Глава 7. Боль к боли
— Как ты думаешь, где могут быть кости ребенка? — спрашивает Кий в первую очередь. Демьян кривится, будто слышит что-то очень неприятное, но все же отвечает:
— Да где угодно могут быть, я уже говорил.
— Но ты же здесь лучше все знаешь, поэтому... — Кий неловко улыбается. — Может, есть идеи?
— Он же тебя попросил найти, а не меня, — отзывается Демьян. — Я помогать не должен.
Хочется больно пнуть его. Или наступить на ногу. Или показать язык. Потому что Демьян становится с каждой минутой все более хмурым, все более недовольным. А чего вот ему злиться? Он в этом лесу уже столько лет кукует, а Кию все в новинку.
В голове почему-то проскальзывает предательская мысль, что и привыкать не нужно. Потому что не его это лес, не его судьба. Он найдет девочку и вернется, сделает все, чтобы это произошло как можно быстрее. Попрощается с Демьяном и никогда больше не ступит на его территорию.
— К нам тут вампир пару десятков лет назад захаживал, — говорит вдруг Демьян. — Мне кажется, откуда-то из окрестных сел. Девчонки его быстро прогнали, но он успел попортить всем жизнь. Можно поискать место, где он своих жертв бросал.
Мысль неплохая — раз душа ребенка на болоте, значит, его где-то тут и похоронили. Мальчишек редко родители выгнать пытались — все же мужчины, помощники. Значит, не своей смертью умер.
— А сейчас где этот вампир?
— Прасковья сказала, что где-то в лесу мог остаться, только не выходит из него больше.
— Ты же сказал, что его спровадили быстро? — в голову только сейчас приходит понимание, что «девчонками» Демьян назвал старух из деревни. Странно, а ведь он выглядит моложе их лет на шестьдесят — или когда-то они были ровесниками?
— Из деревень — да, — кивает Демьян. — Но из леса его не выгнать. Да и леший не против, видимо, был, раз не помог. Ему любая кровь приятна, любые кости в дело пойдут.
— Ты его видел? — Демьян кивает. — Он...
Кий хочет спросить — может ли тот Демьяну навредить? Но останавливается в последний момент: а какая разница? Почему Кий вообще должен это узнавать? Все же это он милицейский, а не Демьян, и должен его защищать.
А не наоборот.
— Что? — улыбается Демьян.
— Ничего, — мотает головой Кий. А потом вдруг берет его за руку. — Знаешь, раз уж я здесь, нужно разобраться со всеми проблемами, понимаешь?
— Не очень.
— Тогда поймешь потом, — интересно, а Алтая, когда спасала очередного человека из загребущих лап нечисти, чувствовала такое же воодушевление? Будто Кий прямо сейчас преподносит Демьяну подарок.
А потом первый тянет вперед.
— Ты хочешь знаешь, куда идти? — ехидно уточняет Демьян.
— На север? Я думаю, что на север, — кивает сам себе Кий.
Он просто чувствует это — как довольно часто чувствовал разных существ. Вероятно, во многом по этой причине Алтая держала его в отделе. Они узнали, что Кий так умеет, лет в двенадцать — когда за десять минут до того, как Алтаина одноклассница вцепилась ей в шею, Кий начал умолять ее вернуться и отказаться идти к ней в гости. Кий так и не смог объяснить Алтае, как это работало: он просто чувствовал тревогу и боль, которая тянула его в нужную сторону. Будто его сердце прошили нитками, туго натянули и заставили идти.
И эта боль еще никогда не ошибалась — узнавала себя в других и просила Кия тоже их увидеть.
Вот и сейчас он уверенно делает еще один шаг и идет на север. Точнее, он просто идет, а то, что именно на север, понимает запоздало — только когда Демьян спрашивает.
В лесу эта тревога с ним постоянно — крутится в голове, звенит колоколом, шкрябает по груди, но сейчас один из колокольчиков становится громче. «Посмотри на меня, пожалуйста, посмотри на меня», — просит он.
И Кий смотрит.
— Откуда ты это знаешь? — в голосе Демьяна звучит искреннее удивление.
— Потом расскажу как-нибудь.
Это Кий, конечно, зря. Нечисти нельзя давать обещаний — а то потом всего изведут, но стребуют выполнения. Но Демьяну хочется обещать — хочется говорить, хочется, чтобы он знал, что кию можно доверять.
Хочется, чтобы Демьян мог просто пойти за ним.
— Хорошо, — медленно кивает Демьян.
По лесу они идут больше часа — солнце уже поднимается на макушки елей, раскачивается на них в такт ветру. Демьян так и не выпускает руки Кия, только сжимает крепче, что она начинает болеть. Почему-то кажется, что потом останется синяк, но спрашивать о причинах такого поведения боязно.
— А кто вообще этот вампир? — решает узнать Кий, чтобы отвлечь Демьяна.
— Нквдшник, — хмыкает тот. — Молоденький совсем, убили в тридцатые, ну, знаешь, когда чистки начались.
Кий знает очень приблизительно — в таких вещах хорошо Алтая разбирается. Еще Лада с Родионом, возможно, вот у них и надо спрашивать. Он никогда глубоко не лез — не хотел, опасался, считал, что и без таких знаний проживет.
— Примерно, — кивает Кий, а потом смотрит на Демьяна — хочет узнать реакцию. И сталкивается с таким же взглядом Демьяна: изучающим, заинтересованным.
А вот это уже правда очень неловко.
— Его Ратмир зовут.
— Как из «Руслана и Людмилы»? — глупо удивляется Кий, и Демьян уже начинает смеяться.
— Да, как оттуда.
Когда они доходят до его дома, лес уже начинает редеть. Кажется, они прошли его насквозь — либо просто вышли с какой-то из других сторон. Кий никогда не был хорош в ориентировании на местности, и едва ли сейчас хорошее время, чтобы начинать.
Он не видит сам дом, но слышит хруст костей под ногами. Те похожи на мелкие камешки — рассыпались вдоль дороги, там-сям белеют, крошатся, если на них наступить. Демьян осторожно приобнимает его за плечи, прося быть аккуратнее. Первые минут двадцать дороги он все увещевал Кия, прося развернуться и пойти обратно, объяснял, что это очень опасно, что стоит позвать хотя бы Марину, но Кий кивал и не разворачивался.
А сейчас Демьян, видимо, смирился с тем, что Кий погибнет молодым, поэтому больше не отговаривал.
Кий присаживается у дороги и начинает рассматривать кости. Они давно перемешались — земля, трава, кости, камешки. Не найти ничьих, не понять, откуда взялись. Интересно, это осталось со времен, когда старухи не прогнали Ратмира? Или он себе новых насобирал?
— Ты так просто не найдешь, — вредно напоминает Демьян.
— Я знаю.
— И что ты тогда планируешь делать?
Кий знал несколько наговоров — их ему рассказала Лада. Она, в отличие от Алтаи, относилась серьезнее к связи Кия с загробным миром и считала, что он должен уметь себя защищать. Или хотя бы понимать, с чем столкнулся. Поэтому еще пару лет назад она начала забирать его на занятия — из Кия выходил не очень хороший ученик, но он правда старался. И никогда не спрашивал, откуда Лада знает столько заклинаний.
Это был обмен: она говорила ему то, что знала, а он никогда не спрашивал, откуда она все это брала. Среди того, что Кий все же смог запомнить, были и мелкие ритуалы по призыву душ. На что-то серьезное у него обычно не хватало сил и смелости — либо он начинал бояться раньше, чем колдовство начинало работать, либо то работать не начинало вообще, потому что Кий был слишком слабым.
В отличие от сильной, стойкой Лады, окруженной тьмой и чьим-то смехом — который Кий слышал всегда, когда она начинала творить ворожбу. Хотя, кажется, его больше не замечал никто, даже Алтая.
Кий достает из кармана ножик и режет им по ладони — первые пять капель падают на землю, а потом он зажимает руку. Не подумал сразу, что нужно хоть какой-то платочек найти или от кофты оторвать, но больше капель нельзя.
— Давай сюда, — хмуро требует Демьян, и пока Кий шепчет себе под нос позабывшиеся слова, перевязывает ладонь частью своей рубашки.
— Спасибо, — тихо бормочет Кий.
— Помогать дуракам это хорошее дело, — недовольно отзывается Демьян. — Зачтется, когда чрти душу приберут.
Интересно, а у Демьяна она еще есть?
— А ты теперь Богу угодить пытаешься? — Демьян на эти слова только закатывает глаза.
Первые пару минут ничего не происходит — Кий даже начинает думать, что что-то все-таки сделал не так — а он мог, и вполне вероятно, что так и было, — но потом от земли поднимается слабый дымок.
— Это душа того мальчика? — с подозрением уточняет Демьян.
— Не совсем. Скорее, просто его тень. То, что осталось на его костях. Память о прошлом.
— И как это поможет?
— По нему мы найдем кости.
Демьян смотрит на него так, что сразу становится ясно — он глубоко сомневается во всех колдовских талантах Кия.
— Как ты нашел это место? — вдруг спрашивает Демьян. Кий неловко пожимает плечами. С одной стороны, едва ли случится что-то страшное, если он расскажет — все же Демьян нечисть и точно поймет, о чем Кий говорит, а с другой — мало ли, что Демьян в итоге решит. И мало ли, что планирует.
— Ну, я же не совсем бесполезный милицейский, — Кий смеется. — Что-то да умею, — по прищуру Демьяна Кий понимает — тот ему не верит. Но и вопросы задавать перестает.
Кий медленно начинает идти за дымком — вглубь леса, туда, где только трава, ветки, полутьма от сомкнувшихся над головой деревьев. Думается, что даже дымок ему не был нужен — он шел так, уже зная, где лежат косточки. Он чувствовал их боль, и эта боль соединялась с его собственной — той, что точила сердце с момента, как он ступил на порог леса.
Демьяна Кий уже не замечает. Тот и не привлекает к себе внимания, идет совсем тихо, кажется, интересуясь, что у Кия в итоге выйдет. Кий только на секунду оборачивается назад, чтобы на Демьяна посмотреть — у того совсем потемневшие глаза, движения плавные и тихие, будто он не идет, а растворяется в лесу, становится его частью и перетекает из одного шага в другой. Тихий, опасный, похожий на затаившегося хищника.
Может, Демьян и не совсем потерян. И вырастет из него нормальный водяной.
Кости Кий находит примерно минут за десять — чуть не сваливается в овраг, но вовремя хватает за что-то, что оказывается рукой Демьяна, сначала спокойно выдыхает, а потом Демьян не удерживает равновесие, и летят вниз они вместе, ударяясь локтями, коленями и лбами.
— А я знал, что просто нормально все не будет, — шипит Демьян, потирая ушибленную голову. Все ощущение опасности мгновенно развеивается — остается только обиженный взъерошенный мальчика, и Кий против воли улыбается и стирает с его щеки след от грязи.
— Да не бурчи ты.
— Хочу и буду бурчать.
Кий перестает обращать на него внимание и сосредотачивается на месте, куда его вел дымок. Осторожно раскапывает землю, задумчиво осматривает кости, пытаясь решить, если ли смысл переживать, что он может чем-то заразиться, но потом просто осторожно выгребает их и замирает, ожидая... Чего-то. Что он должен делать дальше?
Ритуалы, призванные успокоить душу, проводили либо Алтая, либо Лада. Кия на них даже не пускали и просили по возможности гулять в другой части города, потому он даже примерно не представлял, что ему нужно для этого.
— Ты чего застыл? — спрашивает его Демьян.
— Ну, вот нашли мы их, а теперь что? — растерянно бормочет Кий.
— Подожди, правда?
— А почему ты так удивлен?
Демьян пожимает плечами.
— Не особо, просто...
Но Кий знает — удивлен. Он прекрасно это увидел: Демьян не ожидал, что Кий правда что-то найдет. А вот это обидно даже немного.
— Что просто?
— Ничего, — качает головой Демьян. — Леший обычно не позволяет никому найти то, что он спрятал.
— Ну, видимо, не так уж и хорошо он старался, — хмыкает Кий. — Так что дальше-то? — Демьян отвечать не спешит, поэтому Кий решает начать с меньшего: перезахоронить кости. И, желательно, крестик поставить. Может быть, потом он приведет сюда Ладу и попросит посмотреть.
Думать о том, что он может никогда отсюда не уйти, совершенно не хочется — хотя, почему-то, чем дальше он заходит в лес, тем чаще возникает ощущение, что обратно его уже не выпустят.
Пока Кий возится с костями, Демьян крутится рядом, но помогать не спешит. То ли не хочет, то ли переживает, что их найдет тот самый вампир.
Кий чувствует, что недалеко что-то бродит — но Демьяну не говорит, а то тот только сильнее начнет волноваться. В любом случае — пока они не похоронят кости, уходить нельзя, а проблемы нужно решать по мере их поступления.
— Думаешь, он дома? — тихо спрашивает Кий. — Вампир.
— Я всегда дома, — отвечает ему совершенно не Демьян. Из-за дерева выходит мужчина — еще молодой, лет тридцать с небольшим. Кий бы сказал, что в нем нет ничего необычного, — помимо, конечно, того, что он бесшумно появился из чащи и сейчас весело смеется, явно довольный произведенным эффектом, — высокий, худощавый, волосы до плеч с пробившейся ранней сединой. Но тревога прямо-таки кричит в голове, что нужно спасаться. Раздувается, иглами пронзая голову. Кий отступает на шаг и чуть не падает, только Демьян успевает его поймать.
— А я говорил, — шепчет Демьян, и Кий готов забыть обо всей боли, лишь бы закатить глаза. И все-таки наступить Демьяну на ногу.
Ну, что ж, проблема поступила раньше, чем Кию бы хотелось.
— Что, еще одного мертвяка подобрали? — хмыкает Ратмир, откровенно разглядывая Кия — злым, внимательным взглядом. — Не зря Маринка просила не соваться пока дальше моего дома.
Он и с Мариной знаком?
— Я не мертвяк, — обиженно напоминает Кий, что лишь сильнее веселит Ратмира.
— Да ты так не хохлись, я тебя не сожру, не вкусный ты, — говорит он, широко улыбаясь. — Хотя, конечно, интересно, сколько ты уже за жизнь цепляешься. Что же тебя так сильно держит-то?
— Ничего, — Кий почти незаметно для себя встает так, чтобы закрыть собой Демьяна.
Ратмир вытягивает шею — точно, чтобы заставить Кия напрячься, потому что и так прекрасно видит Демьяна, еще раз хмыкает.
— Да можете идти, только в следующий раз предупреждайте, что хотите зайти, хорошо?
Демьян тянет Кия за руку.
— А вы одни живете? — вдруг спрашивает Кий. — И когда вам Марина успела про меня рассказать?
— Любопытный мальчишка, — кивает Ратмир. — Но я не скажу тебе. Придешь в следующий раз — и отвечу на любые вопросы, но только обязательно принеси и мне интересную историю, хорошо? Поймешь, что держит тебя в этом мире — и приходи.
Кий внимательно смотрит на него — усмешка на лице, сверкающие ржаво-красным глаза, руки, скрещенные на груди. Ратмир точно хочет ему что-то рассказать, но почему-то не хочет делать этого сейчас. А почему? Условие про историю — обычное прикрытие, так, чтобы запутать Кия, значит, Ратмиру нужно что-то другое.
Но что?
Демьян настойчивее тянет его за руку, и Кий поддается.
Они уходят от дома Ратмира быстро, Демьян почти тащит его за собой, замедляясь только тогда, когда вспоминает, что Кий так быстро передвигаться не умеет.
— Ты его боишься, что ли? — удивленно спрашивает Кий, спотыкаясь в очередной раз о ветки.
— Нет, — отвечает Демьян слишком быстро.
— Почему?
— Не боюсь.
Ну конечно.
Но дальше Кий вопросов не задает. Если Демьян не хочет говорить сейчас — спросит у него потом. Или у Марины. Или у того же Ратмира.
— Куда ты меня ведешь? — спрашивает Кий, и Демьян замирает.
— Да не знаю... — растерянно бормочет он. — Просто... подальше.
Он выглядит растерянным и напуганным. Нервно переступает с ноги на ногу, дергает рукав Кия, крутит головой, пытаясь понять, где они вообще сейчас.
— Что-то случилось? — уточняет Кий.
— Нет, — торопливо качает головой Демьян.
Кий вздыхает — вот ведь, что свалилось на голову: мертвые дети, вампиры, встревоженные водяные. Последнее самое неприятное — ну что вот Демьян так переживает? Будто Ратмир его сожрать планировал. Кий делает шаг вперед и обнимает Демьяна — кладет руки ему на спину, осторожно гладит, потом прижимает голову к своему плечу, зарывается ладонью в волосы.
— Все будет хорошо, обещаю тебе.
Демьян не пытается вырваться, притихает в объятиях, даже не говорит ничего.
— Я со всем разберусь, — обещает Кий.
— Никто еще не смог разобраться.
— Всегда хотел хоть где-то быть первым, — Кий отстраняется и подмигивает Демьяну. — Ну что, куда дальше пойдем?
— Так мы... Заблудились вроде, — неуверенно пожимает плечами тот.
— К Марине? — понятно уже, что с Демьяном каши не сваришь. Хочешь получить от него нормальный ответ — задай конкретный вопрос, а то будет водить за нос не хуже самого лешего.
— Я...
— Или ты наконец-то поможешь мне найти девочку? — жестко спрашивает Кий. — Ты ведь точно знаешь больше, чем говоришь, так сколько мне еще нужно бегать по лесу, чтобы ты решил, что уже можно рассказать?
Демьян едва уловимо качает головой.
— Ты не понимаешь.
— Что именно?
— Просто так ее не найти.
— Это я уже слышал, давай что-нибудь новое.
— Ты знаешь, что лес тебя принял? — вдруг спрашивает Демьян.
— Что это значит?
— Что, если бы так не было, ты бы никогда не нашел ни тот дом, ни кости. Просто потому, что леший бы не позволил, но ты... дошел.
— Это не было сложно.
— И это самое удивительное, — мягко улыбается Демьян.
— А девочку я могу так же найти?
Кий обращается к своей внутренней боли, спрашивает ее, знает ли она, куда идти. Нет — отвечает боль. Сейчас та сыто ворочается внутри, заставляя грудь болеть. Ищи сам — говорит боль. Пытайся — требует она.
И ничего больше.
Демьян задумчиво щурится, смотря на него.
— Уже скоро ночь, — говорит Демьян в итоге. — Нет смысла бегать по лесу в это время.
— Покажи мне, где живешь ты, — просит Кий.
— Зачем?
— Хочу знать.
Демьян смеется.
— Я нигде не живу.
— Но у Марины и Ратмира есть дома, почему тогда у тебя нет?
— Потому что я... — Демьян замолкает. — Как бы объяснить. Мы разные, им нужен дом, а мне нет. У меня есть только озеро.
— Тогда покажи мне озеро.
— Не сейчас.
Если бы Кий мог, он бы закатил глаза. Но тогда Демьян расстроится, а находиться с печальной нечистью в лесу у него не было никакого желания.
Остается только кивнуть.
— Знаешь, ты ведь можешь сам попробовать поговорить с лешим, — говорит вдруг Демьян.
— Вот так просто?
— А почему нет? — Демьян неловко улыбается. — Убить он тебя не убьет уже, в любом случае.
— Ну спасибо, очень утешил.
— Раньше я бы не посоветовал тебе к нему идти, но сейчас, — Демьян пожимает плечами. — Сейчас можно попробовать, потому что лес тебя принял. Может быть, и леший будет не против помочь.
Кий чувствует, что что-то в этой просьбе совершенно не так. Не правильно, странно, пугающе. Только понять не может, что именно. Боль ворочается в груди, голова кружится, и так сложно думать — что хочется просто разрешить Демьяну вести его за собой. Куда угодно — к лешему так к лешему.
— Ну пойдем, — кивает Кий.
Демьян отворачивается, чтобы указать путь, но Кий успевает заметить огонек той самой неловкой улыбки на его лице, который почему-то не пропадает.
***
Самым сложным для Аленки оказывается разобраться, с чего начать. Барсук, которого приходится поставить в известность, разводит руками и сразу предупреждает — Аленка лезет туда, куда обычно никто и соваться не пытается, поэтому пусть заранее готовится к тому, что виновника та не найдет.
— Просто таким никто не занимается, — разводит руками Барсук. — Иногда кого-то ловят, но обычно это случайно выходит, если на другом деле попадается. Как вот тут докажешь, что пойманный тобой мужик над твоей сестрой снасильничал? А потом еще доказывать начнут, что она сама захотела.
Аленка упрямо поджимает губы. Хочется разозлиться на Барсука за его цинизм, за то, что в нее не верит, но она прекрасно понимает — тот говорит правду.
Не найдет она, скорее всего, никого. А если найдет — то ничего не докажет. Но не может же она просто так отступиться?
Начинает Аленка с поиска свидетелей. Топчется у дома, где на Стасю напали, рассматривает прохожих. Потом садится на скамейку и уже просто сидит, провожая взглядами всех жильцов.
Интересно, чем сейчас занимаются Лада с Родионом? Родион залетел в отдел буквально перед тем, как ушла она сама, злющий как тысяча чертей, сказал, что Лада так и не приехала, ничего не сказала, опять полезла искать приключений самостоятельно. Аленка только неловко пожала плечами и убежала. Гнев Родиона она не умела ни терпеть, ни гасить, а потому старалась находиться подальше, когда он на кого-то срывался. Но за Ладу Аленка правда очень переживала — потому что знала, что та правда может влезть в любые проблемы.
Но что могла сделать она сейчас? Только тревожно заламывать руки, чувствуя, как в груди растет ком тревоги, давящий на сердце.
— Извините, а вы кого-то ждете? — рядом присаживается женщина. Аленка бросает на нее взгляд — вот ведь, как повезло. Другие люди совершенно не цепляли взгляд, потому она даже не пыталась задавать им вопросы. Аленка не очень многим вещам научилась за время работы в отделе, и другие умели и чувствовали гораздо больше, но хотя бы всегда понимала, когда человек правда может что-то рассказать, а когда нет.
Женщина, севшая рядом с ней, могла.
Ей было лет сорок — высокая, чуть полная, с растерпавшимся от ходьбы каре. Женщина не улыбалась и выглядела уставшей, но Аленка от чего-то чувствовала, что та не откажется поговорить.
— Я ищу свидетелей, — честно отвечает Аленка. — У вас недавно случилось происшествие рядом с домом, я хочу узнать, может, кто-то что-то видел.
— А что случилось? — сразу интересуется женщина. — Вы из милиции?
Аленка кивает и достает удостоверение. Лада так делать не любила — она считала, что людей пугает, если к ним обращается кто-то из органов, а потому старалась выяснить все осторожно, по возможности не представляясь вообще, за что постоянно спорила с Родионом, но вот тут Аленка была с ним согласна — нужно все честно и открыто.
Тогда и люди должны отвечать честно и открыто.
— Вы были дома вечером два дня назад? — спрашивает она.
— Да, — кивает головой женщина.
— Может быть, вы слышали, что происходило на улице? Куда у вас выходят окна?
Женщина неловко заминается.
— Окна во двор выходят, да я не слышала ничего.
Аленка смотрит на нее внимательно — как та сцепляет руки в замок, хмурится, потом начинает нервно поправлять волосы.
— У вас что-то случилось? — спрашивает она.
— Ничего, — торопливо отвечает женщина.
— А вы верующая? — вдруг спрашивает Аленка и кивает на крестик, выпавший из-за ворота рубашки.
Женщина быстро заправляет его обратно.
— Как это относится к вашему вопросу?
— Никак, — Аленка улыбается. — Просто стало интересно. Сейчас у нас мало людей крестики носят.
На руках у женщины она успевает заметить синяки. И на шее тоже — прямо там, где висит цепочка.
— Это не повод для шуток, — сурово отвечает женщина.
— Так я и не шучу, — Аленка достает свой, легко качает перед глазами женщины, а потом поднимается и идет в сторону двора за домом.
Она чувствует, что сегодня больше ничего интересного не услышит — да и она узнала все, что хотела. По-хорошему, нужно дождаться мужа этой женщины, а потом поговорить с ним, но что-то подсказывает ей, что сегодня она уже никого не дождется.
Черт бы побрал эту интуицию, которой с каждым годом начинаешь доверять все сильнее, забывая про обычный порядок ведения расследования.
Первые годы это очень сильно раздражало. Аленка была единственной, кого в отдел перевели из обычного — еще, кажется, в милиции работал Родион, но там существовал какой-то уговор между ним и Алтаей, вроде как он сам захотел носиться за нечистью, а вот Аленку именно что перевели.
Формально Алтая спросила ее, хочет ли она сменить отдел, но реально Аленка подозревала, что Лада что-то где-то подшаманила, чтобы перевод прошел более гладко. И не то, чтобы Аленка жаловалась — ей нравилась и работа, и коллектив, особенно, когда Родион отсутствовал, но вот то, что их методы были странными, не всегда логичными, очень злило.
И Алтая, и Лада, и даже Родион полагались на интуицию, чутье, ритуалы — и ведь это всегда работало, что не раз Аленку удивляло. А сама она так не умела — ей хотелось, чтобы все было логично, четко, правильно, по заведенному порядку. Но за столько лет она привыкла полагаться на чужую интуицию и уверенность, которая бралась почти из воздуха.
Поэтому сейчас она не идет дальше расспрашивать ту женщину и даже не ждет ее мужа, а спокойно уходит, топчется во дворе, окидывает взгляд старые проржавевшие качели, ищет взглядом окна квартиры той женщины — и совершенно точно уверена, что находит именно нужные. Пятый этаж, розовые занавески — причем яркого, вырвиглазного цвета, новые, видимо.
Значит, точно должна была слышать.
Она садится прямо на землю, гладит ее рукой, потом ложится — чувствует кожей холод, то, как мелкие камешки упираются в щеку и ладони, то, как нос щекочет клочок травы, который не успели вытоптать.
— Расскажи мне, что знаешь, — просит Аленка.
И слышит — крик, удары, захлопнутое окно. Темно-темно-темно и шумно, но не от голосов, а от паники в душе девушки, от злости в душе женщины, которая все это видела.
Неужели ее муж и приходил сюда? Почему тогда она ничего не сказала?
Верила в то, что сможет его защитить?
Аленка поднимается с земли и отряхивает руки. Голова кружится, как и всегда, когда она пытается колдовать, крестик жжет кожу.
Хочется заплакать, начать бить кулаками, до крови, так, чтобы больно было, так, чтобы все услышали. Хочется попросить Барсука вернуть ее обратно. Только вот Аленка знает — никуда она не уйдет. А встает сейчас и пойдет обратно в отдел, напишет отчет, позвонит Ладе и Родиону, узнает, как у них дела.
А завтра вернется сюда и снова дождется ту женщину.
И еще хочется избить того мужика где-нибудь в подворотне — в скулу, в глаза, по шее, туда, куда он бил Стасю, туда, куда он бил жену. А потом пойти в церковь и долго плакать, стоя у иконы, пытаясь побороть головокружение — не принимали ее ни Бог, ни черт, и там, и там гнали.
Аленка отряхивает брюки, бросает взгляд на окно в последний раз и уходит со двора.