Ежевика Её Светлости

Разумеется, подруженция не откликнулась. Мертвецы ни на капельку не призаткнулись, крошечными шажочками, единой страшной стеночкой сдвигаясь в кольцо вокруг Ежевики. Она чувствовала, что должна что-то с этим сделать, ведь они же считают ее своей госпожой, надо же им какой-то приказ отдать? Но весь голос вылетел вместе с окриком Вороники, и теперь ни в какую не слушался. Сама не соображая, на какой черт, она затянула беззвучную, еле слышимую песенку:
- Але, але, дон!
Едет царь Долдон,
А царя того жена
На печи с псарем спала...

Лица, хари и рожи, разбитые, изрезанные, порванные, багровые и синюшные были уже так близко, что если бы они дышали, девочка уже ощущала бы их зловонное, перекисшее дыхание. Она обреченно закрыла глаза, одними губами выводя:
- Псарю голову долой,
А царицу под пристрой,
Только баба непростая
Та царица молодая.
Глядь-поглядь царицав ночь
Как за... Ой, мама!! -заорала она, когда чьи-то сильные, когтистые руки подхватили ее подмышки и дернули вверх. Она распахнула глаза, дрыгаясь и брыкаясь, и тут же зажмурилась,в лицо ей лезли обметанные инеем ветки.
- Прекрати дергаться, как мышь придушенная, я тебя жрать не буду, просто на ветку посажу! - сказал упредительно и ласково знакомый голос. Ежевика замерла, и лихорадочно дернулась к кинжальчику, но едва не рухнула с толстой ветки вниз, в Ворон подхватил ее за шиворот и удержал.
- Что же ты какая, а.... - беззлобно проворчал он хриплым и глубоким своим голосом, а Ежевика вниз посмотрела, ойкнула и вцепилась ему в плечо. Там, внизу, мертвая шайка сгрудилась и задрав головы уставилась на нее. Благо, хоть заткнулись и песню свою липкую, удушающую уже не пели.
- Что госпожа повелительница дохлятины, на придворных своих любуешься? - ехидно проговорил Ворон, и Ежевика, как очнулась, отдернула руку от его плеча. А жаль, так хорошо было, так подзащитно... «Клуша ты, убогая, какая защита, забыла, что это вражина паскудная?!» - возопили в ней тысячи голосов, и она нахмурившись, отодвинулась от мужчины. Он только плечами острыми пожал, и хмыкнул:
- Ну, а долго ты так сидеть-то думаешь? Они ж и поутру не уйдут, так и будут стоять да на госпожу свою таращиться, им-то что, у них времени до скончания веков! А вот ты могла бы и пошевелиться чуток, а то ж скоро тебе и пожратушки, и водичку ненужную слить... ну это-то ладно, это ты и с дерева им на бошки легко устроишь, - тут он каркающе рассмеялся, и монетки на его сапогах звякнули... звяк этот отозвался серебристой, переливчатой болью в их сестре, зашитой под кожу Ежевики. Девочка вспыхнула, будто какая-то глубокая, щекотливая и постыдная тайна связала ее с этим остроскулым мужчиной.... «Да не мужчина он, коровья ты колбаса, а оборотень! О-бо-ро-тень!» - напомнили ей тысяча голосов, а откуда-то сбоку долетел громкий шепот:|
- Эй... ребят? Можно я к вам?
- Черт бы тебя на кислушку пустил, Вороника, - устало проворчала Ежевика, и зачем-то подвинулась на ветке, будто уступая место невольной своей подруженции. Ветки зашуршали и по стволу большой толстой кошкой вползла Вороника. Ежевика успела разглядеть, что она цепляется за кору какими-то противными щупальцами, чем-то вроде лозы. Но толком не рассмотрела, так как упырица уже втянула их под рукава и смущенно улыбаясь, примостилась рядом с Вороном. Ежевика поморщилась — ты ж его боялась, вы ж дрались? А теперь чего, переглядываетесь, как парочка на сеновале? Охо-хо, да ну вас в пенек, сковырнешься с ума с вами, разбираться еще, чего там у вас за делишечки!
- Ну, так и чего решила-то? - подал вдруг голос Ворон, настойчиво.
- А? - непонимающе заморгала Ежевика. Вдруг потянуло спать, со всей безумной и неуемной силы.... А Ворон продолжал:
- С подoпечными своими что делать думаешь, говорю? Их ведь тут оставлять нельзя, раз уж ты у них провожатая!
- Да не знаю я, что делать! - огрызнулась Ежевика, и широко зевнула. - Пусть провалятся, чтоль... если уж я решать должна, то вот тебе мое решение!
- Хорошо, твое слово для них - закон! - довольно кивнул оборотень и поглядел вниз. Ежевика уже и глядеть туда не хотела - стоят и стоят. Чего им сделается? Дайте поспать уже, а?
- Ну, тогда давай, провали их всех! - повернул к ней черноволосую голову Ворон и глазами матовыми вперился.
- А? - снова, как деревенская дурочка, переспросила Ежевика.
- Я говорю, провали их всех в ад и поспим уже, - терпеливо повторил оборотень, и зевнул ей в подпевалы, обнажая кривоватые, острые зубы. Ежевика чуть в рот ему не запрыгнула, с детской радостью заглядевшись - какие они не точено-жемчужные, как у Катэрины, а куда как ближе к ее собственному частоколу. Ой, да только ведь теперь у нее совсем не то, что раньше, а она уж и забыла... заросли ее осколки и прощербины. Как-то стыдно прям, сверкать тут господским ртом. Раньше ведь она и не задумывалась...

- Ну, не тяни давай, у меня тоже уже никакой мочи не останется вот-вот! - одернул ее Ворон, и она торопыжно принялась шарить, сама не понимая, чего выискивая.
- Да скажи ты мне уже, чего делать-то?! - взвыла она, страшась разозлить его и злясь сама - на себя, на него, на свой страх неугодить, на Воронику, что окуклилась, замотавшись в капюшон платья... эй, так капюшона же не было? Или был... Да к черту его! И ее к черту! Как бы к мертвецам не свалиться, чего они там ждут, под деревом - уж не ее ли на растерзание?
- Че ты молчишь-то, сам ругаесси, сам же и молчишь! - прикрикнула смелая от страха Ежевика и ткнула Ворона в бок. Тот уже сидел, квелый, ноги свесив, и заваливался вперед, едва не сверзившись.
- А? Ну, да, - вскинулся мужчина. - Достань камень, что в сапоге у тебя, и брось в толпу.
- И че, пришибет их махом, как одного? - хмыкнула Ежевика, и поморщилась. В сонных глазах уже плыла дымка, и застилала разум, спеленывала вялые руки-ноги.
- Делай, как говорю, не продержусь я долго, да и ты того и гляди утопнешь, а они тебя поделить не смогут, кому первому идти за тобой, и растерзают, мышь ты пучеглазая! - заорал на нее оборотень, и вцепившись когтями в плечо, встряхнул ее так, что она резво проснулась.
- Давай!!! - каркнул он ей в ухо, и оглушенная, вздрюченная девчонка подтащила ноги на ветку, и неловко стащила сапог дрожащими руками.
- Ой, не тот, - еле слышно прошептала она, страшась гнева Ворона, а тот только глазами чернущими на нее зыркнул. Ежевика заметила, что у него не осталось белков в глазах, их полностью залило матовой чернотой. Она суетливо отвернулась и заторопилась снять второй сапог, теперь уж точно правильный — хаха, а какой еще может быть, не четыре ж у нее сапога, а то бы если свиньи сапоги носили...
- Ох, мамочки! - всплеснула руками она и с мерзкой, липкой дурнотой поглядела вслед сапожку. Улетел он прямиком в толпу ее «подопечных» которые жадно руки протянули, и она даже успела безнадежно ощутить, что это конец всему, но Ворон уже сорвался за ним и выхватил сапожок из корявых пальцев той крикливой бабы, что дите своей ненужное Ежевике толкала — забери, мол... или это была другая баба? Да какая, к чертям кривобоким, разница, когда Ворон уже рядом сидит, растрепанный и колючий, и вытряхнув на узкую когтистую ладонь камешек, ей протягивает:
- Уронишь - сам тебе глаза выклюю, поняла меня? Дешевле мне это встанет, чем с твоей трухлявой паствой колобродить! - угрюмо и холодно бросил он ей вместе с камешком. Она вцепилась в камень, и ойкнула, обожглась его ледяным холодом. Пальцы разжались, и блестящая штучка выскользнула прямо на голову того мужика, что волок мясное крошево ног за собой, и выл сиплым, страшным голосом. Мужик тот даже не дернулся, а просто... исчез! Он исчез, а под ним оказалась дыра в земле, из которой сочился теплый, дневной свет, точно в летний полдень. «Это точно ад?» - беспокойно всмотрелась Ежевика, а мертвецы ту нору будто даже и не заметили, как стояли головы пустоглазые к ней задравши, так и провалились, когда нора та преисподняя трещинами пошла, и осыпалась, утягивая и поглощая всех их. У Ежевики сердце так и колошматилось, от какого-то неизьяснимого восторга и тоски, будто песню пело, последний раз в жизни! Ей казалось, что Отец ее сейчас слушает, и кивает рогатой, тяжелой головой... и не выдержит она этой муки, не выдержит, до того ей боязно, и хорошо!

А внизу уже творился мрачный переполох. Те, кто стоял вторым и третьим кругом хоровода, вдруг допетрили, что творится - да не каждый из них в ад хотел! Кто стоял раскинув руки, и благостно осыпался в теплую, июльскую бездну, а кто и морду скорчив, отпрыгивал, как от горящих углей, и норовил в лес удрать, в темноту, с Ежевикиного присмотра подальше. Что-то внутри нее дернулось, догнать и протащить куда положено, но Ворон положил руку ей на плечо, безмолвно повелев сидеть, где сидела. Она думала было вспылить, но так ей спокойно и... правильно как-то было под этой изящной, но властной рукой - птичьей лапой. «А будь что будет, поглядим!» - утешилась она, и зевнула, сонно привалившись к нему спиной. Он протянул руку и пркрыл ее, то ли приобняв,то ли... «то ли что?» - размякнув, думала Ежевика, и сквозь молочную пелену светлых ресниц наблюдала, как хищные темные тени хватают за шкирку, подсекают беглецам ноги, выхватывают подмышки из непроглядной черноты леса, и волокут их, кого визжащих, кого повисших, как коровьей шкуры кусок в пасти охотничьего пса. Волокут и швыряют в сияющие, золотые щели в земле, и сами ныряют следом. «Вот и братья мои, настоящие!» - подумала Ежевика, и не в силах сражаться более, смежила тяжелые веки. Она уже скользила по шелковому покрывалу сна, и ей мерещилось нечто дымное и сладкое, когда разорвал дрему чей-то плачь, тонкий, точно комара писк!

- Да кто там еще не сдох?! - закричали они с Вороном в один недовольный, болезный тон. И Ежевика сладко прижмурилась — ишь ты, как слаженно вышло, точно нить какая протянулась от его теплой лапки к ее плечу... Но долго таять в тайных мыслишках не вышло, мужчина уже встряхнулся и дернул головой:
- Там она, вон за крапивным кустом! - хмурый от прерванного сна пробормотал он. - Иди, одна осталась, разберись!
Ежевика кивнула, но в следующий миг на него обиженно уставилась. Горячая волна обиды залила ее с головой - да как так-то? Она ж думала, что они... а он...
- Уф, ну ладно, ладно, нечего меня глазищами есть! - закатил глаза Ворон, и подхватив ее вокруг живота, ловко спустил на землю.
- Все, иди давай, я тебя здесь подожду!
Ежевика только пискнуть успела, заливаясь горячей краской, бросила на него взгляд, самый надменный, какой смогла, и пошла на зов последней мертвячки.
- Эй, выходи давай, я тебя не укушу, домой пора, кыс-кыс! - позвала она, стараясь придать голосу веселости и напускной простоты - пусть-ка Ворон поглядит, как она запросто, как муку с ладоней стряхнет, эту мертвячку! Пусть-ка думает, что Ежевике оно, как баклуши бить, как господам винишко пить, раз-два, да подумаешь! Но девчонка, то ли испугалась, то ли вообще еще не поняла, что умерла и надо идти, а на зов Ежевики не выходила.
- Ну, чего ты глупая, - ворчала Ежевика, слепо шарясь по кустам. Ее начинало трясти от холода и усталости, изнутри морозило, а дыхание наоборот, разгоралось все горячее. «Ох, только бы не лихорадка, тут ведь даже прилечь некуда, изморозью накроет, и тю-тю!» - испугалась она, и заторопилась:
- Давай, глупыш, поскорее, ну, чего ты? Все твои уже давно там... Ой! - вскрикнула она, наступив на что-то мягкое, совсем живое. Оно дернулось, и еда не свалило Ежевику на себя. Та руки выставила, и бездумно ухватила девочку. «Попалась!» - ахнула она про себя, и подражая Ворону, прижала к себе трепыхающуюся зайчишку, как тот Воронику, когда они впервые встретились. Больно стукнуло сердце, Ежевика вспомнила его страшные и манящие глаза, как он впервые на нее посмотрел, и смущенно улыбнулась своей глупой попытке его ножичком испугать... она по-новой залилась краской, и спрятала лицо в золотистые, припорошенные луной и изморозью волосы девчонки. Та, дрожа и прерывисто дыша, замерла... Ежевика вздрогнула и покрылась колючками - она дышит?!
- Ты живая чтоль?! - хотела было вскрикнуть, но не смогла, а только прохрипела она.
- Н... нет... - выдавила из себя девочка, такая крошечная, впол самой Ежевики.
- А какого ж лешего тогда ты теплая?! - наконец, заорала она и сжав обеими руками головку девочки, встряхнула ее Ежевика. Ту замотало в ее руках, как тряпичную куклу, и она залилась отчаянными слезищами. А Ежевика с радостью ощутила ту самую свою силу, которую ни с чем больше не спутаешь. «Ну, теперь я быстро с ней разделаюсь, и к Ворону вернусь! Интересно, смотрит ли он на меня?» - подумала она, и сердце снова больно стукнуло. Она скосила глаза, изо всех сил мечтая, чтобы он смотрел, как она сейчас смело в Ад пойдет... «Постой, какой Ад, живая же она?» - панически вскинулась она.
- Не знаю, не знаю я, отпусти, Христа ради! - жалобно завыла тоненьким голоском девочка, и Ежевика рассвирепела, вспыхнула, как сухая ветка:
- Не ной, а говори, что ты за мертвец такой, теплая и молоком пахнешь? - голосом острым и холодным, как ледяные осколки, спросила она. Злость полыхала в ней, но она держала надменное лицо, как могла. Ей снова безудержно хотелось походить на Катэрину... к тому же, острыми от ярости глазами, она заметила, что Вороника на четвереньках к краю ветки подползла, и рот открыв, застыла возле Ворона, а тот ногами болтает сидит, и оба на Ежевику с немертвой-неживой уставились - она как дурочка пустая, а он чуть насмешливо и по-птичьи голову наклонив.

«Ах, вы вот как, да?!»- вздернулась Ежевика, и белая, полыхающая пелена застила ей глаза. Она схватила девочку за шиворот, и поволокла куда-то, не видя и не разбирая, куда. «Я найду, найду для тебя дверь, здесь она, точно знаю, сейчас-сейчас!» - повторяла она про себя, и то тыкалась в дерево, ударяясь носом, но не ощущая боли, то цеплялась ногой за корни или что там еще за дрянь,черт ее разберет! А ярость постепенно сменялась отчаянием... и болезненной, жгучей, смертельной усталостью. Тело ее разламывалось на мелкие крошки, голова горела и нестерпимо пульсировали натертые сапогами пальцы. «В жизни не носила пакость, так и дальше не буду! Вот только дойду, только дойду, и сразу сниму, там же, в преисподней и оставлю, не могу больше, не могу, не могууууу....» Это она выла, или девчонка, о которой Ежевика успела позабыть, за пределом всяких сил волочащая и себя и свою тщедушную пленницу, сама не понимая, куда? Хнычущий голосок привел ее в какое-то чувство, напомнил, что она сама еще не умерла, и она повалилась в хрусткую от первого льда лужу. Ледяная вода прожгла болючий живот, но господин Люцифер, как же хорошо было лежать...Куда идти? Зачем идти?... она потеряла всякий смысл враз. Запрокинув голову, глядела Ежевика на Луну, что взошла в небеса, точно Королева на трон, и сияла, могучая и далекая, и никакого ей дела нет...
- И не найду я никакую дверь, - ровно и просто проговорила Ежевика, и ничуть не взволновалась этой ерундовиной.
- И не найдешь, - повторил голос Ворона. Ежевика слабо голову повернула, и одними глазами спросила: «Почему?»
- Не твоего она загона барашек, - пожал плечами Ворон, и монетка в его ухе качнулась насмешливо. «Ух ты, и эта такая же, как у меня в руке!» - подумала Ежевика, и глаза ее закрылись сами собой. Она слабо дернулась, и разлепила их с таким трудом, какого еще не испытывала. А она-то, дура глупая, думала, бадьи с помоями - самое тяжкое на свете! Как бы не так, самое тяжкое - вот оно, веки ее собственные держать!
- Бросай ее! - каркнул ей Ворон.
- Так я и не держу, - ответила Ежевика, и кое-как сообразила, что не ответила словами а только в голове у себя. Но он понял, и мотнул нетерпеливо серебряной своей серьгой.
- Держишь же, руку-то разожми! Да не эту, ежик ты под крапивным кустом, правую!
«Будто знаю я, которая это рука», - усмехнулась Ежевика, и разжала обе руки, для верности. Девчонка дернулась и выскочила из ее хватки. Ежевика даже не глядя поняла, что та отпрыгнула и метнулась в лес.
- Куда, лови ее... - слабо прошуршала она. Держать глаза открытыми становилось совершенно не в ее власти.
- Да пусть себе бежит, не наше это дело теперь! - проворчал Ворон, близко-близко к ней, и она ощутила его дыхание на своей щеке. Он аккуратно так, заботливо из мерзлой грязи ее вынул, на руки поднял, и понес куда-то, на ходу бесповоротно укачивая... Ежевика, от усталости всякий стыд потерявшая, вдохнула его терпкий, немного травяной, немного дымный запах, и прижалась всем своим существом к его груди, сквозь медовую дремоту ощущая, как он весь покрывается жесткими перьями и несет, несет ее в мягкие, пыльные облака...
- А о ней забудь, - шепнул его голос, с ласковыми и шершавыми царапками: - По ней светлый придет, а мы с тобой оба темные...
- Почему получилось, с камешком? - прошептала Ежевика, и последнее, что ухватила, прежде чем сон утопил ее в молоке, был голос Ворона, прошептавший в ответ:
- Потому что нас двое, и силы наши сошлись в одну. Только знай, девочка, делать это нельзя, теперь мы оба будем болеть с тобой.