Не кричать костям во сырой земле

Через пять лет после коронации Николая II к Ладе прилетела птичка — маленькая, с бело-коричневыми перышками и умными черными глазами. Лада сразу поняла, что та от Наташи — почувствовала, скорее, сердце кольнуло так тяжело-тяжело.

Она слышала немного про их с Варварой жизнь, знала, что Варвара все больше помогала людям не за деньги даже, а просто так — моталась по селам, по самым грязным, пустынным районам, искала тех, кто был виноват. Лада подозревала, что в этом ей помогала Наташа, потому что дела те явно не без колдовства обходились.

Про Наташу Лада не слышала, но что-то в душе у нее было неспокойно: будто камешек забился под подошву. Она чувствовала это во всем: в том, как тревожно звонят колокола, в том, как торговки громко кричат на рынке, в том, как на снег льется кровь из носа у каких-то мальчишек после драки. То ли над Санкт-Петербургом, то ли над Ладой лично сгущались тени — собирались над макушкой, путались в волосах, как будто домовой проказничал, только было это дело посерьезнее домового.

Лада пошла за птичкой, потому что знала — Наташа не отступит, если не позовет, так потребует Ладу явиться.

Нашла Лада ее в маленьком, но аккуратном доме: как и все, что Наташу окружало — мягкое, нежное, сказочное. Будто она просила мир ее не бояться, но мир боялся, и вокруг дома даже деревья шумели как-то тише, сосредоточенней.

Наташа стояла на крыльце — все такая же юная, со светлыми кудрями волос, в нежно-розовом платье с кружевами, в черными-черными глазами. И отрубленным пальцем на правой руке. Улыбнулась ей, в нетерпении даже на носочки приподнялась.

— Что вы хотели от меня? — сразу спросила Лада.

— И я вас рада видеть, — улыбка Наташи стала шире.

— Вы меня не для обмена вежливостями сюда позвали.

— Нет, — согласилась Наташа. На крыльцо выбежали двое: маленький мальчик с такими же светлыми, как у Наташи, кудрями, и чертенок. У Лады даже дух перехватило — мальчик, громко смеясь, держал чертенка за руку, а у того на солнце блестели рожки, да хвост подметал снег с крыльца.

— Это твой сын? — удивилась Лада. Не должно было у Наташи детей быть — не могла же она снова замуж выйти? Лада ничего такого не слышала.

— Не родной, — покачала головой Наташа. — Из приюта забрала, у него судьба... интересная очень.

— Интересная?

— На ведьме женится. Умрет, да не до конца, станет живым мертвецом и будет ей еще десятки лет служить, а своего счастья так и не найдет, — Наташа вдруг озорно улыбнулась. — И зовут его как нашего царя бывшего, Сашкой. Если бы я его не забрала, он бы не стал так близок к нашему миру, прожил бы скучную жизнь обычного человека, нашел бы себе обычную жену, умер бы лет в шестьдесят, а я решила, что надо ему поинтереснее судьбу помочь сыграть.

У Лады по спине побежали мурашки. Она все смотрела на Наташу и думала — и где же внутри нее скрывалось такое сумасшествие? Желание ломать судьбы, лишь бы те были «интереснее»? Почему она вообще хотела, чтобы Саше пришлось испытать всю эту боль, разве же он этого заслужил? Он заслужил и спокойную жизнь, и семью, и смерть от старости через много-много лет.

— Как ты можешь... — прошептала Лада.

— Ты не понимаешь, — сочувственно улыбнулась Наташа. Она протянула руку, и Саша со смехом побежал ее обнимать — с трудом переставляя маленькими ножками в башмачках. Чертенок тоже потянулся к ним, но Наташа резко шикнула на него.

— Не понимаю, — резко кивнула Лада.

— Так же неинтересно жить, — Наташа погладила Сашу по волосам и отпустила его, а потом прижала руку к груди, чтобы не дать чертенку никакой надежды получить ту же ласку. — Сколько тебе уже лет? А сколько еще будет? И ты правда собираешься все это время играть по правилам? Хотя самое твое существование показывает, что никаких правил нет?

— Это сумасшествие.

— Может быть, но поверь мне, пройдет еще лет десять, и ты взвоешь от того, как тебе скучно.

Откуда Наташа все это взяла? Лада не чувствовала в ней большой силы — а значит, Наташа правда была совсем юной колдуньей, так почему она вообще может так думать?

— Ты, наверное, задаешься вопросом, как я до всего этого додумалась? — проницательно предположила Наташа. — Все очень просто — я все еще вижу то, что будет дальше. Я уже знаю все, что ты подумаешь, все, что ты решишь, все что решит любой из людей, с которыми ты сталкиваешься. Так почему бы не использовать это?

А ведь Лада говорила Варваре когда-то похожие слова.

— Они этого не заслуживают.

— А ты не веришь в то, что говоришь ей, — вдруг вклинился голос. — Сама же так и думала, просто тебе не нравится, что Наташа произносит вслух то, что ты боишься даже в мыслях сформулировать.

Это не так.

Это не может быть правдой.

— Ты звала меня только ради этого?

— Нет, — Наташа легко хлопнула в ладони. — Вообще не за этим. Просто Варе нужна помощь.

— Так помогла бы ей сама, — Лада не заметила, когда успела перейти на ты, но внутри клокотало столько злости, что казалось странным обращаться к этой девушке на «вы». И все, когда Наташа стала вот такой?

Или она всегда такой и была?

— Не могу, — покачала головой Наташа. — Там колдовать нужно.

— А ты так и не научилась? — насмешливо хмыкнула Лада. Нутро так и жгло, хотелось скачать что-то обидное, разозлить ее, но едва ли это была удачная идея. — А черти откуда?

— Это не мои, а Фимины.

— Кого?

— Пойдем, — Наташа машет рукой, зовя ее в дом. Там, за столом, накрытым большой скатертью с узором из яблок и голубоватых цветов, сидит девочка, кажется, чуточку старше Саши, и что-то собирает из кубиков.

Фима тоже похожа на Наташу — светловолосая, маленькая, в пышном розовом платье, как дорогая кукла. Из кубиков она составляет слова, но буквы мешаются, и в итоге не выходит ничего.

— Ее ты тоже из приюта взяла?

— Нет, — усмехнулась Наташа. — Она дочка служанки в одном из дворянских домов, у них там девчонка-ровесница растет, они любят вместе играть.

— И что же она тогда делает тут?

— Я ее украла, — поделалась Наташа. — А вместо девочки полено матери подбросила.

В этот момент Лада не выдержала и схватила Наташу за руку — цепко впилась ногтями в кожу, почувствовала, как по ладони начинают сползать струйки крови.

— Да как ты посмела!

— А кто меня остановит? — рассмеялась Наташа. Ее лицо было близко-близко — искусанные губы изгибались в усмешке, в темных глазах плясала искорка безумия, на лоб спадали светлые кудри.

— Варвара тебе ничего не сказала?

— Про Фиму она не знает.

— А про чертей?

Наташа выдернула руку из хватки Лады, несколько секунд молчала, а потом слизнула кровь с запястья — губы окрасились в алый, безумный блеск в глазах стал ярче.

— Знает, но она не будет возражать.

— Потому что ты ей наплела какой-нибудь чуши?

— Дорогая Лада, людям не нужно плести чушь, чтобы они поверили в то, во что хотят верить! — всплеснула руками Наташа, задела кубики Фимы, и те рассыпались по полу со звоном, кажется, внутри них были колокольчики.

Фима кинулась их поднимать — бухнулась со стула на пол, на колени, юбки неудобно натянулась, локоть платья сразу испачкался, аккуратно завитые волосы упали на лицо.

— У нее тоже необычная судьба? — зло поинтересовалась Лада.

— О, очень! — с воодушевление кивнула Наташа. — Она влюбится в солдата, точнее, думаю, это скорее солдат влюбится в нее, — она досадливо морщится. — Никогда не любила предсказывать человеческие эмоции, они такие странные и непредсказуемые. Так вот, влюбится, а потом этот солдат возьмет и умрет, но не просто умрет, а станет духом, хранителем, тьмой, тем, что дает начало и что приводит к концу. А девочка будет знать об этом, но за любое знание плата нужна, верно? У нее платой зрение будет. И жизнь, очень долгая жизнь, когда хочется умереть, но все не умирается никак, думаю, ты прекрасно понимаешь это чувство, хотя зрение у тебя никто не забирал, может быть, черти хотят, чтобы ты своими глазами видела, как разрушается все, что было для тебя важно.

— Это слишком жестоко, — прошептала Лада.

— Так бывает, — пожала плечами Наташа. — Все же, Фима тоже немного колдунья, и чертят она зовет, не понимает, правда, кто они такие, ей просто играть хочется. Мать ее, кстати, боялась, ну, чтобы ты не думала, что я совсем уж плохая. Она чувствовала, что с дочкой что-то не то, догадывалась, какую мрачную силу та призывать умеет, но ведь какая это мрачная сила? Та, маленькие чертята, они сами играть хотят, вот, кубики ей недавно притащили, катают по всему дому, а те звенят так громко! А мать ее боялась. И била.

— Но ты не имела права ее забирать.

— Уже забрала, — рассмеялась Наташа, и смех ее катался по комнате, вторя звону колокольчиков в кубиках. — Мне так интересно, что из этого получится!

— Что там за проблема у Варвары? — сцепив зубы, поинтересовалась Лада.

Она уже поняла, что не услышит от Наташи ни единого разумного слова — так зачем тешить ее себялюбие и просить рассказать, что она там напланировала?

— Какая ты скучная, — обиженно скуксилась Наташа и поджала губы, но желание болтать в ней пересилило расстройство. — Тут дом недалеко есть, через его порог все, кто ходит, спотыкается. Недавно сын хозяйки шел, запнулся, ногу сломал, вот и позвали Варю, попросили глянуть, в чем дело.

— Так кости под порогом пусть выкопают, что там делать-то, — пожала плечами Лада.

— А ты думаешь, это так просто? Иди и выкопай, — Наташа скрестила руки на груди. Фима наконец-то собрала свои кубики и теперь стояла рядом с ними, растерянно переводя взгляд с Лады на Наташу. По углам комнаты копошились еще чертята — парочка расставляла кукол, один все пытался встать, но спотыкался за длинный хвост и падал, еще один прятался за ножкой стола, подглядывая за Фимой.

— Где Варвара сейчас?

— Должна прийти скоро.

— Я сама поищу, где она?

— Ты смотри, может, хватит меня обижать? — мягко улыбнулась Наташа. — А то я и правда расстроиться могу, хватит от меня сбегать-то.

— Где Варвара? — повторила Лада.

— Либо у того дома, либо в отделении, — Наташа хмыкнула, а затем отвернулась и отошла к окну.

Когда Лада выходила из дома, она подошла к чертенку, который до сих пор сидела на крыльце, и обняла его — от того пахло гарью и пылью, его кожа была сухой и горячей, рожки кололи подбородок. Чертенок удивился, закачался и чуть не упал со ступеньки, а Лада улыбнулась ему и пошла дальше.

Варвару она в итоге встретила на дороге между участком и домом Наташи. За прошедшие годы она тоже, казалось, изменилась мало, и Лада не хотела знать, какое колдовство Наташа применила, чтобы этого добиться, только черты ее стали более заостренными, еще более мальчишескими, чем казались раньше, и вся Варвара теперь состояла из острых линий и углов — серьезная, собранная, чуткая, в огромном пальто с широкими плечами и сапогами, в которые могло уместиться две Варвары.

— Здравствуй, — ей Лада улыбнулась искренне, чувствуя, как тугой узел, скоблящий его горло во время разговора с Наташей, потихоньку распускается.

С Варварой они провели почти неделю, слоняясь по разным домам, выехали несколько раз даже в соседние села — Лада только удивлялась: и откуда Варвара только узнает обо всех происшествиях?

Оказалось, что в основном через знакомых — там слово сказали, тут шепнули, и теперь Варвара и ищет мертвых, покалеченных, брошенных. Косточки детей, захороненные под порогом, достает, с банниками договаривается, кикимору из-за печи выгоняет. Все будто бы сначала обычные истории — кто-то умер где-то, кто-то руку сломал, кто-то на ровном месте споткнулся, а потом начинаешь выяснять — и уже смотришь, как домовой сидит на заборе и довольно ножками болтает.

С этим самым домовым они три дня провозились — домовой двух женихов у девушки извел, все в семью принимать не хотел, вот уже за третьего взялся: то икону с полки на голову уронит, то волосы спутает, то горшок с горячим супом на ногу опрокинет.

— И ты все еще не веришь? — поинтересовалась Лада, пока рисовала на стенах дома обереги.

— Не верю, — кивнула Варвара.

— Своими же глазами видела, как можно не верить?

— Мне кажется, ты не совсем права, — мягко возразила Варвара. — Что ты понимаешь под верой? Верить можно в Бога — ты ведь не знаешь, есть ли он взаправду, нет ли. Только верить можешь, что где-то он есть. Наташа часто об этом говорит, что Бога она не видела, но не может не верить, ведь он создал нас с тобой, эти дома, лес, реки, все. Но я не могу верить в нечисть.

— Я не очень понимаю, — призналась Лада. А сама подумала — неужели Наташа правда такие сказки Варваре рассказывала? Да разве же можно поверить, что Наташа в такое верила? Наташа, которая, кажется, знала обо всем, что творится, которая была жестокой, опасной.

И точно не была той, кто ходит по воскресеньям в церковь.

— Я вижу ее своими глазами, — объяснила Варвара. — Зачем мне верить в нее, если я знаю, что она есть?

Лада нахмурилась.

— Звучит странно.

— Наташа тоже так говорит, — рассмеялась Варвара. — Но мне кажется, что это логично. Я вижу тебя, видела вчера этого домового, значит, он существует, как и ты, но я же не верю в твое существование, я знаю, что ты есть.

У Лады даже голова заболела. От этих слов ощущалось смутное влияние книг Достоевского — точнее, вполне конкретных «Бесов», потому что только там в полифонию сливались сотни мыслей: странных, вычурных, запутанных. Что так жалобно поют — домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?

Или, может быть, это все было влияние Наташи — она вполне могла наговорить Варваре всех этих странных глупостей, просто так, из интереса, чтобы узнать, к чему это все в итоге приведет.

Вторая мысль почему-то напугала сильнее. Ладу в целом тревожила Наташа — непредсказуемая, знающая так много и от этого так сильно уставшая от мира, готовая на что угодно, лишь бы посмотреть на что-то необычное.

— Хорошо, — покачала головой Лада. — Считай, как хочешь.

— Мне мама то же самое сказала, — улыбнулась Варвара и села на лавку за стол.

— Кстати, как она? Получилось забрать ее из лечебницы? — вспомнила Лада.

— Умерла несколько лет назад, — сухо ответила Варвара. — Забрать-то я ее забрала, но все равно — ей давно все опостылело, она в последние месяцы сама не своя была, чудилось ей все что-то, боялась она кого-то, кричала много, разбила чашку, начала собирать осколки, вся изрезалась, так и сидела в крови, пока Наташа ее не нашла.

И тут Наташа!

— Мне жаль, — только и смогла сказать Лада.

— Ничего, — покачала головой Варвара. — Надеюсь, она сможет отдохнуть там, куда бы она ни попала.

— А ты не хочешь сказать ей, что Наташка эта могла ее мать убить? — вклинился голос. Одновременно с ним из угла за печкой показался домовой — тот самый, что недавно только на заборе сидел. Низенький, с бородой в пыли, в красном стареньком кафтане. Посмотрела на Ладу чутко, будто тоже голос услышал, а потом на Варвару взгляд перевел.

Лада, может быть, и могла бы сказать, да только вот какая разница? Варвара бы не согласилась уехать от Наташи из-за слов какой-то едва знакомой колдуньи. Да и Варвара это была другая — более нервная, более тревожная, пристукивающая ногой в нетерпении, с тенями, падающими на острые черты лица. Будто жизнь медленно ее покидала, а заместо души в тело приходило что-то мрачное. Иное.

— Вы можете выйти? — вежливо спросила Лада и присела перед домовым на колени. Варвара тоже обернулась к нему, но на пару секунд Лада увидела, как ее взгляд стал пустым, потерянным, будто ее сознание уходило куда-то и не сразу успело вернуться.

— А чево вам надобно? — прошамкал домовой.

— Поговорить бы, — попросила Лада.

Домовой бросил еще один заинтересованный взгляд на Варвару, но все же выполз окончательно и уселся на полу.

— Вам чем женихи-то не нравятся? — спросила Лада.

— Да все они неумехи потому что! — деловито объяснил домовой. — Руки как из жопы, ничево не могут, зачем за них Катеньку выдавать? — Катей звали ту самую невесту. Лада видела ее один раз — высокая, крепкая, с громовым голосом, что ж, может быть, и прав был домовой.

— А как вы понимаете так сразу, что плохие они?

— Так видно же, — сообщил домовой. — Видно.

— А если любит она его?

— Поэтому ей третьего подряд находят? Не, просто отец Катеньки боится, что ее скоро никто замуж не возьмет, и умрет она старой девой, вот и ищет ково-нибудь, — махнул рукой домовой. — Только я не допущу! Пусть только по любви мужа ищет, иначе никак!

— А если Катя в дом мужа переедет?

— За ней поеду! Она самая добрая: и кормит, и болтает со мной по вечерам, и досочки мне за печку подсовывает, куда ж я теперь без нее? — Лада уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как домовой замахал руками. — Ничево, ничево, я не буду просить ее задержаться, когда умрет, тогда умрет, но она же пока молодая девка, столько еще лет впереди! — а потом бросил еще взгляд на Варвару. — А вот тебя кто-то отпускать ой как не хочет.

— О чем вы? — Варвара удивленно приподняла брови и даже чуть вперед подалась.

— А подружка твоя, ведьма которая, она разве ж не пыталась смерть подчинить, чтобы тебя оставить рядом? — удивился домовой. — Потому больше и не суется ни к кому — знает, что может черти и дадут ей такой шанс, но мы уж точно убивцу не примем.

— Наташа никого не убивала, — возразила Варвара, и Лада увидела, как в ее глазах зажегся отчаянный свет.

— Ну, своими руками может и нет, — согласился домовой. — А чужими?

— И она не ведьма.

— А вот это уже глупости, — покачал головой тот. — Ведьма, точно знаю, от вас обеих так и разит колдовством, но от тебя, — он посмотрел на Варвару, — чужим и злым, — а от тебя, — и он перевел взгляд на Ладу, — своим и пока что не очень злым, тут уж тебе выбирать, куда повернуть дальше.

Варвара встала со скамейки и сделала пару шагов назад.

— Глупость.

— Мое дело — сказать, — домовой поднялся, отряхнул бороду, кивнул Ладе. — В общем, пошел я, Катеньке передайте, что только по любви мужа приму.

И скрылся за печкой.

— Это все чушь, — повторила Варвара.

— Не думаю, — покачала головой Лада.

— Кого Наташа могла убить? — Варвара перевела на нее взгляд — испуганный, почти безумный.

— Твою мать, например.

— Зачем?

— Чтобы продлить тебе жизнь. Она же колдунья, потому еще много лет проживет, а ты умереть можешь, — объяснила Лада и начала собирать кисти, травы, чашки для отвара, которым она узоры призывные рисовала.

— Этого не может быть.

— Спроси у нее сама, — устало попросила Лада. — Она любит отвечать на вопросы, так что должна рассказать.

Варвара унеслась сразу — не стала дожидаться семьи Кати, чтобы передать им ответ домового, саму Ладу, — только дверь хлопнула, впуская в комнату стылый зимний воздух.

Лада закончила дела в доме и пошла за ней. Медленно — она никуда не торопилась и, в сущности, почти не переживала за итог разговора. А какая ей разница? Конечно, Варвару жалко, но казалось почему-то, что она и сама способна разобраться. Стоило, конечно, раньше понять, что на уме у Наташи — та явно уже давно планировала что-то подобное, столько восторга и садисткого желания узнать, что получится, было в ней, когда она говорила, что не будет смотреть судьбу Варвары. Наташа любила людей, у которых должно было быть сложное будущее, но наверняка она уже тогда интересовалась, что будет, если в это будущее не заглядывать совсем. А теперь вот, у нее сразу три эксперимента — Саша, Фима, Варвара.

И мало ли, что Наташа будет делать с ними дальше.

Снег хрустел под ногами, где-то слышался детский смех, где-то — ругань рабочих.

— Тебе ведь тоже было интересно, что из этого получится, — прошептал голос. — Потому ты ее и не остановила.

— Замолчи, — попросила Лада.

— Сейчас-то ты не сможешь меня игнорировать, так что уж давай, отвечай.

— Это не так. Я не хотела, чтобы Варваре было больно.

— Но ты ведь тоже уже не такая, как Варвара или, например, эта Катя. Сколько тебе сейчас? Около пятидесяти? А выглядишь ты на двадцать с небольшим.

— На тридцать, — обиженно возразила Лада, хотя, конечно, знала, что младше.

— Ну-ну, — хмыкнул голос. — Ты уже воспринимаешь этот мир иначе, тебе тоже интересно, что будет дальше, как и Наташе.

— Она сумасшедшая.

— Не сильнее тебя.

Слышать это было больно. Очень больно, на самом деле. Ладе пришлось остановиться и перевести дыхание — то выползало с трудном, застревая комочками где-то в горле.

— Как думаешь, что она сделает с Варварой?

— Ничего. Ей же еще хочется узнать, чем все закончится.

Когда Лада дошла до дома Варвары, та сидела на крыльце. Вокруг была кровь — много крови, столько, что, казалось, тут убили несколько сотен человек. Та впиталась в снег, в одежду Варвары, в ее кожу.

Варвара улыбалась.

— Я рада, что ты пришла, — сказала она. — Думала, ты опоздаешь.

— Ты... Это твоя? — Лада присела рядом с ней на корточки и взмахнула руками в надежде понять, где та ранена.

— В основном да, — спокойно кивнула Варвара, убрала руки от груди, распахнула пальто — вся грудная клетка была раскурочена, кости переломаны, а на бьющееся с каждой секундой все медленнее теперь падали снежинки. — Я не умерла. — Констатировала Варвара пусто.

— Это ты с собой сделала?

Варвара хрипло рассмеялась, и на подбородок изо рта вытекло несколько струек крови.

— Я попросила Наташу ударить меня ножом. Она ударила, но я не умерла, и тогда мне стало интересно — а что нужно сделать, чтобы это закончилось?

— Но почему? — прошептала Лада, пытаясь руками свести края раны обратно. Если Варвара до сих пор не умерла, то еще должен быть шанс, верно? Она сможет срастить все обратно, все будет хорошо.

— Потому что я не хочу, чтобы Наташа губила свою душу, ставя свои опыты над людьми.

— Она тебе сказала, — поняла Лада.

— Да. Она сейчас в доме, можешь попросить ее выйти? — Варвара мягко улыбнулась — совсем как в тот, первый день, когда они также сидели у дома, только в крови была Лада. И Лада не умирала. — А еще ты можешь пообещать кое-что?

— Конечно, — кивнула Лада.

— Если в будущем появится человек, который захочет заниматься тем же, чем я, помощью людям и нечисти, то ты можешь поддержать его? Или ее, — Варвара взяла ее руку в свою. — Я не прошу у тебя, знаю, что ты не согласишься, но если вдруг захочет кто-то еще, то помоги, ладно? Чтобы у них у всех была возможность... Чтобы их выслушали, — и по ее подбородку потекла еще одна струйка крови.

Лада встала и зашла в дом — Наташа стояла посреди комнаты: за ее спиной валялась разбитая люстра, стол оказался перевернут, некоторые доски пола выкорчеваны, посуда, точнее, осколки от нее, валялись рядом. Одна Наташа оставалась прежней — прекрасной, в идеальном платье, с идеально заколотыми волосами, с мягкой, ласковой улыбкой. Только на подоле остались алые брызги.

— Варвара просит тебя прийти к ней, — пусть и Наташа была виновата, Варвара заслуживала того, чтобы умереть так, как хочет. Пусть даже перед смертью она хочет видеть Наташу.

Та медленно кивнула и вышла.

Несколько минут стояла полная тишина — только ветер гулял по дому, стуча в ставни, да испуганно дышали прятавшиеся в шкафу Саша и Фима. К ним Лада не пошла — успеет еще. Сейчас она прислушивалась к каждому звуку и сама чувствовала себя ставней, которую распахнули и теперь она мотается из стороны в сторону, звеня единственным уцелевшим стеклом.

Через пару минут раздался ужасающий крик.

Бумаги, лежавшие в шкафах, разлетелись по комнате, пережившие первую ссору стекла разбились, дверь со всей силы врезалась в стену и вылетела из петель, упала с оглушительным грохотом на пол. Кубики выкатились из угла: буква «С» долетела до шкафа, «М» остановилась у ножки стола, «Е» чуть не выпала наружу, «Р» угодило в осколки, «Т» успел схватить чертенок, «Ь» добрался до ног Лады, и она пнула его, когда шла к выходу.

Наташа сидела на лестнице и кричала, закрыв лицо руками. Снегопад все усиливался, деревья качались под напором ветра, пятно крови от ног Варвары расползалось все быстрее.

— Это ты виновата, что все так закончилось, — неумолимо сказала Лада.

Наташа несколько минут не отвечала ей — крик ее почти стих, только плечи тряслись, будто она плакала.

— Может быть, так и лучше, — сказала наконец она. — Рано или поздно Варя бы умерла, она же все еще была человеком. Или стала бы тварью, как мы, а я этого не хотела.

— Поэтому убила ее мать, чтобы продлить ей жизнь?

— Эта старуха все равно последние дни доживала, — фыркнула Наташа. — А Варя должна была жить. Она была... Другой, понимаешь? Я увидела ее впервые, когда только замуж за ее брата выходила, сразу подумала — какая интересная девушка. Все хотела подглядеть ее будущее, но сдерживалась. А если бы я узнала, как думаешь, изменила бы что-то? Или будущее не меняется, а я просто знаю, что будет дальше, но ничего поделать не могу?

— Не знаю, — пожала плечами Лада и подошла ближе. — Что ты будешь делать дальше?

— Тебя это не касается.

— Меня нет, но Саши и Фимы — да.

— Фиму верну матери, Сашу в приют.

— Ты хочешь умереть? — удивилась Лада. — А как же твое желание посмотреть, что будет дальше?

— А вот ты за меня и посмотришь, — Наташа посмотрела на нее — по-настоящему спокойно и ясно, уверенно. И глаза ее были не совсем темными, а так — в грозовое небо, когда тучи постепенно расходятся, оставляя после себя умытую землю. — Расскажешь потом, когда в аду встретимся, чем все закончилось. А дети эти... Опасные они, опасные, но ничего не поделать, суждено им так — стать оружием чего-то плохого, злого, не убережешь ты их.

— Может быть, не так все будет.

— Все так, — покачала головой Наташа, а потом пошла обратно в дом. Через два дня Лада узнала, что он сгорел, а на пепелище нашли тела двух женщин — и у одной из них была вывернута грудная клетка.

***

Когда Лада приходит в себя, что-то давит на нее со всех сторон — прижимает руки к телу, опускается на грудь, заставляя дыхание вырываться тяжелыми короткими очередями. В нос забивается кирпичная крошка, Лада несколько раз пытается вырваться и наконец-то разрывает руками тишину.

— Почему я не помнила об этом? — шепчет она, осколки прокатываются по горлу, заставляя закашляться. — Что ты сделал?

— Я не хотел, чтобы ты страдала, — спокойно отвечает голос. — Ты помнила об этом, просто не хотела... чтобы тебя это тревожило. Тебе давно бы стоило понять, что я ничего не делаю сам. Все, что происходит вокруг тебя — только ты этому виной.

— Ты сделал меня колдуньей.

— Ты хотела прожить как можно дольше, чтобы увидеть результаты своих трудов, твое желание призвало меня.

— Нет.

— Отрицание тебе не к лицу.

Лада переворачивается на живот и начинает кашлять еще сильнее, пока на бетонный пол не падают перемешанные с кровью стекляшки. Она опускает голову и закрывает глаза.

— Я правда помогла Алтае создать отдел. Значит, и судьбы Саши и Фимы сбылись?

— А ты помнишь, как зовут жениха Светланы? А как звали тех женщин из деревни, куда уехал Кий? — насмешливо интересуется голос.

Саша Волков. Прасковья, Рада... Серафима.

— Не может быть, — шепчет Лада, облизывает губы, сплевывает оставшиеся крошки.

— Наташа никогда в предсказаниях не ошибалась.

— Значит, Саша тоже служит кому-то? Не он сам увез Свету?

— А это уже не твое дело, а Алтаи, — хмыкает голос. — Она и разберется, а тебе нужно заниматься тем, во что ты вляпалась сейчас.

— И мое тоже! — начинает протестовать Лада, как вдруг чья-то рука гладит Ладу по голове. Она резко дергается, приподнимается на руках, ищет взглядом того, кто это сделал.

— Наконец-то ты пришла, — рядом с ней садится немолодой мужчина с аккуратной седой бородкой, с крестом на шее. — Теперь и нам пора поговорить.

***

Аленка приезжает к Владлене Андреевне в третий раз с четким предложением — съезжайте от мужа. Ее имя она узнала во второй, когда пришла поговорить, а застала сцену драки. Пришлось вмешаться — и потом Олимпиада Андреевна еще долго причитала и охала, нанося мазь ей на ранки.

— Уходите от него, — просила тогда Аленка.

— Да куда ж мне, — покачала головой Владлена Андреевна.

Сейчас Аленка несет ей ответ — куда. Пока что на временную квартиру, которую они нашли с Барсуком и на которую Аленка пообещала пожертвовать часть своей зарплаты и премию, потом, как найдет работу подальше от старого дома, в другое место.

Внутри скручивается тугой нервный ком — а что могло случиться за те пару дней, пока ее не было? Может быть, муж ее убил? Может, убил кого-то другого? Может...

Да вообще что угодно может, потому Аленка и почти бежит, распугивая мамочек с колясками и голубей: через двор, перепрыгивает через ступеньки, спотыкается за брошенную чем-то палку, влетает на этаж, звонит в дверь.

Где-то внутри все еще клокочет обида, злость, что Владлена Андреевна могла видеть, могла знать, что ее муж сделал со Стасей, но Бог ведь учил помогать всем. Бог поможет Стасе, Бог простит Владлену Андреевну.

Аленке ее прощать совершенно не обязательно.

— Я знаю, куда вы можете переехать, — говорит она сразу, как Владлена Андреевна открывает дверь — у нее на лице два новых синяка, глаз покраснел, волосы растрепаны, но она жива.

Жива.

И это главное.

— Я же просила больше не приходить, — выдыхает та.

— А я пришла. И уведу вас с собой.

— Ты не сможешь мне помочь.

— Если вы не позволите, то конечно не смогу! — начинает злиться Аленка. Вот поэтому мама ей говорила быть смиреннее — никогда она не умела принимать так спокойно и мягко чужие недостатки и чужую глупость.

Владлена Андреевна смотрит на нее удивлено и чуть испуганно.

— Я не могу.

— Почему?

— У меня будет ребенок.

— У моей младшей сестры тоже мог быть от него ребенок, — сурово отвечает Аленка, и внутри у нее все холодеет, когда она говорит об этом вслух.

Не было, не будет — но внутри будто образуется корочка льда, когда она думает, что Стася могла с таким столкнуться.

— Я в этом не виновата.

— Вы знали, что произошло. Вы видели. Может быть, не только мою сестру, но и кого-то другого.

— Я ничего не могла сделать! Он меня бил! — Владлена Андреевна прижимает руки к груди, будто пытаясь защититься.

— Но вы можете сделать что-нибудь сейчас, — отвечает Аленка. — Вы можете от него уйти.

— Но это не поможет другим девушкам, тогда какая разница?

Аленка закатывает глаза и видит иконы, стоящие на полке на шкафу у входа. Прости меня, господи, я согрешила.

— Им помогу я. И найду, за что его посадят. Но вы должны уехать и научиться жить самостоятельно.

Они так и стоят у двери — Владлена Андреевна теребит воротничок платья, Аленка расправляет туфлями полосатый коврик на полу.

— Мне нужно собраться.

— Собирайтесь.

— Тогда заходи завтра.

— Я подожду тут, — и Аленка садится прямо на этот полосатый коврик, скрещивает ноги в позе йоги — мама недавно начала заняться по книжкам, которые ей подарила коллега. Стася все смеялась и говорила, как же это сочетается с верой, но мама противоречий не видела и считала, что все вполне логично.

Владлена Андреевна фыркает, но выгонять не начинает. Около трех часов она бегает по квартире, собирает вещи: в сумки, в авоськи, в мешочки. Сначала платья, потом рубашки, сверху запихивает туфли. Потом книги, фарфоровые котята, посуда — кружочки, цветочки, снова котята. Пытается запихнуть телефон, но тот выпадает, цепляется проводом за туфли, тянет их за собой, и вся гора вещей разваливается. Владлена Андреевна начинает заново.

Аленка берет книжку, выпавшую из кучи, и начинает листать — русские народные сказки. Иллюстрации Билибина. Василиса с черепом, у которого светятся глаза.

— Мамина еще, — поясняет Владлена Андреевна. — Она очень эти сказки любила.

— А моя мне в детстве жития святых читала.

И примерно лет до семи Аленка была уверена, что если ее не пронзит стрела, или если она не умрет трагически от болезни, то попадет в ад. Одноклассник, которому она рассказала это в первый же день знакомства, дразнил ее до конца года.

— Интересно, наверное, — неловко отвечает Владлена Андреевна.

— Очень, — сухо кивает Аленка. — Вы закончили?

— Еще немного.

Дальше Владлена Андреевна пытается собрать ложки, коробку печенья, банку с нитками. Те не влезают, приходится выложить двух фарфоровых котиков. Не влезают все равно, третий котик, которого она начала вытаскивать, разбивается. Владлена Андреевна бежит за веником.

Хорошо, что Аленка приехала на машине.

— А куда мы пойдем-то? — спохватывается Владлена Андреевна.

— Я вам квартиру нашла.

— Просто нашла? — подозрительно щурится та.

— Отдала часть зарплаты. Это дело моего отдела, начальник помог.

Владлена Андреевна, кажется, не успокаивается, но вопросы задавать перестает. Выкидывает осколки котенка в мусорку, выкладывает коробку с печеньем, запихивает в мешок котят обратно.

Когда она выходит из квартиры, Аленка кладет в угол открытую коробку и шепчет домовому:

— Не обижайся на нее, хочешь, переезжай тоже.

В машине Аленка говорит:

— С ребенком все хорошо будет, я помогу, может быть, мои коллеги тоже. Моя мама тоже нас с сестрой фактически одна растила.

— Ты ведь меня презираешь, зачем тебе мне помогать? — хмыкает Владлена Андреевна.

— Потому что неважно, что сейчас чувствую я. Я могу и должна вам помочь, потому что вам плохо, и я это сделаю.

— Странно как-то.

— Ничуть. Может быть, однажды вы поймете, — и Аленка улыбается ей мягко и спокойно. — Когда вам самой станет проще и спокойнее, и вы сможете спасти не только себя, но и других.

Вечером, когда Аленка убеждается, что Владлена Андреевна разложила все вещи и точно не убежит обратно к мужу, она едет к его работе.

Кузнецов Семен Федорович, работает слесарем, сорок два года. Когда Аленка закрывала глаза, она видела его досье, когда открывала — тоже. Его имя преследовало ее, она его ненавидела, она хотела, чтобы тот умер.

Мама все вздыхала и просила так не злиться, но Аленка думала — если она попадет в ад за убийство, то так тому и быть. Может быть, они будут в аду вместе с Ладой.

Семен выходит с завода одним из последних — кричит кому-то вслед слова прощания, покачивается, спотыкается за кирпич. Аленка тихонько едет рядом, пока тот не доходит до первой же подворотни, а потом выходит из машины.

Первый удар приходится Семену в челюсть, второй — в глаз. Тот начинает вопить, и она ударяет его в живот — у Семена прерывается дыхание, и Аленка бьет его коленкой в лоб. Тот падает на землю.

— Снова ты, — шипит он.

— Снова я, — кивает Аленка.

— Тварь мелкая.

— Хуже тебя быть сложно.

— Ты все равно меня не убьешь, так чего стараешься? — он сплевывает кровь на землю.

— Не убью, — кивает Аленка. — Просто хочу, чтобы тебе тоже было больно.

Семен бросает взгляд на крестьян, выпавший из-под футболки.

— Твой Бог тебе этого не простит.

— И не нужно.

Интересно, предполагала ли Лада, что все закончится именно так тогда, когда они только говорили о возможности найти напавшего на Стасю? Скорее всего, да, потому что это же Лада — она всегда знала чуточку больше, чем остальные.

Но все равно сказала Аленке пойти и найти его.

И Лада ее простит. Этого будет достаточно.