Глава 2. Вошедший в лес
Алтая унеслась куда-то еще до того, как он приехал в офис. В телефонном разговоре она звучала испуганно, много говорила о том, что Света в опасности, а Кий никогда не видел — точнее, не слышал, хотя и прекрасно мог представить, как Алтая тревожно кусает губы и сжимает скрипящую трубку сильной рукой, — ее настолько встревоженной.
Проблема была в том, что теперь он тоже испуган и встревожен. Офис встретил его бумажкой поверх стопки бумаг по делу, в которой довольно лаконично излагалась суть старинной присказки: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь, прямо пойдешь — жив будешь, да себя позабудешь». Идти направо и терять жизнь предлагалось Ладе и Родиону: Алтая помнила, что они хотели поискать убийц Василисы. Вперед она отправила Кия — прямо в лес. И попросила Аленку помочь, только вот Аленка пришла на час позже, заплаканная, и сказала, что никаких лесов в ближайший месяц — сестра угодила больницу, но почему, рассказывать отказалась.
Потому Кию пришлось принять этот крест на себя и согласиться отправиться в лес в одиночку. Что, честно говоря, звучало как будущая эпитафия. «Родился, жил, сунулся туда, кто точно мог помереть, и предсказуемо помер».
— Ты уверен, что стоит? — уточнила Лада, когда он уже садился в машину. Она смотрела на него внимательно и проникновенно, так, как умела только она сама: темные глаза перетряхивали все в душе, и от этого взгляда становилось так паршиво, что хотелось то ли разреветься, то ли вытошнить всю бурлящую тревогой гадость наружу.
— Алтая очень просила именно меня.
— Она вернется и разберется сама. Ты же помнишь? Это не наше дело, — Лада говорит отрывисто, и Кий понимает — она злится. Не то на него, знающего, как ему будет в этом лесу плохо, но с отчаянием самурая, у которого нет цели, только путь, все равно лезущего, то ли на Алтаю, которая написала на той же бумажке краткое «Проблемы» и исчезла еще рано утром.
Они никогда не ставили решения Алтаи под сомнение — она была умной, опытной и отличной лидеркой, точно знающей, кому и что в команде нужно. Аленке нужна возможность спасать, Ладе — возможность хоть где-то использовать свое колдовство, без применения начинавшее клубиться под кожей и делать больно ей самой, Родиону — черт знает, что нужно было Родиону, в это Кий никогда не вникал, зато вникала Алтая, и раз, тот до сих пор от них не свалил, давала ему это. Самому Кию нужна была возможность чувствовать, что хоть где-то с ним не носятся как с хрустальным, будто он прямо сейчас откинет копыта, напоминая хомячка. Нет, это не значит, что он не мог их откинуть в любой момент, но приятнее это делать, когда другие считают, что он продержится чуточку дольше.
Поэтому Лада злилась, но в офисе его не запирала — значит, приняла и это решение Алтаи, и даже если уже смирилась с тем, что потом им придется организовывать похороны Кия, сейчас его отпустит. Пусть и поворчит сначала для виду.
Так что Кий улыбается ей — широко, надеясь, что эта улыбка убедит ее, что он не планирует помирать прямо сейчас, и залезает в машину.
— Не сожри там Родиона, — напутствует он ей. — Мы договаривались вместе.
Лада легко смеется, и тревога в ее глазах становится не такой режуще-пронзительной.
Едва Кий добирается до деревни, он сразу идет к бабкам. Встречает его слепая — она вообще кажется ему самой коммуникабельной, впрочем, наверное, это от того, что она может и говорить, и слышать. Другие же вынуждены зло пилить его взглядом, но встревать в диалог не могут. Интересно, а слепая рассказывает им, о чем они тут болтают? И как это выглядит?
А как их вообще зовут? Этот вопрос они с Алтаей никогда не уточняли. Точнее, может быть, Алтая и знала, но делиться информацией не спешила, поэтому разговор Кий начинает с не очень вежливого, учитывая, как они хорошо знакомы, но необходимого вопроса:
— А как я могу к вам обращаться?
Слепая фыркает — зло, насмешливо, и Кию моментально становится не по себе. Здесь, в их доме, ему терпимо. Конечно, накатывает удушье пополам с тошнотой, из-за которых Алтая и переживала, что он скоро окочурится, но терпимо. Неприятно, приходится держаться за хлипкие перила лестницы, от которых на руке оставалось что-то сырое, чтобы не упасть, но жить можно. Но то, как эта слепая на него смотрит, мгновенно делает ситуацию хуже — будто ему все внутренности переворачивает. Смотреть так умела Лада, и у Кия больше проблемы, если бабки тоже умеют колдовать.
— Серафима, — отвечает недовольно старуха.
— А ваших... подруг? — его проводят в центральную комнату, но она пустует, сейчас их обеих не видно, и это от чего-то Кия радует. Еще двух женщин со сложными характерами он не выдержит.
— Рада и Прасковья.
Уточнять, кто из них кто, Кий не рискует.
Несмотря на то, что бабки ведут себя так, будто лично видели Петра I, они не выглядели совсем уж старыми. Самой молодой казалась немая — какая-то внутренняя чуйка подсказала, что ее зовут Рада, это было даже не ощущение, Кий точно знал, что Рада именно она. Лет шестьдесят, максимум, хотя наверняка сильно больше. Волосы еще густые, заплетенные в тугую рыжеватую косу, глаза внимательные, тускло-зеленые, хотя, наверное, в молодости были яркими, цвета весенней листвы. Следом за ней шла слепая — ей Кий мог бы дать семьдесят или восемьдесят, она была седой, но с прямой, уверенной спиной, двигалась легко и бесшумно, говорила четко и уверенно. А самой старой — глухая, Прасковья, ее возраст Кий бы не стал пытаться определить: сухонькая, сгорбившаяся, тихая, но с самым злым, грозным взглядом.
Хотя тоже какое-то внутреннее знание говорило Кию — они ровесницы.
Просто с ними что-то случилось.
— Спасибо, — улыбается Кий. — Можно спросить у вас еще кое-что?
— Ну спрашивай, раз пришел, — хмыкает Серафима.
— Расскажите мне про ваш лес. Про водяного. И про лешего.
Вдруг Серафима улыбается. Ее улыбка окатывает Кия ледяной водой: сначала тревожная, зловещая, а потом веселая, легкая, почти девичья.
— И что же мертвому мальчишке понадобилось в лесу? Украли тебя у смерти, а ты к ней обратно просишься? — смеется Серафима.
— Я не мертвый, — возражает Кий, чувствуя, как немеют руки.
— Ты кого угодно за нос можешь водить, а меня не получится. Я же все вижу, — Серафима переводит на него свой слепой взгляд. — Умер, да спасли, душу твою отогрели, а девчонка эта носится с тобой, боится, что выберешь смерть, а не ее. Только мы-то с тобой знаем, что смерть давно тебя выбрала, а ты играешь с ней, бродишь по краю. Заиграешься однажды.
— А вы мне не указывайте, как жить, — зло отвечает Кий. — И Алтаю не трогайте. Рассказывайте, о чем я вас спросил, и не надо угрожать мне.
— Не я тебе угрожаю, — смеется Алтая, — но ты бы про водяного у Радочки спросил лучше, она-то его хорошо знает, близко, — в этих словах Кий чувствует залихватскую шутку, насмешку, старую сплетню.
Неужели намекает, что Рада — та самая, с уставшим взглядом, толстой рыжеватой косой, в которой мелькают нити седины, когда-то встречалась с водяным? Сколько лет назад это было?
Он бы не удивился — прекрасно знал, как долго можешь жить нечисть, вот только странно это было. Неужели водяной согласился ее отпустистить? Хозяева лесов и вод были ненасытны, ревнивы и жестоки. Хозяйки, впрочем, тоже — Кий видел несколько таких, одна жила в Москве-реке и обожала топить мальчишек и девчонок, никакого сладу с ней не было, а тут даже не город. Такой бы никогда не отпустил по своей воле.
— Так не расскажет она ничего, — осторожно возражает он на шутку Серафимы и понимает, что это и есть ответ: Рада больше никому ничего не расскажет. Вот они, злые игры потусторонней силы.
— Не расскажет, — серьезнее соглашается Серафима. — А что ты хочешь услышать?
— Вы рассказывали Алтае, что водяной слабый, отдает власть лешему, эта правда? Почему?
— Так ты сходи к нему и узнаешь, — улыбается Серафима. Все зубы у нее на месте — это тоже удивляет, но фоново. Интересно, у них что, какой-то из дедов стоматологом подпольно работает? — Или боишься?
— А вы рассказать не можете?
— Неужели не знаешь, что стоит один раз увидеть, чем слушать сотню раз? — удивляется Серафима.
— Не хочу лезть туда, где меня могут убить, — признается Кий.
— Так ты же уже мертвый, кому под силу тебя убить? — удивляется она.
— Прекратите так говорить! — Кий вскакивает со стула, мир неприятно ведет в сторону, поэтому приходится сесть обратно.
— А то что? — зло спрашивает Серафима. — Мальчик, ты бы перестал так от правды бегать. Думаешь, я из вредности тебя в лес отправляю? Сколько сказок было сказано про него, а ты так ничего и не понял? Да все Иваны-дураки вместе взятые поумнее тебя были!
— Не понял, — огрызается Кий.
— Ну так поймешь, когда там окажешься.
— Скажите мне, что там живет.
— Разве вы со своей подружкой не занимаетесь тем, что боретесь с живущими в лесу? Сам знать должен, — хмыкает Серафима. — Выметайся. И обратно не приходи — не пущу.
Кий сбегает по лестнице так быстро, как позволяет кружащаяся голова. Его словно что-то подгоняет — то ли слабенькое проклятие, сказанное Серафимой, то ли ее злые слова. Он не был совсем дураком и понимал, что в лес обычно идут умирать — и животные, и герои сказок, и не умеющие ориентироваться на местности искатели ягод и грибов. Но вот то, что она настойчиво продолжала его уверять в том, что он умер, изрядно раздражало. Он не умер!
Не умер!
Иначе не смог бы столько лет общаться с живыми, верно?
Сердце бьется так сильно, что это становится почти больно. Кий несколько минут стоит посреди дороги, переводя дух и стараясь уловить шаткое равновесие, а потом смотрит на лес. Тот стоит совсем рядом — будто даже ближе привычного — и насмешливо скалится острыми иглами елей. Говорит, мол, заходи, дорогой, я тебя уже заждался.
И что Кию остается?
Только зайти.
***
В лесу ему мгновенно становится хуже — по голове словно стучат гигантским молотом, она начинает кружиться сильнее, а вот дышать с каждым шагом становится все труднее. Прямо как день, когда он чуть не утонул.
Или, по версии Серафимы, все-таки утонул.
Когда вода смыкается над головой, а впереди тебя ждет только пустота.
Сколько Кий бродит по лесу, он сказать не может — часы исправно тикают на руке, но им он не хочет доверять, потому что чувствует, что кто-то их немного обманывает. Алтая дала ему карту, и по ней он исправно идет в сторону озера, но пока находит только болото, которое добавляет болящей голове проблем.
Впрочем, главной проблемой становится не это.
— Вам не надоело тут топтаться? — от этого голоса Кий вздрагивает всем телом, все-таки спотыкаются за какую-то корягу и чуть не летит носом вниз, в болото. Человек, сказавший это, никак не реагирует, терпеливо ждет, пока Кий выровняется, закончит чертыхаться, и повторяет вопрос, — Не надоело? И я бы на твоем месте поменьше черта в таких местах припоминал.
— А хуже-то куда? — огрызается уже сильно уставший Кий. — Ты-то вот, уже явился.
Это почему-то голос смешит — смех звоном рассыпается по кочкам и веткам, как будто пошел летний легкий дождик.
Кий находит устойчивое положение и наконец-то оборачивается, чтобы успеть поймать краем взгляда мелькнувшую в ветвях фигуру.
— Ты в прятки играть хочешь? — раздраженно спрашивает он. — Раз пришел меня убивать, так покажись, что ли.
— Почему убивать? — интересуется голос, но отступает чуть дальше в заросли.
Потому что в голове до сих пор пульсирует что-то горячее, из носа капает кровь — благо, додумался платок взять, хоть он весь и краснющий, на болото ничего не пролилось, кто знает, какая гадость бы вылезла, почувствовав его.
Впрочем, этому, видимо, было все равно, налил он на дорогу своей крови или услужливо убрался и все протер — все одно, стоит тот, смеется шелестом листвы, прибитой дождем, показываться не желает. Комплексует, что ли? Решил, что Кий красивее, поэтому и спрятался?
— Не важно, — в итоге буркает Кий и решает, что раз обладатель голоса, похожего на дождь, отказывается идти к нему сам, то он пойдет к нему: раз пришел в лес, нужно же сделать хоть что-то значимое. Хотя, сложно пока понять, «помереть в трясине» классифицируется, скорее, как глупое.
Голос не убегает, и это радует. На коряге, прям как пушкинская русалка, сидит юноша — наверное, чуточку младше самого Кия, с длиннющими волосами, бледной, почти белой в синеву кожей, в которую впивается кора и веточки, и от того она рвется, обнажая кости, но довольно быстро снова срастается. В какой-то рубахе и брюках, похожих на форму то ли белой, то ли красной армии — сейчас уже не понять, так все растрепалось.
— Сразу видно, что младших сестер у тебя не было, — выпаливает Кий, а юноша, кажется, так удивляется, что не успевает даже сигануть в топь, хотя явно планировал именно это еще пару секунд назад.
— В смысле не было? — ошалело уточняет тот, пока Кий, наконец-то собрав в кучку имеющие мозговые клетки, делает широкий шаг вперед и размашисто рисует крест, прикасаясь подушечками пальцев к его лбу — немного бесполезный против сильных существ прием, но на пару минут собьет с толку.
— Косы заплетать не умеешь, шатаешься растрепанный, больше на барабашку похожий, — поясняет Кий, наблюдая, как испуганный взгляд водяного на последнем взмахе руки покрывается белесой пеленой потерянности, и юноша падает ему в ноги. — Поймал бы, но ваш лес дурацкий мне жутко надоел, — поясняет Кий, но все же присаживается рядом и вытирает с его лба часть грязной жижи.
— Как благородно, — хрипло отзывается юноша.
— Ты местный водяной, что ли?
— А что, не похож? — огрызается юноша, пытаясь приподнять голову, но роняя ее обратно в грязь.
О том, что он поступил немного глупо, Кий додумывается только в этот момент. Если раньше лес обступал его не так сильно — крался по пятам, плотоядно шелестел за спиной, но совсем близко соваться не рисковал, то теперь он обступает со всех сторон, замыкая в удушливое кольцо, даже трясина становится почти землистой, крепкой, и перестает хлюпать под ногами. Только хищные тени деревьев удлиняются.
В общем, делает вывод Кий, водяной, может быть, и не самая приятная личность, но с ним в сознании в лесу было приятнее. Хоть и сырее.
— Ну, я тебя повнушительнее представлял, как на иллюстрациях к «Садко», — вредно отвечает Кий. — С короной и бородой.
— Чего нет, того нет, — хрипло хмыкает водяной. — Что, понял уже, что без меня тут совсем хана всему настанет? — и кивает головой в сторону тянущей к ним свои колючие ветви ели.
— Да не помрешь ты, чего тут развел драму, — Кий пододвигается ближе, помогает мальчишке приподняться, осматривает его критически — из-за падения кожа порвалась в нескольких местах, а из-за знамения так и не срослась обратно, поэтому теперь водяной красуется покрасневшими ошметками кожи пополам с выступающими костями. Не самый приятный вид, но что уж поделать.
— Уже давно помер, — насмешливо возражает мальчишка. — Потому и стал тут хозяином.
Ну, шутить может, значит, нормально.
— И как тебя зовут, хозяин?
— Не скажу, — слабо протестует он, а лес начинает насмешливо шуршать вокруг них.
— Акакий? — глаза мальчишки испуганно округляются. — Поликарп? Онуфрий?
— Да прекрати! — с видом глубоко оскорбленного мальчишка все же отвечает, — Демьян меня зовут. Демьян.
— Честно? Вообще не лучше, — признается Кий. — Такое же дурацкое.
Демьян смотрит на него невпечатленно, а затем пытается встать. Получается у него это со второго раза и то — только с помощью Кия.
— И зачем только крестил, раз все равно просто посидел рядышком? — недовольно интересуется Демьян.
— А если бы не крестил, ты бы не попробовал меня атаковать? — удивляется Кий.
— Да ты и так мертвый, зачем, — Демьян пожимает плечами. — Шастать надоел — это да, но зачем мне пытаться тебя покалечить?
— Почему вы все меня похоронить хотите? — всплескивает рукой Кий, из-за чего Демьян, потерявший опору, снова чуть не падает, поэтому приходится экстренно его ловить.
— Не хочешь хорониться — не будем, — блекло соглашается тот. — А кто еще пытался?
— Да бабка одна, — без особого энтузиазма, заразившись печалью Демьяна, отвечает Кий.
— Фима, что ли? — понимает мгновенно тот. — Она любит людей попугать, не переживай так сильно. В целом, права она, но не мне это тебе доказывать.
Кий недовольно хмыкает.
— Я заметил, что любит.
— А зачем ты сюда вообще пришел?
— У вас тут девочка пропала.
Эти слова что-то неуловимо в Демьяне меняют. Он дергается, врезается локтем в дерево, шипит, но будто не от человеческой боли удара, а как будто его что-то обожгло.
— Что это значит? — мгновенно напрягается Кий. — Ты ее видел?
— Видел, конечно, только зря ты за ней пришел, — помолчав с минуту, все же отвечает Демьян. — Не сможешь вернуть.
Кий останавливается и смотрит на него внимательнее — цепко, задумчиво.
— Серафима и ее... подруги сказали, что девочку забрала вода. Ты меня обдурить хочешь, что ли?
— Много они знают, — оскорбленно откликается Демьян. — Я ее не забирал.
— И как докажешь?
— Да никак!
Демьян вдруг резко хватает его за руку и начинает тащить вперед — с такой силой и скоростью, будто это не Кий только что сам чуть не на руках его нес. Они за считанные секунды преодолевают расстояние, которое Кий прошагал за полтора часа, а потом Демьян резко оборачивается, хмурится — и Кий видит в его зеленых, как стоячая озерная вода, глазах, тревогу.
— Уходи, — просит Демьян.
Он привел его к самой кромке леса — той самой, которую они с Алтаей уже несколько раз обошли за прошедшие дни, — и стоит вот, весь напряженный, подобравшись, готовый снова куда-то бежать, прислушивающийся к звукам из леса. И, наверное, стоило Кию согласиться. Впечатлений ему хватило на всю жизнь — голова оставалась ватной, ноги дрожали, кровь из носа по-прежнему заливала платок, руки и рубашку, и с каждой секундой мир начинал смазываться все сильнее, — он чуть не утонул в болоте, познакомился со смешным, нелепым водяным, пообщался с какими-то, видимо, немного бессмертными бабками, и этого с лихвой бы хватило на отчет. Все равно живой девочку уже никто найти и не планировал.
Только вот в голове тупой болью отдавался голос Серафимы, напоминающей, что он уже умер. Что все идут в лес по одной-единственной причине, а от того и не возвращаются.
«И я не вернусь», — с отчетливым спокойствием думает Кий, только вот шаг из леса все же не делает.
— Я должен ее найти, — возражает он и смотрит на Демьяна. Тот сейчас выглядит не совсем как подобранный в заброшке пьяница, хотя волосы по-прежнему всколочены, в них застряли веточки, а одежда, кажется, успела стать более грязной, даже кожа почти просвечивает, будто он пытается то ли слиться с природой, то ли превратиться в злого призрака и криками изгнать Кия с его территории. Кий понимает — тот похож на отражение в озере, зыбкое, распадающееся на волны из-за ветра. Волосы чуть колышутся, руки нервно сжимаются в кулаки, только глаза становятся все ярче.
Вот так он гораздо больше похож на существо из сказки — прекрасное и опасное.
— Глупо, — сообщает Демьян, своим недовольным голосом мгновенно руиня все очарование.
— Разумеется, — легко соглашается Кий. — Но сейчас ты проводишь меня обратно, познакомишь с... Не знаю, с кем ты тут живешь, но думаю, пара мавок найдется, если ты еще не распугал их своим кошмарным характером, нальешь чай и расскажешь, что у вас тут творится.
— Не собираюсь я... — мгновенно начинает протестовать Демьян.
— Демьян — твое настоящее имя? — интересуется Кий.
— Конечно.
— Ты что, не знаешь, что его нельзя говорить?
Демьян смотрит на несколько так ошарашенно, что Кий понимает — правда не знает. Сразу становится понятно, почему бабки не возлагали на силы местного водяного никаких надежд. Дожил как-то до своих лет — и слава Богу. Хотя, скорее, черту. Или нет, в данном случае спасибо удаче. Больше бы Демьяну ничего не помогло.
— А почему нельзя? — осторожно уточняет Демьян.
Кий тяжело вздыхает. Тяжелый случай.
Он обязан остаться тут ненадолго, чтобы хотя бы убедиться, что Демьян от своего незнания хотя бы не угробит то, что пока держалось на честном слове. Потом Кий вдруг озорно улыбается, легко приподнимается на носочки — вымахал же! и на все два метра мозгов ни единой клетки мозга — подается вперед, из-за ваты в голове немного промахивается, мажет губами ему по щеке, а потом тихо-тихо шепчет на ухо:
— Меня вот зовут Кий, это мое настоящее имя, но ты не сможешь никому его рассказать, понятно? Потому что имя — это всегда власть, я вот знаю твое, а потому могу приказывать, но будет честно, если ты будешь знать и мое, — он легко смеется, — это наша сделка, хорошо? Ты проследишь, чтобы со мной тут ничего не случилось, расскажешь, что тут у вас как, а взамен я отдам тебе свое имя.
Он отстраняется и лукаво смотрит на Демьяна, который даже забывает корчить из себя недовольного. Забавно так — обычно это потусторонние существа предлагали сделки, но он собой бы не был, если бы не воспользовался таким смешным чужим незнанием правил, а потому не мог не проверить, поверит ли Демьян в то, что такие договоры имеют силу.
— Хорошо, — растерянно соглашается Демьян.
Поверил.
Кий озорно улыбается.
— Но почему ты говорил, что у меня дурацкое имя, если у самого не лучше? — вдруг обижается Демьян.
— Лучше, конечно! — возражает Кий. — Оно красивое. И вообще, пошли уже. — Он сам уверенно берет Демьяна за руку — чувствует холод, на который раньше из-за спешки не обращал внимания, кости, выступающие так остро, будто вот-вот порвут кожу, но не отстраняется. — Это чтобы не потерялся, — объясняет он удивленному Демьяну.
— Кто? Ты?
— Ты, разумеется, — качает головой Кий. — Провалишься еще в болото, а тебя искать потом.
— Я, между прочим, его хозяин.
— Который даже основных правил не знает, ну конечно.
Демьян дуется и становится мгновенно похожим на маленькую круглую рыбу, от чего Кий весело хмыкает.
— Ты либо глупый, либо тебя в детстве в Стиксе купали, от того такой бесстрашный, — ворчит Демьян. — Ты тут навсегда сгинуть можешь, а веселишься.
— Так ты же только что сказал, что хозяин тут всему, значит, не сгину, — возвращает Кий Демьяну его ворчливое напоминание. Тот одрачивает его таким взглядом, что у Кия не остается сомнений — его все же записали в дураки, а не в греческих героев, — но все же наконец-то идет вперед, поудобнее перехватывая ладонь Кия.
— Нас тут не очень много живет, — начинает Демьян. — Я вот, мавки, еще... — он запинается. — Многие лешего слуги, моих почти не осталось.
— Раньше было больше?
Демьян неопределенно пожимает плечами.
— Может, и было.
— Ты не помнишь, что ли? — удивляется Кий.
Демьян неопределенно пожимает плечами.
— Я живу уже много лет и не все помню хорошо.
— Да не настолько ты и старый, — хмыкает Кий. — Когда ты умер? Лет шестьдесят назад?
— Тебе... бабки сказали?
— Ну, ты не выглядишь как крепостной крестьянин, — недовольно отвечает Кий и ускоряет шаг. Невозможно с ним общаться! На один простой вопрос — сотня глупых. Как он вообще до своих лет такими темпами дожил, и его до сих пор никто не сожрал?
Демьян плетется за ним, пару раз подхватывает за руки, чтобы Кий не свалился в яму или болотце, недовольно щелкает языком, когда Кий шарахается от какой-то ветки, но глупости болтать перестает.
— А куда ты вообще идешь? — спрашивает Демьян минут через пятнадцать. Кий замирает, так, что сам Демьян врезается носом его в плечо и сдавленно ойкает. На самом деле, Кий об этом не думал. У него был простой план — войти в лес, найти там что-то подозрительное, разобраться. Что он будет делать, если найдет в этом лесу только непутевого водяного, он не подумал.
И куда ему идти дальше — тоже.
— Разумеется, в центр леса, где всегда самое главное зло хоронится, — несчастно отвечает он.
— А почему? — не понимает Демьян, и Кий даже не злится на него за глупый вопрос. Как ответил, то и получил, брякнул, что первое в голову пришло.
Думать о том, что он правда решил остаться в лесу, было неприятно. Кий не боялся потустороннего — совершенно, и этим очень удивлял Родиона и Аленку, — но осознание того, что он права не придумал, что делать дальше, его волновало. И начинало нервировать.
— Я не знаю, — признается Кий. — Давай поищем... Что-нибудь?
— Что ты хочешь искать? — устало уточняет Демьян. Кажется, несмотря на то, что мозгами его природа явно обделила, даже он успел осознать непутевость своего спутника и теперь мечтал просто уже куда-нибудь свалить. — Если что, туда, куда ты меня тащишь, я не пойду.
— Почему это?
— Потому это, — передразнивает его Демьян. — Я же тебе говорил, что лес — это владения лешего, он уже минут десять все тропинки путает, ты, может быть, и не замечаешь, а я — очень даже. И не хочу, чтобы он мне что-нибудь сделал. Хочешь браво помереть — вперед, а меня отпусти.
— Ты забыл, что ли, что мы договорились, что ты меня защищаешь? — удивляется Кий.
— Защищают — когда с человеком происходит что-то неприятное, а когда человек сам лезет в опасное место, это уже слабоумие, от него никто защитить не может, — в эту секунду руку Кия чем-то обжигает, и вдоль локтя начинают бегать колючие мурашки, так что Демьяна приходится отпустить. Тот резко отшатывается и отступает на пару шагов. Он выглядит хуже, чем на кромке леса, и даже хуже, чем там, в болоте, смотрит тревожно и недовольно. Прямо как котенок, которого согнали со стола.
Прежде, чем Кий успевает что-то сказать, Демьян делает еще несколько шагов вглубь леса и исчезает в нем — растворяется в воздухе, как если в чай налили слишком много воды, и его коричневатый, терпкий оттенок от этого размылся.
Несколько минут Кий так и стоит — не зная, куда ему податься дальше. Рядом с Демьяном еще была какая-то уверенность и ощущение пусть глупой, но защищенности, но сейчас ему начинает казаться, что зря он решил остаться. Переоценил. Не подумал.
Поступил глупо.
— Ты корни тут пустить собираешься? — спрашивает голос за его спиной. Кий даже не вздрагивает. В лесу ему постоянно казалось, что за ним кто-то наблюдает — из самой чащи, внимательно, осторожно, но так, что пожелай он сделать что-то неверное — мгновенно вцепится в душу зубами.
Вот и подтвердилось.
Он оборачивается и видит женщину — молодую, наверное, его ровесницу. Она спокойно стоит в паре шагов от него, смотрит мягко, чуть недовольно, с интересом. Как на новую игрушку — думает Кий.
— Не знаю, — честно признается он. — Может, и собираюсь.
Женщина смеется — не потому, что оценила шутку, а потому, что ей потешно наблюдать за потерянным Кием.
— Зря ты решил остаться.
— Это я уже понял.
— Что, так Демьян понравился, что не решился уйти? — хмыкает женщина. — Он умеет забалтывать людей.
Кий лично считает, что Демьян умеет только болтать глупости, но не возражает.
— А вы кто? — спрашивает он.
— Можешь звать меня Славой.
Славой так Славой. Советскому Союзу, что ли?
— Ты давно за мной наблюдаешь?
— Дольше, чем ты думаешь, — загадочно откликается она.
— Ты тоже боишься идти вглубь леса?
Слава пожимает плечами.
— Нет, не боюсь, а чего мне бояться?
Того, что так сильно напугало Демьяна. Но этого вслух Кий не говорит.
— Тогда ты... проводишь меня?
— А ты, — она делает упор на это слово, — не боишься?
Боится.
Но а что ему еще остается?
— Ты не видела девочку, она убежала в лес несколько дней назад? — спрашивает он, подходя ближе. Слава кажется старше Демьяна, точнее, скорее, умершей раньше — она не та сильно похожа на человека: кожа ошметками свисает с костей, волосы растрепаны и не очень аккуратно заплетены в косу, глаза совсем пустые, а еще, кажется, будто погрызенные кем-то.
Кий редко встречал некрасивую нежить. Все будто сговорились — раз уж умерли, то должны выглядеть прекрасно, благо, в городах есть много возможностей найти источник силы: светлая кожа, блестящие волосы, сверкающие глаза. Все мертвые были нечеловечески красивы, и Кий успел к этому привыкнуть.
А в этом лесу все шло наперекосяк — слабый водяной, не знающий правил, мертвая девушка, выглядящая так, будто ее труп до сих пор разлагается. Злой, плотоядный взгляд из чащи, который до сих пор скользил по лопаткам Кия, заставляя ежиться.
— Не у той ты спрашиваешь, — хмыкает Слава. — И не смотри на меня с таким ужасом, я что, должна каждый день выглядеть как принцесса из сказки? Для кого? Тебя, что ли? Захочу — другой стану.
Кию остается надеяться, что жизненные силы на это Слава будет брать не у него.
— А у кого нужно?
Слава смеется.
— Глупый мальчишка, ты так сильно боишься нашего леса, а ведь даже не знаешь, кто тут живет.
— Демьян говорил, что многие... — слуги лешего, так он сказал. А Слава тоже?
— Да ты чаще его слушай! Наболтает всякой чуши, а ты и перепугался заранее, — хмыкает Слава. — Пойдем.
И оборачивается спиной, открывая вид на прогнившие ребра и лопатки, легко передергивает плечами, мол, чего глаза вылупил, мавок, что ли, никогда не видел? пошли уже.
Ну, и Кий идет.
С Славой в лесу будто становится спокойнее — она уверенно ведет его вперед, предупреждает о корягах, ямах, поваленных деревьях, что-то болтает про то, какие ягоды они видят по дороге и каких птичек слышат. Как будто ребенка успокаивает.
Это больше не тревожное общение с Демьяном, который сам весь — перекрученные ветви боли, а что-то уверенное, сильное, тянущее Кия за собой.
Через какое-то время он устает — по часам проходит часа два, и Кий сам поражается своей выносливости. Прошел все это время за Славой и не стал возмущаться!
Слава замечает, как тот сверяет время, и хмыкает.
— Так ты же мертвый, чего тебе уставать.
— Я не мертвый, — упрямо возражает Кий.
— Впервые вижу человека, который так упорно это отрицает. Поэтому ты и продержался столько лет среди живых, — решает Слава.
— Я чуть не умер, — поправляет Кий.
— И кто тебе эти глупости наплел?
— Мама, — та самая, которая обнимала его тогда, единственного выжившего, своими теплыми-теплыми руками, рыдала, шептала, что у него обязательно все будет хорошо, а потом, через год, повесилась в прихожей на пояске от платья. Сколько не ворчала, что шьют сейчас плохо — а ее пояс выдержал.
— Ну, мамы вообще часто говорят не то, что происходит на самом деле, — отвечает Слава так резко, что Кий понимает — тут что-то личное. Поэтому решает не спорить.
— Так ты видела девочку?
— Я — нет, но в лесу не только у меня можно спросить, — Слава оборачивается и весело ему подмигивает. — Демьян, наверное, запугал тебя, но у нас тут весело, правда! Я тебя обязательно со всеми познакомлю.
— И кто это — все? — осторожно интересуется Кий.
— Да подожди! Не все так просто, — Кий замечает, что с погружением в лес Слава становится все сильнее становится похожей на мавку из сказок — кожа на руках становится более гладкой и светлой, волосы больше не висят клоками, а аккуратными волнами — такие даже у Светы не всегда сделать получалось, — ложатся на плечи, только кости на спине по-прежнему проступают.
Слава замечает его взгляд, от чего хмыкает:
— Видишь! Говорила же, что все будет.
— Ты у меня силы забрала? — подозрительно интересуется Кий.
— Да откуда у тебя силы-то? — снова шарманка про мертвых. — Но ты приятный мальчик, обычно, если к нам мужчины приходят, они так на меня смотрят, что я прямо в их глазах вижу все позы, в которых они бы снасильничать надо мной хотели, а ты... Ворчишь, но даже о таком не думаешь, кажется. Так что не переживай, сильно я тебя пугать не буду.
— Как великодушно с твоей стороны, — недовольно отзывается Кий.
— Разумеется! — счастливо соглашается Слава, а потом берет его за руку и одним рывком вытаскивает на полянку. Там стоит вполне ожидаемая избушка — не на живых курьих ножках, а на маленьких столбах, кажется, уже почти до конца ушедших в землю.
— Баба-Яга, что ли? — осторожно уточняет Кий, вызывая смех у Славы, который волной подхватывают все деревья.
— Да что ты! Просто наша маленькая ведьма.
— И никакая не маленькая! — на их разговоры из дома выходит девушка в длинном белом платье, перехваченном широким красным поясом, и облокачивается на перила. — Это тот, что ли? Который девчонку ищет?
— И который Демьяна запугивал, — весело соглашается Слава, явно желающая срочно обсудить все сплетни.
Она подтаскивает Кия ближе к дому, но сама внутрь не заходит, даже на ступеньки не поднимается.
— А ты не пойдешь? — удивляется он.
— Я не могу, — смеется она. — Не для меня домик строился.
Кий удивленно оглядывается на вторую девушку, которая легко разводит руками.
— Нельзя такой нежити, как она, в мой дом.
— Да ты не переживай, мне Маринка потом все расскажет! — весело отвечает Слава и подмигивает ему.
— А Маринка — это вы? — уточняет Кий.
— Ты тут кого-то еще видишь?
— Нет, — соглашается он.
— Ну и пойдем, — Маринка тянет его за рукав, а потом замечает, что Кий не идет за ней, только смотрит тревожно на Славу — а куда она денется? И зачем вообще сюда привела? — Да не переживай ты так, верну я тебя твоему лесу, не съем.
— Лес не мой, — возражает Кий, на что Маринка только хмыкает.
— И Маринкой меня не называй, тебе нельзя. Просто Марина.
— Хорошо, — покорно соглашается он.
Внутри дом Марины кажется больше, чем снаружи, будто пространство взяли за углы и хорошенько потянули во все стороны. Там помещается кровать, печь, большой стол с кучей связок трав. Ими пахнет горько и терпко, от чего голова начинает болеть, но муть, стоящая подобно стухшей воде с момента, как он заходит в лес, от этой боли проясняется.
Марина встает посреди комнаты и окидывает его внимательным взглядом.
— А... — начинает Кий и не знает, с чего начать. — Администрация знает, что вы здесь живете? Дома-то несанкционированно строить нельзя...
Марина оглушительно смеется. Она вообще выглядит невероятно чем-то довольной, будто долго решала, что приготовить на ужин, и вот, ей подвернулся он. Улыбается широко, темные глаза сверкают — от этого блеска Кию становится не по себе, но выглядит Марина более живо чем все, кого он встречал раньше.
— А ты думаешь, хоть одна инспекция сюда доберется?
— А вы просто не знаете, какими они бывают докопчивыми.
Марина улыбается еще ярче.
— Но ты правильно подумал, я пока живая, — она задумчиво пожимает плечами. — По крайней мере, более живая, чем вы со Славой.
— А Демьян? — честно говоря, Кий не считал его мертвым. Демьян был странным, чуточку пугающим, глуповатым, явно связанным со всем колдовством, но точно относился к магии более опасной, чем та, которая оживила Славу. Что-то ему подсказывало, что Марина тоже, скорее, относится к этой сфере, просто уходит от ответа.
— А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд, — хмыкает она. — Ты прав, но согласись, будет скучно, если я просто так тебе все расскажу, верно? А к Демьяну я бы тебе соваться не советовала.
Интересно, а то, что он немного надурил его с заклинаниями и чуть не угробил — это считается за «соваться» в понимании Марины? Кажется, после такого отступать уже сложно.
— Зачем Слава меня к вам привела? — решает перевести разговор в более безопасное русло Кий.
— Да хватит выкать! Я себя бабкой чувствую, — недовольно отзывается Марина, упирает руки в бока и перекатывается с пятки на носок. — Привела, потому что иначе помер бы ты окончательно.
— Ваш дом защищен от леса?
Марина кивает.
— Лесу это, понятное дело, не сильно нравится, но кто я такая, чтобы выяснять, что ему нравится, а что нет? Пусть лучше спасибо скажет, что я слежу за всем, что в него приходит и уходит.
— Значит, вы знаете про девочку?
Марина смотрит на него внимательно и кивает.
— Я слышала вас, когда вы приезжали сюда искать. Тебя, твою подружку, она такая громкая, ты знаешь? Сильная и громкая, только с ней вот-вот что-то плохое случиться должно, и она... Не сможет от этого уйти, не захочет. И вторую девчонку тоже слышала, так почему они тебя сюда одного отправили, если сам ты тут окочуришься?
— Я думаю, — Кий спотыкается, — плохое правда случилось, поэтому и некому больше было ехать.
— И зачем вам эта потеряшка нужна?
— Ее мать ищет.
— Много кого мать ищет! — зло бросает Марина, и ее глаза вспыхивает нечеловеческим хищным злом. — И что же, всех возвращать надо?
— А вы не можете? — Кий спотыкается. — Ты.
— Я? — Марина хмыкает. — Конечно же нет.
— А я?
Марина окидывает его внимательным взглядом. Сейчас Кий понимает, что живость Марины обманчива — она кажется частью этого дома, той, кто связан с ним голодным тугим туманом, врастает в него, питает, а потом в дом нет хода никому мертвому окончательно. Ее руки перебирают воздух, будто она чувствует в нем что-то особенное, глаза темнеют окончательно, из-под ворота платья выступают острые ключицы, а на них — длинные кровавые царапины, зажившие давно, да не до конца.
Такие же царапины видны на ее руках — но не ей самой оставленные.
Когда Кий их замечает, горло перехватывает. Их не перепутать ни с чем — и царапины такие, и синяки он видел много раз, когда приезжал на вызовы с убитыми женщинами. С теми, над кем надругались, а они вырывались, бились, только вот тот, другой, оставшийся живым, был сильнее.
Марина замечает его взгляд, и черты ее лица по-птичьи заостряются.
— Меньше бы ты думал, мальчишка, — глухо отвечает она. — Ты можешь спасти, но я бы не советовала.
— Почему? — такой ответ Кия раздражает. Почему она вечно говорит загадками? Что это за мода у потусторонних — никогда не отвечать нормально с первого раза? Как будто на прием в поликлинику пытаешься попасть — честно слово! Сходите туда, возьмите бумажку о том, что вы умерли, а нет, для того, чтобы получить эту бумажку, вам нужно доказать, что вы рождались, а, чтобы получить свидетельство о рождении, вам нужно доказать, что когда вас ударили ножом, у вас потекла кровь, и получить справку с ее анализом. Но чтобы доказать это, вам нужна справка о смерти — и так начинается вечный круговорот, из-за которого, возможно, и возникают мертвяки, проще остаться на земле, чем доказывать, что ты умерла.
— Потому что тебе придется вернуться в лес. Он ее забрал, но просто так не отдаст, — легко отвечает Марина, рождая ответом новые вопросы. — Нужно будет сделать что-то неприятное, нехорошее.
— А как узнать, что лес от меня хочет?
Марина улыбается — широко, опасно.
— Ну как же, выходишь в лесок, остаешься там, проводишь дни и ночи, а потом он принимает тебя за своего и рассказывает, с чем ему нужна помощь. У нас тут, в лесу, вечно дел невпроворот, и для тебя работенка найдется.
— Ты выгоняешь меня? — уточняет Кий.
Марина пожимает плечами.
— Да нет, почему? Свидимся еще. Приходи, если совсем плохо станет, помогу. Можешь на ночь остаться.
И Кий соглашается, в конце концов, а что ему еще остается? Он должен вернуть Олю, хотя бы просто для того, чтобы доказать остальным — он может, он способен сделать что-то полезное, он умеет преодолевать боль, с которой живет. Да, конечно, эта его попытка — как бросание не умеющего плавать ребенка в воду, стоило начать с чего-то попроще, но Алтая же попросила именно его, а потому он не может просто так уйти.
И Демьяна нужно научить быть водяным, что ли. Раз пришел.
Ночью, когда Марина засыпает — или делает вид, что спит, чтобы не смущать его, — он встает и выходит на крыльцо. Кий никогда не был в лесу ночью и да в целом никогда в лесу так надолго не оставался. Здесь по-особенному хорошо — легко, свежо, а после Марининых трав даже голова так не путается, как раньше. Звезды здесь гораздо ярче, чем в городе, и озорно сверкают, будто подмигивают ему. Ветер ерошит волосы, дергает за полу рубашки, шуршит кронами деревьев. Странно, что ночью лес кажется более мирным, чем днем. Может быть, лешему тоже нужно отдыхать?
Кий поворачивает голову в ту сторону, куда его тянет ветер. Там, у самого края леса, где начинается поляна, стоит Демьян. Кажется, он внял гласу хорошего вкуса, и все же расчесал свои космы, и даже приоделся, по крайней мере, больше не похож на подобранного на дороге бездомного — и уже хорошо.
Кажется, к дому Демьян подойти не хочет — или не может, но и с поляны не уходит, поэтому Кий идет к нему сам: земля холодит босые ступни, ветер чуть усиливается, заставляя поежиться.
— Тебе нравится? — спрашивает Демьян, когда Кий подходит достаточно близко, и кивает на небо.
— Очень красиво, — соглашается Кий.
— Это хорошо, — кивает тот. — Ты точно не хочешь уйти?
— Мне кажется, мы через это уже проходили, — ворчливо отзывается Кий, на что Демьян лишь беспомощно улыбается.
— Нужно было уточнить еще раз. И даже Марина не смогла тебя отговорить?
— Она рассказала, как я могу найти Олю, — объясняет Кий.
— И ты вдохновился на подвиги?
Видимо, пропадал Демьян для того, чтобы накопить острот и взять у него реванш. Только вот Кий совершенно не настроен сейчас ссорится — голова снова начинает кружиться, а сонная вата так и не выветривается из головы, хотя холодно у леса так, что кости вот-вот звенеть начнут, — потому он просто прислоняется спиной к дереву и вздыхает.
— Что-то вроде того.
— Хочешь, я тебе помогу?
— Чем?
— Тебе же должны были сказать, что просто так лес никого не отдаст?
— Конечно.
— И ты хочешь влезть во все это один? — удивляется Демьян.
— А зачем тебе помогать? Ты же тоже... из этих.
Демьян весело смеется, с него ночью тоже слетает мягкая дымка потерянного мальчика, он кажется взрослее, увереннее, напористее, чем раньше. Видимо, в первый раз Кий правда застал его врасплох, и тот не успел подготовить свой образ опасного злого существа.
— Так мне же тоже лучше от этого будет, если у тебя получится ослабить лешего.
— Я не планировал...
— Конечно планировал, мой дорогой, — Демьян фыркает. — Ты собираешься отобрать у леса то, что он забрал себе по праву, неужели ты думаешь, что получишь это так легко? Ты найдешь свою девчонку, я помогу тебе, все останутся при своем. И потом, — он вдруг веселеет. — Ты же вроде говорил, что раз мы знаем имена друг друга, то теперь связаны, и все такое?
— Там было не про связаны, а про то, что ты должен меня защищать и слушаться того, что я говорю, — недовольно возражает Кий, которому мешают наслаждаться ночью. И чего этого Демьяна именно сейчас на болтовню потянуло?
— Почти похоже, — кивает тот. — Ну так что?
— Ладно, — вздыхает Кий, и в этот же момент Демьян легко хватает его руку, касается губами запястья: чувствуется легкий укол, и вот, на землю капает маленькая капелька крови. А Демьян отстраняется и с залихватским видом слизывает еще одну такую же с острых, почти как у змеи, передних зубов.
— Вот теперь и договорились, — заключает он.