Глава 11. Что было раньше
Лада уходит из дома, пока они с Аленкой пытаются поговорить с пьянчужкой, и не возвращается утром. И через пару дней тоже не возвращается. И через неделю.
Аленка дважды приходит к заброшке, бегает по первому этажу, но ни она, и сам Родион так и не находят дороги на второй этаж и выше — как корова языком слизала. Нет — и все тут. И Лады тоже нет.
Если бы Родион умел, он бы поддержал Аленку, но у него не получалось. Аленка плакала, потом ругалась, а потом стала реже появляться в отделе и, кажется, вернулась к семейным проблемам. Родиону было плевать, откровенно говоря. Все равно слезы Аленки Ладу не вернут.
Как назло, Алтая тоже не отвечала — думать о том, что ее тоже сожрала какая-то неведомая хтонь, не хотелось, да и не верил Родион, что та могла бы это допустить, поэтому решил так: будет звонить раз в день, либо Алтая ответит, либо... Ну, значит, так тому и быть. Отчет потом ей напишет — проебал напарницу, а перед этим поссорился с ней. Нет, честно, не я убил и не попытался прикопать за городом, там и так хоронить негде — одни сплошные кости, только если сидеть и ждать, когда какая-нибудь тварь выползет из земли, и занять ее место.
Еще и Олег раздражал — тому в голову втемяшилось, что Родион переживает за Ладу, а потому он постоянно пытался его успокоить. Уверить, что с Ладой все хорошо.
— Она справится, — говорил Олег.
— И давно «справляться» означало пропасть в мерзком домишке, который ржет людей годами? — едко отвечал Родион.
— Лада не обычный человек.
— Я знаю, — она выпала с седьмого этажа, а потом на своих ногах убежала из его квартиры. Он видел. Он злился.
Он помнил, как крепко обнимал ее в ночь, когда Лада впервые сунулась в дом, и потом, когда та упала с балкона, и как ее дыхание щекотало ему шею. А потому злился еще сильнее.
Он так и не спросил у Олега, что случилось в тот день. Чувствовал, что Лада не просто так упала — не могла она такого сделать. Он была иногда абсолютной дурой — но не настолько же, чтобы падать с балкона? А мог бы.
Правда, не факт, конечно, что Олег бы рассказал. Он давно уже начал отстраняться от Родиона — если раньше крутился почти постоянно рядом, то теперь вечно где-то пропадал.
Сначала Родиона бесило, что Олег вот так вот от него не отлипал — потому что Олег был шумным, болтливым, от него часто пахло какой-то дрянной самогонкой. Теперь Родиона бесило, что Олег почти не приходил домой.
И самогонкой от него пахнуть перестало — но это был, очевидно, плюс.
В общем-то, что делать дальше, Родион решительно не представлял. Барсуку он настрочил пять страниц подробного описания, как они с Ладой героически искали пропавших девушек, а потом Лада... ну, тоже пропала. И девушек они не нашли — но те мертвы, в этом Родион был уверен.
Он сам ходил к дому еще несколько раз, пытался залезть выше через окна, даже один раз лестницу притащил — все бестолку, еще и с лестницы свалился, и Олег долго смеялся, когда нашел его вечером, сидящим на полу у раздербаненной аптечки: впрочем, зеленку Родион так и не нашел, потому отомстил за себя, послав Олега ее покупать.
— Что будешь дальше? — спрашивает его Олег, пока мажет лоб зеленкой.
— Подожду Алтаю.
— А ты уверен, что она вернется?
— Почему ей не вернуться? У нее тут работа, команда, — искренне удивляется Родион.
— А там Света.
— Алтая может вернуться с ней.
Олег пожимает плечами.
— И что, до ее возвращения ты будешь сидеть, сложив лапки?
— А какие еще варианты есть? — Родион вдруг понимает, что Олег водит по его лбу в каком-то странном порядке, явно рисуя не просто решеточку, а потому моментально подрывается и несется к зеркалу.
На лбу криво написано: «Дурак», а рядом пририсовано сердечко.
— Ты чего натворил, — ошарашенно шепчет Родион, а потом голова, которой он совершенно неудачно приложился, пока падал, начинает кружиться, и приходится опереться на стену.
— Зато отражает твою внутреннюю сущность.
— А сердечко зачем?
— Там еще место свободное оставалось, иначе некрасиво бы было, — Олег подходит к нему и аккуратно берет под локоть.
Родион вздыхает и утыкается лбом ему в плечо. По-хорошему, не стоило злоупотреблять расположением Олега и его готовностью быть рядом, но ведь кроме этого самого Олега рядом никого больше не осталось.
— Так что мне теперь делать?
— Зайди с другой стороны, — предлагает Олег. — Поищи не людей, а мертвых, они-то наверняка знают о том, что творится в том доме, больше.
Родион моментально напрягается.
— Я не собираюсь с ними сотрудничать.
— Я помню, — кивает Олег. — Но иначе уже никак. Ты же не хочешь, чтобы Лада пострадала?
Родион не хочет и отчаянно мотает головой. Он может относиться к Ладе как угодно — но он не может позволить умереть от рук нечисти еще хоть одному близкому человеку.
Олег обнимает его — крепко, уверенно, обещая, что все будет хорошо. Он давно не обнимал Родиона — то ли стыдно было, то ли чувствовал, что Родиону не понравится.
Но он скучал, вообще-то. Правда.
Иронично, конечно, что ради этого ему пришлось остаться одному.
— Завтра сходим и поищем, — обещает Олег.
— А сегодня?
— Сегодня ты лежишь и отдыхаешь, не хватало, чтобы ты свалился в первую же яму с мертвяками.
Родион обиженно фыркает.
— Тут я, между прочим, милицейский с огромным опытом, а не ты.
— Прямо сейчас ты дурак с сердечком.
И Родион почти против воли улыбается. Будет очень странно сказать Олегу, что он по нему скучал? Что ему так не хватало вот таких их разговоров? И присутствия Олега рядом, хотя бы просто в квартире, тоже?
Определенно очень странно. Олег же всегда и так тут был.
Вечером Олег куда-то исчезает, но утром Родион находит его спящим рядом с собой на кровати — скинув на пол одеяло и подушку. Приходится аккуратно перелезть — Олег выглядит уставшим, пахнет от него землей и чем-то горелым. Интересно, где он пил сегодня?
К моменту, когда Олег выползает на кухню, Родион успевает приготовить завтрак, собраться, найти у себя бумажки с записями, где какая нечисть у них в Москве живет, и теперь сидит за столом и осуждающе пьет чай. А потом осуждающе опускает чашку на столешницу.
А потом вспоминает, что еще вчера он радовался, что Олег теперь снова рядом, а дареному коню... Да там никаких зубов не останется, если продолжит столько пить!
— Ты чего? — удивляется Олег.
— Ничего, — сухо отвечает Родион, а потом давится чаем и начинает кашлять.
Олег пожимает плечами и садится рядом. За прошедшее время у него сильно отрасли волосы, и теперь он собирает их в маленький смешной хвостик на затылке, а еще он сильно похудел — и футболка, которая раньше сидела на нем идеально, теперь неаккуратно висит.
Родион задумчиво проводит пальцем по ободку чашки, но ничего не говорит. Наверное, он мог бы произнести какую-нибудь отповедь, объяснить, что нельзя так себя гробить, но разве у него есть такое право?
— Откуда начнем? — спрашивает Олег.
— Тут недалеко живут вампирки, попробуем сходить к ним.
Эти вампирки были подругами Алтаи — та пару лет назад спасла их от тюрьмы, а за это они пообещали не быть осторожнее и не убивать по возможности людей. Одну звали Аглая — древняя и, как она рассказывала, заставшая еще поход Тохтамыша на Москву. Она была резкой, язвительной, удивительно злой девчонкой, за что Родиона очень бесила, но Алтая ее обожала. Вероятно, именно за то, что она бесила Родиона. Вторая была совсем юная, кажется, умерла в начале девятнадцатого века — ее звали Ритой, и Родион подозревал, что второй раз они не попали в тюрьму только потому, что Рита своими спокойствием и мягкостью уравновесила вечно готову бить лица Аглаю.
Рита же и открывает им дверь — ласково улыбается, пропускает внутрь.
— Вам что-то нужно? — сразу спрашивает она.
— Хотели бы обсудить одну ситуацию, — кивает Родион.
— Аглаи сейчас дома нет, она придет попозже.
И слава богу, думает Родион.
— Ну и ничего, — говорит он вслух. — Ты знаешь что-нибудь о пропавших девушках? Может быть, у вас кто-то где-то о чем-то похожем говорил?
Рита задумывается и начинает водить пальцем по столешнице.
— В Москве много кто пропадает, — в итоге отвечает она. — Тут сложно вот так сориентироваться. Да и не так уж и много мы с кем-то общаемся.
— А сколько сейчас в Москве вампиров?
— Около десяти, думаю, — отвечает Рита. — Раньше было больше, но сейчас многие в Ленинград переехали, им там больше нравится почему-то. Вот мы с Аглаей, еще Вера и ее дом, там девушек пять живет, Кирилл... И Митя, — она неловко пожимает плечами. — Но Митя уже давно живет в Подмосковье, к нам только иногда заезжает, больше к Вере в гости, а Кирилла у нас тут не очень любят, ну... Ты знаешь.
Родион знал — это была причина, почему Аглая чуть не загремела в тюрьму. «Домом Веры» называлась большая коммуналка, где жили совсем юные вампирки — девушки, изнасилованные и обращенные Кириллом в семидесятые. Первую девушку, Валю, Кирилл случайно зарезал сколком стекла, пока та сопротивлялась, испугался, что ее тело найдут и так выйдут на него, вот и обратил, а дальше ему, кажется, понравилось.
Сначала на него вышла Аглая, а потом и их команда — Кирилла они, правда, поймать не успели, он сбежал куда-то из города, но Алтая ждала. И Родион знал, что рано или поздно она того поймает.
Так появился и дом Веры — Вера была девушкой Кирилла, той, кто и сделал его самого вампиром, а потом, когда она узнала все, что сотворил ее бывший жених, Вера бросила все свои силы на то, чтобы хоть как-то исправить им сотворенное. Родион злился на Веру — как можно было не понять, что она влюбилась в такую мразь? Но Алтая никогда ее не осуждала и говорила, что Вера ни в чем не виновата и не могла заранее знать, чем все закончится.
— Когда ты в последний раз про Кирилла слышала?
— Аглая говорила, что он возвращался месяц назад ненадолго, но потом снова уехал. То ли встречался с кем, то ли хотел с Верочкой снова поругаться, — отвечает Рита. — Ты думаешь, это он?
— Кирилл трус, — морщится Родион. — И нихрена не умеет. Так что нет, не он. Но Кирилл может знать, где всякая падаль вроде него собирается.
— Можете Аглаю подождать, она больше знает. Или к Верочке сходить.
Рита оборачивается на начинающий свистеть чайник, Олег пугается ее резкого движения, дергается, врезаясь локтем в шкаф, и с верхней полки падает бюст Ленина.
— Ленин очевидно с нами не согласен, — фыркает Олег.
Родион пить чай с вампирками не рисковал — мало ли, вдруг они туда свою кровь подмешают, но вот Олег оказался не против. Поэтому оставалось только пилить его недовольным взглядом, намекающим, чтобы Олег хлебал быстрее. Рита, кажется, не чувствовала неловкости — либо ей правда было все равно. Она качала ногой, раскладывала печенье на блюдечке и болтала что-то про новые книжки, которые завезли в библиотеку, где она работала.
— А вот скажи, — вдруг начинает Родион. — Как долго вы можете жить?
— Вампиры?
— Вампиры, ведьмы, оборотни, — Родион неопределенно машет рукой.
— Ну, у всех же по-разному, — мягко улыбается Рита. — Но, знаешь... У всех свой срок есть.
— И какой это срок?
— Даже мы устаем, — Рита начинает перекладывать печенье в башенку. — Когда уже ничего не хочется — только чтобы это все прекратилось. Иногда такой момент наступает быстро, иногда, если рядом есть те, кого мы любим, то он может растянуться на века. Есть существа, которые зависят от других людей — вы нас оттолкнете, и мы умрем.
— А ведьмы из таких?
— Конечно нет, — смеется Рита. — Они всегда были очень независимыми. А почему ты спрашиваешь?
Родион мог бы осклабиться и выдать что-то вроде: «Да жду, когда вы уже все передохнете», — но говорить такое столетней вампирке, которая пусть и строить башенку из печений на тарелке с ромашками, может загрызть за пару секунд, опасно.
Да и не хочется, наверное. Не Рите — она таких слов не заслужила.
— Интересно просто.
— Как у вас в команде дела? — чутко уточняет Рита.
— Да нормально, — Родион наступает на ногу Олегу, бросившему на него удивленный взгляд. Какой бы Рита не была хорошей, это не ее дело.
— А почему ты тогда один пришел? — Рита видит замешательство на его лице и мягко улыбается. — Не нужно рассказывать, если не хочешь.
Родион снова смотрит на ее руки — на каждом пальце по кольцу, от запястий вверх ползут ожоги. Кажется, Алтая рассказывала, что до обращения Рита была очень набожной, а потому не сразу приняла новое для себя состояние, все кричала, что не хочет так жить, а потом попытались облить себя святой водой.
— Мы пойдем, наверное, — неловко отвечает ей Родион. — Если вы с Аглаей что-нибудь узнаете, можете позвонить в отдел или... Ну, в общем, не думаю, что нас сложно найти.
Рита провожает их до двери и тянется легонько обнять, но соглашается только Олег. Та ему улыбается, что-то шепчет на ухо, потом отстраняется. Когда они уже спускаются вниз, Родион спрашивает:
— Что она тебе сказала?
— Кто?
— Рита.
— Она ничего мне не говорила.
— Да вот только что, — хмурится Родион.
Олег удивленно пожимает плечами.
— Ничего такого, просто попрощалась.
Если Родион чему-то и научился за годы службы, так это понимать, когда от ответа пытаются уйти — но это же Олег, что тот может от него скрывать?
Они познакомились еще в старшей школе: Олег был главным местным задирой — шпынял мелочь, таскал в школу сигареты и дрался за гаражами, а потом приходил весь в синяках, — а Родион только пришел в новую школу. Его отца перевели в Москву после нескольких лет примерной службы в городе-полигоне, Родион так и не узнал, что там конкретно испытывали, но мама очень обрадовалась, когда отец сказал, что они могут переехать.
Подрались они с Олегом в первый же день — Родион полез защищать каких-то пятиклашек, слово за слово, кулак за кулак. Победил, кстати, Родион, за что потом Олег его чуть со свету не сжил — его и караулили по вечерам, и с лестницы толкали, и грязную воду из цветочных донышек в портфель выливали.
А потом как-то сгладилось все. Точнее, не сгладилось — просто Родион устал от них прятаться и решил, что, в сущности, хуже себе не сделает, если просто попытается с Олегом подружиться.
Это было выгодно — от него бы отстали, он бы получил защиту от других уличных банд. Мама всплескивала руками, отец ругался и даже пару раз ходил в школу, но Родиону было все равно — от него наконец-то отстали. Было все: была Москва — громадная, шумная, яркая, кричащая, совсем не похожая на крохотный голодный городок на севере, были друзья — с которыми можно было шататься по улицам до самой ночи, обсуждать училок, глупых девчонок и раздражающих одноклассников, был Олег — смешной, болтливый, который мог залезть на четвертый этаж по карнизам, когда Родиона заперли дома, а потом они всю ночь сидели у него в комнате, играли с Ласточкой — кошкой, которая умерла, когда Родион поступил в военное училище, и старались громко не смеяться, потому что могла услышать мама. Через пару месяцев Родион понял, что не услышала бы — она все чаще пила какие-то таблетки, от которых клонило в сон, а отец все чаще приходил с работы после полуночи; с которым они впервые пили в свои шестнадцать, а потом валялись на какой-то клумбе и смеялись, а впереди были столько всего.
Когда отца убили — выстрелили из угла, пока возвращался с работы, когда мама перепила в один день тех таблеток, не в силах оставаться одной, рядом с Родионом тоже был только Олег. Притихший, обнимающий его, плачущего, занимающий похоронами — прошедшими почти подряд.
Квартиры у Родиона не было — должны были дать постоянную, но отец умер раньше, — денег особо тоже, потому что из своего городка они привезли по чемодану самого нужного, а в Москве так и не успели обжиться как следует, так что даже продавать нечего было.
Оставалась только коллекция маминой гжели, которую Родион в полном составе перетащил в квартиру Олега, и та до сих пор стояла у него в шкафу, и они по очереди раз в неделю протирали с нее пыль.
Иногда Родион думал — какой бы была его жизнь, если бы тогда он не познакомился с Олегом? Он бы остался хорошим, мирным мальчиком, который получал одни пятерки и закончил музыкальную школу — а не стал бы «мудаком», как его постоянно называла Лада, и одна была одна и самых приличных версий того, кем она его считала.
Но тогда он остался бы совсем один потом — так что же было лучше? Оставаться одну или стать мудаком?
Родион считал, что второе.
Кроме того, Олег-то от него так и не отвернулся, хотя мог, столько раз мог. И выгнать из квартиры, и перестать разговаривать — а уж сколько раз они ссорились, особенно когда все же детские шалости Олега перешли во вполне взрослые пьянки, угнанные тачки и разборки взрослых банд? А он не выгнал.
Так что пусть уже будет так, как сейчас — главное, что Родион будет знать: Олег точно на его стороне.
— Хорошо, — кивает Родион. Попрощались так попрощались.
— Куда теперь?
— Стоило бы к Аглае сходить, потому что она точно побольше Риты знает, — Родион задумчиво пожимает плечами. — Но едва ли она копалась в проблемах всякой хрени в городе, максимум — про Кирилла побольше знает.
— Почему?
Родион поджимает губы. Олег знал многое из их работы — и чем они занимаются, и кто в Москве живет, его довольно часто таскали на разные задания: сначала потому, что нужна была его помощь, потом — потому что сам просился. Аленка даже как-то пошутила, что стоит его тоже к ним принять на работу, на что Лада с Алтаей в один голос ответили: «Нет!», — но все же во все подробности его не посвящали.
— Аглая все же правда очень старая и многое знает. Может, побольше нашего. Алтая часто у нее советы спрашивает, если совсем туго становится.
— Тогда пошли поищем ее?
— Пошли, — растерянно кивает Родион. В конце концов, а что он теряет?
— А почему ты не мог просто подождать ее у Риты дома?
— Потому что она не захочет рассказывать все подробности при Рите.
Аглая ее берегла — Алтая много раз говорила, что охотнее что-то рассказывала та один на один, без Риты. Это было смешно — оберегать девчонку, которой под сотню лет, но Родиону было, в сущности, все равно.
Разве что, конечно, это ужасно мешало в расследованиях.
— Подождем у дома, — они обходят его так, чтобы Рита не видела в окно, и располагаются на турниках — те очень старые и облезлые, Родион брезгливо косится на них, а вот Олег легко прислоняется и прикрывает глаза.
— Потом вся кофта будет в краске, — предупреждает Родион.
— Да ладно, она все равно старая.
— Ага, тогда, когда будешь пытаться отстирать, не ной, что не получается.
Олег только хмыкает, но никак не реагирует. Он выглядит уставшим — Родион не знает, куда тот уходил ночью и во сколько вернулся, но эта прогулка явно далась не легко.
Можно, конечно, поругаться с ним еще раз — да только толку-то? И сейчас, пока Родион остался один на один с расследованием, этого делать тем более не хотелось. Вот вернет Ладу, вот должется Алтаю, и устроит Олегу разбор полетов.
Но Олег, кажется, совершенно не чувствует его настрой, а потому спрашивает:
— Ты чего так смотришь?
— Где ты был ночью?
Олег приоткрывает один глаз.
— Надо было по делам.
— Каким конкретно? — заводится Родион легко — щелк: и внутри уже кипит раздражение.
— Да так.
Родион взмахивает руками, надеясь, что этого жеста будет достаточно, чтобы выплеснуть накопившуюся злость, и он не съездит Олегу по лицу.
В целом, спрашивать дальше нет смысла — Олег никогда и не скажет, раз уже дал понять, что Родиона это волновать не должно, но перед глазами встают картины, которые Родион уже видел: пьяный Олег сидит у двери прямо на ледяном бетоне, Олег заваливается в квартиру, прижимая к раненому плечу какую-то тряпку, Олег сидит на кухне и дрожащими от усталости руками пытается налить себе чай, а потом начинает громко, глухо кашлять. Что Родиону принесет следующий день? Еще пару луж крови на полу?
Потому не злиться не выходит.
— Ты же понимаешь, как это опасно?
Олег наконец-то смотрит на него не прямо. И почему-то немного удивленно.
— Что именно?
— Твои мотания по всяким помойкам!
Олег растерянно осматривает лицо Родиона, но больше ничего не говорит. Хочется схватить его и хорошенько потрясти, чтобы вытряхнуть, наконец-то, из его башки всю дурь, но Родион сдерживается.
— Тебе это не нравится?
— Конечно нет!
Олег пожимает плечами.
— Я подумаю.
Доссориться им не дают: во дворе появляется Аглая, а вместе с ней и молодой человек — высокий, рыжий, в какой-то старенькой, драной куртке и безумно тощий — как дети со старых военных фотографий. Он идет вровень с ней и молчит, а Родион почти моментально ощущает в нем какой-то внутренний слом — ему даже не нужно говорить с этим человеком, чтобы понять: у него что-то случилось. Это видно во всем — в наклоне головы, в линии плеч, в руках, которые он прячет в карманах. В том, как сквозь него едва-едва проступает соседний дом.
Аглая подходит к ним вплотную и приветственно улыбается.
— Это Митя, — представляет она рыженького юношу.
— Родион.
Олег бросает на них взгляд, но не откликается. А вот Родион понимает, что Аглая привела с собой мальчика, которого они почему-то оберегали, хотят тот вампиром не был, а оставался просто очень живучим призраком — самого скрытного, про его существование знали, но не видели. А он вот такой — встревоженный, совсем юный, кажется, уставший за свою одну бессмертную жизнь и парочку будущих.
— Вы меня ждали, верно?
— Нам нужно кое-что обсудить.
— Хорошо, — кивает Аглая, и Родион поражается: как всегда собранная, как всегда знающая цену каждой минуте. — Мить, можешь пока идти в квартиру, там тебя Рита встретит, а я скоро приду.
Митя покорно кивает и сразу же повинуется — совсем пропадает из поля зрения, только трава мягко колышется там, где он стоял с минуту назад.
— Я думал, он не общается ни с кем лично, — удивляется Родион.
— Обычно нет, — соглашается Аглая. — Но ему нужен был совет, и я согласилась помочь.
— Что-то случилось?
— Ничего, что должно волновать лично тебя.
Сложно ожидать от Аглаи другого ответа — всегда слишком резкая, всегда ревностно оберегающая чужие секреты.
— Если это касается нечисти, мой отдел должен знать.
— Твой отдел должен заниматься полезными вещами, а не лезть в жизнь тех, кто об этом не просит.
— Как жестоко.
— Ты со мной ссориться пришел или совета просить?
Ну, тут Аглая права — ему очень нужен ее совет.
— У нас случились небольшие проблемы.
— И они настолько небольшие, что ты даже ко мне за помощью пришел? — хмыкает Аглая. Она прислоняется к соседнему турнику — невысокая, серьезная, строгая в своем идеально выглаженном желтом платье. Ветер треплет ее волосы, и те лезут ей в нос — в прошлый раз, когда Родион ее видел, они доходили до лопаток, но теперь едва касаются плеч.
— Лада пропала. И то, что забрало ее, унесло жизни еще как минимум двух девушек, — Родион делает паузу. — Но мы думаем, что таких гораздо больше, просто заявления до нас не доходили.
— А как пропала Лада? — хмурится Аглая.
— Она пошла в место, которое мы считаем источником... этой силы. А потом не вернулась.
Аглая закусывает губу и пару минут молчаливо ковыряет краску на турнике.
— А этого ты с собой зачем таскаешь? — спрашивает она в итоге. — Неужели не жалко?
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так, — хмыкает Аглая. — Не слышала я о ком-то конкретном, у нас тут каждый день люди пропадают, даже Алтая за всеми усмотреть не может. Если ты на Кирилла думаешь — это точно нет, он больше сюда не сунется, я убедилась.
От этого «я убедилась» у Родион по спине бегут мурашки, но он продолжает внимательно слушать.
— Мне нужен кто-то, кто может помочь, — просит он. — Потому что меня это место не пускает, из отдела в городе сейчас только Аленка, а она... Не та, кто может помочь.
— Ты бы посильнее в Алену верил, может, и работа бы активнее шла, — недовольно отвечает ему Аглая. — Но раз не хочешь, то не надо. Знаю я одну ведьму, с ней поговорить можете.
— Лада тоже ведьмой была, но ей это не помогло, — возражает Родион.
Аглая удивленно приподнимает брови.
— Надо же, узнал-таки, а мы с Марго все спорили, когда поймешь. И от ненависти не удавился еще? — и улыбается — зло, нахально.
— Не смешно, — он мог бы разозлиться, да только Аглая этого и добивается — а потому он не будет доставлять ей такого удовольствия. Олег за его спиной начинает неловко шевелиться, потом тяжело вздыхает — то ли тоже устал от подначек Аглаи, то ли ему в целом надоело слушать, как они лаются.
— А мне кажется, что очень. И я не говорила, что она побежит, роняя тапки, вам помогать. Просто даст пару советов, что можно сделать.
— А ты их дать не можешь?
— Я разве похожа на ведьму? — кукольно оскорбляется Аглая и прикладывает руку ко лбу. — Как же обидно! Вот стараешься, стараешься, работаешь на репутацию, а тут такое!
Родион зло ударяет по турнику, так, что с него осыпается та часть краски, которую пока не успела ободрать Аглая.
— Скажи уже просто, где ее искать, и разойдемся.
В результате единственной причиной, по которой Родион с Аглаей не подрались, оказывается Олег, который в какой-то момент встает между ними, а потом легко берет Родиона за плечи и отводит в сторону.
Родион все еще кипит, но позволяет себя увести, поражаясь — и откуда в Олеге столько мягкости? Раньше он был только рад спровоцировать драку, а теперь вот смотрит взволнованно, готовый вот-вот броситься их разнимать.
— Она же уже сказала все, что ты хотел услышать, тогда пойдем, — настойчиво повторяет Олег два раза, прежде, чем Родион наконец-то его слышит.
— Она могла бы сказать и больше.
— И могла бы тебя убить.
Родион вздыхает, вырывается из рук Олега и начинает раздраженно ускорять шаг. Олег немного отстает, но все равно продолжает идти за ним.
О том, что отца убили не просто так, Родион узнает через пару месяцев — к нему приходит Алтая, закрывает дверь на ключ, видимо, чтобы не сбежал: он пытается, но Алтае хватает двух ударов, чтобы повалить его на стол, а потом она громко и четко объясняет, кто она такая и зачем пришла.
Когда Родион сидит за столом и пьет чай, заваренный той же Алтаей, чтобы он успокоился — чай, кстати, не успокаивает совершенно, — она и рассказывает ему подробности.
Попытался влезть в какие-то разборки местного ковена, думая, что они простая банда, занимающаяся отмывом денег, за что и получил пулю. Ковен этот Алтая потом разогнала — кого посадила, кого попросила уехать из города, кому нашла нормальную работу и научила жить среди людей. И мать умерла от них же — ее невзлюбил домовой, насылал кошмары, мучил, а потом попросили его ее убить, точнее, приказали, а он и не ослушался.
Олегу Родион рассказал об этом почти сразу — после разговора с Алтаей он жутко напился, бормотал много несусветицы, но и правду в том числе, Олег ему сначала не поверил, и долго не верил, только вот в последние пару лет перестал отрицать и даже стал проситься помогать. Что уж заставило его отказаться от своих взглядов — Родион не знал, но был очень рад перемене, потому что наконец-то он перестал чувствовать себя сумасшедшим: ведь Олег теперь верил тоже.
Тот самый Олег, который разозлился, когда Родион решил перейти из обычного участка в отдел Алтаи. Тот самый, который идет сейчас за ним, несмотря ни на что.
Аглая назвала имя ведьмы — Катерина, — и сказала, где ту можно найти. Родион не ждал чуда — если даже Лада не смогла справиться, то о чем вообще могла идти речь?
Но он уже в любом случае исчерпал остальные средства.
— Как ты думаешь, о чем был нужен совет Мите? — вдруг спрашивает Олег.
Родион пожимает плечами.
— Без понятия. Надеюсь, что совет, как легко помереть окончательно и перестать мучить обычных людей.
— Ты правда так сильно ненавидишь их всех?
— А тебе нужно напомнить, за что? — зло спрашивает Родион, и Олег прикасается к его руке, пытаясь успокоить.
— Не нужно. Но ведь столько лет прошло, и ты видел, что нечисть тоже разная бывает.
— Ага, такая, что отдай ей приказ — и она убьет невинную женщину.
Несколько минут Олег молчит, и Родион было думает, что тот оставил эту тему, как вдруг тот продолжает:
— И что, нет ничего, что смогло бы изменить твое отношение?
— А зачем ему меняться? — удивляется Родион. — Мне и так нормально.
— Но ведь другие в отделе не так... Агрессивно настроены, неужели Алтая никогда с тобой это не обсуждала?
Родион даже замирает на минуту.
— И давно тебе стало это интересно?
Олег смущенно замолкает.
— Я... Просто решил спросить сейчас.
Родион бросает на него внимательный взгляд. Олег точно такой же, какой был всегда — светлые волосы спутались от ветра, под глазами круги, губы искусаны. Тот же самый, привычный, тот, кого Родион так давно знает. Но почему вдруг именно сейчас? Раньше Олега не волновали такие вопросы.
Или у него просто не было повода спросить?
— Пока я выполняю свою работу, Алтае должно быть все равно на то, как я к ней отношусь.
— Но разве это не тяжело — постоянно кого-то ненавидеть? — удивляется Олег.
— Я живу благодаря этой ненависти.
После смерти родителей Родион долго не знал, что делать дальше. Он уже поступил в военное училище и решил, что нужно продолжать, но в этом не было смысла. Какая разница, если отец не узнает, что Родионом можно гордиться? Какая разница, если мама не увидит, какой он красивый в форме? У Родиона были только они — и Олег. Но родители все же были с ним всю жизнь, и он не был готов, что когда-то они его покинут.
Интересно, а что случилось бы, потеряй он и Олега? Родион смотрит на него еще раз — вот Олег идет рядом, поджал губы, явно расстроенный итогом разговора, неловко натягивает рукав на костяшки пальцев. Они столько лет были рядом, что Родион знал его, как знал бы любого члена семьи — будто они родились одинаковыми, просто в разных городах, а теперь вот Доля заставила их встретиться.
Наверное, Родион не переживет, если потеряет и его.
В училище первые месяцы после смерти родителей шли особенно сложно. Оказалось невыносимо снова заставлять себя привыкать к дисциплине, учиться, пытаться сделать хоть что-то нормально. Олег смеялся на упорством Родиона, но никогда не предлагал бросить. А потом Родион пришел к Алтае и сказал, что хочет к ней в отдел.
Та хмыкнула, явно вспомнив их первую встречу и чашку с чаем, в итоге полетевшую в стену, но согласилась.
У Родиона появилась цель — уничтожить, прогнать всех, кто может сделать больно обычным людям. И, пока у него не нашлось новой, он не готов был отказаться от этой.
К Катерине они решают идти на следующий день. Родион засыпает, едва его голова касается подушки, а вот Олег еще полночи чем-то гремит на кухне. Выйти бы к нему, спросить, все ли хорошо, еще раз нормально поговорить — но Родион так и не находит в себе сил на это.
Олег поймет, обязан понять, в конце концов, они так давно друг друга знают.
Вот первый вечер, который они проводят вместе не как враги, а как друзья — Олег тащит его за какие-то гаражи, где у старшего брата одного из их одноклассников постоянно кто-то тусуется. Родион кашляет от сигаретного дыма, насквозь пропитавшего воздух, а Олег смеется — громко, но теперь уже беззлобно.
Вот Олег прыгает крыши какой-то пристройки, вспарывает ногу штырем, и Родион сначала пытается перевязать, а потом несет его на себе до ближайшей больницы и сидит там, на полу, весь в крови, ожидая, когда Олег вернется.
Вот тетка Олега, у которой тот жил — родителей Олег не помнил, кажется, они то ли спились, то ли в пьяной драке их убили, Родион не был точно уверен, — кидает в него ножницами, а потом они долго сидят в закутке Олега — две стопки книг, старый дырявый матрас, простыня вместе одеяла, — в полной тишине, прижимаясь друг к другу коленками.
Вот Олег тащит его пить на выпускной — они тогда гуляют всю ночь, большую часть из которой Родион не вспоминает, но помнит тепло Олега — как тот его обнимает, и от него пахнет сигаретами и карамелью, как мажет губами по щеке.
Вот Родион поступает в училище и бежит быстрее хвастаться.
Вот Олег раз за разом возвращается домой пьяный и побитый, а Родион часами сидит у него кровати и все всматривается в лицо, пытаясь понять, в какой момент упустил, проморгал — в какой момент оказалось, что Олега уже не спасти, и тот никогда не изменит свою жизнь.
В последние пару лет их отношения меняются — Олег ведет себя более надрывно, часто злится, часто приходит извиняться, чего раньше никогда не было, часто подолгу сидит на кухне и мешает чай, который давным-давно остыл. Все чаще Родион начинает замечать у него взгляд — пустой, уставший. Испуганный. Будто Олег опасается себя, а что еще хуже — почему-то опасается Родиона.
Но это не значит, что они меняются совсем — Олег теперь приносит домой пакеты печенья, даже сам порывается в кулинарию и готовит смешные продолговатые блины, вывозит Родиона летом на дачу к каким-то своим друзьям, нянчится со всеми окрестными кошками и даже предлагает им завести свою. Только к речке не ходит — все жалуется, что та совсем грязная, хотя Родион знает, что раньше Олег купаться обожал, и плавать готов был чуть ли не в мазуте. Но так и лучше — может, за голову наконец-то хоть немного взялся.
Вот Олег тащит Родиона выбирать ему новые свитера и смеется, пока Родион пытается втиснуться в совершенно кошмарный нежно-оранжевого цвета.
— А тебе идет, — говорит Олег, за что Родион беззлобно бьет его по лбу.
Вот Родион предлагает сходить в кино вместе с остальным отделом, и Олег в первый раз соглашается, правда, засыпает примерно на середине, как попугайчик, на клетку которого набросили темную ткань.
Вот обнимает его — впервые за долгие годы после выпускного, и все еще пахнет сигаретами и карамелью.
Но сейчас Родион не готов с ним разговаривать. Не тогда, когда в команде остался он один и обязан сделать хоть что-то, чтобы исправить положение.
Олег подождет, потому что может.
Сам Олег приходит уже совсем поздно — сквозь сон Родион слышит его возню, пока Олег пытается устроиться в другой части комнаты на скрипучем диване, чуть с него не падает, потому что за последнее время на диван Родион покидал кучу вещей, но удерживается.
Утром Олег встает раньше и ждет его даже не на кухне, а на скамейке рядом с домом — Родион, разумеется, ничего об этом не знающий, целых полчаса переживает и курсирует по квартире, пытаясь собраться с мыслями. Если Олег ушел, то куда? А если ушел, то нужно ли попытаться его найти и позвать с собой? А если Олег не хочет, чтобы его никуда звали?
Но тот, очевидно, хочет, поэтому когда взвинченный и злой, как сто чертей, Родион выскакивает на улицу, встает, чтобы пожелать ему доброго утра.
— Ни хрена оно не доброе, — бросает Родион и начинает идти в сторону метро.
Олег ничего не отвечает и просто его догоняет.
Катерина живет в каких-то ебенях — так моментально решает Родион, поняв, что от метро им еще тащиться и тащиться по какой-то улице, похожей, скорее, на село, чем город — дома низенькие, старые, покосившиеся, а ведь буквально рядышком стоят новенькие девятиэтажки. И охота людям в таких халупах оставаться?
— Может, у них нет денег, чтобы переехать, — предполагает Олег.
— Да на ремонт вот этих больше уйдет!
— Поэтому они их не ремонтируют, — смеется тот.
Что ж, здравое зерно в этом есть, но меньше беситься это Родиону не помогает.
Дом Катерины оказывается не настолько убитым, как остальные. Видно, что за ним следят и стараются по возможности чинить — это не заставляет Родиона совсем перестать злиться, но Катерину он начинает уважать чуточку больше.
Он подходит к калитке и зовет ее по имени.
Никто не откликается.
Приходится позвать еще раз — и на забор садится птичка.
— Катерина! — зовет Родион в третий, и птичка оборачивается женщиной: высокой, статной, не молодой и не старой.
— Так сильно нужна, что не боишься позвать еще раз? — смеется женщина. У нее медные длинные волосы — до самых пяток, густые-густые, и глаза — ярко-голубые, как небо в безоблачный день, а все лицо в веснушках.
— Нужна, — хмуро кивает Родион.
— Тогда прекращай злиться, без этого не впущу.
— Можешь не впускать, через забор поговорим.
— Ну как же так, так нельзя, — качает она головой. — Какая же из меня колдунья будет, если я гостей на пороге держать буду? Меня все сестры засмеют.
— У тебя сестры есть? — настороженно спрашивает Родион.
— Все ведьмы — сестры, все мы друг другу близки.
Так хочется спросить про Ладу, но Родион прикусывает себе язык. Не до этого сейчас — потом у самой Лады спросит, когда ее найдет.
— И что ты предлагаешь?
Катерина внезапно подается вперед и касается рукой его лба.
— Поцелованный ведьмой, — улыбается она. — Вижу ее кровь, потому выслушаю тебя. Без этого даже не явилась бы, уж больно ты злой. Но чтобы дальше пройти, успокоиться нужно.
Родиона эти слова злят только сильнее — с чего бы он успокаиваться должен? Это Катерине, кажется, делать нечего, а у него проблем навалом, а она еще и в позу встала, отказывается нормально с первого раза отвечать. Даже Аглая — и то была посговорчивей!
Кажется, эти мысли отражаются у Родиона на лице, и Катерина мягко смеется.
— Я не тороплюсь, подожду, пока ты сердце свое успокоишь. Не ты ведь один от этого страдаешь, но и те, кто рядом.
Родион против воли оборачивается на Олега — тот стоит рядом, спокойный, собранный, кажется, ждет, пока они наконец доссорятся.
Приходится вдохнуть, выдохнуть и убедить себя, что ему бесконечно нравятся маленькие гнилые домики вокруг. И вообще, это новое слово техники! Ближе к земле, ближе к связи с предками! Вероятно, потому, что если на тебя упадет балка с крыши, предков ты увидишь быстрее, чем хотелось бы.
— Хорошо, — кивает Родион, надеясь, что на его лице видно глубочайшее раскаяние. Катерина окидывает его внимательным взглядом, вероятно, результатом осмотра удовлетворяется не до конца, но решает больше никак не комментировать.
— Заходите.
И калитка раскрывается перед ними сама.
Интересно, а Лада тоже так умеет? И в птичек превращаться?
Дверь в дом Катерина открывает уже своими руками — та даже не скрипит, хотя Родион бы не удивился. Олег, идущий за ним, спотыкается за порог и чуть не летит носом вперед, но успевает ухватиться за его руку.
Катерину это почему-то настораживает, и она бросает на них недовольный, цепкий взгляд.
— Все нормально, — торопится успокоить ее Родион.
— Было бы нормально, не пришел бы ко мне.
Тоже верно.
Катерина проводит их в просторную светлую комнату, кажется, выполняющую функцию гостиной — это Родиона тоже удивляет, потому что он ожидал увидеть тут логово Бабы-Яги и мертвые головы на потолке. А тут все убрано, чисто, чище, чем у них с Олегом в квартире — везде белые салфеточки, кошечки фарфоровые, посуда тоже вся беленькая и фарфоровая.
Катерина наблюдает за ним с усмешкой, явно понимая, что именно вызвало у него удивление, но ничего не говорит.
Одна из фарфоровых кошек вдруг покачивается и спрыгивает на пол — уже настоящей кошкой, с шерстью, костями и кровью.
— Они все такие? — тихо спрашивает Олег.
— Все, — кивает Катерина. — И не только кошки.
Родион вспоминает — на наличниках снаружи были вырезаны змеи и петухи. Неужели и они могут ожить? От этой мысли по спине бежит неприятный холодок. И Олег считает, что вот этих тварей они должны беречь? Не должны прогонять и убивать?
— Нам нужна твоя помощь, — говорит он вслух.
— Знаю.
— А про пропавших девушек ты тоже знаешь? — в тон ей спрашивает Родион.
— Слышала, — кивает Катерина. — В тех местах завелось что-то очень неприятное и злое, туда даже нечисть соваться не рискует, боится, но ее и можно понять — кому хочется, чтобы их уничтожили? Но ты не переживай, с Ладой все хорошо будет, она разберется. Сможет справиться. Он сильная колдунья, сильнее многих, хотя и силу эту черпает из боли, а не из любви и желания жить.
— Но я же не могу просто так сидеть и ничего не делать! — всплескивает руками Родион.
— Можешь, — смеется Катерина. — И стоило бы, потому что давно ты потерял себя и то, что было по-настоящему важно, придумал себе цель, ради которой по головам идти хочешь, идешь, а за тобой горы трупов тянутся. Тобой убитые, убитые потому, что ты не заметил вовремя.
— Чушь какая, — хмыкает Родион.
— А ты знаешь, что Олег твой уже два года как мертв?