Глава 8
Ноа проснулся из-за странного ощущения, будто ему просвечивают фонариком глаза. Оказалось, что на лицо просто упал солнечный луч, пробившийся через щель между плотными шторами. Ноа понял, что находится у себя дома, а не в больнице, и перевернулся на бок. Попытался снова заснуть, но не получилось.
Придерживая плед на плечах, он приподнялся и потянулся к телефону. Тот показывал без двадцати минут шесть утра. Замечательно. Ноа терпеть не мог ранние подъёмы, они выбивали его из жизненного ритма на целый день, но ещё хуже, когда организм не может заснуть, как будто ему самому нравится это состояние живого зомби.
Отложив телефон, Ноа достал сигарету из пачки, лежавшей на журнальном столике, зажал её между губами и откинулся обратно на подушки.
Таким ранним утром квартира казалась особенно тихой и одинокой. Нет, не совсем так. Она всегда была такой, словно в сером налёте. Просто место, где можно переждать ночь, помыться и приготовить что-нибудь поесть, если возникает желание. Однако не всегда смесь тишины и одиночества так морально давила. Когда Ноа одолевали кошмары, как снова сегодня ночью, он спал на диване, потому что не мог уснуть в спальне на широкой холодной кровати. Аппетит тоже пропадал, даже курить почти не хотелось. И квартира в такие моменты воспринималась как нечто чужеродное. Наверное, чем-то это было похоже на депрессивные эпизоды. К позднему завтраку всё обычно рассеивалось, но пока Ноа лежал, пребывая в тревожных ощущениях, и приминал губами кончик сигареты.
— Будешь курить в постели, когда-нибудь сгоришь заживо.
Твёрдый, звонкий и холодный, как сталь, голос вывел его из полусонного состояния. Ноа приподнял веки. Совсем рядом, облокотившись на спинку дивана, стояла фигура. Ноа чётко видел кожаную куртку и тёмные волосы, а вот лицо расплывалось в тумане, но знакомые черты всё равно угадывались.
— Хейс, давно ты не появлялся в таком виде, — пробормотал Ноа. Сигарета прилипла к нижней губе, и он коснулся фильтра языком.
— Соскучился?
— Пошёл ты, — буркнул Ноа. — И это не постель, а диван.
— Умник хренов.
Ноа пожевал кончик сигареты. До этого он и правда подумывал закурить прямо так, но даже шевелиться лишний раз не хотелось. Не то чтобы искать зажигалку, которая снова где-то потерялась. А вообще с недавнего времени сигареты стали ассоциироваться с иными... моментами. Например, с теплом других губ.
— Объясни-ка лучше, — снова разбил утреннюю тишину холодный голос, — зачем ты прицепился к тому парню?
Конечно, стоило только подумать о Нате, Хейс сразу же отреагировал на эти мысли. Ноа отвернулся от спинки дивана, лицом к журнальному столику.
— Иди нахрен.
— Зачем он тебе? — настаивал Хейс. Его голос становился громче и резче. Он впивался болью в голову и куском льда залегал в солнечном сплетении. — И неужели ты правда думаешь, что будешь ему нужен, особенно когда он узнает, насколько плохо у тебя с головой?
Ноа схватил подушку и резко обернулся, чтобы запустить её в расплывчатую рожу Хейса, но тот исчез. Вместо него только солнечное пятно на спинке дивана.
— Ушёл сам? — хмыкнул Ноа, чувствуя, как заныли мышцы от резвых движений. — Вот и замечательно.
Он с шумом выдохнул, и сигарета выпала изо рта, крупинки табака рассыпались по пледу. Ноа подхватил её и бросил на журнальный столик к помятой пачке. Теперь он точно не уснёт, значит, надо просто вставать и готовиться к работе. Кофемашина в магазине поможет выжить ему в этот день.
Первым делом Ноа направился в ванную. Из шкафчика за зеркалом достал пузырёк и открыл его. Прохладный воздух касался оголённых плеч и предплечий, спальные штаны опустились настолько, что полностью прикрывали босые стопы. Ноа застыл в сомнениях, изучая таблетки на ладони. Они буквально выключат его на несколько дней или даже на неделю, но Хейс точно не появится. С другой стороны... С прошлого приёма прошло не так много времени. Если эффект от лекарств всё равно снизился, есть ли смысл пить сильнодействующие на разум таблетки в таком количестве? Стоит ли бежать к врачу за новым рецептом или просто... подождать?
С самого детства Ноа видел что-то. Ребёнком он полагал, что такое происходит со всеми, думал, что он нормальный. Родители и другие взрослые считали его странноватым, когда он рассказывал о загадочных силуэтах, но все сходились во мнении, что у Ноа просто сильнее, чем у других детей, развито воображение. Что ему всегда было сложно подружиться со сверстниками, поэтому он придумывает себе развлечения и друзей. А кровь носом часто шла лишь потому, что сосуды у него слабые, и сам он просто очень впечатлительный.
Потом он перестал видеть странные вещи и успел позабыть о них, а в подростковом возрасте всё вернулось с новой силой, только появился ещё и... Хейс. Так он назвал себя. Будучи на тот момент уже осознанным, Ноа понял, что с ним всё-таки что-то не так, поэтому он даже сам обратился к врачу. Таблетки помогали справляться с изнуряющими видениями и кошмарами. Хейс после них долго не приходил, но всё равно каждый раз возвращался. Часто он был безобидным, оседал где-то на периферии сознания, отпускал колкие комментарии, иногда прямо и грубо осуждал и лишь в редких случаях становился опасен, когда словно бы обретал плоть, иссушая запасы жизненных сил Ноа. Но до последней стадии лучше не доводить — из неё сложнее выбираться и дольше восстанавливаться.
Ноа засыпал таблетки обратно и вернул пузырёк на полку. Нет смысла превращать себя в овощ только потому, что навязчивый голос в последние дни появлялся чаще. Ноа связывал появление Хейса, участившиеся кошмары и ухудшение морального здоровья с годовщиной смерти Ноэля. Его подсознание явно переживало трагический опыт заново, так что, конечно, разум и тело временами лихорадило, но всё должно пройти в скором времени. К тому же Ноа сейчас нанялся на работу в свою зону комфорта и открыл новое увлечение — музыку. Он не хотел терять чувства. С Натом ему тоже хотелось быть осознанным, а не приглушать ощущения лекарствами, пусть они и шли на пользу.
Ноа сел на край ванной. Он выдержит этот период сам, без вмешательства успокоительных.
***
Мишель пригласила его на ужин. На этот раз не в ресторан, а к себе на квартиру, где он уже бывал по приглашению Ноэля.
Когда Ноа выходил из такси, водитель кинул на него странный вопросительный взгляд через плечо: и зачем такому простому парню приезжать в элитный район города? Ноа и сам дико не хотел ехать, однако понимал, что Мишель использовала «семейный ужин» лишь как предлог переговорить об их работе. В отличие от фешенебельного ресторана тут хотя бы не требовался пафосный дресс-код,
и на том спасибо.
Мишель открыла дверь, оценивающе осмотрела Ноа с ног до головы и, впустив его в квартиру, унеслась, стуча каблуками и кинув что-то про подгорающий ужин.
За прошедший год тут мало что изменилось. На стенах длинного коридора, как в фойе какой-нибудь арт-студии, висели фотографии мужчин и женщин с татуировками, набитыми руками Ноэля. В основном без лиц, за исключением тех, где татуировки были непосредственно на лице.
Ноа остановился напротив одной фотографии и посмотрел на чёрно-белого мотылька, расправившего крылья прямо под ключицами. Он коснулся собственной груди, но подумал почему-то о Нате... Лицо обдало жаром, и этот жар стремительно заскользил в низ живота.
Ноа мотнул головой. Нет, сейчас было не подходящее время и место, чтобы вспоминать, как они с Натом тесно друг к другу прижимались в клубе.
— Собой любуешься? — вывела его из недавних воспоминаний Мишель.
Скрестив руки на груди, она стояла и хитро улыбалась. Сегодня на ней была обычная белая рубашка и юбка-карандаш, словно Мишель находилась не дома, а только-только вышла с рабочего совещания.
— Допустим, — просто сказал Ноа и пожал плечами. На фотографии, перед которой он завис, действительно был он сам. Её сделали спустя время, когда Ноэль закончил работу над его мотыльком. — Я думал, что ты вообще уберёшь подобного рода фотографии. Ты как-то не очень любишь людей. Меня в особенности...
— Я оставила эти фотографии не ради людей. Просто люблю работы своего покойного мужа, — холодным тоном сказала Мишель и, развернувшись, обернулась через плечо. — И так уж получилось, что на твоей коже Ноэль оставил свой талант. А теперь идём. Если еда остынет, будет невкусно.
Кинув последний взгляд на свою фотографию, Ноа поплёлся за Мишель. Ужин ещё не начался, а ему уже хотелось сбежать. Но стиснув зубы почти до скрипа, он решил, что надо выдержать. Где-то в глубине души он всё ещё сомневался. Может, и зря он согласился на предложение о работе? Ему нужна была новая жизнь, а не возвращение к старой. Конечно, пока вокруг всё напоминает о трагедии с Ноэлем, Ноа будут одолевать кошмары. Теперь связь эта казалась очевиднее некуда. С другой стороны... наверное, новую жизнь лучше начинать, оборвав все связи с прошлой. А просто закрыться, отвернуться или убежать — не вариант. Оно всегда будет возвращаться. По крайней мере его психотерапевт утверждал, что потерю близкого человека нужно пережить, чего Ноа пока так и не смог сделать за последний год. Поэтому, может, подсознательно он согласился не ради денег, а ради того, чтобы разобраться в себе. Расковырять рану с целью очистить её и позволить ей наконец-то зажить. Ведь для этого в том числе он решил не принимать с утра таблетки?..
А может, он просто в неожиданно напавшей рефлексии искал оправдания своим глупым необдуманным поступкам. Сейчас, в этой огромной квартире, похожей больше на модельное агентство, чем на жильё, он чувствовал себя некомфортно. Всё красивое, но бездушное. Всё изысканное, но ничего внутри не цепляет. Одно Ноа знал наверняка: находясь рядом с Натом, он начинал вновь распознавать вкус жизни, который ранее казался безвкусным и бесцветным. Пока это были слабые отголоски, как раскат грома где-то вдалеке в особо жаркий день. И даже не понятно, к чему приведёт их знакомство (если оно вообще внезапно не оборвётся), но Ноа хватался за эти ощущения, как за спасительную соломинку. Тянулся как мотылёк к свету, как бы символично это ни звучало.
На кухне за большим столом уже одиноко сидела маленькая Зои. Когда она увидела Ноа, глаза её округлились. Он поздоровался первым, но девочка выглядела слишком испуганной, так что смогла только кивнуть. Мишель усадила Ноа напротив дочери, а сама, после того как обслужила всех, расставив тарелки с закусками и пастой, села во главе стола.
— Зои помогала готовить ужин, — сказала Мишель, накручивая знатно сдобренную соусом пасту на вилку. Лишь каким-то магическим образом её белая рубашка оставалась по-прежнему белой. Стойкая яркая помада тоже не стиралась с губ. Зои сверлила взглядом Ноа и игнорировала свою тарелку. Даже к столовым приборам не притронулась. — Так ведь, дорогая? — чуть громче произнесла Мишель.
Девочка захлопала глазами и медленно повернула голову в сторону матери.
— Да, — ответила она, снова посмотрела на Ноа и подобрала вилку.
В этот раз слов не нашлось у него. Ноа кивнул и наконец-то тоже приступил к еде.
Мишель рассказывала о рецепте особого соуса для пасты и о том, как они с дочкой вместе трудились над ужином. Но если честно, кухня выглядела настолько девственной, что после сборки до неё будто никто не дотрагивался. Просто элемент декора, стоимостью, наверное, как половина квартиры Ноа. Да и представить Мишель со сковородками, специями и нарезающей, допустим, мясо, было сложно. Ноа всё равно склонялся к тому, что это просто разогретая еда из какого-нибудь ресторана. Паста и правда оказалась вкусной, однако ужин всё равно проходил вяло. Аппетит был, кажется, только у Мишель. Ноа ел с неохотой, Зои больше для вида ковырялась в тарелке, а сама со смесью страха и любопытства продолжала бросать на гостя взгляды, будто то был не он, а какой-то фрик. Хотя... собственно, а кто он?
После ужина Зои помогла матери собрать тарелки, и Мишель сразу отправила их в посудомоечную машину. Расправившись с хозяйственными делами, Зои убежала куда-то, видимо, к себе комнату, а Мишель позвала Ноа в рабочий кабинет, отделанный в тяжёлых тёмно-красных тонах. Ноа здесь никогда не был, но, не считая не подходящих к её образу оттенков, место чётко отображало Мишель и её рабочую сферу: много глянцевых журналов, которые покупают больше, чтобы смотреть, чем читать, коллажи из фотографий с фотосессий, статуэтки, изыска которых Ноа не мог понять, и всякое такое прочее, что относится к высокой моде.
Мишель не стала тянуть время и вручила ему чёрную папку.
— Здесь вся информация о предстоящем мероприятии. Когда, где, по какому случаю, список приглашённых гостей, рекомендации как одеться и прочее. В общем, и так знаешь. Пожалуйста, не приходи в рваных джинсах или заляпанной майке, если того не требует заказчик. Плюс тут аванс, на который как раз сможешь приобрести новую одежду. Основываясь на вкусах клиента и твоей личности, я создала кое-какой образ. Адреса магазинов, где купить подходящую к образу одежду, я тоже оставила, — Мишель улыбнулась. Широкая улыбка красивых губ, в которой нет ничего искреннего. — Люди платят мне за рекомендации стилиста, тебе же я доплачиваю сама. Разве не прекрасно?
Что-то в этой речи сильно кольнуло Ноа, но папку он всё-таки забрал, открыть правда решил дома. Мишель как будто всячески пыталась перевести его на постоянную работу. Глупо было стараться, ведь от напыщенных речей и скучных миллионеров Ноа тошнило ещё в прошлый раз. Деньги не победили — выиграл личный комфорт. Хотя несомненно он прекратил работать по другим причинам.
— На всякий случай хочу напомнить, что наше сотрудничество всего на пару раз, — сказал Ноа, помахав папкой в воздухе.
Мишель посмотрела на него так, будто не поверила. Хотя Ноа и в прошлый раз, ещё когда Ноэль был жив, не испытывал особой тяги к подобному, и тогда тоже всё ограничилось всего несколькими мероприятиями.
— Я понимаю. Но ты в любом случае мой проект, даже если на аутсорсе, а я не привыкла работать кое-как. Так что и ты, раз уж согласился, учти все рекомендации. Относись серьёзно, но не принимай близко к сердцу. Считай себя живым аксессуаром. Сумочкой, серьгой, браслетом на щиколотке — чем угодно. Ты должен соответствовать определённому запросу, желательно отключиться от происходящего, если что-то в стилистике образа тебя не устраивает. Ты ведь сам носишь всякие украшения, представь, если бы твои серьги и кольца обрели разум, что было бы?
— Они бы от меня сбежали.
— Но ты за них заплатил, так что они должны выполнять твои желания.
— Каждый раз теперь буду думать, о чём же на самом деле мечтают мои серьги и пирсинг, — устало хмыкнул Ноа. — Ладно, я изучу материал.
Мишель прошла мимо него и открыла дверь в кабинет, прямо говоря этим жестом, что больше задерживаться не стоит.
— Как попрощаешься с Зои, я провожу тебя до выхода.
***
Он постучался в дверь кремового цвета с нарисованными цветочками. В обители всего строгого и стильного комната Зои выглядела инородно. Но Мишель любила свою дочь, поэтому, видимо, позволяла ей хотя бы на своей территории такие вольности, как изрисовать дверь восковыми мелками.
— Зои, я уезжаю, могу с тобой попрощаться? — спросил Ноа.
У него никогда не складывались доверительные отношения с детьми, в частности с дочкой Ноэля, поэтому, простояв минуту, он уже не надеялся, но дверь всё же приоткрылась на маленькую щёлочку. Показалось испуганное лицо Зои.
— Я хотел сказать... эм-м, — протянул Ноа, стараясь не сильно пугать девчонку. — Спасибо за ужин, ты ведь помогала его готовить, да?
Зои закивала, затем несколько секунд спустя вдруг раскрыла дверь шире и отбежала на кровать. Подхватила игрушечного кролика с длинными ушами и крупными глазами-пуговицами и вжалась в угол. Ноа подумал, что это странный способ сказать «можно войти», но... дети. Чего с них взять? Ноа в детстве тоже многим взрослым казался странноватым.
Он медленно переступил порог и осмотрелся. Большое количество кукол на стеллаже сразу привлекло внимание. Год назад он их уже видел, но тогда коллекция была не такой внушительной. Зои из своего угла наблюдала за ним, но не прогоняла. Может быть, Мишель ей тоже дала какие-то указания по поводу гостя? Вроде, быть дружелюбной и не смотреть на него испуганными глазами.
Ноа подошёл к стеллажу. На полках в коллекции смешались как современные куклы, так и старенькие, некоторые даже довольно страшные для детского восприятия. Ноа был уверен, что Зои в них не играла, только собирала. Возможно, подбирала одежду или украшения, смахивала пыль и расчёсывала волосы. В общем, занималась почти тем же, чем занималась её мать с живыми людьми — отбирала красивых, изысканных и особенных. И редких.
Ноа зацепился за одну из кукол взглядом. Это была девочка с тёмным каре и в чёрном платье с белым воротничком. Повязка на её голове напоминала острые ушки зайца, а у воротничка ярко-синим блестел синий камушек.
— Это Эл, — подала голос Зои. Видимо, она как-то заметила со своего ракурса, что Ноа обратил внимание именно на эту куклу.
— Эл? — переспросил он.
— Да, она из книжки. «Эл в лабиринтах сновидений», «Эл против живых кошмаров», «Эл и страшные тени» и другие, — с живостью поделилась Зои. Она подползла к краю кровати, но когда Ноа отошёл на шаг от стеллажа, сразу же забилась снова в угол.
Почему-то Ноа показалось, что Зои порой бывает очень скучно и, возможно, даже некому показать свои игрушки. Когда Ноэль был жив, он часто играл с дочкой в куклы. Вряд ли сейчас Мишель это делала.
— В общем, я просто хотел сказать спасибо за ужин и за то, что позволила войти в комнату, — сказал Ноа, чувствуя, что надо уходить. — Красивые куклы.
— У тебя, — сказала Зои, отложила игрушечного кролика и вдруг мягко прихлопнула себя по щекам. — Вот здесь тёмные пятна.
Ноа нахмурился.
— Имеешь в виду, тёмные круги под глазами?
Из-за проблем со сном он действительно порой выглядел слишком усталым, но чтобы это замечали даже дети...
Зои отрицательно мотнула головой.
Ноа осмотрелся в поисках какой-нибудь зеркальной поверхности и нашёл своё отражение в стекле книжного шкафа. Никаких тёмных пятен пятен на лице у него не было.
— Я такие у папы видела когда-то. Потом они исчезли, — произнесла Зои тихо, снова подхватила кролика и крепко прижала его к себе. — А ещё позже он умер.