Явись

И вот я вновь в том же кабинете начальника отдела «Мир»: кабинет Светланы теперь стал кабинетом Давида. Мои ноги в кроссовках на все том же красным с узорами ковре; я вижу все те же фикусы. На месте и старые шкафы, ящики, полочки, этажерки, кружевные салфеточки, вазочки, сувениры. Изменилось одно: на шкафу в углу красуются изящные колонки, видимо, по блютусу подключенные к ноутбуку. Из них льется еле слышимая инструментальная музыка.

И вместо Светланы за столом сидит Давид: перед ним табличка.

«Давид Арсенович Джабраилов», гласят золотистые буквы.

Он поднимает на меня взгляд, и, как обычно, на самом деле смотрит сквозь меня.

— Варвара, расписание собрано. Раз в неделю мы будем проводить по одному эксперименту на Арене в течение этого квартала. Между экспериментами я попрошу тебя пройти несколько тестов и, скорее всего, у нас будет небольшой тренинг по безопасности с Башней. Это понятно?

Я не знаю, что именно он имеет в виду под «это», но говорю «да».

— Тогда ты свободна. Через час у нас прощание со Светланой на площади, напоминаю на всякий случай.

Я думаю что-то сказать ему, спросить, почему-то мне хочется оставить последнее слово за собой. Давид сидит молча, глядя в стол, его руки сложены перед собой. Я впервые замечаю, сколько на них шрамов: кожа красноватая, и поверх нее прочерчены белые полосы, широкие, узкие, разные.

Не найдя, что сказать, я молча встаю и ухожу.

«Площадью» тут называют широкую дорогу, которая делит всю внешнюю территорию Центра на две части: на одной части располагается арена и технические помещения, на другой — жилые апартаменты и даже маленький магазинчик. Кой как-то говорила мне, что покупает там круассаны и энергетики. Я так и не видела ее с момента ссоры.

У меня нет черной одежды, и я понятия не имею, как держаться на «прощании» и что меня ждет. Я бывала на похоронах лишь однажды, прощалась с бабушкой. Мне, семилетней, действо показалось будничным. Было жалко маму. И холодно. И постоянно хотелось в туалет. К гробу меня не подводили, поэтому бабушка осталась в памяти живой — я запомнила ее старенькой, хлипкой, седой, а потом она исчезла. Зарытый гроб содержал кого-то иного.

Я натягиваю пальто и кутаюсь в шарф, стараюсь замотать его до глаз. Не хочу никого видеть. Не хочу, чтобы видели меня. Поднимаюсь на поверхность, как шпион, слежу, чтобы никого не было у лифта. Пока я иду к площади, сыпет мелкий дождь.

Весна.

Кажется, уже почти март.

По левую руку я вижу нарядные дачные домики: вспоминаю поездку с мамой в Сестрорецк, там стояли примерно такие же. Заборов нет, крошечные кусты тут и там разделяют территории. Над несколькими трубами вьется дым.

Я думаю, что нас всех погрузят в автобус, но его нет. Люди толпятся у небольшого навеса. Подходя ближе, я вижу под ним гроб, венки и цветы. Работники Центра по очереди подходят к гробу и возвращаются назад, в толпу, мокнуть под мелким дождем. Я различаю Александра: он мнется у венков, вполоборота, неловко. Смотрит на гроб, в его руках шапка. Лицо красное. Он кажется скорее злым, чем печальным.

Я стою поодаль, не понимая, подходить мне или нет. Я уже видела Светлану мертвой. Я долго смотрела на ее тело. Прощалась ли я с ней? Как можно попрощаться с мертвым, он же не ответит. Если верить в существование душ, то души в мертвом теле уже нет. Она где-то еще. А если она где-то еще, то чего с ней прощаться? Интересно, верят ли в Центре в души. Если мы признаем существование ангелов, то внутри нас должны быть души. Если это действительно те самые ангелы, и если внутри нас действительно те самые души. А не какой-то слепой, молчаливый светлячок, который мечется в темноте, нерациональный, не внемлющий никаким доводам.

Почему-то мне становится ужасно одиноко, хоть плачь. Хочется поговорить с кем-то, но не с кем. Я долго вздыхаю, шарф становится горячим и влажным, шагаю туда-сюда, но так и не решаюсь подойти ближе. Черчу ботинком асфальт, будто хочу написать то, что исчезнет через секунду под мелким дождем.

Поворачиваю налево, к домикам. Между ними проложены узкие асфальтовые дорожки, и я иду, не поднимая головы. Возможно, мне нельзя здесь находиться, я не хочу, чтобы меня кто-то видел.

Я вдыхаю запахи печного дыма и влажной земли: снега почти нет, он остался сереть грязными кляксами возле террас. У одного из домов разбит небольшой сад, грядки укрыты черным синтетическим материалом, совсем как у мамы на ферме. Я достаю из кармана телефон и пишу ей стандартное «как дела». Мы отправляем друг другу такие сообщения раз в день, иногда — в два.

Площадь осталась позади, но я слышу, как какая-то женщина громко кричит. Шумят шины: видимо, приехала машина, которая заберет тело Светланы на кладбище. Возле поворота асфальтовой дорожки я вижу скамейку: она влажная и не выглядит чистой, но я сажусь и вытягиваю ноги. Я просто хочу побыть одной на улице. Подышать воздухом, посмотреть в равномерно-белое небо. Как будто я просто гуляю. И принадлежу самой себе.

Маман отвечает: «все стабильно, как ты?». Я отсылаю в ответ эмодзи с большим пальцем. И, мгновенно, чтобы не дать себе лишний раз подумать, пишу Багру: «ты вытаскивал фею?».

Про фей мне рассказывал Т. Мы сидели в каком-то крошечном баре на Ленинградском проспекте, я не помню, как он назывался. С нами были две девушки из портала «Ворота», очень мрачные, но причину мрачности я тоже не помню. Голодная, как черт, я наворачивала жаркое из маленькой сковородочки, пока Т. рассказывал очередную городскую байку. «Так я и спрашиваю, это что, подменыш? А она смотрит на меня во-от такими глазами, как на психа. Преувеличенно огромными. И я понимаю, что все это — актерская игра и я попал в точку».

Девушки из «Ворот» смотрели на Т. со скепсисом. А я верила. Он наслаждался тишиной и громогласно продолжал: «Это ведь только русалки и всякая шелупонь тут киснут и вянут. А есть куча гостей, которые спокойно могут на Земле жить. Вообще без проблем. Демоны, например. Но они от людей прячутся, потому что выглядят как гора тухлого мяса. А что, если есть гости, которые могут маскироваться под людей?».

На этом моменте Т. в очередной раз насладился тишиной и залихватски осушил бокал. «Я тогда так и сказал этой Ирине поехавшей, что ее Полиночка — это подменыш. А проще — фея. От нее фонило просто адово, но я не мог понять, чем именно, я ж не охотник. А потом вспомнил, что про эту Ирину мне рассказывали «Данайцы». Дескать, лет 10 назад она брала у них заказ. На хрена ей понадобилась фея, чтобы выдавать за дочь?». Т. мощно выругался матом. Я встала и ушла в туалет — помню, что стояла у зеркала и пыталась понять, все ли в порядке у Т. с головой.

Но потом я читала о феях на бордах, в рассылках, в Даркнете. Не очень много, потому что одаренному легко потерять под ногами почву. Во многие детали лучше не вдаваться, если хочешь сохранить свой разум хоть в какой-то иллюзии стабильности.

Пока я вспоминаю ту историю с Т., мне отвечает Багор.

«У тебя все в порядке?» — пишет он. Дождь заканчивается, и асфальт перед моими ногами начинает высыхать. Проглядывает слабое солнце, и я подставляю лицо под его лучи, пытаюсь согреться. Думаю.

«Мне кажется, в Центре есть феи. Вот и хотела узнать, не таскал ли ты их сюда». Он отвечает мгновенно: «Приходи в столовую на минус первом этаже, я тут ем». Я со вздохом засовываю телефон в карман. Мне так хорошо в этой тишине и холоде. Но я проголодалась и замерзла, поэтому медленно встаю и бреду к лифту вниз.

На площади уже никого нет: пунктиром по асфальту лежат лепестки красных тюльпанов. А Светлана, наверное, любила пионы, раз они были нарисованы на ее чехле для телефона. Я внезапно жалею, что не купила ей букет.

Я спускаюсь в лифте с двумя мужчинами средних лет: они одеты в рабочие комбинезоны и старательно смотрят в пол. Как и я, они идут в столовую, и мы неловко молча шагаем через рекреацию.

В столовой людно. Багор сидит за столом в углу, я сразу замечаю его: он расположился в своей излюбленной позе, вытянул скрещенные ноги в проход. Перед ним на столе красуются полная пончиков миска и заполненный вишневого цвета жидкостью графин. Пока я иду к Багру, огибая столики, замечаю в очереди бледную, одетую в темное платье Кой: она уставилась в телефон и не смотрит по сторонам.

— О, Варвара, — говорит Багор, заметив меня, — кстати, там Кой, можно ее потом позвать к нам.

— Ну нет. Я с ней... Поругалась, вроде.

Я кладу на стол шарф и телефон. Есть хочется чертовски, но я не пойду в очередь, пока там Кой.

— Будешь ждать, пока она купит еду? — Багор смотрит на меня участливо, но я вижу, что его глаза смеются. — А что случилось? Вообще тебе непросто будет ее избегать, вы ж в одном отделе.

— Ты в курсе, что ее лишили дара усыпления? И когда я пыталась ей объяснить, что это отвратительно, она начала читать мне лекции. И еще сказала, что донесет на меня, если узнает, что я сую нос не в свое дело.

Я решаю умолчать о том, что начала трепаться про наши с Багром изыскания, и донести Кой хотела на нас обоих. Плюхаюсь на стул и сажусь в пол-оборота к очереди, чтобы проследить, когда оттуда свалит Кой. Багор невозмутимо откусывает от одного из пончиков и, прожевав, заявляет:

— Ну, если ты пыталась ее попрекать тем, что бедняжка не отстаивает свои права, то ты тоже типа... Прочитала ей лекцию. Ты уж определись, насколько вам можно поучать друг друга. Прострой границы, короче.

Я молчу. Багор смотрит на меня искоса, подперев голову рукой. Сегодня он опять лохматый, как обычно, и, тоже как обычно, в белом халате с новым пятном, в этот раз оранжевым.

— Можно, я возьму один пончик? Я с прощания со Светланой, голодная, как черт.

— Да хоть два.

Пока я жую пончик, Кой сматывается. Я вижу, как она куда-то шагает с подносом и внезапно ловит мой взгляд. Я не успеваю отвернуться, и Кой резко разворачивается и идет в другую часть столовой, задрав нос. На ней белый школьный фартук и белые бантики, и я понимаю, что мне все это напоминает: школа. Я — новенькая, моя подруга-мажорка оказалась врединой, я дружу с главным ботаником и ненавижу всех этих мерзких, противных, заносчивых учителей.

— Все это похоже на школу, — замечает Багор. Я резко поворачиваюсь в его сторону, он улыбается, и я мгновенно его читаю. О, ему весело. Он наслаждается происходящим. Он весел и доволен. И ему... Ему нравится, что здесь я. Он будто направил в мою сторону софит и греется в отраженных лучах. У меня перехватывает дыхание.

— Тоже подумала про школу, — шепотом говорю я и откашливаюсь, — все это по-детски.

— Погоди: ты решила, что я телепат, поэтому меня прочитала? — Багор смеется и убирает выбившиеся из хвоста кудрявые волосы за уши, — это потрясающе... Ладно. Так что там с феями?

Я натягиваю свитер на пальцы. Кой, феи, Светлана — все это вылетело у меня из головы. Это чувство, которое я прочитала в Багре...

Я ему нравлюсь.

Видимо, очень. Блин.

— Феи, — я встряхиваю головой и фиксирую свое внимание на графине, — я налью себе попить, ладно? В общем, я узнала, что в Центре есть школа. Дети из этой школы были на корпоративном празднике. Я прочитала одного. И это... Не знаю, может со мной что-то не так.

— Это был не ребенок? В смысле, не человек?

— От одаренных так не фонит. Это не кто-то из троицы, не человек с даром. Либо это какой-то особый... дар, не знаю.

— Фею могла почуять Марина Петровна, — замечает Багор и крутит в пальцах пустую тарелку из-под пончиков. — Но она уже... Не молодая, она не очень мощная. Ты сильнее.

— Или Эля.

— Или Эля, — Багор вздыхает. Я вижу, что ему тяжело говорить о ней. Хочу узнать больше, но не буду лезть. — Но никто из них не почуял. Или почуял, но никому не сказал.

Я киваю.

— Может быть, начальство знает про эту фею и проблемы не видит.

— Не-ет, — тянет Багор, — быть такого не может. Ты же говорила с Александром Юрьевичем. Башня каждого гостя рассматривает как потенциальную опасность. Никаких тайных фей.

Я оглядываю зал, Кой не видно. Видимо, она куда-то свалила со своим подносом. Багор осторожно трогает меня за рукав, привлекая внимание:

— Варвара, слушай. То есть мы имеем: фею, которая притворяется ребенком и ходит в школу в Центре? Такова твоя гипотеза?

— Когда ты так формулируешь, я звучу как псих.

— Это я звучу как псих, а ты просто поделилась со мной своими ощущениями.

— Да. Поэтому я и хотела тебя спросить, вытаскивал ли ты фею...

Народ в столовой шумит: заканчивается рабочий день, работники Центра набиваются в помещение битком. Очередь уже доросла до середины зала; люди заходят, бросают на все это дело разочарованный взгляд и уходят. Третий стул у стола, за котором мы сидим, уже давно кто-то молча умыкнул.

— Я не вытаскивал фею, — Багор серьезно смотрит на меня и придвигается чуть ближе. От него опять очень приятно пахнет: и в этот раз это та самая знакомая до боли ваниль. — Но я вытаскивал суккуба. Феи и суккубы — один план. Фею хрен вытащишь, я... Я не мог за нее ухватиться даже. Никогда. Я пытался, поверь.

— Ты единственный багор здесь? Это точно так?

— Ну ты же сама меня нашла, — Багор улыбается, — ты охотница. Каждая охотница желает знать...

Ну да. «Где сидит багор».

— Тогда я не понимаю, как сюда могла попасть фея, — я повышаю голос, стараясь перекричать столовский шум и радио «Дача», — всё это странно. Ладно, давай подумаем об этом потом. Как у тебя дела с анализами с тела Светланы?

— Неизвестный реагент, — Багор пожимает плечами, — я ничего не нашел. Какое-то вещество есть, но я ничего не понял. Я могу только хаотической наукой заниматься, видимо. Вот, смотри.

Он достает из кармана халата телефон, что-то в нем ищет и наконец демонстрирует мне: кадка, из земли растет полупрозрачное зеленоватое нечто. Тонкие ветки перекручиваются между собой, ажурные листья гирляндой спадают из кадки на пол. Картинка настолько сюрреалистическая, что кажется некачественным коллажем.

— Это с плана нимф, — Багор ласково водит по экрану своим тонким пальцем, — мы умудрились взять пробу грунта с семенами. Я год с ними возился и вот что получилось! Правда, он быстро завял...

— Ты вырастил куст с... Другого плана? — я глупо моргаю. — Как такое может быть?

— Ну, демоны ведь живут тут, — Багор убирает телефон, — феи, наверное, тоже. Растения проще, чем гости.

— Как круто... Такого раньше точно никто не делал...

— А никому раньше это не было интересно, — заявляет Багор. — До сих пор не верю, что Александр мне разрешил такой проект. Он, конечно, агрессивный и все такое, но как босс он классный.

Я молчу.

— Слушай, у меня завтра рано утром какой-то эксперимент, я бы пошел отсыпаться. Я поищу что-нибудь про фей. Может, даже осмелею и поспрашиваю у себя в Башне... Я тебе напишу.

Я едва успеваю махнуть ему рукой, как Багор исчезает в толпе. Я тоже встаю, и на наши места сразу усаживается парочка молодых ребят, будто совсем студентов. Один из них чем-то похож на Т., и так же громогласно хохочет, пока я натягиваю пальто.

***

«Совместный внеплановый эксперимент групп Мир, Башня и Выбор. Просьба прибыть на арену не позднее, чем в 13.15».

Я роняю зубную щетку и она, минуя раковину, падает прямо на кафельный пол.

Вчера, после заседания с Багром в столовой я закупилась батончиками и ушла в свою каморку, чтобы есть один батончик за другим и читать сплетни в социальных сетях. Я уснула около двух, будучи уверенной, что сегодня отосплюсь. Я проснулась в десять и, пока умывалась, долго игнорировала светящийся экран телефона.

Чертыхаясь, я поднимаю щетку с пола, с минуту изучаю свое лицо и трещины на губах. Не хочу. Я боюсь того, что этот «внеплановый эксперимент» со мной может сделать. Внеплановое — это всегда плохо. Это сюрприз, а я их терпеть не могу.

Пока я иду к арене, солнце вновь греет лицо, но я не верю в весну, еще чего не хватало. Центр должен быть одинаково серым: что вверху, то и внизу. У арены людно: я вижу три силуэта в кабинке — перед моими глазами она навсегда останется заляпанной кровью — а сбоку, у входа, дежурят какие-то суровые мужики в военной форме. По арене бродит одинокий Ораш в пестрой шапочке. Багра не видно.

— Варвара Карелина, подойдите к наблюдательному пункту, пожалуйста, — раздается голос из динамиков.

Я иду к кабинке. Дверь распахивается, передо мной предстает такая компания: Давид, Александр и незнакомый молодой парень, чем-то похожий на Стаса, но рыжеватый и разодетый в нарядные яркие шмотки. На нем и синее пальто, и белый в полоску шарф, и какие-то нелепо блестящие серебристые очки. Он белозубо мне улыбается:

— Привет, Варвара! Я Влад, я метла из отдела Выбор, — он очень прогрессивно протягивает мне руку для пожатия. Рука сухая и теплая, пожатие — не слишком поверхностное, чтобы я почувствовала пренебрежение, не слишком крепкое, чтобы не быть агрессивным. Видимо, репетировал. — Прошу прощенья за такой сюрприз, у нас по графику был эксперимент примерно на эти даты, но я не финализировал расписание, а у вас...

Влад из отдела Выбор делает грустное лицо. У него прозрачные голубые глаза, как у Кой.

— У вас случилось несчастье. Но мы с коллегами решили все же собраться сразу после прощания, чтобы не тянуть, сама понимаешь.

Я не понимаю, но киваю. Давид усмехается, Александр что-то тычет на планшете и не обращает внимания ни на меня, ни на Влада.

— Кстати, Ораш — мой наставник, всегда рад посмотреть на него в деле. И на тебя хотел поглядеть, говорят, ты запредельно крутая!

Я вновь киваю, Влад вновь лучезарно улыбается. И продолжает:

— Так, я понимаю, мы ждем Романа, — Влад отодвигает рукав пальто и бросает взгляд на часы. Они выглядят неприлично дорого, хотя чтоб я в этом разбиралась. — Что ж, не буду тебя задерживать! Сегодня что-то маленькое, разрез поуже, синхронизация минимальная, ну что я тебе буду объяснять.

«Не буду задерживать» — интересная фраза. Как будто мне есть, куда деться с арены и вообще большое пространство для маневра. Ну, Влад хотя бы пытался сделать вид, что я ему интересна и вел себя довольно... Вежливо. Отдел Выбор... Чем они вообще занимаются?.. Чего-то я не припомню карты Таро с таким названием.

Я поднимаюсь на арену: бетон запылен и кое-где покрыт черными разводами. Ораш стоит, скрестив руки на груди, и смотрит в сторону:

— Хоть бы лавочку какую поставили. Спина болит.

Я не успеваю сказать ему что-то ободряющее, как из-за ворот появляется Багор. Идет быстро, но я замечаю, что он подволакивает правую ногу, пальто расстегнуто, халат под ним порван.

— Давайте начинать, — тихо говорит он, поравнявшись с нами.

— С тобой все нормально? — я вижу, что на его щеке ссадина, а волосы влажные, как после душа, — ты где был?

— Неважно, — бормочет Багор, и заносит руку назад — чтобы скорее достать Иглу. Давид начинает объявлять в микрофон название эксперимента, но я хватаю Багра за руку и, пока он старательно на меня не смотрит, быстро его читаю. Быстро, и глубоко.

Чернота. Трещина. Скорость.

Розовый песок и молочные берега, кисельные берега, гладкие, друг в друга перетекающие берега, очень яркие, глаза чертовски режет, да и вообще режет, очень больно, но надо терпеть. Горе от потери черной дырой, в которую все провалилось, все укатилось, девушка с синими волосами пропала и утекла в черную дыру и черную жижу. Мама готовит шарлотку, на часах четверть четвертого, в ее глазах — трещина.

Чернота.

Я заваливаюсь на бок, перед лицом мелькает пестрое пальто Ораша, он хватает меня обеими руками. Сзади крепко держит Багор, разворачивает на себя:

— Хватит.

Он очень серьезно смотрит на меня. Взгляд у него такой же, как и в момент, когда мы нашли мертвую Светлану.

Я хочу извиниться, но мои губы не могут двигаться.

Очень больно, но надо терпеть.

Я залита цементом, и я молчу.

— Троица, что там у вас творится? Начинаем эксперимент.

Я смотрю на них зло. Я ничего не поняла. С Багром случилось что-то плохое, прямо сейчас, типа, часа два назад, и я хочу разобраться. Я смотрю на него исподлобья и молчу.

— Хватит, Варвара. Пожалуйста.

В этот раз он выхватывает Иглу, держит меня за спину, чуть запрокидывает назад, и я жмурюсь. Сейчас я должна прочитать его — но немножко.

Чернота. Трещина.

Время, пространство, бытие, небытие разрезаются передо мной, я вдыхаю и выдыхаю.

— Молодец. Спасибо.

Я вообще не понимаю, как он может разговаривать сейчас; мой нос забивается запахом пыли и песка, будто я в заброшенной библиотеке в пустыне. Рядом бьется горячее и горькое. Это джинн. Он сполохом проносится перед моими глазами. Огненно-лавовым. Опаляющим. Я думаю о нем, думаю о Багре, думаю о Кой, думаю об опаленных нитках на ее платье, думаю о пустыне.

— Удерживание гостя на десять... девять...

Я еле слышу голос из динамиков. Кажется, это Влад. Я дышу ртом, пока передо мной сияет разрез, я вижу только рукав черного пальто Багра и запрокидываю голову назад.

— Четыре... Три... Снимаем показатели, синхронизация классная, два...

Я задыхаюсь. Не могу впустить в себя воздух, все засыпает песок и пыль.

Не вижу, как двигается Ораш, но по тому, что огонь гаснет, понимаю, что он изгоняет гостя. Разрез гаснет, и в эту же секунду Багор подхватывает меня, закидывает мою руку себе на плечо.

— ...ну молодцы. Никогда такого не видел, — Влад продолжает трещать в динамиках, — Ораш Эшонович, вы потрясающий, как всегда! Чудесная работа! И без наклеек...

Я вспоминаю, что мне не наклеивали датчики на спину, как в прошлый раз. Влад не затыкается, и мне не нравится, что все смотрят, как я вишу на шее у Багра. Я утыкаюсь носом в ворот его черной футболки и тихо говорю:

— Я слишком глубоко залезла. Я случайно.

— Нет, не случайно.

Я отстраняюсь. Багор очень бледный. Я хочу поговорить с ним, но из кабинки выходят Давид, Влад и Александр — последний быстро сваливает за ворота, Давид телепортируется, Влад бежит к нам:

— Ребята, ну это было круто! И чего я раньше на ваши эксперименты не приходил? И джинн такой классненький, жалко, не снять фотку. Но я по секрету скажу, что знаю лабу, где над этим работают, — он потирает руки, — ну что? Может, отметим?

Мы с Багром переглядываемся, Ораш молча уходит вперед и закуривает.

— Да пошли, тут недалеко. Вы же, наверное, не были в нашем кафе снаружи? Только отремонтировали!

Влад шагает за ворота, и мы молча идем за ним. Меня немного тошнит, и я хочу сбежать, но Багор идет за Владом, и я не хочу его бросать.

— Ремонт почти полностью завершился, я в полном восторге, ходил специально на инспекцию. Такой хаос! То корпоратив, то инспекция, то эксперименты в кучу, я вообще не знаю, как это все разгребать...

Наконец, Влад подводит нас к одноэтажному зданию, облицованному красным кирпичом. На нем нет вывесок, внутри — обстановка типичного городского кафе. Специально ободранные шершавые стены, медные лампы, меню над стойкой написано мелом по черной доске. Пахнет кофе и сладостями. Влад убегает делать заказ, мы с Багром садимся. Багор кладет на стол руки и упирается в них головой. Я замечаю, что его волосы так и не высохли.

— Может, сейчас расскажешь, пока этот ужаленный убежал?

— Был на эксперименте в барокамере, — Багор с заметным усилием приподнимается. — Тут есть лаборатории, которые имитируют атмосферы других планов. Я захожу в камеры и достаю иглу. Это... Довольно тяжело.

Я кручу в пальцах салфетку.

— И кто додумался вообще до такого?

— Я, — Багор с нескрываемой тоской смотрит на Влада, который тыкает пальцем в меню и о чем-то смеется с женщиной за стойкой, — все самые отбитые эксперименты в Центре придумал я. Я... ценю твое сочувствие, но это моя работа.

— Но ведь...

— Если я буду делать ее плохо, или перестану ее делать вообще — Эля умерла напрасно. Светлана умерла напрасно. Другие люди, которые умирают или калечатся из-за гостей вне Центра — а их дохрена, Варвара, — они все помирают зря.

Меня слишком сильно это волнует, вот что я понимаю. Я отрываю от салфетки кусочек и кладу на стол, а потом еще и еще. Я не хочу переживать за Багра. Сейчас синхронизация завянет, и я успокоюсь.

Еще кусочек салфетки, еще. И еще.

Влад разворачивается и с ослепительной улыбкой топает к нам, в его руках поднос с огромным прозрачным чайником и чашки. Багор быстро наклоняется ко мне и говорит:

— Помнишь, ты заметила на горле Светланы что-то, похожее на следы зубов?

Я киваю.

— Это зубы феи.

Я глупо приоткрываю рот, и в этот момент Влад ставит поднос на стол:

— Угощайтесь! Это мед-малина-базилик, и тут вот еще фирменные печеньки с корицей, я очень люблю, калорий минимум, вкуса максимум. Да, я вас сюда не просто так позвал, есть пара приятных новостей.

Я сижу молча, Багор тоже молчит и чуть-чуть улыбается. Напряжение между нами можно резать ножом, мне кажется, его видно за километр, как радугу, но Влад разливает чай и щебечет какую-то ерунду, не реагируя на то, что мы молчим. Хотя мне хочется сказать очень-очень многое. Но я аккуратно, ребром ладони, счищаю останки салфетки на пол и кладу локти на стол.

— Так, выпьем чаю за знакомство, — Влад расставляет прозрачные чашки, с грохотом садится. — Друзья...

О, вот мы уже и друзья, а только что были ребятами.

— Я из отдела Выбор, Рома немного меня знает, — Рома никак на это не реагирует, — и мой отдел занимается исследованиями влияний даров на эмоциональное, психологическое состояние человека. Я потрясен вашей синхронизацией и в очередной раз благодарю Светлану, которая так трагически нас покинула, что нашла тебя, Варя!

— Варвара, — замечаю я. Чай пахнет вкусно, и я решаю его попробовать.

— Перед своей смертью Светлана охарактеризовала тебя как очень умного, любознательного работника, — продолжает Влад, — даже любопытного.

Я чувствую дискомфорт. Багор искоса смотрит на меня и легонько пинает под столом мой ботинок ботинком.

— Слушай, я не буду тебя пугать, — Влад пододвигает ко мне печеньки, — Центр — место стремное, поверь. Я сам сюда пришел три года назад не по своей воле. И меня запугивали адски. Пока мне не стали доверять, я творил фигню. Просто дикую фигню творил!

Я обжигаю губы чаем и вновь молчу.

— Что там случилось со Светланой — дело прошлое, — Влад ловит мой взгляд и широко улыбается, и мой дискомфорт усиливается, — вообще Центр во многом живет в прошлом, а я вот бы хотел двигать его в будущее. Все эти пенсионеры...

Он осекается.

— В общем, скажу прямо, не выходите за пределы своих рабочих задач, — Влад смотрит по очереди на Багра и на меня. Смотрит улыбаясь, как будто мы решаем, в какой бар пойти, и вот в этот бар в подвале Влад идти не советует: официанты ворчливые и выбор коктейлей маленький, — Варвару наше высшее начальство решило поощрить и наконец переселяет на поверхность в коттедж.

— О, круто, — стараясь звучать воодушевлённо, говорю я. Не прошло и... А сколько, собственно, времени прошло?..

— Что еще круче, тебе выделяется один из самых крупных коттеджей — 12А, двухэтажный с теплицей, — Влад листает что-то в телефоне. Багор снова пинает меня ботинком.

— В 12А живу я, — говорит он.

— Ну да, для тебя одного он был великоват, — заявляет Влад, — я же говорю, я из отдела Выбор. Мы изучаем дары и троицы. Я думаю, вам в кайф будет пожить вместе, да и мы какие-то данные соберем! Разве плохо?..

Влад хохочет. Он треплется еще о какой-то ерунде, пока мы допиваем чай, и резко убегает, пожав нам обоим на прощание руки.

Какие, мать его, данные? Вообще это плохо, это всё чертовски плохо. Мы что ему, кролики какие-то? Я хочу поговорить об этом с Багром, но не могу. Что-то во мне сопротивляется всей этой теме, бьется, как о плотину.

— Это... Странно, — после долгого молчания говорю я. Багор сует в карман халата недоеденное печенье и замечает:

— Ты знаешь, Влад еще не самый мерзкий из этих молодых и прогрессивных. Он правда пытается быть положительным персонажем. Ты заметила, что он пытался намекнуть, что мы лезем куда не надо?

— Он не намекал, он прямо сказал.

— Светлану кокнула фея, — шепотом, но очень экспрессивно говорит Багор.

— Это безумие какое-то, — я тру лицо рукой. — Но мне нравится, как ты игнорируешь пожелания Влада. «Не выходите за пределы своих рабочих задач» ... По барабану, будем расследовать убийство сами.

Багор хмыкает. И после паузы говорит:

— Варвара, слушай... я ужасно хочу спать, я буду сваливать. Завтра жду тебя с вещами!

Он неловко поднимается, так же неловко трепет меня по руке, улыбается, очень светло и согревающе, не как Влад, не как Т., не как кто-то другой еще когда-то в моей жизни, всё в нем светится изнутри — несмотря на то, какой он бледный и помятый. Багор уходит, я сижу одна за столом с пустым графином и пустыми чашками. Кручу в руках телефон и набираю в поисковике:

«Карта Таро Выбор».

Страница загружается, и я читаю: «Карта № 6 старших арканов колоды Таро: Выбор, Свобода, Свобода Выбора, Влюбленные».