Явись

Я вспоминаю, как сидела с Кой в столовой, и решала, что выберу злиться и ничего не делать, послать к черту всю эту историю с феей и убийством, прошлое собственной семьи с «Колдунами» и горгоной. Что можно просто выбрать работу и рутину, поставить точку, отпустить ситуацию в никуда.

Но я была убеждена в том, что из Центра мне не выбраться. Что я останусь в их клетке, или, в крайнем случае, на мне будет клеймо. Что я бешеное животное, за мной нужен глаз да глаз, и, если я не буду послушно ходить из стойла в стойло — меня накажут.

В три часа ночи я сижу на кровати, не понимаю, дома ли Багор — очень тихо, я слышу только далекие гудки, будто от поезда, разносящиеся в темноте. Что-то во мне просит, чтобы я пошла у Орашу прямо сейчас или написала Кой. Я достаю из кармана сложенную бумажку с номером телефона, кто мне по нему ответит? Возможно, служба безопасности Центра, которая рада будет опять упечь меня в камеру.

Утром, после мутного, тяжелого сна, я решаю сделать хоть что-нибудь — например, поныть Кой. Пока на общие темы, лишенные намека на фейский заговор. Багра не видно, я спокойно завтракаю на кухне и переписываюсь с Кой. Она не допускает ошибок и редко ставит эмодзи, иронично шутит, сочувствует тому, как я разболелась. Я пишу, что Фазлеева мне на кое-то намекает, и Кой внезапно пишет «если тебе необходима какая-то информация из баз данных Центра, я могу посмотреть. Так как я занимаюсь социальными взаимодействиями, это практически легально». Мне нравится слово «практически», я пью чай, хожу по коттеджу туда-сюда, половицы чуть скрипят, я даже уже не прокручиваю в голове сотни плохих сценариев, я просто смотрю на лестницу, по которой я с огромным трудом спускалась еще вчера и думала, что отправлюсь в лучший мир.

Наконец, я решаюсь: пишу Кой сообщение, о котором, скорее всего, пожалею. Я набираю несколько его вариаций, стираю. Но все же отправляю.

«Она хорошая», сказал мне как-то Багор. Но ведь Кой и правда оказалась хорошей.

А какой оказалась я? Смелой, плохой, запутавшейся? Потерянной? Запуганной?

Через секунду Кой отвечает мне «я могу. Принесу тебе распечатку, встретимся у лаборатории через полчаса».

Что ж, мне все равно нужно показаться в лаборатории, я одеваюсь и выхожу. Попробую побыть немного смелой, а дальше сориентируюсь по ситуации.

Я не знаю, следил ли кто-нибудь за Фазлеевой, или за мной, или за сообщениями Кой. Сложно понять, сколько глаз у Центра или ушей. Паранойя похожа на ту самую липкую черную жижу, но не лечит.

Пока я иду из лифта к лаборатории, я почти расслабляюсь, и кто-то ловит меня за руку. Ловит грубо, скользит пальцами по куртке.

— Ты разобралась со своей травмой? — Александр не спрашивает, он рычит. Даже не играет в социальные игры, никаких «эй» или «привет», он просто атакует.

Я впервые замечаю, что он ненамного выше меня, но умудряется нависать. Я выдергиваю руку, делаю шаг назад, заставляю себя смотреть ему в глаза. Они крошечные, серые, ресницы темные и комично топорщатся. Но мне не смешно, мне мерзко.

— В процессе, — отвечаю я.

— Мне нужна высокая синхронизация и качественная работа. Если на следующем эксперименте ты опять все провалишь, я тебя сотру и выкину. Я лучше возьму охотника с чуйкой послабее, но с мозгами на месте.

«Сотру и выкину».

Как же он уверен в себе.

Я пожимаю плечами, делаю ещё шаг назад. Приезжает лифт, мимо нас шагают сотрудники. Никто не реагирует на Александра, на его красные щеки и чувство угрозы, которое мне кажется почти физически ощутимым, ведь это только мне. Мало ли, начальник Башни орет на какую-то девицу, наверняка она сама виновата, правда ведь, эй, ты, очередной молодой гений в белом лабораторном халате?

— Мне не важно, что там у тебя, ожог, хреножог, проблемы с головой какие-то — решай проблему.

Он не может добиться от меня другой реакции, кроме кивка, и я просто ухожу. Чувствую, что он стоит и смотрит мне вслед, но я заворачиваю в коридор. Непроизвольно тру пальцами рукав куртки, мне противно, отвратительно просто то, что этот ублюдок считает, будто имеет надо мной власть. Что он может угрожать мне, хотя я просто человек. Ничем не хуже, чем он сам.

Пока под моими ботинками мелькает линолеум коридора, во мне зреет уверенность. Не знаю, как правильнее описать это чувство — это полнота и цельность, словно нечто пускает крепкие корни внутри меня. От Александра надо валить. Из Центра надо валить, делать ноги, бежать.

Черт пойми к кому, может быть, к кому-то, кто разберёт меня на органы, съест... Я не знаю, о какой такой «другой стороне» говорила Евгения Сергеевна. Никогда не разберешь, где оно, меньшее зло, пока всякое зло не попробуешь и друг с другом не сравнишь.

Кой ждёт меня недалеко от лаборатории, в маленькой нише с нейтральным плакатом: картинка берега реки, экологический лозунг. Почему он здесь? Так странно.

Кой сегодня в чёрном, на ней полный наряд готической лолиты: кружева, корсет, чёрные блестящие сапоги на шпильке, перчатки в сеточку.

— Ты все время такая нарядная, — вместо приветствия говорю я. — Давно хотела сказать.

Кой качает головой, опускает километровые чёрные ресницы.

— Хм... Спасибо за комплимент, я полагаю, это был он. Я принесла то, что ты хотела.

— Это было... не опасно?

Кой поджимает губы, покачивает головой. Чуть агрессивно спрашивает:

— Варвара, я ведь понимаю, что ты хочешь сделать. Выгнать фею?

И одновременно передаёт мне лист бумаги, сложенный вчетверо. На нем мелькает текст «Алиса Иванцова, группа 3. Особое проживание по протоколу 5-а.»

— Что за протокол?

— Особое здание за ареной, оно называется корпус 5. Ты не ответила на мой вопрос.

— Да, я хочу выгнать ее отсюда к чертовой матери.

Ну вот, получается, решение принято.

— Ты понимаешь, какие у этого будут последствия?

Я смотрю на Кой внимательно. Она сильно расстроена, как будто все понимает и так. Будто ее чёрное платье — это уже какой-то траур.

— Я понимаю.

— Варвара...

— Я все равно не могу оставаться здесь, Кой. Я не справлюсь.

— Так тебе рассказали о... — она осекается. Добавляет жестко, — это Фазлеева?

Я киваю.

— Побег из центра — это миф, но раз он существует, значит, кому-то удавалось.

— Миф внутри мифа.

Мы неловко молчим, как будто я просто призналась, что хочу уйти из 10 «А» в 10 «В», или вообще перевестись из школу в какую-нибудь другую, с гуманитарным профилем. Подумаешь. Все равно мы сможем на выходных ходить в кино или в гости друг к другу, чтобы обмениваться наклейками и смотреть видосы на планшете.

Но ведь не сможем. Конечно, нет.

Я сую листочек в карман, кладу рядом с листочком с загадочным номером. Надо бы переписать все это в телефон, а может быть, вообще зазубрить, как будто я настоящий шпион.

Мы с Кой идем в лабораторию, здесь сегодня никого нет. Молча сидим, клацаем мышками, я просматриваю файлы, абсолютно не вчитываюсь в тексты.

Теперь все просто — мне надо поймать фею, которая выдаёт себя за девочку по имени Алиса Иванцова, возле здания со странным названием «протокол 5-а». Со мной должны быть Багор и Ораш, всего-то. План капкан, как гостей на день рожденья собрать.

Так проходит весь рабочий день: мы с Кой молча жуем печенье, пьем чай, и я не понимаю до конца: нам просто уютно молчать вместе или мы так прощаемся? От второй мысли у меня щиплет в носу, я не хочу об этом думать. В шесть Кой убегает на какое-то собрание у эйчара, я перекусываю в столовой, прекрасно понимая, что в холодильнике в коттедже еда гораздо вкуснее и бесплатная, и до позднего вечера сижу за мобильной игрой, краем глаза наблюдая, как продавщица за стойкой разгадывает кроссворд, морща лоб и периодически матерясь сквозь зубы.

Наконец, столовая закрывается, и я еду наверх, чтобы совершить еще один смелый поступок с непонятными последствиями.

Я крадусь к коттеджу номер семь, к Орашу, в одиннадцать ночи, на улице уже абсолютно темно, я цепляюсь курткой за кусты и кручу головой, как безумная.

Что я скажу Орашу? «Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться?»

Я уверена, что он меня пошлёт. Не уверена в том, что не сдаст. Но он мой единственный шанс, это ему придётся хватать фею за шкирку и запихивать в ее план.

Коттедж Ораша освещён фонарем. Я стою у столба, смотрю на темные окна.

Все это полное безумие, конечно.

Я подхожу к крыльцу, осторожно стучу по деревянному наличнику. Даже, скорее, скребусь. На самом деле, я больше надеюсь на то, что Ораш действительно меня пошлёт. И все это мероприятие отменится.

Но что потом?..

Я слышу, как скрипят двери внутри, шорох шагов, покашливание.

В темноте открывается дверь, я почти не вижу Ораша, но это он.

— Варвара?! Что стряслось?

— Мне надо с вами поговорить. Извините, что так вламываюсь посреди ночи...

— Да я не спал. И знаю, что без серьезного повода ты бы так не прибежала. Заходи, заходи.

Ораш включает свет на террасе. Этот коттедж выглядит современнее, чем тот, где живу я, на полу новый линолеум, мебель будто из городской квартиры, у стены стопкой сложены холсты, на тумбочке — банки с красками.

Пахнет пряностями. Ораш ведёт меня в гостиную, тут у него нет дивана, только толстый пушистый ковёр и подушки. На крошечном столике — чашки, у телевизора на полу лежит приставка и валяются джойстики.

— Последнего босса добивал на ачивку, — говорит Ораш, будто извиняется. Какой он разносторонний мужик, оказывается.

— Тогда хорошо, что я вас не разбудила.

— Садись.

Я сажусь на подушку, прижимаю к себе колени. Я не уверена, как вообще начать этот разговор.

— Случилось что-то?

— Ну вы ведь знаете, что случилось.

Ораш садится у телевизора, внимательно на меня смотрит. На нем пестрая шапочка, в полумраке кажущаяся странным ритуальным головным убором.

— Если ты про всю эту историю со Светланой, то у меня никакой новой информации нет. И наше начальство опасно, ты ведь знаешь.

— Вы ведь дружите с Давидом? — Я двигаю пальцами зелёную керамическую чашку.

— Ну, дружбой это сложно назвать. Он мой старый коллега.

— Но вы ведь догадываетесь, что его покусала фея? Вот эти его шрамы на руках... Явно не от собаки ведь.

Ораш хекает, качает головой:

— Не догадываюсь, знаю. Давид все мне растрепал как-то под бутылку хорошего рома. А слухи... Их много. Даже не об одной фее, а о целой пачке гостей, причём злющих, которые бродят здесь, а центру безопасности то ли плевать на это, то ли...

— То ли они одобряют это. По какой-то своей особой причине.

Ораш молчит, смотрит. Я протягиваю ему листок бумаги, который мне передала Кой.

— Не нравится мне наш разговор, Варвара.

— Я точно знаю, что фея убила Захарову, она нападала на Давида и на меня. Я же чуяла ее, Ораш. Я хочу выкинуть ее обратно.

— А потом что?

— Потом я свалю отсюда к чертовой бабушке. Не знаю, буду жить в лесу, — я говорю эмоционально, Ораш меня ни о чем не спрашивает, он морщит лоб, вздыхает, — да неважно, что со мной будет.

Я не говорю Орашу о побочных эффектах, о черной жидкости, объекте под городом, об Игле, об Александре, который запугивает меня, я просто смотрю на Ораша, смотрю ему в глаза. Я такой же человек, как и он, мне нужна помощь и сочувствие. Я понимаю, что прошу его не о ерундовой услуге, не ручку прошу одолжить. Я вспоминаю, как в наш первый разговор он назвал меня «хорошей девчонкой» и давал советы. Он хочет мне помочь, я знаю.

Я спрашиваю:

— Скажите, если вы мне поможете — какую опасность помощь создаст для вас? Взаимодействие как-то... засекут, отследят?

Внезапно включается приставка Ораша, по экрану бегут красные иероглифы, мелькают пиксельные призраки, это какая-то старая, не известная мне игра. Ораш не реагирует, но отвечает:

— Если работать не на арене, то, может, и не засекут... Все датчики — там. А ты подумала, что будет, если нам не удастся запихнуть эту... Алису в ее план? Если она убежит, пожалуется Александру Остапову или кто там ее прикрывает?

— У нас получится, — я никогда не произносила мотивационные речи и понятия не имею, как убедить Ораша. — Фея живет в этом... Доме, я уже разобралась, где это. Я буду в час ночи, завтра, караулить фею. Там. Придете?

Ораш хмыкает:

— А я тебе говорил, что раньше был любопытным и лазил, куда не надо... И что со мной стало?.. Я пытаюсь убежать от Центра, как могу. В творчество, в игры, в бары, во что только не... Но я закостенел, — он вдруг встает, — ладно. Так и быть. Приду. Но если начнется какая-то жесть, я тебя предупреждал. А сейчас давай на боковую, устал я.

Ораш меня выпроваживает, но я настолько ему благодарна, что выбегаю из его коттеджа довольной, будто получила пятерку на экзамене. Пока я иду к коттеджу 12А, я чувствую радость, и тут же боюсь ее — почему мне не страшно? Фея опасна, вся эта затея опасна.

Багра, видимо, опять нет, куда он делся? В коттедже тишина, значит, придется поговорить с ним утром.

Я падаю на кровать и мгновенно засыпаю.

***

Я не запоминала раньше сны в Центре. Они были обрывками прошлого: мне снилась маман, иногда — Ника, как-то приснился Т. Случайные обрывки, забытые эмоции.

Но этот сон я запоминаю.

Мне снилась комната, которую не узнавала. Стены — грязно-желтые, будто выцветшие от яркого света. В углу стоял старый телевизор с выпуклым экраном. Мне казалось, что он мерцает в такт моему дыханию. На нем шел мультфильм, но вместо персонажей — дети. Дверь была заперта. Но когда я подошла ближе, то заметила, что из-под двери медленно вытекает черная жидкость. Густая, как нефть, но теплая, не такая, как та, что принес мне Багор. Жидкость тянулась к моим ногам, оставляя на полу отпечатки, похожие на детские ладони.

Внезапно дверь открылась — открылась без звука. Вошел человек с седой бородой, слипшейся от чего-то темного. Кожа на лице обвисла, облезла, как старая краска, обнажила желтые участки черепа. Мне казалось, что я его узнаю, но я не могла вспомнить имени.

Черная жидкость к тому времени уже покрыла пол. Я пыталась закричать, но только хрипела. Телевизор погас. В полумраке я почувствовала, как кто-то берет меня за руку.

— Не бойся, — сказал голос.

Я обернулась. Это был один из тех детей. Его кожа была покрыта черными каплями, как будто он только что вылез из той самой жидкости, он прижал палец к губам и указал на дверь. Я сделала шаг вперед, огибая мужчину с бородой. Пол под ногами прогнулся, как тонкий лед, и я провалилась в черноту.

И проснулась.

***

Я подскакиваю на кровати, на телефоне светятся цифры «11:15». Рабочий день давно начался, но мне никто не писал.

Возможно, это мой последний рабочий день в центре. Или вообще какой-то последний день. Если все пойдёт не так, если все пойдёт... я не должна паниковать. Я просто попробую сделать то, что умею.

Я охочусь на фею сегодня. Я поймаю ее, как лисица курицу, и вытащу из хлева, утащу в далёкий тёмный лес.

Бросаю взгляд на свои сумки: их мне не забрать. Прощай, синий свитер и зелёный свитер, а я буду сегодня в чёрном. Нарядная рубашка в клеточку тоже останется Центру на память.

Я сую в карман полностью заряженный телефон, надеваю куртку и останавливаюсь, как вкопанная: у меня ещё больше десяти часов до поимки феи, я ещё никуда не бегу.

Вдох — выдох.

Я спускаюсь в гостиную, на столе в террасе стоят пакеты, на кухне белым боком мелькает чашка. Багор приходил.

Мне надо поговорить с ним, я вновь поднимаюсь на второй этаж, аккуратно приоткрываю дверь во вторую спальню.

Багра там нет, но спальня примечательная. Весь коттедж удивительно чистый и прибранный, а здесь — сосредоточение хаоса и мусора, будто на свою комнату у багра уже не хватало сил. Кровать в диком беспорядке, подушка в ярко-розовой наволочке на полу, у шкафа — гора книг, некоторые валяются кверху обложкой. С полки свисает мышка, ноутбук, к которому она подключена, не виден за стопкой блокнотов. Но пахнет тут приятно — ванилью. Это его любимый запах, я понимаю, что теперь тоже его люблю. Несмотря ни на что.

Я закрываю дверь, спускаюсь, обуваюсь, выхожу на улицу, краем глаза вижу теплицу. Сегодня пасмурно, мелкий дождь лезет в глаза, моя мама называет такую погоду «сонной». Но я сегодня уже выспалась, и так, чтоб лучше не спала вовсе.

В теплице мелькает тень, и я шагаю в ее сторону. Дверь приоткрыта, стёкла запотели, по ним мелкими ветвистыми дорожками стекает влага.

— О, Варвара, — Багор меня видит издалека, — заходи. Я тут утром кофе пью.

Я шагаю в теплицу, и первое, что вижу — какие-то мелкие пальмы с цветочками, кактусы, буйство зелени, и сразу вспоминаю, как в школе ходила с классом в Аптекарский огород.

Багор сидит между грядок на раскладном кресле, как всегда, вытянув ноги. Сегодня он воплощает собой какой-то раскованный гедонизм, что ли. Кофе у него налит в красивую чашку, которая стоит на деревянном ящике, за ящиком просматривается подозрительная коллекция банок и бутылок разных форм. Я неловко мнусь у входа, Багор смотрит на меня снизу вверх со смесью искренней радости и настороженности, на нем нет очков, он одет в какой-то удивительно мажорный синий стёганый халат, на груди тоже виднеются силуэты гостей, какие-то суставы, всполохи, кости, волосы распущены и кудрявой копной лежат на плечах.

Мне становится очень неловко. Я не чувствую между нами симбиоза, я не хочу его читать, я просто девушка и он мне нравится.

Очень сильно.

Но делу это не поможет.

— Я тебя искала, — придвигаясь боком, говорю я, — думала, что ты уехал, но пакеты увидела...

— В комнату мою заходила, поди? — Багор сурово сдвигает брови, но я вижу, что он смеётся.

— Заходила.

Я присаживаюсь на большой деревянный ящик. Багор наклоняется ко мне и очень серьезно говорит:

— Знаешь, что удивительно? Вот ведь ни разу, с самого начала, когда ты здесь появилась, бродила по этажам в поисках моего аквариума, а потом искала Отшельника, а потом искала фею, никто, ни одна вот живая душа не напомнила тебе одну поговорку.

— Какую?

— Про любопытную Варвару, которой на базаре нос оторвали.

Я опускаю голову на колени и хохочу. Это так глупо и странно. Я хотела серьезного разговора, и я все ещё на него зла, но мне ужасно смешно.

— Но ведь не оторвали ведь, — я распрямляюсь. Багор смотрит на меня без улыбки, как будто не он сейчас вспоминал дурацкую поговорку. Я не хочу думать о том, что, возможно, мы больше не увидимся, он больше не будет меня смущать, я больше не увижу его красивое трагическое лицо. Я не могу украсть его отсюда, я себя-то с трудом отсюда украду. Надеюсь, украду.

— Я прекрасно понимаю, о чем с тобой говорила Фазлеева, — Багор отпивает из чашки, трёт пальцем лоб, — фея тебя пометила, дала тебе какой-то дар, или побочку, что-то сделала. Ты хочешь контактировать с ней?

— Хочу выкинуть ее отсюда. Может быть, тогда и побочки эти пройдут. Да и вообще, это тварь опасная, я не в восторге от Центра, но я не хочу, чтобы еще кто-нибудь умер.

Ого, это я теперь спасаю работников Центра? Я теперь добрая волшебница на страже жизней? Ничего себе, куда это все завернуло. Багор спрашивает:

— Ораш знает?

— Он согласился мне помочь. Мы встречаемся в час ночи у корпуса 5, за ареной.

Багор молчит. И я молчу. Я думаю, что он начнёт меня переубеждать, или смеяться, но после паузы он говорит:

— Я так и думал, что ты решишь что-то такое вытворить. Если бы ты не решилась, ты бы мне так сильно не нравилась.

Я вспыхиваю. В теплице очень жарко, я расстёгиваю куртку и смотрю на землю, посыпанную крупным белым гравием.

— Ты придёшь?

Багор качает головой. Я не хочу смотреть на него, но я пересиливаю себя. В его глазах темнота. Он мне откажет. Я догадывалась, что откажет.

— Ты ведь знаешь, что я не могу. Я слабый, трусливый человек, Варвара.

— Но ведь...

— Да ты знаешь, что это так, — Багор придвигаетсяко мне и наклоняется, наклоняется ещё ближе, я опять смотрю в землю — мне кажется, мои щёки малиновые, и все это полное безумие, что вообще сейчас произойдёт? — Я бы хотел быть твоим героем, я бы хотел вытащить тебя отсюда и убежать куда-нибудь далеко, сидеть с тобой на солнце и есть одно мороженое на двоих. Но я не могу. Не могу, Варвара.

Я слышу, как где-то в теплице капает вода. Слышу, как Багор дышит. Я, как мне кажется, не дышу.

— Потому что фея нужна Александру? — зло спрашиваю я, Багор смотрит на меня, его взгляд бродит по моему лицу, как будто запоминает, останавливается на моих губах, и мне это так не нравится, так чертовски злит, — ненавижу твоего омерзительного, отвратного босса.

— Я тоже его ненавижу, — с нейтральной интонацией говорит Багор, — чертов засранец.

Он наклоняется так близко ко мне, что я чувствую его дыхание на моей щеке, мне кажется, что сейчас он рухнет на меня, погребет под собой, под своими бледными пальцами, разукрашенными руками, чёрными кудрями, и я уже не встану.

Я уже не убегу, я просто расколюсь на части.

— Приходи хотя бы сказать мне «пока», — я отшатываюсь.

Багор глубоко вздыхает.

— Тебе действительно будет не безопасно тут оставаться, если ты выкинешь фею.

— Да, и защитить меня некому, — язвительно добавляю я.

— Как было бы проще, если бы мы поругались в хлам, но я не собираюсь тебе поддаваться. Ты можешь открыть разрез сама, у тебя есть Игла. Багор тебе уже не нужен.

Я набираю в легкие воздуха, чтобы ответить ему что-то хлесткое, но осекаюсь. Багор улыбается.

— Ты же знаешь, что нужен, —говорю я.

— Не знаю. Это ты меня читаешь, а я тебя — нет.

Я понимаю, что могу препираться с ним бесконечно. Я не уйду на высокой ноте. Я ним так трудно оставить за собой последнее слово. Я встаю, хотя это так тяжело.

— Я не могу убедить тебя, чтобы ты осталась, потому что вижу, как ты несчастна здесь. Как тебе опасно здесь находиться, насколько это место... Не для таких, как ты. Я надеюсь, что у тебя все получится. Я в тебя верю, и буду верить, — говорит Багор мне в спину, и я оборачиваюсь.

Он сидит, закинув ногу на ногу, пытается улыбаться, но что-то горькое в его глазах все равно заставляет меня раскалываться на сотни, тысячи мелких частей. Я говорю:

— Я бы так хотела, чтобы ты выбрал меня.

Багор не отвечает.

***

Весь день я кручусь в лаборатории, дважды заседаю в столовой, веду себя как обычно, не привлекаю внимание. У Кой свободный день, мы немного переписываемся, пока я жую пирожок. Стою в очереди со Стасом, говорить нам особо не о чем, и мы оба пялимся в телефоны. Все так обычно, все так никак. Периодически на меня накатывает паника, сердце гулко ухает в груди, но я уже решилась. Я начала. Я буду охотиться, я буду бежать.

Вечером я поднимаюсь на лифте на поверхность и иду в кафе, в которое нас как-то водил Влад. Коротаю время до полуночи, затем бреду в сторону коттеджей, петляя и стараясь не попадаться камерам. В 00:45 я резко сворачиваю и иду по большой дуге к арене. Холодно, воздух промозглый и свежий.

За ареной высится здание с белой ажурной вышкой: Центр использует свой узел связи и передатчики, а сбоку от него притулилось небольшое одноэтажное здание, практически хозяйственный блок, пристройка. Дверка под жестяным козырьком, крошечные слепые окошки. Я быстро бегу к домику, чуть пригибаясь, и замираю, прижавшись спиной к желтоватой промерзлой стене.

Темно. В здании — тихо. Мне кажется, что я слышу, как бьется мое сердце.

Неожиданно я слышу шорох сзади: из-за угла дома кто-то медленно вываливается и заслоняет собой тень от вышки на асфальте.

— Варвара? — слышу я шёпот.

Ораш.

Я киваю ему, показываю на тёмный крошечный дом.

— Ну и приключения, — бормочет Ораш, встаёт позади меня, пока я осматриваю крыльцо. Разумеется, под козырьком камера, я обхожу крыльцо и осматриваю маленькое окошко. Я стучу в него аккуратно, но отчетливо.

— Варвара, ну что ты...

В домике загорается свет.

За мутными стёклами не видно, что происходит, но входная дверь распахивается:

— Кто здесь? — слышу я шипение.

Этот голос не женский, не детский. Он какой-то кукольный, почти компьютерный, очень искусственный и странный.

— Выйди и узнаешь, — шепчу я, подходя сбоку.

Вижу ее.

Это фея, притворяющаяся девочкой Алисой.

На ней все то же школьное платье. Она становится на крыльце, скрещивает на груди руки, и в этот момент я прыгаю, взлетаю одним движением на крыльцо и впихиваю фею в дом.

Это помещение сложно назвать домом. Здесь нет мебели, нет обоев, это просто декорация, пустая коробка.

Фея Алиса ловко тормозит, смотрит злобно исподлобья, скалится:

— А тут камера!

— Которая сбоит, если заснимет гостя, — я тоже скалюсь, — че-то не додумали твои начальнички, правда?

Фея думает кинуться на меня, но я завожу руку за спину.

Не подведи, не подведи, иначе это все будет максимально глупо.

Фея делает шажок вперёд, крошечное движение, и я выхватываю из-за спины Иглу, белый неестественный свет пронзает желтоватый сумрак феиного гнезда. Ораш матерится за моей спиной, я вообще забыла, что он тут. Фея шипит по-змеиному.

— Не рыпайся, — говорю я, — может, я просто поговорить хочу. Это ты со мной сделала?

— Это, — фея кивает на Иглу, — нет. Другое — может быть.

— Что «другое»?

Она мерзко хихикает.

— И как «это другое» убрать?

— Ты такая умная, сама догадаешься, — фея продолжает скалиться, я замечаю, что у нее очень много зубов — они мелкие и острые.

Я видела их след.

— Ты убила Захарову?

— Да, — фея закатывает глаза и продолжает хихикать, как будто я обвиняю ее в краже жвачки, — я предупреждала. Нечего было тащить сюда тебя. Ты тут вообще все испортила.

Я нависаю над феей с иглой как к саблей, и не знаю, боится она вообще ее или нет, и что мне делать дальше.

Ораш аккуратно касается моего плеча:

— Варвара... попробуй...

Я киваю, и Ораш прытко прыгает вперёд. Он хватает фею за плечи, она дергается, но Ораш держит крепко, и тут мне надо сделать самое-самое сложное.

Я пытаюсь нащупать сияющее, мерцающее, то, что разрезает Багор, то, что отпускаю, выражаю, вылепляю я, найти грань между мирами, между собой и не собой.

Я вспоминаю этот план, план фей и суккубов, придумываю его, воплощаю из ничего, воссоздаю из ненавидящего взгляда феи, и я трачу на это секунду, я прочитываю ее глубоко, будто падаю до центра земли.

Я взмахиваю перед собой Иглой, все заливает свет, и я вижу, как Ораш толкает фею на меня.

В огненный разрез, в никуда — она шагает, машет рукой, хватает, и я чувствую.

Я чувствую, как разрез растёт.

И я проваливаюсь в него, сама в себя, в один мир через другой, я горю и сгораю.

Это очень больно.