – поинтересовался я напряженным голосом.

Альберто вздохнул.

- Это касается вашего дяди, господин.

Я выгнул бровь, сжимая руки в кулаки.

- Если он опять сюда заявился ...

Я был готов пустить ему пулю в лоб тотчас, но вдруг Альберто покачал головой.

- Нет, сэр, - сказал он тихо. – Он мертв.

Моя бровь выгнулась, и прежде, чем я понял, что смеюсь, я уже смеялся. Альберто пожал плечами, а я все продолжал и продолжал хохотать, думая о том, кто же мог прирезать эту свинью. Хотелось пожать этому человеку руку.

- Да неужели? – телохранитель кивнул. – Кто это сделал?

Альберто пожал плечами.

- Это неизвестно, господин. Неизвестный убил его, а тело выкинул на одной из строек. У меня есть несколько догадок относительно того, кто бы это мог быть. Я занесу вам список в ближайшие несколько дней.

Я коротко кивнул. Ублюдка в итоге все равно ждал один и тот же конец, пусть даже и не от моей руки.

Сегодня, однако, я не мог чувствовать злобу или что-либо в подобном роде. Я был слишком счастлив для этих навязчивых мыслей.

Махнув рукой Альберто, я готовился вернуться к брату и продолжать и дальше смотреть на свою прекрасную жену, как вдруг он меня остановил.

Я выгнул бровь, глядя на него недовольно.

- Ну что еще? – поинтересовался я раздраженно.

Альберто хмыкнул.

- Аурелио Риччи, сэр, - я нахмурился. – Он тоже мертв.

Некий театр абсурда был до комичности предсказуем. Я лишь кивнул, думая о том, кто же устранил двух не самых приятных мне людей, однако, стоило вернуться к брату, как его взгляд сказал мне больше всяких слов.

Рикардо выглядел довольным. Он посмотрел на меня из-под опущенных ресниц сквозь стеклянный край бокала, и я понял, что это его рук дело.

- Что случилось? – поинтересовался он самым невинным голосом, как будто понятия не имел, о чем шла речь.

Я выгнул бровь, глядя на него с ухмылкой.

- Это твоих рук дело?

Он попытался состроить самое удивленное выражение, на которое был только способен.

- О чем ты?

Я фыркнул, глядя ему в глаза.

- Дядя Клаудио и ублюдок Риччи мертвы.

Рикардо вздохнул, пожимая плечами.

- Участь всех ублюдков, - сказал он самым обыденным голосом.

Я отпил немного вина, подхватив бока с подноса официанта.

- Это твоих рук дело?

Рикардо улыбнулся воистину опасной улыбкой, посмотрев на меня.

- Считай, свадебный подарок на свадьбу, братец.

Я улыбнулся, обнажая ровный ряд зубов.

- И как ты это провернул?

Рикардо усмехнулся.

- Пусть это будет окутано пеленой тайны, - предложил он. – Во всяком случае, ты не должен больше забивать свою голову этими ублюдками. Наслаждайся жизнью новобрачного, и отдыхай, брат. Ты и без того упорно работал. Пришло мое время защищать ваш с мамой покой!

Рикардо вальяжно откинулся на стену позади себя, ленивым взглядом наблюдая за танцующими. Ему было двадцать шесть, но в моих глазах это был все тот же маленький кудрявый мальчик, который улыбался лучезарно и так счастливо, когда я включал ему мультфильмы. Я ни за что так ненавидел отца, как за то, что он убил того маленького улыбчивого ребенка.

Рикардо, что стоял передо мной, улыбаться не умел. По крайней мере, искренне. Я знал, что каждая его улыбка – фальшивка.

- Я люблю тебя, Рик, - шепнул я, положив руку ему на плечо, и удивляя его своей репликой. – Ты ведь знаешь об этом?

Рикардо ничего не ответил, но немного погодя кивнул, отворачивая взгляд. В такие моменты он выглядел особенным чувствительным, и я знал, что он позволял себе быть уязвимым только в моем присутствии. Брат так боялся уподобиться отцу, что в своем стремлении не походить на него даже мог переплюнуть меня.

Однако, я слишком поздно осознал, что в ненависти к самому себе нет абсолютно никакой пользы. Это лишь отнимает время и нервы, потраченные впустую. Сегодня, когда мы с Фредерикой приносили клятвы, и Алессандро спросил меня, хочу ли я взять ее в жены, назвав моим настоящем именем – именем, которое мне дал этот ублюдок – я не почувствовал ненависти. Абсолютно ничего.

Пустота, да и только.

Словно не было двадцати семи лет, полных самобичевания и попыток уйти от прошлого. Мама была права. Прошлое нельзя было уничтожить. Следовало похоронить его, лишь изредка позволяя себе посещать эту неизвестную могилу.

Допив вино, Рикардо водрузил бокал прямо на одну из каменных ниш, и усмехнувшись мне, сказал:

- Долг зовет. Я должен пригласить твою жену на танец. В конце концов, она теперь часть семьи. И я, как добрый деверь, должен предупредить, что после долгих лет воздержания, сегодня ночью ты можешь превратиться в зверя!

Я кинул в него бумажной салфеткой.

- Поверь, она и без тебя в курсе! – усмехнулся я. – Проваливай на танцпол, дурила! Всяко лучше, чем стоять тут изображая из себя каменную статую!

Рикардо показал мне средний палец, но пошел в сторону Фредерики. Она почтительно приняла его руку, а я улыбнулся, направившись в сторону белокурой высокой девушки, которая, завидев меня, позволила себе на миг опустить маску холодности и улыбнуться мне.

- Ты выглядишь просто сногсшибательно, Беа!

Ни капли лести! Она и правда была ослепительна в своем изысканном наряде и с длинными волосами, струящимися по спине.

- Никто не затмит сегодня вечером вашу пару! – сказала она, подойдя ближе. – Я поздравляю! Желаю вам счастья и любви, еще больше той, которая читается в ваших глазах! Мне даже завидно!

Валентина, что стояла сзади нее, хмыкнула.

- Ты еще встретишь свою любовь, красавица!

Беа закатила глаза, а я ехидно посмотрел на нее, осторожно выглядывая из-за спины и приветствуя Валентину.

- Могу я украсть ее на танец?

Беа с готовностью вложила ладонь в мою руку, принимая предложение. Это был ее третий танец за весь вечер. Два первых она разделила с отцом и братом, а этот подарила мне. Не сводя глаз с моего брата, она, вероятно, надеялась и на его приглашение, но Рикардо в эту секунду скорее отгрыз бы собственный язык, чем решился бы на подобное.

- Как настроение? – поинтересовался я с улыбкой. Беа неопределенно пожала плечами, ничего не ответив, лениво двигаясь в такт музыке. Рик и Фредерика танцевали не далеко от нас, и в моей голове назревал самый отчаянный план, который, если бы Рик услышал, определенно точно привел бы его в бешенство.

- Все отлично! – вежливо произнесла Беа.

Я хмыкнул.

- Что нового в жизни?

Она подозрительно подняла голову, смотря мне в глаза.

- Рикардо что-то сказал тебе?

Я выгнул бровь.

- А есть что-то, что я должен знать?

Она незамедлительно покачала головой, и я, к своему удивлению, обнаружил, как порозовели ее щеки, хотя Беатрис Кавалларо владела собой и своими эмоциями ничуть не хуже своего отца, не позволяя даже тени улыбки скользнуть по ее лицу без того ее дозволения. И доказала, что было между ними определенно точно что-то такое, что они предпочитали скрывать.

- Он просто ... просто дурак!

Я рассмеялся, мысленно похлопав столь лаконичному определению. Выражение лица девушки было каменным, кислым, и сверля взглядом спину Рику, она мысленно слала ему приказы пригласить ее на танец, иначе ее взгляд обещал натянуть его вместо струн на виолончель того самого музыканта, который едва ли не засыпал, покачивая головой на сцене.

- Не кисни, Беа, - подбодрил я ее, улыбнувшись ей. Она удивленно взглянула на меня, и я кивнул. – Не опускай руки. Я в тебя верю ...

Она вздохнула, качая головой.

- Он ... это бессмысленно.

Я усмехнулся, пожимая плечами.

- Рикардо – закрытая книга, крольчонок, - произнес я, горестно вздохнув. – Я уверен, даже мне он никогда не показывает своего истинного лица. Он сам себе на уме, и всегда таким был. Никто никогда не знает, о чем он думает, и каковы его настоящие мысли. Он не то, чем кажется. Порой Рик думает совсем не то, о чем он говорит. Он просто ... он просто ... наше прошлое преследует его ничуть не меньше, чем меня, и он предпочитает глушить свою боль в чужих криках, не зная, что порой ублюдочный отцовский голос может заглушить женский шепот. Помоги моему брату выбраться из тьмы, девочка. Если кому это и под силу, то только тебе!

Я знал, о чем говорил. Беа была хорошей девушкой, и как бы Рикардо не строил из себя недотрогу, я был уверен, что в скором времени он заметит, что у нее появилась грудь и другие части ее тела тоже приобрели достаточно плавную форму. В конце концов, разница в возрасте в клане никогда не играла особой роли, и этот малый период навряд ли мог встать между ними.

Я хотел, чтобы Рик был счастлив, и я видел, как Беа на него смотрит.

- Ты думаешь, у меня получится?

Я улыбнулся, коротко кивнув, осторожно придвигаясь ближе к другой танцующей паре.

- Ты единственная девушка, которую мой брат подпускает достаточно близко к себе. Если у кого и есть этот шанс, то только у тебя, Беа!

Не дав ей задуматься над ответом, я остановился рядом с братом и женой, с ехидной улыбкой глядя в его побледневшее лицо.

- Думаю, пришло время меняться партнерами! Уступишь мне мою драгоценную жену?

Рикардо хмуро посмотрел на Фредерику, прежде чем отпустить мою руку. Она хихикнула, юркнув ко мне, оплетая руками мою талию, а я отпустил Беа, позволяя ей отойти от меня. С выгнутой бровью замерев напротив моего брата, она словно кидала ему вызов, мысленно спрашивая его, готов ли он пригласить ее на танец. Напряжение, повисшее между ними, впору было начать щупать пальцами, и не дождавшись ответа, Беа едва заметно фыркнула, разочарованно посмотрев на моего брата, и только собиралась уйти, как он мягко поймал ее руку, подталкивая в центр зала.

Я усмехнулся.

Кавалларо не проигрывали. Я знал это, как никто другой.

Фредди рядом хихикнула, поцеловав меня в щеку. Она выглядела растрепавшейся и порозовевшей от чрезмерной активности, но такой притягательной и очаровательной, что хотелось зацеловать ее до смерти в эту самую секунду. Единственное, однако, что я смог себе позволить – взять ее за руку, поднося ладонь к лицу. На безымянном пальце левой руке красовались два кольца – помолвочное в виде дольки лимона, что я дарил ей, делая предложение, а прямо под ним и то, что я надел на ее палец сегодня.

Символ любви, который я хотел увековечить навсегда.

В этот миг Фредерика подняла голову, заглядывая своими чарующими зелеными глазами мне точно в душу, и я поплыл, ощущая неописуемое словами желание коснуться ее. Время на часах близилось к девяти ночи, и я искренне был уверен, что мама, Энцо, Рик, Леонас и остальные смогут увлечь гостей в наше отсутствие. Я не собирался проводить свою первую брачную ночь в компании напыщенных снобов, которые без остановки вливали в свои глотки алкоголь.

Было занятие куда более притягательное.

- Давай сбежим! – прошептал я на ухо Фредерике, оставляя поцелуй на ее ушной раковине.

Она улыбнулась, погладив меня по щеке.

- Это уже стало нашей традицией, не находишь?

Я не ответил, поцеловав ее в губы и поднимая на руки.

Весь мир мог катиться к черту!

***

Фредерика

Мысль, что я умру от затопившего меня с головы до пят смущения, настигла меня впервые в зале, когда АрДжей поднял меня на руки и под всеобщие крики, рукоплескания и посвистывания, вынес на улицу, усадив в машину, и мы помчались по пустынной дороге, рассекая ночь надвое на пути к нашему дому. Сердце отчаянно билось в груди от волнения и некоторого странного страха. Удивительно, но прежде, когда в самые сладостные моменты я забиралась на него, отчаянно нуждаясь в его руках, мысль о сексе не вызывала подобного волнения в моей груди.

Теперь же я чувствовала такое нелепое беспокойство, что хотелось забиться головой о стену. Тем не менее, именно в эту самую секунду, когда весь мир остался за прикрытой дверью нашей спальни, в которой горели свечи, и были только мы одни, я почувствовала, что и правда могут умереть от смущения, навсегда запомнившись своей глупой смертью.

Сглотнув, я замерла на том самом месте, куда АрДжей отпустил меня, придерживая за плечи, чтобы я могла найти равновесие. Ободрительно улыбнувшись, он встал напротив меня, возвышаясь подобно скале, и затаив дыхание, я смотрела в его глаза, которые восхищенно обводили каждую мою черту, не упуская ни единой детали.

- Ты прекрасна, - шепнул он, взяв меня за руку, оставляя на тыльной стороне ладони невесомый легкий поцелуй.

Зардевшись, я опустила голову, чувствуя, как от волнения подбиваются колени. Страха в моем сердце не было – лишь смущение и неведение, что сводили с ума. Тишина повисла между нами на некоторое время, но она не напрягала нас. Из открытого настежь окна дул прохладный ветер, что хоть несколько остужало разгоряченную кожу, и, наконец, осмелев, я смочила губы слюной, заметив, как АрДжей засмотрелся на мой рот.

Подойдя вплотную, я положила руки на его груди, а потом осторожно поползла ими под ткань пиджака, чувствуя его горячее, мощное тело под пальцами. Его сердце билось под моей ладонью, уверяя меня в не меньшем волнении, что он скрывал за маской спокойствия и уверенности. Потянув полы в сторону, я осторожно сняла с него верхний элемент его свадебного смокинга, прижимая пахнущую им ткань к груди, и посмотрев ему в глаза со всей любовью во взгляде, на которую была способна, попросила:

- Давай задуем свечи!

АрДжей усмехнулся, окинув взглядом комнату, которая освещалась пламенем многочисленных свечей. Я хотела видеть его при свете Луны, наслаждаться тишиной этой ночи, в которой свидетелями нам будут лишь наши глаза. Повиновавшись мне, АрДжей обошел комнату, задувая свечи, и когда последний источник света погас, погружая нас в приятный, сладостный мрак, по телу разлилась восхитительная дрожь, пропуская напряжение по каждой клеточке.

Мое тело было натянуто подобно струне.

Повернувшись, я наткнулась на зеркало – огромное и необъятное, оно позволяло видеть все, что только захочешь. АрДжей предстал за моей спиной, заставляя меня вздрогнуть. Его большие ладони скользнули по моей шее, растирая ее и стараясь несколько расслабить мое одеревеневшее тело. Прикрыв глаза, я едва слышно вздыхала, ощущая, как тело удовлетворенно мурлычет от его приятных действий. Он никуда не спешил, не валил на постель, не сдирал с меня одежду.

Он еще раз доказал, что он не такой, какими я привыкла представлять себе мужчин, заполонивших клан, привыкших самоутверждаться за счет боли своих женщин.

Вскоре его умелые пальцы начали ловко выпутывать заколки из моих волос. АрДжей аккуратно перебирал локоны, стараясь не причинить мне даже малейшего дискомфорта. Спустя какое-то время волосы водопадом заструились по плечам, и я вздохнула, несколько поворачивая голову, чтобы видеть его.

- Поможешь мне? – тихо спросила я, благоговейно глядя ему в глаза. Он сглотнул, незамедлительно кивая, и осторожно убрал мои волосы на правое плечо.

Его пальцы заскользили по застежке на спине, и некоторое время он просто обводил ее контуры, не желая торопиться. От томительного ожидания все тело медленно охватывало невообразимым пламенем. Грудь ныла, и ощущалась крайне тяжело, едва ли не моля о внимании с его стороны, а внизу живота тянуло, и отчаянно хотелось скрестить ноги, чтобы хоть как-то унять дрожь, что постепенно охватывала мои бедра и то, что было сокрыто между ними.

Наконец послышался характерный звук. АрДжей справился с поставленной задачей за долю секунды, и когда кончики его пальцев коснулись моей обнаженной спины, вздох, полный желания вырвался из груди. Хотелось немедленно стянуть с себя эту тряпку, что уже крайне начинала раздражать. Под ней на мне были только трусики и чулки, и когда платье, наконец-то, грудой белоснежной ткани упало к моим ногам, судорожный вздох вырвался из моей груди, стоило только увидеть свое полуобнаженное тело в зеркале напротив.

Вскоре глаза АрДжея нашли мои. Он смотрел прямо в них, и никуда больше. Так продолжалось некоторое время, прежде чем я вздрогнула от неожиданного прикосновения к своей талии. Его пальцы мягко очертили мой бок, а потом он прижался к себе, но я хотела чувствовать его, его обнаженную грудь, касаться столь желанного и любимого тела без преграды в виде его рубашки.

Накинув волнистые волосы на свои плечи, и кое-как прикрывая ими грудь, а также напрягшиеся, потвердевшие вершинки сосков, я обернулась, встречаясь с ним глазами. Темный огонек постепенно разгорался в глубине его черных, как ночь глаз, но это меня не пугало, а скорее заводило еще больше. Дрожащими пальцами схватившись за маленькие пуговицы на рубашке, я понятия не имела, откуда во мне появилось столько терпения, чтобы смиренно вытащить каждую маленькую пуговичку из петли, но вскоре эта преграда была преодолена. Стянув с его ткань, а потом и майку, я трепетно улыбнулась, касаясь пальцами его обнаженной, горячей кожи. Со спины тянулись узоры татуировок, которые я знала наизусть, которые я могла очертить даже с закрытыми глазами.

Не в силах более сдерживаться, я приподнялась на носочки, и впилась в его губы страстным поцелуем.

Руки АрДжея начали жить отдельной жизнью. Если его губы терзали мои, выбивая воздух из груди, то ладони тягуче оглаживали мои бока, то оплетая спину, то спускаясь все ниже. Пальцы мяли кожу моих ягодиц, приподнимая меня, прижимая к себе, и мы оторвались друг от друга только тогда, когда стало нечем дышать.

АрДжей отошел, встав на расстоянии вытянутой руки, и откинул мои волосы за спину, заставляя меня смущенно опустить взгляд, попытавшись рукой прикрыть обнаженную грудь. Тому не суждено было случиться. Он перехватил мое запястье, уводя его в сторону.

- Не закрывайся от меня! – взмолился он. – Позволь мне видеть. Я даже никогда и представить себе не мог, что такое сокровище, как ты, однажды будет принадлежать мне!

Мои губы нашли его на полпути – другую часть преодолел он сам. Обвив руки вокруг его шеи, я притянула АрДжея ближе, чувствуя, как тело горит и плавиться от его прикосновений. Теперь, когда моя обнаженная грудь терлась об его обнаженную грудь, не натыкаясь на преграду в виде волос и прочего, ощущалось это просто невероятно. От трения все внутри сладостно переворачивалось, и когда АрДжей вдруг перевернул меня, вжимая спиной в свою грудь, я опешила, не понимая, как оказалась перед зеркалом.

В любой другой миг я бы уже давно лежала бы без сознания от смущения и стыда. Мое тело все еще внушало мне некую мысль о моей неполноценности в силу ушедшего возраста, но теперь полноватые бедра, которые так любовно оглаживая АрДжей, не вызывали у меня странного дискомфорта и неприятия. Один его взгляд убеждал, что нет никого на свете красивее и желаннее меня для него, и это заставляло всех моих внутренних демонов, что не давали покоя, позорно издохнуть в ту же секунду, как они смели высунуться.

Одна его руки поползла по моей шее, легко ведя по ней пальцами. Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как АрДжей прижался к изгибу шеи губами, продолжив дорожку поцелуев прямо до моего подбородка. Все внутри переворачивалось от нетерпения. Его рука прокладывала некий замысловатый путь, и вскоре, пока он отвлекал меня поцелуями, осыпая ими мои шею и плечи, нашла мою грудь, требовательно сжав ее. Стон, вырвавшийся из груди, потонул в поцелуи. Пальцами зацепив мой подбородок, АрДжей повернул к себе мою голову, и запечатал стоны своими губами, едва ли не веля выдыхать их ему в рот, пока его пальцы беспощадно мяли мягкую плоть, прихватывая соски, аккуратно и сладострастно выкручивая их.

Сколько продолжалось это сладкое мучение я не знала. В один период времени я просто потерялась в этом водовороте чувств, позволяя ему вести меня за собой. Покачиваясь на волнах наслаждения и блаженства, я уже не пыталась сдержать своего голоса, и не видела в этом никакого смысла. Он хотел меня слышать, и мы были одни, так что никакой надобности в сдержанности просто не существовало.

Были только мы.

И его невероятно искусные пальцы.

Прочертив путь от груди до трусиков, АрДжей незамедлительно пустил внутрь свои пальцы, поглаживая, растирая влагу и сводя с ума. Стоны, вырывавшиеся из моей груди, удивляли даже меня саму, заставляя его довольно изгибать губы в улыбке. От каждых его действий меж моими ногами, я приподнималась на носочках, чтобы оттянуть наслаждение.

Сбежать от него не вышло. Вскоре весь мир перед глазами взорвался мириадой звезд и искр.

Повиснув на нем, я увидела свое обнаженное отражение в зеркале, и искренне удивилась тому, что видела там. Более не было зажатой и неуверенной в себе женщины, которую я привыкла видеть каждый раз, стоило мне взглянуть на себя. Представшее перед моим взором зрелище было самой развратной картиной, которую мне доводилось видеть. Откинувшись на грудь своего мужа, я позволяла ему доводить себя до исступления, чувствуя, как мир под ногами ощущается крайне нетвердо.

Уверенности в ногах не было.

Особенно после того, как он стянул окончательно трусики, и вновь запустил пальцы меж моих бедер, касаясь чувствительной плоти, и начиная вновь сводить меня с ума.

Как мы оказались на кровати, застеленной белыми шелковистыми простынями, я не помнила. Казалось, один миг просто вылетел из памяти. АрДжей навис надо мной, лукаво глядя прямо в глаза, а потом запустил пальцы в рот. Протянув руки, я привлекла его к себе, губами находя его губы и ощущая на его языке собственный вкус. Пальцы мяли его спину – самая лакомая часть его тела для меня, которая просто сводила с ума. От поцелуев уже болели губы, но это мало волновало кого-либо из нас.

Хотелось большего. Хотелось, наконец, ощутить друг друга каждой клеточкой тела.

АрДжей медленно стянул каждый чулок, осыпав поцелуями мои ноги, а потом крепко схватив мои бедра и зарылся меж ними, и не позволяя мне даже пошевелиться. Выгибаясь на кровати, я пыталась найти точку опоры, которая позволила бы остаться в живых, и не умереть от переизбытка эмоций. То были или простыни, или его разметавшиеся волосы, даже собственная грудь. Когда в очередной раз весь мир взорвался тысячами красок, я была уверена, что на несколько минут потеряла сознание.

Однако, заметив его штаны, которые все еще стояли между нами, я достаточно быстро пришла в себя.

АрДжей откинулся на спину, стоило мне надавить на его плечи. Штаны были стянуты за минуту, и откинуты прочь с яростью, как и нижнее белье. Его плоть, твердая и требующая к себе внимания, заставила меня на мгновение замереть, трепетно оглядывая его ствол, замерший в полной боевой готовности. АрДжей не торопил, смиренно ожидая, хоть я и видела, как трудно ему это давалось. Стоило моим пальцам коснуться его, как он вздрогнул, и выгнулся, заставляя меня почувствовать небывалое удовлетворение от его реакции.

А когда мои губы нежно и мягко накрыли его плоть, вбирая в рот, то он уже не мог сдерживать собственного голоса.

Вздохи и стоны разносились по комнате, внушая мне небывалую гордость. За последние несколько недель мне удалось достаточно преуспеть в этом непростом искушении. Теперь это уже было не так нелепо, как в первый раз. По крайней мере, я знала, как двигаться, чтобы принести ему удовольствие, при этом грозясь не заласкать его до могилы. На вкус он был просто изумителен, но в этот раз довести себя до финала он не позволил, потянув меня к себе, укладывая рядом, а потом и нависая надо мной.

- Я люблю тебя, - шепнул он мне в губы, запечатлев эту клятву поцелуем. – Ты веришь мне?

Я не знала, чего ожидать – боли, как таковой, должно было не быть, потому что и кровь была пролита давным-давно. Коротко кивнув ему, я увидела, как загорелись еще большей любовью его глаза.

- Ты начала принимать таблетки?

Еще один кивок.

Первый толчок был мощным и сильным. АрДжей вошел на всю длину, решив не растягивать болезненный момент, если вдруг таковой будет, однако, его не было. Было лишь невероятное чувство наполненности. Вздох, полный неверия и неожиданности, вырвался из моей груди, и я оплела руками его спину, а ноги закинула на поясницу.

- Все хорошо?

Его голос был полон волнения, когда он остановился, сдерживая себя из последних сил, прижимая лбом к моему лбу.

Я улыбнулась, осыпая поцелуями его лицо.

- Ты ... ты очень большой, но мне это нравится!

Он прыснул, приподнимаясь, коленями упираясь в постель, возвышаясь надо мной подобно скале.

- Ты готова?

Не было никакой боли, никакого дискомфорта – лишь чувство наполненности и странный зуд, который немедля хотелось утолить.

- Давай!

Его спина была вся испещрена царапинами – мои ногти его не щадили, но АрДжея это мало волновало. Он начал медленно, постепенно задавая бешеный ритм, вбивая меня в постель сильными, мощными толчками. Оставалось только хвататься за него и стонать, стонать, стонать, срывая голос от наслаждения. Он не останавливался. Казалось, вся сила, что таилась в нем последние несколько лет, теперь наконец освободилась.

Несмотря на то, что он сам был поглощен наслаждением, АрДжей не забывал и обо мне, чутко, внимательно и нежно следя за каждой эмоцией на моем лице. Он позволил себе забыться в удовольствии лишь тогда, когда окончательно убедился, что со мной все хорошо, и тогда началось настоящее сумасшествие, потому что различить, где чьи ноги и руки я не могла даже под страхом смерти.

Вскоре он встал, вышел из меня, и вздох, полный негодования вырвался из моей груди, заставляя жалобно замурчать и протянуть к нему руки.

- Иди ко мне!

Он потянул меня к себе, переворачивая на живот, а потом подтянул к себе мои бедра. Вскоре он впечатал мою спину в свою мокрую от пота грудь, что текла по нам подобно водопаду, и начал двигаться. Каждая движение рук, каждое движение его бедер отдавало внутри небывалой эйфорией, заставляя теряться в этом водовороте чувств, эмоций и наслаждения. Я была уверена, что спроси меня кто в этот миг, как меня зовут, я бы не смогла дать правильного ответа. Весь мой мир сузился до одного человека – человека, который всецело впредь и до самого конца принадлежал мне.

- Я люблю тебя! –шепнула я между вздохами, ощущая, как он двигается все быстрее и быстрее.

Я отвела руку назад, положив ее ему на голову, вплетая во влажные волосы и привлекая к себе. Поцелуй вышел смазанный, грязный и такой развратный, что от этого внутри все взорвалось еще большими искрами. После второго раза, когда он вымученно выпрямился, блаженно улыбаясь, я все же решилась толкнуть его на спину и оседлать его бедра.

Этот раз ощущался еще более диким необузданным, чем предыдущие. Несмотря на то, что именно я сидела на нем, темп задавал АрДжей, положив руки на мой таз, и двигая им то плавно, то более напористо. Тягуче медленно растягивая наслаждение, спустя некоторое время я выгнулась, касаясь волосами его бедер, ощущая одну его руку на своей груди. Он приподнялся, заменяя ее своим ртом, и прижав его голову к себе, я умирала и воскресала, умирала и воскресала, и так круг за кругом.

Лишь когда внутри наслаждением разлилось удовольствие, разделенное одно на двоих, я упала ему на грудь, лицом зарываясь во влажную кожу, очерчивая ее губами.

- Вау, - только и вырвалось из моей груди.

АрДжей расхохотался, обвивая меня руками, а я только и могла думать, что реальность оказалась в тысячу раз лучше любой моей самой сладостной фантазии.

***

АрДжей

Мне снилась какая-то странная хрень.

Все вокруг было темным, а на дворе стояла кромешная тьма, но даже с закрытыми глазами я бы понял, где я нахожусь. Многочисленная роскошная мебель, абсолютно лишенная какой-либо ценности для тех, кто проживал в этом склепе. По-иному назвать этот дом было невозможно. Мертвенная тишина, что царила в помещении давила, и вспомнив детство, я знал, что она пугала ничуть не меньше ублюдочного отца.

Что я делал здесь? Почему я был в этом проклятом месте? Его не существовало уже более десяти лет, и я помнил, прекрасно помнил о том, что собственноручно предал его огню, сжигая дотла не только дом, но и проклятые воспоминания, которые он хранил. Эти стены видели слишком много боли, и слышали слишком много криков. Они сдавливали, они напирали, и я чувствовал напряжение, разливающееся по моему телу.

Оно не отпускало меня.

Оно преследовало меня всю жизнь.

Холодок пробежал по моей спине. Я не хотел здесь находиться. Я не должен был здесь находиться.

Мысли путались от неразберихи, творящейся вокруг. Страха, который я испытывал в детстве, уже не было. Присутствовали лишь опасения, что я вернулся туда, откуда отчаянно сбегал – в свое прошлое. И от гребанного сомнения, что вся моя последующая жизнь была плодом моего разбушевавшегося детского обезумевшего от страха воображения, дрожь пробежала по телу.

Вот от этого и правда было страшно.

В моей жизни было много кошмаров. Этот ничем не отличался от других. Следовало лишь проснуться. Фредерика ждала меня по ту сторону этого безумия.

Я лишь должен был закрыть эту дверь.

Я лишь должен был проснуться.

Ведомый желанием вернуться к ней, я вдруг услышал тихий плач, прозвучавший крайне зловеще в этом темном, тихом месте. Остановился, начал озираться. Едва различимое детское хныканье раздавалось откуда-то сверху. Нечто неведомое мне потянуло меня туда. Я начал подниматься по проклятым ступенькам, считая каждый чертов пролет. Это место не вызывало никаких теплых воспоминаний в груди, напоминало только о боли, пережитой в этих гребанных четырех стенах.

Тут никогда не было тепло. Лишь холод и страх – вот, как можно было описать окружающее меня место.

А я шел, гонимый своим прошлым, отмечая знакомые нотки в надрывном плаче, который становился все громче. Ребенок плакал, и плакал горько, искренне не веря ни во что хорошее, потому что попросту не знал другой жизни.

Он не верил, что однажды все может измениться.

Он верил только в смерть.

И я знал этого ребенка.

В коридоре неожиданно зажегся свет, и я напрягся, занося руку за спину, но пистолета там не оказалось. Сжав руки в кулаки, я приготовился встретить удар, но его не последовало.

- Выходи, ублюдок! – закричал я. – Я знаю, что ты здесь!

Дыхание сбилось с привычного ритма. Я приготовился размозжить ублюдку череп, вдоволь насладившись своей местью, но его тут не было.

Ответом была тишина.

Ничего не произошло.

Хотелось расквитаться с отцом за каждую пролитую слезу – свою, мамы, Рика. За каждый синяк, за каждую крупицу боли, за страхи и за отчаяние. Но он был мертв, и это было данностью, фактом – неоспоримым и неизменным при всем даже диком желании воскрешать и убивать его вновь и вновь. Его здесь не было, хотя что-то и вопило мне об обратном.

Он был мертв. Мне следовало смириться с этими.

Мне следовало перестать опасаться его проклятого духа.

Двери комнат были настежь распахнуты. В родительской спальне я увидел маму. Она лежала спиной к двери, и ее тело мелко подрагивало от рыданий, которые она давила в подушке. Я попытался войти, но не смог, и как бы не звал, дозваться до нее я тоже был не в силах. Мое сердце обливалось кровью, наблюдая за ее сломленной фигуркой, слабой и беззащитной. Она осталась одна в этом огромном гребанном склепе с монстром, что истязал ее физически и морально, с двумя маленькими детьми, которых она не могла защитить.

- Мама! – воскликнул я, пытаясь дозваться до нее, но тщетно.

Она не слышала. Она была поглощена собственным горем.

Отогнав от себя ее образ, я отошел, прикрывая дверь. Она захлопнулась со стуком несмотря на то, что прикрыл я ее тихо и аккуратно. В голове то и дело мелькал ее нынешний образ – сияющие счастьем глаза, полные уверенности в себе, своей жизни, в своем будущем. Не было в ней ничего общего с той молодой женщиной, которая лежала на кровати. Эта женщина осталась в прошлом.

И здесь ей самое место.

Во второй комнате был Рик. Он восседал за огромным дубовым столом, глотая слезы, вчитываясь в гребанные статейки про убийства и прочее, которые отец заставлял его читать. Никаких сказок – проклятые статейки.

Неожиданно он поднял голову, и посмотрел на меня – маленький кудрявый мальчик, которого я любил больше всего на свете. Я позвал его, но он не услышал. Он тоже был неким фантомным образом, который преследовал меня. В этом ребенке еще имелась детская наивность, некоторая доверчивость и вера в добро и любовь.

Взрослая его версия была абсолютной противоположностью – холодной, скрытной, недоверчивой. Ублюдок-отец сделал из моего драгоценного младшего брата того, кем он являлся сейчас, и я никого в этом не винил так, как винил себя.

Возможно, если бы я только уследил за ним вовремя, если бы не оставил его наедине с терзающими его воспоминания, он, вероятно, мог бы вырасти другим человеком.

Дверь захлопнулась также, как и предыдущая. Ноги вели меня к знакомой до боли дубовой двери. Именно оттуда доносился детский плач – тихий, словно ребенок отчаянно пытался заглушить собственные рыдания, не желая привлекать внимание. Я замер у порога, не решаясь войти. Какого это было – взглянуть в его глаза спустя долгие годы поисков истинного предназначения?

Но я все же вошел.

И в этот раз меня заметили.

Мальчик, черноволосый и черноглазый, с зачесанными аккуратно волосами и в опрятном темном комбинезоне, сидел в углу, растирая по лицу влагу. Заметив мое пристальное внимание, он начал тереть щеки еще более усердно, искренне не желая кому бы то ни было показывать своей слабости. Его достаточно презентабельный вид совсем не вязался с синяком под глазом и разбитой губой, которая причиняла ему боль.

Я это точно знал.

- Вы кто? – потребовал он ответа, забившись еще сильнее в угол и обхватывая колени руками. Глаза его широко распахнулись, словно ему вглядеться в мое лице внимательнее. – О ... отец?

Голос прозвучал надтреснуто и слабо, но не сломлено. Ребенок слабо, но верил, что однажды этот ад прекратится, потому продолжал бороться несмотря на страх следующим утром не открыть глаза.

Я это точно знал.

- Я не он, - мой собственный голос звучал хрипло и тихо. – Я ... я не твой отец!

Мальчик хмыкнул, подозрительно оглядывая меня с головы до пят.

- Тогда кто ты?

Я усмехнулся, присев рядом с ним на колени. Он отдалился еще больше, едва ли не врастая в стену, и когда я протянул руку, искренне верил, что я его сейчас ударю. Упрямо держа глаза распахнутыми, он готовился принять удар. Даже подставил щеку. Он не знал других прикосновений – в этот период он верил, что прикосновения дарят лишь боль. По крайней мере, именно ему.

Но я не ударил, ни в коем случае. Положив руку на темноволосую головку, я ее потрепал, заставляя мальца широко распахнутыми глазами смотреть на меня.

- Ты ... ты Смерть? – вдруг спросил он, побледнев. – Ты ... я ... я умер? Я умер, да? Он все-таки забил меня до смерти?

Мальчик вскочил с места, отскакивая меня, как от прокаженного, а я протянул руки, чувствуя невыносимое желание утешить и успокоить его, но не мог найти подходящих слов. Ком застрял где-то в груди, потом подступил к горлу, не давая нормально вздохнуть.

Он думал, что умер, но он был живее всех живых.

Я это точно знал.

- Хэй! – попытался я его успокоить, схватив за руку. – Ты не умер! Не умер!

Мальчик меня не слышал. Слези начали течь по его лицу, и он смотрел на меня с ужасом, с мольбой, с неверием и нежеланием сталкиваться с тем, что надумал себе.

- А что будет с мамой? Где моя мама? Где Рикардо? Я не могу его бросить! Я хочу к Рикардо! Я хочу к своему брату!!

Мальчик кричал, и слезы катились вниз по его щекам. Я не нашел иного способа успокоить его, кроме как прижать к своей груди. Его маленькое тельце еще некоторое время билось в истерике, прежде чем обмякнуть.

- Я не хочу умирать! Пожалуйста, не убивай меня! Не забирай меня! Пожалуйста!

Я погладил его по спине, чувствуя, как глаза наполнились влагой.

- Хэй! – обратился я к нему, отстранившись, глядя в его заплаканные глаза. – Я не Смерть, слышишь? Ты не умер! Ты жив! Ты жив, клянусь тебе!

Он не верил. Тельце продолжало дрожать, и его тихий голос вдруг рассек воцарившуюся тишину надвое:

- Это больно?

В его голосе слышалось смирение. Я крепко схватил его за руки, пристально глядя в знакомые темные глаза.

- Ты не умер! – заверил я его.

Он шмыгнул носом, отстраняясь.

- Тогда кто ты? – потребовал он ответ. – И зачем ты пришел? Ты пришел убить меня? Ты похож на него! Ты похож на отца! Кто ты такой?

Я усмехнулся, положив руки ему на плечи и сжимая их.

- Ты узнаешь, - пообещал я ему. – Очень скоро.

Выражение его лица стало недоуменным.

- Тогда что ты здесь делаешь? Немедленно убирайся из нашего дома, если не хочешь отвечать на мой вопрос!

Улыбка, озарившая мое лицо, ввела его в тупик, заставляя недоуменно хлопать глазами. Я смахнул слезы, выкатившиеся из моих глаз. Не найдя в себе сил отказать в прикосновении, я взяв его за руки, сжимая в своих ладонях маленькие ручки с пухлыми пальцами и изгрызенными ногтями.

- Я уйду! – пообещал я ему. – Я уйду. Но я хочу сказать тебе кое-что, прежде чем уйти. Позволишь?

Он вздохнул, подозрительно глядя мне в глаза. Лицо опухло от слез, красное и недовольное.

- А что ты хочешь сказать?

Я усмехнулся, сглатывая ком в горле.

- Хочу сказать, что я горжусь тобой! Я очень горжусь тобой. Ты сильный мальчик, и ты справишься со всем, через что тебе придется пройти. Будет трудно, очень трудно, но все будет хорошо, слышишь? Однажды все будет просто замечательно!

Я, наконец, поднялся с колен, глядя на ребенка сверху вниз. Он не понимал, о чем я говорю, и по его выражению лица было видно, что он пытается найти суть, которая требуется, чтобы разгадать эту загадку. Я отвел от него взгляд, замечая, что комнату постепенно начинают заливать лучи света, а из-за двери веет прохладой, которая так и манила.

- Кто ты такой? – повторил мальчик свой вопрос.

Я усмехнулся, внимательно глядя в его глаза.

- Позаботься о своей матери и брате, хорошо? В скором будущем многое изменится. Однажды ты будешь самым счастливым человеком на свете, и поверь, даже в самой отчаянной фантазии, ты не мог представить себе того, что ожидает тебя в будущем. Просто верь мне, и держись! Ты сильный. Ты справишься! Ты похож на свою мать!

Глаза мальчика широко распахнулись, едва ли не вываливаясь из орбит, но в этот миг, от этой простой, казалось бы, ничего не значащей реплики, он пришел в восторг, заулыбавшись и сверкая белоснежными зубками.

Я махнул ему рукой, улыбнувшись в ответ, и направившись к двери. Лишь там я остановился, услышав, как он окликнул меня.

Опустив низко голову, он теребил свой карман, а потом тихо поинтересовался. В его голосе сквозила надежда.

- Ты – Бог? – я прыснул, качая головой. Вскоре он задал другой вопрос: - Все и правда будет хорошо?

Я усмехнулся, коротко кивая.

- Даже не представляешь насколько!

И когда солнце окончательно выглянуло из-за горизонта, мы уставились на него так, словно видели в первый раз. Оно означало конец долгой ночи, что была окутана мраком прошлого.

И смотрели мы на эти лучи абсолютно одинаковыми глазами.

В будущем все и правда было хорошо.

Я это точно знал.

***

Солнце ярко светило в глаза. Я распахнул их резко, вдыхая прохладный утренний воздух полной грудью. Он валил из распахнутого настежь окна, и развевал шторы, что подобно облакам парили над землей. Пробуждение было внезапным, словно меня вытолкнули из окна прямо на холодную жесткую землю.

Поначалу я не понимал, где нахожусь. Кончиками пальцев продолжали мелко подрагивать, напоминая о странном видении, что явилось во сне. Заплаканное лицо мальчика продолжало стоять у меня перед глазами, напоминая мне о прошлом – темном, болезненном, ужасающем. Вспоминать его хотелось в последнюю очередь, но порой обстоятельства вынуждали.

Порой бывало больно, как бы я этому не сопротивлялся. Однако, я научился заклеивать дыры на собственном сердце. Теперь это не тревожило меня так сильно, как много лет назад. Отца не существовало. Он умер, а после и сгинул вместе с проклятым домом, оставшись там.

Мне следовало затолкать отголоски воспоминаний о нем в самый отдаленный уголок своего сердца, заточить его в самую опасную и смертоносную тюрьму. Я не мог стереть себе память и забыть о нем, но я боролся, и намерен был бороться ради своего будущего до конца своих дней.

Ублюдок был захоронен в моем сознании, и не было у него спасения и высвобождения.

Он был мертв.

Теперь я это точно знал.

Я был в этом уверен, как никогда.

Фредерика под боком засопела. Закинув свою обнаженную ногу на мои бедра, она прижалась ко мне крепче, оставляя невесомый поцелуй где-то в районе моей груди, даже не осознавая того, что делает. Я поцеловал ее в макушку, обхватывая руками теснее, вдыхая цветочный аромат ее духов, ощущая в объятиях ее теплое, любимое тело, искренне боясь потерять, но теперь она принадлежала мне, а я – ей.

Мы были связаны нитями судьбы, куда более прочными чем те, связывали меня с моим прошлым.

Она была доказательством того, что кошмары остались позади.

Я выиграл в этой гребанной битве, несмотря на многочисленные поражения. Отец бил меня, отец меня унижал, отец пытался меня уничтожить. Он едва ли меня не сломал, но когда-то он выиграл лишь битву.

В этой долгой кровопролитной и жестокой войне одержал победу я.

Он был мертв.

Будущее оставалось за мной, и он не был над ним властен.

Я поклялся себе, поцеловав жену в лоб и прикрывая глаза, что никогда и не будет.

***

Фредерика

Раньше, чем проснулось мое сознание, пробудился мой оголодавший желудок. Он недовольно забурчал, напоминая о столь фривольной апатии к его важной персоне, стоило обонянию уловить сладостный аромат чего-то определенно вкусного. Глаза нехотя разлепились, уставившись в белоснежный потолок, а потом медленно отправились на поиски сосредоточения аромата.

Тело тянуло приятной истомой. Смущенно натянув на себя шелковистую простынь, я прикоснулась с исцелованным губам, продолжая хаотично бродить взглядом по узорчатому потолку. Мне было хорошо.

Было хорошо так, как никогда прежде.

- Что-то болит?

До меня не сразу дошло, что обращались ко мне. Сладкий голос из моих грез оказался самым, что ни на есть, реальным, и принадлежал моему мужу.

Мужу.

Я хихикнула, качая головой, и мгновением спустя любимое лицо нависло надо мной.

- Привет! – выдохнула я благоговейно, обхватив его лицо ладонями, огладив высокие скулы, чарующие глаза, ровный, прямой нос, пухлые губы, а потом запустила их в его влажные волосы, определяя, что он уже успел принять душ. Они были зачесаны назад, придавая ему более серьёзный, взрослый вид, и прыснув, я растрепала аккуратно уложенные волосы, улыбаясь ярко, счастливо и влюбленно, о чем незамедлительно решила оповестить его. – Я тебя люблю!

Он усмехнулся, протянув руку и погладив меня по щеке.

- Я тебя тоже люблю, Фред!

Приподнявшись, я запечатлела легкий поцелуй на его щеке, не замечая, как простыня соскользнула, обнажая мою заклейменную поцелуями грудь. Смущенно поспешив схватиться за край ткани, я хотела прикрыться, но он не позволил мне этого сделать, осторожно перехватив мою кисть своими пальцами и ошалело уставившись на свои творения.

Смотреть и правда было на что – вся моя шея, ключицы и грудь пестрили засосами, являющимися свидетельством его страсти.

АрДжей виновато потупил взгляд.

- Вероятно, я просто обезумел! – вздохнул он, осторожно касаясь моих ключиц. Я перехватила его руку, прижав ее к своим губам.

- Ты был великолепен! – шепнула я, несмотря на смущение, которые разлилось теплом в груди.

Он улыбнулся, обнажая очаровательные ямочки на щеках.

- Тебе стоит перестать краснеть, - сказал он, выгнув ехидно бровь. – Поверь, не было ничего, что ускользнуло бы от моего взгляда. Что прошлой ночью, что много раньше.

Рассмеявшись, я, однако, все равно наклонилась, поднимая с земли его рубашку, и натягивая ее на свои плечи. Он внимательно наблюдал за мной, и во взгляде его темных невероятно притягательных глаз было что-то скрыто. Откинув волосы за шею, я, тем не менее, не стала тщательно перебирать пуговицы, а лишь запахнула, оставляя вид на свой живот. АрДжей выдохнул, прежде чем отвернуться. Выразительно взглянув на бедра, я усмехнулась.

- Мы можем продолжить то, чем занимались ночью, - произнесла я с энтузиазмом, не взирая на румянец на щеках. Хихикнув и от неловкости пожимая плечами, я поймала его ехидный взгляд. – Ну, если ты хочешь, конечно!

Он выгнул бровь, ухмыльнувшись.

- А я выгляжу так, словно не хочу?

Я улыбнулась, качая головой.

- Что угодно, дорогой, но прежде я хочу хоть чем-нибудь умять червячка в своем животе, иначе вместо стонов наслаждения, боюсь, придется довольствоваться лишь моим голодным нытьем!

АрДжей расхохотался, но коротко кивнул, вдруг встав с места. Я удивленно проводила его соблазнительную фигуру не менее голодным взглядом, едва ли не подавившись слюной, наблюдая за тем, как загорелая мощная спина перетекает в не менее сильную поясницу и подтянутые ягодицы. Хотелось впиться в них пальцами, но, когда он обернулся, держа в руках поднос, к глазам подступили слезы.

- Так вот чем пахло! – выдохнула я трепетно.

На подносе стоял доверху наполненный стакан апельсинового сока, аккуратно поджаренный омлет, от которого шел просто восхитительный аромат, несколько тостов, и даже копченная лосось, которую я обожала. Мы закупились с ним продуктами за ночь до свадьбы, искренне не желая думать об этом на утро после первой ночи, и теперь я, как никогда была благодарна ему за это.

Поднос опустился прямо передо мной. Я подняла свои глаза, глядя на него с любовью, и прежде, чем приступить к трапезе, сначала отправила кусочек тоста в его рот.

Он усмехнулся, пожевывая его с энтузиазмом.

- Ты делаешь невероятные вещи, женщина! – заметил он. – С тобой я даже научился готовить!

Я улыбнулась, отпивая немного сока.

- Ты не мужчина, - фыркнула я. – Ты – мечта!

Он выгнул бровь.

- Льстишь?

Я покачала головой со всей серьезностью.

- Ни единым словом!

Умяв омлет за несколько минут, заедая его рыбой и тостами, я запила все апельсиновым соком, чувствуя себя просто восхитительно. АрДжей не сводил с меня нежного, ласкового взгляда. Но в глубине его собственных глаз читалась некая тоска. Отказавшись от еды, он лишь несколько меланхолично смотрел в сторону окна, которое выходило в сад. Встав с кровати, он отошел, уперевшись руками в подоконник, и долго смотрел в даль, не говоря не слово.

Волнение, столь тревожное и несвоевременное, проникло в мою грудь, и отложив поднос на прикроватную тумбочку, я встала на ноги, подходя к нему, прижимая к его обнаженной спине своей нагой кожей.

Он вздрогнул, словно думал о чем-то постороннем.

- Все в порядке? – обеспокоенно спросил я, положив подбородок ему на плечо. Он повернул голову, глядя мне в глаза, но заглядывая точно в душу.

- Да, - выдохнул он с улыбкой спустя мгновение. – Все просто замечательно!

Однако, было что-то еще. Я решила не давить, и лишь дать ему время, чтобы он сам решился поведать мне о своих мыслях. Я, как никто другой знала, как сильно он не любил столь бесцеремонных попыток заглянуть ему в душу. Именно поэтому, я решила просто болтать.

Возможно, моя болтовня смогла бы вернуть лучезарную улыбку ему на лицо.

- Знаешь, - шепнула я ему в ухо, целуя и прижимаясь ближе. Он с готовностью подставил мне и шею, которой я поспешила уделить особое внимание. – Я счастлива. Я очень счастлива.

Он усмехнулся, и вдруг обернулся, уперевшись поясницей на подоконник, заключая меня в сои объятия.

Некоторое время молчал, но я знала, что ему хотелось сказать что-то.

И потом он начал говорить:

- Сегодня, - произнес он тихо. – Этой ночью я впервые спал так спокойно. Я не боялся, что во сне мне могут причинить боль. Я не остерегался возможной опасности. Впервые за всю свою жизнь, засыпая, я даже не вспомнил об оружии, которое всегда держал под подушкой. Я просто думал о тебе. И впервые за всю свою жизнь не боялся закрыть глаза, потому что знал, что проснусь. Я знал, что ты будешь ждать меня утром.

На душе стало так тепло, что хотелось согреть этим теплом весь мир.

- Я люблю тебя! – шепнула я.

Он продолжал.

- Я проснулся утром, и чувствовал себя таким молодым, - усмехнулся он. – Посвежевшим, бодрым, полным жизни и желания жить. И ты была рядом, Фред. В тот миг я понял, что все наконец-то встало на свои места. Я был там, где должен был быть. Я так долго шел по тернистому пути, и впереди меня на протяжении всей моей жизни был туман. Ничего невозможно было разглядеть. Но теперь я четко и ясно вижу дорогу. Дорогу в будущее. Наше с тобой будущее, Фред.

Его голос становился все тише, и в итоге он опустил голову на мое плечо, зарываясь лицом в мои волосы. Я прижала его к себе, чувствуя непреодолимое желание стереть все его прошлое, все страхи, в определенном количестве которых была виновата, и я сама.

- Теперь все будет хорошо, - пообещала я ему, проговорив слова на ухо.

Он повернул голову, глядя мне в глаза.

- Мне снился сон, - вдруг сказал он. Я решила ничего не говорить, и лишь внимательно вслушалась в его слова. – Я ... я видел мальчика. Маленького, заплаканного мальчика, Фред. Он боялся своего прошлого, ненавидел настоящее и даже представить себе не мог будущего. Я сказал ему ... я сказал ему, что горжусь им. Я сказал, что верю в него. Он так нуждался в этих словах. Я нуждался в этих словах.

Судорожный вздох вырвался из моей груди.

- Дорогой ...

Он сглотнул, меланхолично уставившись в дали за окном.

- До встречи с тобой моя жизнь напоминала хаос. Я знал, что хочу делать, я знал, каким хочу видеть свое будущее, но понятия не имел с чего мне следует начать. Ты стала путеводной звездой, что указывала мне путь, и я слепо доверился этому пути, впервые решив не думать ни о чем и просто довериться. Было непросто, - усмехнулся он горько, и мне стало отчаянно стыдно. Слезы выкатились из глаз, но я попыталась держать себя в руках. – Но, знаешь, я никогда не жалел о том, что встретил тебя. Возможно, в порыве ярости или обиды я думал об этом, но в глубине души я всегда знал, что ты была самым лучшим, что только случалось со мной. Ты вытащила меня из той тьмы, в которой я погряз, захлёбываясь с том болоте, Фредди, и я благодарен. Я благодарен за то, что ты вытащила меня из той бездны, пусть даже и сама того не ведая, а потом согрела меня своим светом, позволив поверить, что все будет хорошо. Я люблю тебя, и я буду любить тебя всегда. Я полюбил тебя с первого взгляда, и клянусь тебе, что буду любить до самого последнего вздоха. Только тебя, Фредерика. Больше никого. Никогда. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

Мы обнялись, сплетаясь телами, и я всхлипнула, пряча лицо в его груди. Я так долго искала смысл жизни, так долго думала о том, в чем же сокрыто мое истинное предназначение. Порой оно бывало до абсурдности банальным и простым.

Я никогда не хотела жить ради себя. Не было у меня ничего, ради чего страсть к жизни могла моментально вспыхнуть в груди.

Теперь у меня был он. И именно АрДжей стал тем смыслом, который я так упорно сикала всю жизнь.

- Давай посадим лимонное дерево, - шепнула я охрипшим голосом, указывая на участок в саду, который легко можно было рассмотреть из нашего окна.

АрДжей улыбнулся, пропуская сквозь пальцы пряди моих волос.

- Думаю, сначала нам все же стоит оповестить мир о том, что мы живы. Ублюдки Леонас и Рикардо делали ставки, выживем ли мы после этой ночи и многолетнего воздержания!

Я хохотнула, а потом отошла, направившись к двери, ведущей в ванную. АрДжей проводил меня долгим взглядом, пробуждая во мне всю неистовую страсть, которая так долго томилась внутри.

Прямо у двери я скинула с плеч его рубашку, повернув голову.

- Хочешь присоединиться? – спросила я с улыбкой.

Он улыбнулся. Дважды предлагать не пришлось.

***

Месяц спустя после водоворота счастья, куда меня засосало после свадьбы, одной ранней июньской ночью я проснулась неожиданно в три часа утра, удивленно распахнув глаза, словно я и не спала. Моя голова покоилась на груди АрДжея, который тихо сопел, прижимая меня к себе. Из окна лился прохладный ветерок, развевая шторы в разные стороны. Приятная, успокаивающая тишина царила вокруг.

Было тихо.

Было хорошо.

Сон не шел. Я долго вертела головой в разные стороны, пытаясь наконец заснуть, но не получалось. Сна не было ни в одном глазу. Неожиданное желание пройтись заставило меня подняться на ноги. Двигаясь осторожно и тихо, стараясь не разбудить АрДжея, я выскользнула из его объятий, накрывая одеялом его обнаженную грудь и оставляя невесомый поцелуй на губах. Он улыбнулся сквозь сон, прошептав мое имя, и я вновь почувствовала прилив любви, которая разгоралась в груди все сильнее с каждым днем.

Не знаю, сколько прошло времени. Я бродила по дому, аккуратно очерчивая кончиками пальцев попадающиеся мне на глаза вещи. Жизнь так изменилась за какие-то несколько месяцев. Это было реальностью, в которой я теперь жила. В ней не было места страху, не было места ненависти.

Только любовь.

Счастье и любовь.

Ноги привели меня в гостиную. На огромной белоснежной стене в своеобразном узоре были размещены рамки фотографий. Я подошла ближе, вглядываясь внимательно в каждую фотографию. Там была запечатлена наша с АрДжеем жизнь: наше прошлое, наше настоящее, наше будущее, что смотрело на нас со свадебного снимка.

Там были и фотографии ушедших. С одной из них на меня смотрела мама, с другой – Тина. Была даже фотография, на которой я была запечатлена с бабушкой. В груди это теперь отзывалось лишь теплой грусть. Они отныне жили в моем сердце. Воспоминания о них порой причиняли боль, но эта боль больше не вызывала желания испепелить себе сердце в надежде избавиться от них. Я верила, что однажды мы обязательно встретимся, и тогда я расскажу им, какой долгий путь я прошла, чтобы оказаться там, где находилась сейчас.

Были и другие. На одних мелькал маленький АрДжей на руках своей матери. На другой он уже обнимал своей маленькой ручкой Леонаса, а там, где постарше – трепал волосы Рикардо.

А прямо по центру висела большая фотография, на которой была запечатлена вся наша семья. Папа и сеньор Джованни, Санни и Анна, сеньора Мария в объятиях отца Алессандро, тетя Нэл и Эстер, Рикардо, к которому прижималась Беатрис, попавшая в кадр, Леонас и Шарлотта, улыбающиеся весело и задорно.

И мы.

Я и он.

Радостные, влюбленные, счастливые.

***

Вскоре я вернулась в постель. Я залезла под одеяло, подбираясь своим озябшим телом, облаченным в одну ночную рубашку к теплому телу мужа, обвивая его изо всех сил.

- Я люблю тебя, - шепнула я ему на ухо, закрывая глаза.

Я, наконец, себя простила.

Я, наконец, жила.

Если я поднимаю глаза в небо, я вижу тысячи звезд, но, когда я встречаю твои глаза, я вижу самую красивую из них.

О, Господи!

Я влюбился в тебя, как только я тебя увидел. И я обещаю, что буду влюбляться в тебя вновь и вновь каждый раз, когда я буду тебя видеть. Сегодня, завтра и до самого последнего вздоха, что будет мне уготован.

Я люблю тебя!

Я люблю тебя. Три слова, чтобы произнести. Три секунды, чтобы сказать. Три часа, чтобы объяснить. И целая жизнь, чтобы доказать.

Я клянусь!