Явись

Каплан наблюдает, как бумага выползает из принтера. Я вижу напечатанную карту района с отмеченными красной линией домами. Карта крутится в холеных пальцах; Каплан наклоняет голову и спрашивает, как всегда хищно улыбаясь:

— Зачем вообще нужны охотники?

Я смотрю, как медленно падает снег за окном бизнес-центра. Странная зима в этом году; я не помню, когда она началась. Иногда мне кажется, что даже в июле был снег и июль был зимой.

— Охотники чуют багров.

Каплан скручивает карту в рулончик, почему-то я думаю о том, что сейчас она окунет край бумаги в свой очень черный кофе.

— Нет. В троице. Когда идет работа. Багор достает гостя, метла, я так понимаю, прогоняет. Зачем нужна ты?

Что будет, если я промолчу? Она опять же скажет, что убьет меня и мою мать? Как легко ей, должно быть, грозить смертью: она не знает, на что это похоже, когда ты немного умер. Мне кажется, что я-то знаю. Но сейчас я чувствую бессилие. Хочется захныкать, как в пятом классе.

— Я не могу вам сказать, — мой рот открывается против моей воли.

Каплан поднимает брови.

— Знаешь, Варвара, мои люди, — она смешно произносит эту фразу, от нее веет сериалами с НТВ, — шерстили всякие форумы в интернете. Копались там — будь здоров! Всякая информация есть, сколько русалка весит, сколько съедает демон. Фоток и видео нет — оно и понятно, техника сбоит. Но почему-то нигде не пишут о том, как в мире появляется гость. Что именно делает багор, что делает охотница. Почему так, позволь спросить?

— Это слишком... Личное. Мы не говорим об этом.

— Как забавно.

Те, кто говорят — просто не знают. По тому, как человек что-то описывает, всегда понятно, что он из себя представляет. Те, кто болтает о том, как приходят гости, просто врут.

Каплан продолжает улыбаться.

— Я не расскажу вам, — я хлопаю ладонями по коленям, — можете просто убить меня прямо здесь. Я не могу этого описать. Зачем вам? Я нашла вам вашего багра.

Я понимаю, что уже не боюсь: есть вещи за пределами моих возможностей. Я не могу раствориться в воздухе, если к моему черепу приставлен пистолет. Я не могу убежать от того, что я охотница, и даже «Морошка», мое надежное убежище среди сушеных грибов и ягод, привело меня к этой сцене. К тому, что со мной делает Каплан. Может быть, вот он — детерминизм? Где-то лежит золотая скрижаль, где записано, как моя начальница с ее идеально бордовыми губами грозит мне. Полагаю, что тот, кто заявлял, что нет судьбы, просто не сталкивался с настоящим страхом и бессилием.

— Я буду проверять информацию, что ты там откопала, — Каплан на мгновение бросает взгляд на экран своего Макбука, скрещивает руки на груди. На ней дорогущий, идеально выглаженный, без единой складки, свитер, — и тогда свяжусь с тобой. Тебе самой интересно, что ты нашла?

Я нашла обычный двор: две хрущевки, магазин «Пятерочка». Но ошибиться было нельзя.

Я бродила в этой «Пятерочке», как зачарованная. Шагала вдоль полок с пивом и быстрорастворимыми кашами, и красные листья сыпались перед моими глазами, будто я попала в кленовый лес в шторм. Пахло бургерами, бергамотом, мускусом, ванилью, ванилью, и снова ванилью. Я чувствовала тревогу и иронию, еще странное ощущение в горле, как будто хочу сухо смеяться. Интересно, до этого я охотилась так же? Могла ли я ощущать все эти вещи настолько объемно, осознанно, распознавать образы?..

— Варвара.

Я дергаюсь, как будто проснулась.

— Ты куда улетела? Я спросила, интересно тебе, что ты нашла?

Подпольная лаборатория. Ну конечно.

— Ну конечно, — безучастно говорю я.

Каплан выдала мне две идеально новые бумажки (за издержки) и выпроводила, обещав позвонить.

Я выхожу в метель, и снег пахнет ванилью.

***

Через три дня бессмысленных залипаний в сериалы, я решаюсь отправиться в магазин за едой. В самый промозглый месяц меньшее, чего мне хочется, это шагать по раскисшему снегу и толкаться в очереди, но деваться некуда. Мне нужно кормить свою несчастную мясную тушку. Я привычно хватаю в магазине пластиковую зеленую корзинку и набираю с полок традиционный набор: яйца, молоко, макароны, помидоры в изящном пластиковом гробике.

Пробиваю и иду домой; у входа в подъезд вижу стройную фигуру в дорогой шубе.

На секунду мне кажется, что это Каплан, но нет, от женщины слишком фонит гостями. Метла?.. Нет; просто какие-то смутные следы, возможно, она даже не одаренная.

— Варвара, — говорит женщина, пока я пытаюсь прошмыгнуть мимо нее в подъезд.

Я закрываю глаза и медленно вздыхаю. Видимо, вот такой теперь будет моя жизнь.

— Что вы хотите?

Женщина примирительно поднимает руки. У нее сухие тонкие пальцы, будто промороженные насквозь.

— Я знакомая вашей начальницы, Веры Каплан. — Женщина медленно моргает, рассматривая мое лицо. — Мы можем поговорить внутри? Речь о работе, которую вы делали для Веры.

За моим подъездом что — следили?.. Обалдеть, конечно. Я представляю, как эта женщина в изящной шубе прячется за мусорным контейнером, пока я выбрасываю перевязанный пакет с пустыми банками и упаковками «Доширака», и хмыкаю под нос.

Я прикладываю ключ к магнитному замку домофона и пропускаю незнакомку в подъезд. Ставлю пакет на лестницу и с вызовом — как мне хочется думать — смотрю на незнакомую женщину в шубе. Я думаю, она понимает, что мне страшно, что мне совсем не хочется впускать ее в квартиру. Что я немного догадываюсь, о чем речь.

— Меня зовут Светлана.

Она снимает меховой капюшон: у нее очень тщательно уложенные, какие-то старомодные, будто из советского фильма, светлые волосы. Ни грамма косметики на лице. Дама червей в пару пиковой даме Каплан.

— Я работаю в организации, которую вы нашли по просьбе Веры Германовны.

Я вздыхаю и расстегиваю куртку: жарковато.

— Ничего не понимаю, — честно признаюсь я.

— Вера вам врала, — заявляет Светлана, ее голос звучит вкрадчиво, а на лице — виноватое выражение, — вы выполняли некий тест, когда искали багра. Вера, конечно, считает, что всю информацию нашла самостоятельно и вела свою игру, но это, разумеется, не так.

Я молчу, разглядываю бежевую плитку под ногами.

— Из двадцати охотников и охотниц, что мы отсмотрели за последние шесть лет, вы оказались второй, кто выполнил задачу. Ваши способности впечатляют.

Я вновь вздыхаю.

— Так... Вы хотите меня завербовать? Для этой вашей... Лаборатории?

Светлана усмехается; на мгновение я вижу ее чуть желтоватые, как у курильщицы со стажем, зубы:

— «Вербовать» — немного неправильное слово. Мы хотим дать вам шанс использовать ваш дар во благо. Быть той, кем вы являетесь.

— Это звучит очень штампованно, — бормочу я. В сети всегда были слухи о людях, которые пытались исследовать одаренных. О программах ЦРУ, якобы подводивших под дары научные базы; все упиралось в аляпистые видео на ютюбе и фейковые «рапорты» и «отчеты», сплошная ложь и фантазии.

— Вы сейчас думаете, что ваша начальница просто сошла с ума, а я такая же ее поехавшая на дарах подружка, — Светлана вновь усмехается. — Вы же сами прекрасно понимаете, что этот день в вашей жизни обязательно должен был наступить. Не зря же вы столько лет искали правду на форумах.

Я смотрю ей в глаза: они ничего не выражают. Холодные, серые, отливающие латунью, как отделка на станциях метро.

— Мы поступим так. Вере Германовне не стоит знать о нашей встрече: она сыграла роль связующего звена и теперь будет ждать, что вы приведете ей багра для ее личных целей. Вы же достаточно умны, чтобы понимать, что ваша начальница — небедная дамочка с хорошими связями в криминальной среде, и откровенничать с ней не стоит?

Я киваю. Все это так... Странно.

— Я сама поговорю с Каплан и дам ей информацию, которую она проглотит.

Очень странно.

— Теперь вы. Вы должны завтра, к десяти утра, подъехать к той самой Пятерочке, которую вы нашли. Там с вами свяжутся.

Светлана коротко кивает, будто прощается.

— Что будет, если я не приду?

Она склоняет голову на бок.

— Вы тоже будете угрожать мне жизнью моей матери?

Светлана надевает капюшон.

— Но вы же придете. Вы ждали этого всю жизнь, — она изящным жестом нажимает на кнопку, открывает дверь и выходит из подъезда вон.

Я подбираю пакет и думаю: сесть ли на ступеньки здесь или таки дотащиться до квартиры. Мне то ли жарко, то ли холодно. Я чувствую одновременно слишком много всего. Мне и страшновато, и дико хочется нервно рассмеяться от ее последней пафосной фразы.

В лифте мелькает свет; я бреду мимо двери квартиры Сорок первого, открываю дверь своей, разуваюсь, сажусь на стул в кухне, смотрю в окно, размазываюсь по моменту и чувствую себя так, будто кто-то невидимый держит меня за горло.

Я даже не злюсь, но Светлана права, я ждала.

Потом приходит страх перед определенностью, который порой куда хуже, чем страх перед неопределенностью. Все это сменяется внутри меня, как фильтры на софитах, будто внутри меня сцена, и тени скользят по подмосткам, и движутся, движутся, пока я сижу, окаменев, на своей старенькой кухне.

***

Сон не шел. Я встаю, вскользь замечаю, что на часах около шести. Болтая чайным пакетиком в кружке, раздумываю о том, чтобы написать Нике.

Ника-то всегда была уверена, что нечто подобное нас ждет. Если дары существуют, значит, это кому-нибудь нужно, и под кем-нибудь Ника понимала таинственных исследователей призывателей и экзорцистов. Интересно, она обрадовалась бы, напиши я ей про эту загадочную Светлану и не менее загадочную «Пятерочку»? Или подумала бы, что я совсем поехала крышей и телеграфирую ей аккурат из сумеречного бреда?..

Выпив половину чашки чая и до рези в глазах рассмотрев сумрачный город за окном, я решаю твердо, что Нике я писать не буду.

Зато я пишу матери, получаю пригоршню эмодзи и понимаю, что да, деваться некуда, я просто не могу удержаться от того, чтобы согласиться. Я не улечу в космос, не пропаду в параллельный мир, где не будет мамы, привычных переписок с ней, не будет вечерних моментов, когда ты в постели просто можешь выдохнуть и отпустить тревогу. В любой неизвестности есть якорь, за который можно уцепиться. Может быть, моим будет она.

Одеваясь, я бросаю взгляд в окно. Не помню, когда здесь был такой тяжелый, темный февраль. Солнце показывалось, наверное, лишь в прошлом году.

В метро торжественно и тихо. Поднимаюсь на нужной станции, с досадой соображая, что забыла зарядку от телефона, и ключи как-то особенно противно позвякивают в карманах. Представляла ли я себе раньше этот поворотный момент моей жизни? Догадывалась ли, что он будет таким?

Жаль, что у меня нет привычки вести дневник.

«Пятерочка» ждет меня за углом. Возле входа курит уборщик в ярко-оранжевой куртке; кошусь на него с подозрением, но он рассматривает ряд мусорных контейнеров напротив и не глядит на меня. Вхожу внутрь магазина, вдыхаю — ванильный запах либо слишком тонкий, либо я себе его уже воображаю. Иду вдоль рядов: магазин пуст, кассирши скучают.

Телефон вибрирует, я достаю его из кармана и читаю смс с одним-единственным словом: «Хлеб».

Все это становится забавнее и забавнее. Я разворачиваюсь на пятках, глупо приподнимаюсь на цыпочках и ищу нужный раздел, шагаю туда, оглядываясь по сторонам; уверена, что выгляжу, как полная параноичка.

Возле раздела с булками никого нет. Я хожу взад и вперед мимо лавашей, багетов и батонов, пока не замечаю аккуратно сложенный листочек розовой бумаги прямо поверх «Лепешек Тортилья мексиканских пшеничных».

Я аккуратно беру листочек двумя пальцами — от него ощутимо фонит каким-то даром, и даже не успеваю прочитать, что на нем написано.

Кто-то плотно обхватывает меня сзади, а к лицу прижимается сухая, твердая, маленькая ладонь. Высокий, почти детский девичий голос, чуть картаво шепчет на ухо:

— Прости пожалуйста, но так будет проще всего.

И я отрубаюсь.