Не кричать костям во сырой земле

— Нет, — отрезает Марина.

— Пожалуйста, — Кий очень старается состроить жалобное выражение лица, но, судя по реакции Марины, выходит не очень.

— Ты вроде мертвый, а не глухой.

— А ты вроде ведьма, а не Кощей Бессмертный, — обиженно отзывается Кий.

— А он тут при чем? — искренне удивляется Марина.

— Самый злобный во всех сказках, ворует детей, убивает царевен и обижает царевичей, — Марина хмыкает, а Демьян за его спиной начинает глухо смеяться. — Да чего вы?

— Ничего, — отсмеявшись, отвечает Демьян. — Забавно просто.

— А мне вот не забавно! Если ты умрешь...

— Я уже мертв.

— Умрешь окончательнее, — уточняет Кий. — Будет совсем плохо.

Марина смотрит на него жалостливо, видимо, решив, что сирым и убогим не помочь будет совсем уж грех.

— Я могу отвар приготовить, который раны быстрее заживит.

— Давай! — радостно кивает Кий и подскакивает, чтобы уже пройти к ней в дом.

— А вы на пороге сидите, в дом вас не пущу, — качает головой Марина, а потом скрывается внутри.

Несколько минут они стоят в неловкой тишине — Кий начинает обдирать краску на перилах, а Демьян просто стоит, даже не шевелится, кажется, будто дернись он — и Марина выгонит их обратно в лес.

— Зря ты привел нас сюда, — наконец говорит Демьян.

— Не зря, — начинает спорить Кий. — Видишь, она помочь согласилась! И дальше все хорошо будет.

— Если она в свое варево не плюнет.

— А это сильно плохо?

— Я бы не рисковал пить то, во что плюнула ведьма. Мало ли, что отвалится.

Кий удивленно моргает.

— Так отвалится и ладно, главное, что жив будешь.

Демьян начинает смеяться так, что снова захлебывается в своей крови — точнее, мутной жиже, текущей из горла, которую Кий считал кровью.

— И ты что, правда никогда не думал, что можно... ну... — Демьян пожимает плечами. — И не нравился тебе никто?

— Нравился, — кивает Кий. — Но я никогда не хотел близости ни с кем, а нравились — ну, как люди нравятся, и все. Кто-то больше, кто-то меньше. Так что разницы никакой нет, хочешь, я первый попробую, если ты боишься?

Демьян глухо хмыкает, но смеяться снова остерегается — и так уже все этой жижей залил.

Та начала течь, когда они только отошли от места встречи с лешим. Была вязкой, с какими-то комочками мха, и Демьян надсадно, тяжело кашлял, стоило ему только начать говорить много или смеяться.

Кий тогда так перепугался, что чуть не свалился в топь, а потом врезался в дерево, после чего Демьян очень попросил его не пытаться убиться, а то Демьян умрет раньше от смеха.

Было обидно, конечно, но раз Демьян шутит — значит, не все потеряно.

Марина появляется на пороге минут через двадцать.

— Держите, — сует Кию в руки большую плошку с чем-то пахнущим тухлыми яйцами, мерзкого навозного цвета.

— Я передумал и согласен умереть, — гробовым голосом откликается Демьян, едва ее завидев.

— Ну уж нет! — взмахивает рукой Кий. — Быстро пей.

Марина остается глуха к их перепалкам.

— Можете остаться тут до утра, но потом валите на все четыре стороны, — а потом смотрит внимательно на Демьяна. — И чтобы никаких иллюзий. Я оставила вас тут только ради Кия, без него бы бросила тебя в первом же болоте помирать.

— Я знаю.

— Ну и замечательно.

Демьян выпивает варево, и Кий минут десять смотрит на него, не отрываясь — подействовало или нет? Все ли теперь нормально? Выглядит Демьян по-прежнему не очень хорошо, но он и до этого так выглядел — устало, взволнованно, так что едва ли сейчас хуже.

Остается надеяться, что правда сработает. Перед сном Демьян говорит Кию:

— Завтра отведу тебя к озеру, я же обещал.

Засыпает тот смешно — уткнувшись лбом в коленку Кия, видимо, Марина что-то подмешала в это варево. А может, все-таки плюнула. Кий гладит его по волосам, возится, но сам заснуть не может.

После всего произошедшего он весь — натянутая струна. Взволнованный, напряженный, не знающий, чего ждать от леса дальше. Когда леший снова придет, когда потребует то, что почему-то не захотел брать в первую встречу?

Голова раскалывается, а на ступеньках спать невероятно неудобно — те втыкаются в руки, локти, колени, и даже повозиться нельзя, а то он спугнет Демьяна. Кий сидит без сна до рассвета, проваливается совсем ненадолго в ломкий и тревожный, а потом просыпается от больного удара лбом об перила.

Рядом с ним на ступеньках сидит птица — то ли орел, то ли коршун, Кий никогда в таком не разбирался. Интересно, неужели такие правда водят в их лесах? Или он чей-то? Может быть, Марины?

Птица легконько клюет его в руку, а потом отскакивает.

— Чего тебе? — хмуро спрашивает Кий.

Птица снова клюет его, на этот раз ощутимей, а потом отлетает.

— Нам куда-то сходить нужно?

Птица клюет его в третий раз, оставляя кровоточащую ссадину.

— Хорошо, хорошо, иду, — кивает Кий.

Он аккуратно перекладывает Демьяна на лестницу, а потом осторожно спускается вниз. Птица недовольно кружит рядом, отлетает вперед, пару раз садится Кию прямо на макушку, явно недовольная тем, что идет он медленно.

— Не торопи, пожалуйста, — морщится тот и залезает глубже в чащу. Ноги уже болят от бесконечной беготни по ней, но, вероятно, птица и глаза ему выколоть может, если он не поторопится. Все же для того, чтобы за ней идти, ему только слуха и достаточно.

Птица бьет его крылом, но кричать не начинает, кажется, опасаясь разбудить Демьяна. Ну, если он не проснулся от того, что его положили на эти дурацкие ступеньки, то ему уже ничего не страшно — так решает Кий.

— Куда ты меня ведешь?

За этот вопрос Кий получает по макушке еще раз.

В итоге птица выводит его на заросшую полянку — вокруг деревья, только в центре стоит алтарь.

— Кому тут поклоняются? — птица все же издает тихий укоризненный крик с намеком: «Ты со мной разговариваешь, что ли? Совсем умом тронулся?»

Кий подходит ближе и присаживается перед алтарем на корточки. Ничего особенного — палочка в земле, какие-то колокольчики, рядом кости разбросаны. На палке имя выбито, да только буквы стерлись, одна видна — то ли «И», то ли «М», а дальше — изъеденные муравьями тропки.

Кий раскапывает кости, вытаскивает какую-то книжицу — точнее, только обложку и парочку отсыревших изгрызенных страниц. На обложке — тоже чьи-то имена, но и их не разобрать.

— Черт знает что, — хмыкает Кий. Спросить бы у Демьяна, но что-то подсказывает, что тот не ответит.

Можно у Марины, но та, кажется, злится сильно за их вчерашний визит, поэтому во второй раз даже дверь не открыть может. Ее расположение лучше на более нужные вещи тратить. а с алтарем Кий как-нибудь разберется.

Когда он возвращается к дому, Демьян еще спит. Вся трава в росе, и штаны, не успевшие толком высохнуть за ночь, снова намокают, ветер треплет рубашку, и Кию становится почему-то так хорошо и спокойно, будто не он какой день по лесу скачет без крыши и без еды.

Сейчас бы упасть в эту траву, вдохнуть ее запах, и лежать так до скончания веков и смотреть в небо — высокое, голубое, нежное-нежное.

Кий запрокидывает голову и кружится на месте.

— Ты чего? — слышит он удивленный голос Демьяна. Кий от неожиданности спотыкается и чуть не летит носом в землю, но остается на ногах и даже улыбается Демьяну.

— Хорошо тут у вас.

— Хорошо? — искренне опешивает Демьян.

— Конечно! Легко так, спокойно.

— Тут весь лес нечистью кишит.

— Ну и что? Они пусть тоже радуются.

— Тебя все-таки сильно вчера приложило головой.

Кий смеется, делает последний круг и подходит к Демьяну.

— Тебе лучше?

Тот пожимает плечами.

— Ну, хуже точно не стало.

— Уже неплохо.

— Пойдем тогда, — Демьян решительно встает, чуть покачивается, хватается руками за перила. — А то Марина нас кубарем спустит.

— К озеру?

Демьян кивает.

На дорогу они тратят почти половину дня — Демьян, пусть и выглядит уверенным, начинает плутать, шепотом ругается на лешего, спутавшего все дороги, но вроде как выбирается. Кию остается только покорно следовать за ним — а куда ему деваться?

— А почему ты считаешь именно то озеро своим домом? — спрашивает он в итоге, устав от молчания.

— Потому что там я умер, — спокойно отвечает Демьян.

— И на дне твои кости лежат?

То ли Демьян не слышит из-за треска веток, то ли отвечать не хочет — но так ничего и не говорит. Только знай себе идет упрямо вперед.

Когда встает солнце, очарование утра теряется, и Кий вспоминает, как же сильно устал мотаться по лесу — это тяжело, а еще невероятно скучно. Во все стороны — только елки да сосны, кусты, кусты, кусты. Даже животных почти нет — то ли Демьян их как-то спроваживает, то ли просто их в лесу мало осталось. Все же город правда подступил совсем близко, какие уж тут животные.

Кий пару раз раздраженно пинает камни, ударяет по ветке рукой, а та прилетает ему в лоб, Демьян оборачивается на звук и хмыкает.

— Лес же чувствует все, не обижай его, — просит.

— Да?

— Конечно.

Когда они доходят до озера, солнце уже стоит высоко. То не выглядит устрашающе — обычная водная гладь, камыши, трава по берегу, деревья, обступившие озеро со всех сторон.

Кий подходит к самой каемке и опускается на землю.

— Здесь красиво. Если бы я умер, я бы хотел, чтобы мои кости лежали в таком месте.

— Да обычно, — пожимает плечами Демьян.

— Ты же знаешь, что я... — Кий спотыкается. — Ну, такой, потому что в детстве чуть не утонул? Мы с мамой поехали на отдых — она целый год копила, чтобы отвезти меня на море, а я убежал от нее далеко, и меня унесло волной.

— Ты боялся после этого плавать?

— Не знаю, — Кий неловко пожимает плечами. — Неприятно, но я никогда не думал об этом. На море мы больше не ездили — денег не хватало, от нас отец ушел, а потом как-то и забылось.

На самом деле, ничего не забылось. Просто не могло.

— Не проверял? — смеется Демьян.

— Только попробуй столкнуть меня в воду.

— А щекотки ты боишься?

— Так ты же не кикимора, чтобы меня щекоткой пугать.

Демьян угрожающе шевелит пальцами, и по телу Кия пробегает волна дрожи — только этого не хватало!

— На тебя плохо влияет общение с лешим, понабрался от него, — хмыкает он.

Демьян весело ему подмигивает. Он в целом меняется, находясь рядом с озером — становится общительнее, улыбчивее, болтливее. Словно оживает — как бы абсурдно это не звучало.

У Кия самого душа радуется, когда он смотрит на него — оказывается, Демьяну правда лучше рядом с его озером, спокойнее, до этого он сам не свой был — взволнованный, мечущийся, а сейчас будто совершенно преобразился.

Даже глаза ярче сверкать начали, хотя раньше казались черным выжженным пятном, какое бывает, если зажигалку на ткань уронить.

— Да ладно тебе, — машет рукой Демьян. — Уже и повеселиться нельзя.

Обычно веселящаяся нечисть — к беде, думает Кий. Но вслух ничего не произносит, просто отсаживается чуть дальше — мало ли, правда в воду скинет. Еще и пожелает оставить — с Демьяна станется.

— Ты не расскажешь, как тут оказался?

— Меня бросили тут, — отвечает Демьян.

— Кто?

— Старух из деревни помнишь? — Кий кивает. — Одна из них была моей возлюбленной.

— Так у тебя же невеста.

Демьян неопределенно пожимает плечами.

— Так она где была-то. Да и не свиделись бы мы уже никогда, и так, и так.

Кий хмурится, но решает ничего не говорить. Не ему судить Демьяна и давать оценку его поступкам — мало ли, что тот чувствовал и думал. Кий знает, что будь на его месте любая из его сокомандниц, они бы встали и ушли, а вероятнее, надавали бы Демьяну пощечин — потому что ни одна из женщин не заслуживала быть вот так оставленной, ни одна не заслуживала быть любовницей при невесте.

Но Кий не понимает, никогда бы не смог этого понять, а потому и не пытается.

А Демьяна и так уже осудили и приговорили к вечному скитанию по лесу.

— А дальше что? — спрашивает Кий.

— Они ж уже тогда ведьмами были, а лесу поддержка была нужна, чтобы он мог силы откуда-то брать, — объясняет Демьян. — Вот они меня ему и отдали, скинули в озеро — и все.

По спине Кия бегут мурашки. То же самое с ним хотел сделать леший — а значит, эти старухи в сговоре с ним работают? Людей ему поставляют? Ничего себе, нашлись главы ОПГ.

Но почему леший поговорить с ним пришел — неужели не проще было бы убить? Но тогда Демьяну точно нельзя об этом рассказывать, а то еще расстроится. Ему и так досталось — кому будет приятно, что твоей душой кормят лес?

— Получается, ты никогда не попадешь в загробный мир?

— Куда? — искренне удивляется Демьян, а потом начинает смеяться. — Ты еще в него веришь?

Кий тушуется — вопрос правда был глупый.

— Прости.

— Да ладно уж, приятно, что кто-то о моей душе волнуется, — Демьян вздыхает, а потом вдруг кладет голову Кию на колени. — Знаешь, я с тех пор никого сюда больше не приходил, боялся, что ли. Будто сердце свое показываю — и мне могут нанести травму, после которой я даже чертям нужен не буду.

— А мне почему показал? — удивляется Кий и запускает пальцы в волосы Демьяна. Несмотря на тот, что тот остается очень старой нечистью, волосы у него мягкие, густые, и их оказывается очень приятно гладить.

— Потому что ты такой... — Демьян заминается. — Хороший. Добрый. Смешной. Я давно таких людей не видел, а ты вот пришел — и я подумал, что ты поймешь, если тебе показать.

Это звучит очень печально и одиноко — неужели Демьян за столько лет так и не решился никому показать себя, объяснить, что случилось? Хочется его обнять, прижать к себе, пообещать, что он остается тут — да ладно уже со всеми поисками, если Кий нужно, он останется, будет рядом, сколько нужно будет рядом.

— А Марина? Или Ратмир? — спрашивает Кий.

— У них свой путь. Ты, наверное, заметил, что мы не очень друг друга жалуем, — хмыкает Демьян.

— А как же солидарность нечисти? Образовали бы профсоюз и боролись за свои права перед лешим, — Кий начинает улыбаться. Демьян удивленно на него смотрит.

— Что образовали?

— Профсоюз — объединение рабочих для защиты их прав, вот Ленин...

— Я понял, понял! — Демьян закрывает ему рот рукой, а Кий, не удержавшись, целует его в ладонь, а потом начинает смеяться. Кажется, он заразился спокойствием Демьяна — хочется болтать, шутить, и смотреть, как Демьян в очередной раз смущается.

— Прекращай, — шепчет Демьян, но в его голосе слышится только мягкое волнение.

— Не хочу, — Кий целует его в макушку, а затем зарывается носом в волосы.

Деревья над ними взволнованно шумят, откуда-то с веток срывается птичка и с криком взлетает в небо, а по озеру бежит рябь от усиливающегося ветра — только Кий не хочет этого замечать. Не сейчас. Он и так достаточно наскакался по этому чертовому лесу, неужели он не заслужил пару мгновений спокойствия?

***

— Да пошел ты в жопу! — Лада швыряет в Родиона чашкой, тот уворачивается, и чашка разбивается о стену.

— Ты совсем дура? — зло спрашивает он.

— Это ты еблан!

— Может, вы не будете крушить мою квартиру? — осторожно уточняет Олег. Лада с Родионом одновременно зло на него зыркают, и ему приходится заткнуться.

Ругаются они уже минут десять — сначала относительно спокойно, потом — с киданием разных вещей в стены. Даже подраться пытались — Лада съездила Родиону по носу, тот начал выворачивать ей руку, они двинула затылком ему куда-то то ли по рту, то ли по щеке, и теперь он никак не мог решить, что делать — то ли ругаться с ней дальше, то ли останавливать кровь. Причина ссоры была довольно простая — они не могли решить, что им делать дальше.

— Я должна вернуться в тот дом.

— Ну так и вали!

— Ты должен меня подождать, чтобы мы вместе пошли к...

— Тебе должен, что ли?

— Ну мне! — с вызовом отвечает Лада.

— А давно ты у нас командиром стала?

— Командиркой.

— Что?

— Я женщина, значит, командирка.

— Долбаебка ты без мозгов, а не женщина.

Лада швыряет в него вторую чашку и все же попадает по лбу. Родион с шипением садится на пол и закрывает лицо руками.

— Больно же, — шипит он.

— А нечего херню всякую говорить, — Лада пинает его в ногу, но на этот раз беззлобно. И дураку понятно, что ссора их выдохлась — и дальше они либо придут к какому-то согласию, либо разойдутся окончательно.

Олег проскальзывает на кухню, достает аптечку и садится рядом с Родионом, что-то тихо причитая — у Лады нет никакого желания вслушиваться.

— И каким хамлом должны быть родители, чтобы у них такая дочь выросла, — ворчит Родион, пока Олег обрабатывает ранки.

— Моя мать лично знала императрицу, — сухо отвечает Лада.

— Ну так Александра Федоровна и не пример для подражания — в духов и знахарей верила.

— А ты в духом не веришь, что ли? — зло хмыкает она.

— Это другое.

— Она пыталась спасти сына, — качает головой Лада. — И нет, Марию Александровну.

Родион поднимает на нее непонимающий взгляд.

— Это кто такая?

— Жена Александра Второго.

— Ты херни не неси.

— Не несу, — Лада присаживается рядом с Родионом и улыбается ему. — Призрак там, каким бы страшным не был, точно не страшнее меня, — и она смеется, видя, как на угрюмом лице Родиона проступает ужас. Она умела пугать людей — фокусами или просто показывая свою настоящую сущность. Все же Лада знала, какой бы она не казалась со стороны, она может показать и себя настоящую — древнюю пугающую, давно мертвую, но упорно не умирающую. И Родион, как бы не храбрился, не смог бы этого принять.

Она не хотела ему этого рассказывать — просто не было смысла. Но раз Родион так упорно нарывался на ссору — то почему бы и нет. Меньше характер показывать будет.

— Так что давай так — я возвращаюсь в дом, а ты сидишь на попе ровно и никуда не суешься. Разбери пока бумажки в отделении, все равно этим заниматься некому, а к свидетелям и родственникам пойдем вместе, я тоже послушать и посмотреть хочу.

Родион медленно кивает.

Лада окидывает взглядом ошарашенного Олега. Хочется что-то ему сказать — но она не может подобрать слов. Олег поймет, точно должен понять, как же иначе, он ведь и сам такой же, но вот так резко окунать его в жестокую правду Лада не хотела. Он этого, в отличие от Родиона, не заслужил.

— Так ты мертвая тварь, — тихо резюмирует Родион.

— Не мертвая. Я не могу умереть, — качает головой Лада.

Еще минут десять она сидит на балконе и курит — уходить сразу не хочется, все же она переживает, не наделает ли Родион по глупости чего, да и внутри у нее все клокочет, а что-то предпринимать в таком состоянии — не лучшее решение.

Лада не любила злиться. Впрочем, как и радоваться тоже. Все эмоции, многократно увеличенные колдовством, больно отдавали по голове, захлестывали с головой, и она чувствовала себя почти пьяной, потерянной, слишком остро и слишком много чувствующей.

Ей нужно успокоиться — и Лада закрывает глаза, несколько раз бьется затылком на стену, делает глубокий вдох.

— Ты знаешь, почему Родион вообще пришел в отдел? — спрашивает зашедший на балкон Олег.

— И не хочу.

— Его мать убил упырь.

— Ладно.

— Тебе его не жалко?

— Мне жалко его мать: родила мудака и сама умерла.

Олег вздыхает.

— Ты жестока.

— Он тоже.

— И вы так и будете друг другу больно делать?

— А ты не видишь разницы? — взвинчивается Лада, волна гнева накрывает ее с головой, так, что даже в глазах темнеет.

— А в чем разница? — Олег недобро щурится.

— В том, что ты-то тоже мертвяк, а Родиона защищаешь, — Лада зло смеется. — Что будет, когда он узнает, что его дружок тоже его обманул?

— Он не узнает, — Олег не удивляется ее словам, значит, догадывался, что Лада в курсе. Ну и хорошо — значит, не такой дурак, как ей казалось, что-то да умеет. Поковыряться бы у него в голове, выяснить, чего он от Родиона хочет — да не позволяет себе этого Лада, впивается ногтями в ладони. Пусть Родион сам разбирается, помрет — так не велика потеря. Надо было мозгами думать да смотреть внимательнее, перед кем душу раскрывает.

— Правда? — Лада приподнимает брови. — А что мне мешает прямо сейчас ему рассказать?

Олег моментально закрывает ей выход.

— Нет.

— Что, страшно?

— Просто не надо.

— Ты же знаешь, что я тебя сильнее?

Странно, что голос молчит — он обожал скандалы и сложные ситуации и очевидно собирался в будущем собеседоваться на диктора в юмористическую программу, потому что постоянно как-то неуместно их комментировал. Но то ли сейчас ситуация была не достаточно интересной, то ли у него были дела поважнее — его не было.

Пока Лада раздумывает, что вообще делать дальше, учитывая, что вступать в ссору еще и с Олегом — и чего он вообще так взъелся на нее? будто она последнее печенье доела — ей не хочется, Олег делает шаг вперед, а потом вдруг толкает ее в плечи. Лада не успевает среагировать — и следующее, что она слышит, это хруст собственного позвоночника от удара о землю.

Первое, что она видит, когда приходит в себя — это лицо Родиона. Да, день сегодня не задастся.

— Как ты? — хмуро спрашивает он, но Лада по лицу видит — тот так перепугался, что забыл все споры.

— Да нормально, — она начинает кашлять. Спина, будь она проклята, болит, но не критично. Жить будет.

— Ты разбила голову и сломала позвоночник! — почти панически говорит Родион.

Лада облизывает пересохшие губы.

— Пока ты не сказал, голова, кстати, не болела.

Или болела — просто она не замечала. А сейчас затылок пронзает ощущение, будто ей ввели в него дрель. Просто поразительно неприятно, кстати.

— Лада!

— Да что? — удивляется она. — Все правда нормально. Один раз меня вообще расстрелять пытались.

Родион удивленно хлопает глазами. Он вообще выглядит очень забавно — взволнованный, хмурый, все еще обиженный. Сила, до сих пор не успокоившаяся в душе, приливает к горлу, шепчет: «Поцелуй его. Просто так. Чтобы он еще сильнее разозлился. А потом брось. Он заслужил».

Лада прикусывает язык, а потом сплевывает на пол сгусток крови.

— Прости, придется помыть полы, — смеется она.

— Ты дура?

— Ты сегодня уже несколько раз спросил.

— Как ты упала?

— Споткнулась, — Лада пожимает плечами. — Я злая была, не заметила, что у перил стою.

— Тебе вот настолько на свою жизнь все равно? — всплескивает руками Родион. Юный, глупый, дурацкий.

Лада садится, снова начиная кашлять, а потом трет затылок. Что-то часто она начала падать — не очень хорошая закономерность. Обычно ничего ее настолько сильно из колеи выбить не могло, а тут вот оно как.

Родион не отстраняется, смотрит на нее взволнованно, и его силуэт двоится перед глазами. Лада кладет руку ему на шею, притягивает ближе и целует в лоб, оставляя на нем кровавый след.

— Все хорошо будет, не переживай, — просит она, а когда Родион тянется, чтобы вытереть кровь, перехватывает его ладонь. — Не надо. Ведьмы не так часто кому-то свою кровь отдают, а ты вот так транжиришь, — и смеется. — Не пойду за тебя замуж, не хозяйственный ты.

— Последние мозги отбила, — решает Родион.

— Помоги встать.

Родион крепко берет ее за руки, а потом тянет на себя. Лада неустойчиво переступает на месте, голову ведет куда-то вбок — а потом Родион притягивает ее ближе и обнимает, крепко, так, что спина снова начинает болеть, но Ладе почему-то кажется, что Родион на это и рассчитывал — чтобы не забывала.

— Помирать будешь, только когда раскроем дело, — сурово говорит Родион.

— Я еще тебя переживу и буду твоим внукам рассказывать, какой у них дед мудак был, — обещает Лада.

А потом Родион ее отпускает и отходит.

— Если что, я тебя не простил, — добавляет он.

— Да я и не простила.

Лада проходит мимо Олега, стоящего в дверях комнаты, возится с замком, открывающим входную дверь — перед глазами все еще плывет, но она не хочет задерживаться здесь ни на минуту.

— Ты меня снова на руках носил? — спрашивает она, не оборачиваясь. — Может, сменишь профессию?

— Да иди ты уже, — бросает Родион. Она и уходит — так хлопая дверью, что осыпается побелка, а этажом выше из квартиры выбегает ругающаяся бабка.

Лада садится на лавку у дома и вдыхает вечерний воздух. Легкие тоже болят, но Лада не злится на эту боль — хорошо, что болит. Значит, она до сих пор чувствует что-то человеческое.

— Зря ты так с ними переругалась, — начинает увещевать голос.

— А ты заткнись, — требует Лада. — Где ты был раньше?

— Мне казалось, что ты не хочешь меня слышать, — Лада правда не хотела, но давно голос волнуют ее желания? — Ты на износ работаешь. Еще пара таких падений — и придется по косточкам собирать, ты не может просто так умереть, но и испытывать судьбу не надо.

— Нормально все будет.

— Ты никогда так за дела не переживала.

Тут голос прав — она никогда так сильно не пыталась в чем-то разобраться. Делала что-то, когда Алтая просила, никуда почти не лезла, колдовала, но тихо, чтобы не замечали. А тут хороша конечно — грохнулась с седьмого этажа, отряхнулась и пошла дальше, будто так и должно быть.

— Потому что если этого не сделаю я, то не сделает никто.

— Ну почему же. Родион тоже парень с головой на плечах, разберется, если прижмет.

— Не нужно его в это впутывать.

— Он тебе правда, что ли, нравится? — искренне удивляется голос.

Как же Лада жалеет, что не может его придушить!

— Нет, — резко отрезает она.

— Ты не злись, — советует голос.

— Почему ты вечно намекаешь на то, что нам нужно быть вместе? — Лада бы подскочила, начала жестикулировать, но она знает, что на голос это не работает — ему вообще все равно на то, какие эмоции она проявляет, главное только то, что она говорит. — Неужели ты думаешь, что это нормально — что мне нравится тот, кто ни во что не ставит мои слова, унижает меня, унижает вообще всех девушек, которых знает? Да, сейчас он не такой мерзавец, каким был раньше, но это не значит, что он изменился! Да даже если бы и изменился! Какая разница?

— Ты же сама шутишь, что вы можете пожениться, — напоминает голос.

— И что? Теперь все, свадьба и десять детей? Шутить уже нельзя?

— Неужели ты не веришь в то, что люди могут меняться и начинать делать что-то важное и хорошее? — с насмешкой уточняет голос.

— Не верю, — соглашается Лада. — Я видела достаточно, чтобы считать, что никто не заслуживает искупления.

— И ты?

— Я в первую очередь.