Плёнка #17
Сонный паралич не пугал. У Бернарда уже не было сил ни бороться с ним, ни бояться, ни злиться или огорчаться. Поэтому он просто лежал и ждал, когда снова сможет контролировать своё тело. Иногда он приподнимал руки над одеялом или поворачивался на бок, пытался встать с постели. Вернее, ему казалось, что он всё это делает, на самом деле он продолжал лежать без малейшего движения. Тем не менее Бернард чувствовал, как напрягаются словно бы одеревеневшие мышцы, как ткань скользит по коже, а потом каждый раз резко возвращался в исходное положение лёжа на спине. Глаза его были закрыты, но каким-то образом удавалось видеть, как мерно и тяжело вздымается грудная клетка. Он слышал будто со стороны редкие и глухие удары собственного сердца, больше похожие на шум чьих-то неторопливых шагов.
Думать тоже было тяжело. Мысли вытесняла жуткая головная боль. Бернарду даже казалось, что она просочилась из его тела и заполнила собой всю комнату. Она путалась в узорах ловца снов, он её не впитывал и не отводил. Она оседала бесцветным тонким слоем на оконном стекле. Билась об потолок, потом падала на пол, отскакивала от стен. Она невидимой тенью лежала рядом на кровати. Всё было ею заполнено, и чудилось, будто мира за пределами комнаты не существует вовсе. Что там, за стенами и оконным стеклом, полнейшая пустота, а реально только то, что Бернард способен окинуть взглядом на данный момент. Чем-то похоже на фотографию. У неё есть рамки, но дальше, за этими рамками, как ни старайся, а изображения не увидишь.
Однако именно звуки, доносившиеся из мира за пределами комнаты, вытянули Бернарда из бредовых полусновидений, балансирующего в пограничном состоянии между глубоким сном и явью. Звуками этими были стук в дверь и беспокойный вопрос: «Берн, как ты там? С тобой всё в порядке?»
Он смог пошевелиться. На самом деле пошевелиться. Сонный паралич развеялся, и снова можно было быть хозяином собственного тела, а не просто наблюдателем или пленником.
Стук в дверь и вопрос повторились. На этот раз громче и напряжённее, чем прежде. Беспокойство из того мира буквально просачивалось сквозь щель между полом и дверью. Бернард невольно отметил, что данная ситуация очень напоминала ему ситуацию с отцом. Только на месте Грегора в комнате был сам Бернард, а Юэн, примеряя на себя роль беспокойного родственника, топтался около двери, боясь нарушить личные границы.
— Входи, незаперто, — сдавленным голосом сказал Бернард.
На самом деле он был не уверен, оставил ли дверь открытой. Так как часто ловил себя на том, что закрывает её на замок чисто машинально. И какие бы шутки там не шутил Юэн, делал Бернард это вовсе не для того, чтобы его случайно не застукали за просмотром пикантных видеороликов. Закрывшись в комнате, он просто чувствовал себя в безопасности. Будто призраки не могли к нему прийти, когда он ограничивал свой мир четырьмя стенами. Малое пространство проще прочувствовать и за ним можно уследить. Мысли не разбегались дальше стен. Кошмары не могли выбраться наружу, набраться сил и сбыться. Может быть, аналогичные чувства испытывал и его отец когда-то?..
Занятно, что у Юэна было наоборот. Замкнутое пространство вызывало в нём тревогу. Если Бернард считал, что опасность снаружи, Юэн считал, что она внутри. Бернарда стены защищали, на Юэна — давили.
Конечно же, сквозь все эти ощущения Бернард понимал, что стены не смогут его обезопасить. Ни от чего. Это была иллюзия безопасности. По возможности он старался подняться с кровати посреди ночи и проверить дверь в свою комнату, и если та оказывалась запертой, ругая себя, открывал её. Но улёгшись обратно в постель, вновь начинал сомневаться, точно ли открыл или просто подержался за ключ в замочной скважине? На второй подъём сил обычно не хватало, и сон утягивал его обратно в свои безвыходные лабиринты кошмаров.
Терзаемый сомнениями Бернард хотел было подняться и самостоятельно открыть перед Юэном дверь, но понял, что совсем не в состоянии это сделать. Головная боль пригвоздила его к постели. Шевелиться по-прежнему было тяжело, но хотя бы уже не так болезненно думать. В скором времени дверь, однако, медленно отворилась, и в проёме показался Юэн. Вернее, его тёмный силуэт.
— Я думал, ты уже уехал в студию, но потом увидел, что машина на месте. Ты заболел? — спросил он, бесшумно подходя ближе.
Судя по одежде — чёрные джинсы и однотонный свитшот серо-голубого цвета — он уже готов был отправляться на работу.
— Нет, не заболел, — хрипло протянул Бернард, затем откашлялся, чтобы прогнать хрипоту и излишнюю вымученность из голоса, — Просто голова болит и не хочется вставать, — ответил он, стараясь не шевелиться, чтобы не всколыхнуть новые вспышки боли. Ему показалось, что ответ прозвучал достаточно уверенно.
— Понимаю, сам проснулся с неважным самочувствием. Пришлось покопаться в лекарствах у тебя на кухне. Надеюсь, ты простишь мне это самовольничество? — спросил Юэн, виновато улыбаясь и аккуратно присаживаясь на краешек кровати.
Бернард хотел улыбнуться в ответ, но не получилось. Совсем. Он нашёл в себе силы, чтобы произнести только тихое и сухое: «Ничего страшного».
— Могу принести тебе таблетку болеутоляющего, — предложил Юэн. — Мне помогло. Срок годности там ещё не истёк, я проверил.
— Не надо, я попозже спущусь сам.
— Как знаешь. С головной болью лучше справляться сразу.
Бернард промолчал. Боль резко запульсировала в висках, и ему пришлось прикрыть веки и сделать глубокий вздох, переждать, пока она немного утихнет.
— Может, тебе просто воды принести? — голос Юэна звучал тише, чем прежде. — Или поесть чего-нибудь? Я там завтрак приготовил...
— Спасибо, но я в состоянии сделать всё сам, — сказал Бернард, открыв глаза. — Мне не настолько плохо, чтобы кто-то за мной ухаживал.
— Ладно-ладно, я ведь просто хотел помочь.
Бернард растерянно посмотрел на Юэна и почувствовал себя виноватым. Он хотел извиниться, если вдруг слова его прозвучали грубо, но от накатившей усталости смог только тяжело вздохнуть.
Медленно перебирая пальцами по одеялу, Юэн потянулся к лежавшей вдоль туловища руке Бернарда. Сердце, захваченное тревогой, забилось чаще. Бросило в жар. Когда расстояние между их пальцами сократилось и оставалось всего меньше дюйма, Бернард перевернулся на бок и подтянув руки, убрал их под одеяло. Движение отдалось сильной вспышкой боли, из-за которой пришлось сомкнуть веки и беззвучно простонать в подушку. Со стороны подобное вполне могло выглядеть как случайность. Однако Юэн наверняка понял, что Бернард намеренно избежал прикосновения. Тяжело вздохнув, Юэн промолчал. Взгляд серых глаз задержался на том месте, где остановилась рука. Пальцы «топтались» по одеялу.
На самом деле Бернарда жгло желание вовсе отвернуться к стенке, но в последний миг он совладал со страхом, который теперь жил в нём практически двадцать четыре на семь, не унимаясь ни на минуту. Кошмары буквально пожирали его уже неделю. Бернард забыл, что такое аппетит и потерял пару фунтов веса. Мигрень стала круглосуточным спутником, травяные чаи по маминым рецептам помогали слабо. Сегодня боль достигла своего максимума, Бернард не смог через неё перешагнуть и отправиться в студию. Он хотел спать, но и не хотел одновременно. Потому что закрывая глаза, он знал, что увидит, — смерть Юэна.
В сновидениях Юэн падал с самолёта, ломал все возможные кости и лежал в неестественной позе на пыльном бетонном полу заброшенного аэродрома. Он оступался на горизонтальной лесенке на детской площадке и ударялся о перекладины головой, а потом по земле, медленно расползалась лужа его крови. На него падала старая водосточная труба, и сверху засыпал град черепицы. Его избивали тёмные безликие силуэты, не оставляя на теле живого места. Он исчезал под чёрной водной гладью. На него нападала огромная собака с горящими злостью бешеными глазами и терзала в клочья. А ещё Бернарду продолжал сниться пожарный пруд в лесу, свежий скелет на его дне и призрак Юэна с тускнеющим взглядом. Ни к чему увиливать, кости Лейлы Дарсен стали катализатором появления всех этих мутировавших кошмаров, которые с той самой ночи после репетиции начали активное наступление. И если в первый день с утра Бернард ещё смог собрать себя, то к вечеру из-за тревоги и плохого самочувствия он слёг. Потом, конечно, приходилось заставлять себя собираться и ехать в студию, заниматься рабочими делами, чтобы хоть как-то отвлечься, но сегодня ни на что уже не хватало сил.
Приступы бессонницы за одну ночь могли по несколько раз перемежаться с кошмарами, которые он видел, едва сознание проваливалось в бездну сна. Он просыпался, бродил по комнате, стараясь переключить внимание, открывал окно, чтобы холодный осенний воздух остудил разгорячённый рассудок и воспалившуюся фантазию. Чаще, конечно, просыпался в холодном поту, машинально прикрывая рот рукой или утыкаясь в подушку, чтобы сдержать крик и болезненные стоны. Свежей спальной одежды уже не хватало. Его трясло, а успокоительные чаи совсем не помогали. При всём этом он старался вести себя максимально тихо, чтобы не потревожить сон Юэна в соседней комнате. Тот и так знал, что происходит что-то неладное, однако целью Бернарда было постараться отгородить Юэна от происходящего.
Юэн, реальный и живой, посмотрел в сторону окна, сквозь которое с улицы вливался серый свет очередного хмурого осеннего дня. На его груди блеснул круглый медальончик. Комната плыла в полусумраке, хотя время, должно быть, перевалило за полдень. Бернард понимал, что чем дольше он смотрел на Юэна, тем крепче пускал корни страх его смерти, но он не мог отвести взгляда. Не мог совсем не разговаривать с Юэном. Не мог не смотреть на него. Хотя любые физические контакты, даже обыкновенные прикосновения, сейчас хотелось минимизировать.
Кратко посмотрев на Бернарда, Юэн лёг поверх одеяла на самый краешек кровати. Так осторожно, заботливо сохраняя дистанцию, которую сейчас хотел соблюдать Бернард. Было даже удивительно, как он держался на краю и не падал.
— Вновь кошмары? — шёпотом спросил он.
Устало прикрыв веки, Бернард едва заметно кивнул. На мгновение лицо Юэна скривилось, будто его ударили. Бернард ощутил себя неимоверно жалким и слабым. Стиснул зубы от ненависти к себе и сглотнул плотный комок в горле.
— Вообще просто неважно себя чувствую, — прошептал Бернард, — наверное, из-за погоды. Думаю, к вечеру оклемаюсь.
Юэн слабо улыбнулся. В его глазах помимо вопроса: «Как я могу тебе помочь», плескались и другие вопросы: «Что тебе снится? Почему ты отдаляешься, Берн? Что происходит на самом деле? Расскажи».
Но Бернард не мог.
«Происходит то, что я трус. Я позволяю страху взять над собой контроль».
После той репетиции с группой Ната Бернарду на какой-то момент показалось, что всё складывается очень и очень хорошо. Тогда, около машины, Бернард не думал ни о призраках, ни о смертях, ни о кошмарах. Ничто не подтачивало его психическое состояние. Он почувствовал себя счастливым и беззаботным. Последний раз, наверное, аналогичные тёплые и светлые ощущения испытывал в детстве, когда ничто не предвещало беды и родители были живы.
Однако страх потерять Юэна поселился в Бернарде давно, ещё до появления снов про пожарный пруд. Тогда с ним можно было совладать, он не оказывал деструктивного эффекта. С того времени страх только крепчал, постепенно набирал силу, чтобы полностью показать себя, когда Бернард и Юэн сблизятся.
Тот самый первый жуткий кошмар с призраком Юэна был тревожным звонком. Тогда страх запустил свои корни особенно глубоко и насмешливо показал Бернарду: «Смотри, что с тобой будет. Смотри, каким ты будешь. Смотри, как тебе захочется отдалиться от человека, которого ты считаешь близким. Смотри, как тебе будет противно от этого ощущения. Противно от себя».
Они долго лежали в полном молчании, просто смотря друг на друга. Бернард хотел приблизиться, погладить Юэна по щеке, ощутить теплоту и мягкость его губ, отзывчивость в его прикосновениях. Он хотел нежно поцеловать изгиб шеи. Хотел услышать, как Юэн, издав тихий полустон, глубоко и сбивчиво выдохнет. Хотел коснуться губами ключиц, огладить ладонью плечо, мягко провести пальцами по шраму на предплечье... И между этим Бернарда трясло от страха, что теплота губ обернётся холодом. Что плоть Юэна истлеет и останутся только безжизненные кости. И что всё это произойдёт только от одного прикосновения. Потому что Бернард не такой, как все. Потому что он видит призраков. Потому что он может навлечь на Юэна беду — смерть. Из-за всех этих страхов Бернарду хотелось отдалиться, хотя бы временно. Не ради себя, ради Юэна. Чтобы он не чувствовал, как Бернард дрожит от страха во время объятий. Чтобы желание прикоснуться не омрачалось жуткими образами костей на дне высохшего пруда. Бернард хотел уберечь Юэна от себя же, дистанцировался, но, судя по тому, что в таком состоянии прошла уже неделя, а лучше не стало никому из них, это было неверно выбранной стратегией.
Всё это время Юэн старался не влезать в личное пространство Бернарда. Но было заметно, что его сильно беспокоит вся эта ситуация. Он перестал даже петь в душе и играть на гитаре в большой комнате на первом этаже. И Бернард искренне хотел бы рассказать обо всём, но каждый раз слова застревали в горле.
Лёжа на кровати и смотря на Юэна, Бернард осознавал, что вечно так продолжаться не может. Надо либо отпустить Юэна дальше жить свою жизнь, либо преодолеть проблему со страхом и кошмарами каким-то образом. И второй вариант, конечно, был предпочтительнее, но как его осуществить? Как переждать ночь и увидеть наконец свет, когда страх темноты вводит в оцепенение?..
Если бы можно было передать через взгляд свои мысли. Если бы можно было передать через прикосновение свои чувства. И даже если бы Юэну не подошло то, что происходило, если бы он всё-таки решил уйти, то Бернард бы принял такое решение. Он принял бы любое его решение. Не без сожаления и грусти, но принял бы. Потому что Юэн заслуживает чего-то действительно хорошего, а не того, что рядом с ним находится человек, мозг которого поражён кошмарами и страхами о смерти. О его смерти.
— Прости, — с хрипом произнёс Бернард и откашлялся, что отдалось новыми порциями боли в затылке и висках, — но я хотел бы ещё немного поспать, — сказал он, продолжая пристально глядеть на Юэна. — да и тебе, наверное, уже пора.
— А, да, извини, — спохватился Юэн. — Да, мне действительно пора.
Он шевельнулся и внезапно грохнулся на пол. Превозмогая боль и тяжесть в мышцах, Бернард подполз ближе к краю кровати. Юэн лежал на животе, подперев ладонью подбородок с таким невозмутимым видом, будто никакого падения не было вовсе.
— Привет, как дела? — сказал он, пошевелив согнутыми в коленях ногами, будто грелся на солнышке.
И хоть у Бернарда ни капли не перестала болеть голова и страх всё ещё сжимал сердце ледяной когтистой лапой, он слабо улыбнулся.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Конечно, — безмятежно отозвался Юэн и вскочил, для вида отряхнув свитшот и джинсы.
Он лучезарно улыбался, хотя во взгляде его серых глаз по-прежнему отражалось беспокойство.
«Так и правда не может длиться вечно, — подумал Бернард, смотря на Юэна снизу вверх. — Потому что когда-нибудь даже такому человеку, как он, может надоесть постоянно улыбаться, ждать и задаваться безмолвными вопросами. И я буду ничем не лучше своего отца, на которого до сих пор обижен из-за его равнодушия, даже если за стеной отчуждения была истинная родительская забота».
— Ты поедешь сегодня в студию? — остановившись в дверном проёме, спросил Юэн.
— Возможно, — прохрипел Бернард, кутаясь в одеяло. — Посмотрю, поможет ли мне ещё немного сна и болеутоляющее.
— Погода там сегодня мерзкая, а к вечеру ещё и похолодает. Так что, может, тебе остаться дома? Я привезу каких-нибудь вкусностей.
— Посмотрим, — вновь захрипел Бернард, до него донёсся тяжёлый вздох.
Юэн постоял ещё немного в проёме, смотря в сторону Бернарда и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. В глухой тишине дома послышался скрип ступенек. Бернард знал, как подниматься и спускаться по лестнице бесшумно. Юэн этим не заморачивался, либо ещё не успел выучить, куда наступать, чтобы ступеньки не скрипели. Первое, однако, было больше похоже на правду.
Через некоторое время Бернард услышал хлопок входной двери, и дом вновь погрузился в тишину. Страх в отсутствии Юэна ослабел, но никуда уходить полностью не собирался. Бернард так и не смог уснуть. Спустя полчаса нашёл в себе силы подняться с кровати.
«Сначала надо приглушить головную боль таблетками, принять душ и хотя бы немного поесть. Наверное, ехать в студию и пытаться заняться обычными рабочими делами, сегодня в таком состоянии действительно не вариант».
Единственное, что могло хоть как-то освежить голову — это завалиться с катушками плёнок и негативами в проявочную комнату. Может быть, там, при работе с фотографиями, под красным светом на поверхности сознания, как на светочувствительной бумаге, проявится изображение-решение, как вновь обрести контроль над своим разумом и избавиться от страха.
***
Наверное, это можно было назвать знаком судьбы. На нескольких из случайно взятых катушек отца на кадрах оказались лес и какие-то старые дороги. Проведя пару часов в проявочной, Бернард не додумался ни до чего толкового, поэтому в едва начавших сгущаться сумерках взял машину и отправился к остаткам старой железной дороги. Было в этом что-то символичное, вернуться туда, где всё началось, и куда его тянуло в своих сновидениях.
Он шёл по поредевшему и притихшему лесу, практически как во сне, только фотографии не встречались на деревьях. Под ногами шуршала листва и трещали ветки, паутина цеплялась за рукава, а редкие сонные пауки вяло реагировали на незваного гостя-гиганта. Как и во сне после неторопливой, но напряжённой прогулки он вышел к пересохшему пожарному пруду. На тёмно-сером клочке неба, окаймленном острым частоколом верхушек деревьев, висела половинка Луны. Это тоже отличало реальность от кошмаров. Бернард не знал в точности, зачем сюда приехал. Наверное, чтобы доказать своему подсознанию, что на дне пруда нет никаких костей. Чтобы опровергнуть посылы из своих снов.
Он опустился на то самое поваленное дерево, на котором они сидели вместе с Юэном, дожидаясь медиков с полицией. К вечеру действительно похолодало, пальцы побаливали, но это было даже хорошо. Прохлада придавала голове ясности, которая сейчас была как нельзя кстати. Просто посидеть здесь, набраться смелости, и когда совсем стемнеет, вернуться домой — таков был примерный план, ничего особенного.
Когда послышался отдалённый шорох, Бернард даже не поднял голову. Кто-то приближался к нему. Не животное. Человек. И этот кто-то, судя по сбившимся шагам и паре выброшенных в стылый воздух ругательств, два раза чуть не споткнулся и не полетел в листву. Подойдя ближе, он остановился перед Бернардом.
— Как ты меня нашёл? — спросил Бернард, смотря на зарывшиеся в листву чёрные кроссовки с белой подошвой.
— Это было несложно, учитывая то, что ты неоднократно упоминал лес и пруд.
Бернард скосил взгляд в сторону, до боли стиснул подмерзающие пальцы.
— Разве ты не должен быть на работе?
— Должен, — согласился Юэн. — Но я отпросился, потому что постоянно думал о твоём состоянии.
Бернард обречённо покачал головой из стороны в сторону.
— Как ты добрался? — продолжал он свои вопросы. Потому что, учитывая состояние, он вполне мог сейчас общаться с галлюцинацией.
— На такси, — спокойно ответил Юэн. — Сначала приехал домой. Увидел, что твоей машины нет на месте. Поехал к бюро — та же ситуация. Потом решил проверить и доехать досюда. Пришлось выйти у поворота, ведущего к железнодорожной станции. Водитель посмотрел на меня как на сумасшедшего, высаживая на глухой дороге.
— А если бы меня здесь не оказалось? — спросил Бернард и наконец поднял взгляд.
Юэн выглядел вполне себе реальным. Чёрная ветровка расстёгнута наполовину. Руки в карманах.
— Тогда бы мне предстояла долгая прогулка домой, — усмехнулся он и пожал плечами.
— А если бы тебе попалась дикая собака по пути?
— Плевать. Когда я увидел примятую траву, а потом и твою машину, мне уже было на всё наплевать.
— Не надо было тебе сюда идти.
— Я уже пришёл. Нет смысла сожалеть о том, что сделано, — хмыкнул Юэн.
Бернард посмотрел в сторону пруда. Иронично, что всё-таки они оказались здесь вдвоём. Наверное, этот тот самый момент, когда нужно всё рассказать, увиливать дальше не получится. Это губительно для них обоих.
— Прости, что-то я совсем расклеился.
— Берн, — вздохнул Юэн, — мне больно от осознания, что я мало чем могу помочь. Я как на иголках всю неделю. Знаю, что ты хочешь просто справиться со всем в одиночку. Что ты не хочешь привносить плохое. Но в этот раз это ведь не просто какие-то абстрактные кошмары, да? Или дело всё же не в плохих снах? Может, это я делаю что-то не так? Может быть, ты о чём-то жалеешь?
— Брось, — сказал Бернард, вновь посмотрев на Юэна. — Я ни о чём не жалею. И ты знаешь об этом.
Юэн в ответ лишь едва заметно улыбнулся.
— Но кое в чём ты прав: преследующие меня кошмары.... — Бернард запнулся, нахмурившись, не зная, какое слово или фраза лучше описала бы ситуацию. «Эти кошмары более кошмарные, чем обычные кошмары?»
— ... высокого уровня, как финальный босс в игре, — предложил Юэн.
— Вроде того, — слабо усмехнувшись, согласился Бернард и только сейчас понял, как за неделю соскучился по этой позитивной непосредственности. К сожалению, ни одна, даже самая удачная и смешная шутка, не могла полностью стереть накатившее волнение.
Вновь нахмурившись, Бернард опустил взгляд на свои сцепленные руки. Тяжело вздохнул. Юэн застыл в напряжённом молчании. Даже лес притих окончательно, будто бы «освобождая эфир».
— Мне снится, что я хожу по лесу и выхожу к этому пруду, — решил начать Бернард по порядку, постепенно, потому что так было проще. — Нахожу останки Лейлы, её саму в виде призрака. Потом мне начали сниться родители...
Юэн переставил ногу, зашуршав листвой. Казалось, он затаил дыхание.
— Маленький скелет Алисии. Она — такая же, какой я видел её призраком в библиотеке. А потом... — Бернард замолк. Горло сковала боль. В ушах зашумела кровь. Где-то скрипнула ветка.
Он вновь с силой стиснул руки. Пальцы хрустнули. Грудь сдавило, будто он оказался без воздуха под водой.
— Пока ты держишь у себя всё это в голове, оно тебя уничтожает. Поэтому просто скажи.
— Ты, — тихо на выдохе произнёс Бернард. — Мне снится твой скелет на дне пересохшего пруда. И ты стоишь над ним призраком. Бледным и неподвижным.
Последовавшее за фразой молчание показалось бесконечным. Бернард слышал только, как сильно стучит в висках кровь. Ему вдруг стало очень и очень холодно. Он боялся поднять взгляд и смотрел на белую полоску на боку чёрных кроссовок.
— Так вот в чём дело... — тяжело вздохнув, прошептал Юэн.
Бернард вжал голову в плечи. Его затрясло. Желудок сжался в тугой комок. От волнения накатила тошнота. Юэн опустился на землю, уперев колени прямо в ковёр из листвы. Приблизился. На мгновение Бернард ощутил вызванный страхом порыв отдалиться, как в тот раз, когда Юэн обнял его после кошмара, или как сегодня утром, но ему удалось отогнать это наваждение. Нельзя позволять брать страху над собой контроль. Достаточно.
Юэн заключил руки Бернарда в свои ладони и внимательно на него посмотрел. Такой открытый взгляд серых глаз, полный дружелюбия, в котором не было едкой жалости. Поглаживая руки Бернарда, Юэн словно безмолвно говорил этим жестом: «Посмотри, вот он я, живой и невредимый, почувствуй, что держишь мои тёплые руки, а не холодные кости».
— Мне снится, как ты умираешь, — сказал Бернард уже чуть более спокойно, хотя сердце продолжало биться в тревожном ритме. — И я боюсь, что с тобой действительно может что-то случиться. Боюсь, что не смогу или не успею помочь. Боюсь, что сам ненароком навлеку на тебя беду. И эти мысли просто не выходят у меня из головы.
Юэн полез в карман куртки и извлёк оттуда маленький ловец снов. Тот самый, который Бернард вручил ему тут, в лесу, когда они ещё не нашли останки на дне пересохшего пруда.
— А другой лежит у меня в кожаной куртке, — сказал Юэн, показывая Бернарду амулет. — Со мной всё будет в порядке, ведь я всегда ношу с собой эту штуку. Я верю, что она меня защищает.
— Для меня сейчас это очень слабое утешение, — с досадой вздохнул Бернард. — Чувствую себя беспомощным и слабым. Бесит, что я ничего не могу сделать с этим страхом. Если я не в состоянии помочь сам себе, то разве я смогу помочь кому-то?..
— Берн, — нежно произнёс Юэн, убрав амулет обратно в карман и вновь взяв Бернарда за руки, — ты рано потерял родителей и видел смерть. Тебе являются души тех, кого уже не должно быть в нашем мире. Даже не удивительно, что этот страх достиг высшей точки. Но, Берни, ты не должен себя ненавидеть за невозможность вырвать его из себя. Просто прими, что ты имеешь право бояться после всего случившегося, — повисла пауза. Юэн опустил взгляд, большими пальцами погладил костяшки рук Бернарда, снова посмотрел ему в глаза. — Знаешь, пример твоих родителей даёт огромный простор для развития разных страхов. И открою тебе секрет: я с ума схожу от одной только мысли, что тебе грозит ранняя смерть, а я никак не смогу тебя от этого спасти. Когда ты терял сознание от встреч с призраками, я думал, что потеряю рассудок, — Юэн приблизился ещё и крепче сжал руки Бернарда. — Поэтому я понимаю твой страх, потому что испытываю то же самое. Совладать с этим сложно, это не происходит за секунду. Недостаточно просто подумать и решить перестать бояться. Это так не работает. Если тебе будет спокойнее, если моё нахождение рядом провоцирует у тебя тревожное состояние, то я могу уйти.
Бернард отрицательно мотнул головой и решительно, но осторожно стиснул ладони Юэна в своих руках.
— Меньше всего на свете я хотел, чтобы ты воспринял мои слова как призыв к сбору вещей. Я не хочу, чтобы ты уходил. Если только это не твоё личное решение. Тогда я его приму.
— Давно пора было понять моё личное решение, — с улыбкой передразнил Юэн. — Я хочу остаться. Просто пойми меня, — сказал он уже более серьёзным тоном, — я перебираю возможные варианты, как нам решить возникшую проблему. Если от моего ухода твои тревоги улягутся, я готов собрать свои вещи, как только мы вернёмся в дом-ловец-снов.
— Они не улягутся, — сказал Бернард, помотав головой из стороны в сторону, и вновь тяжко вздохнул. — Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что это не решит проблему. Потому что она во мне, а не в тебе, — Бернард устало склонился и упёрся лбом в их сцепленные руки. Посидел так несколько секунд с закрытыми глазами. Перед мысленным взором плясали разноцветные пятна и круги. Он устало приподнял голову.
— Жизнь — хрупкая штука, — тихо произнёс Юэн. — И никто не знает, что может случиться в следующую минуту. Всё, что у нас есть, — только настоящий момент.
«Настоящий момент», — мысленно эхом повторил Бернард.
Фотоаппарат фиксирует настоящее, которое сразу же становится прошлым. Сама фотография остаётся неомрачённой будущим, но изображённое на ней в реальности всё равно коснётся разрушительная и беззвучная поступь времени. Время подминает под себя всё. Уничтожает и перемалывает. Стирает и обесценивает. Оно постоянно и меж тем всегда меняется. И страх изменений вполне естественен для человека. Но можно бояться темноты и при этом спускаться в тёмный подвал. Можно переживать о серьёзном разговоре, путаться в словах, и всё-таки начать беседу. Можно бояться смерти кого-либо, однако этот человек в любом случае умрёт рано или поздно, как и ты сам. Никто не бессмертен.
Наводя объектив фотоаппарата на что-либо, Бернард всегда задумывался над настоящим. Прошлое интересно. Будущее вызывает смешанное со страхом неизвестности любопытство, но когда палец нажимает на кнопку спуска затвора, важным становится только настоящий момент. Сколько он длится? Секунду? Долю секунды? Кажущееся далёким будущее приближается с огромной скоростью — щёлк — всего мгновение — пересекает неуловимую границу настоящего и превращается в прошлое. При этом прошлое и будущее существуют всегда, а настоящее постоянно ускользает. Может, фотография это не всегда о прошлом. Вернее, не только о прошлом. Фотография — это много зафиксированных настоящих моментов.
— Не знаю, сколько у нас есть времени, — шёпотом сказал Юэн. — Может, лет пятьдесят, может, всего год. Неважно. Давай просто жить каждым мигом, который у нас есть. Не думая о том, что может ожидать нас плохого. Сейчас с нами всё в порядке. Разве этого не достаточно?
Бернард тоже опустился на колени. Листва зашуршала, от земли исходил холод.
— Ты прав. Во всём прав, — сказал Бернард и, прижав руки Юэна к своему лицу, коснулся губами его пальцев.
— Всё в порядке, Берни. Больше не ругай себя. Никогда. Ни за что, — сказал Юэн и заключил Бернарда в объятия.
Руки плавными успокаивающими движениями скользили по спине. Бернард скосил взгляд в сторону, к пересохшему пруду. Уже практически стемнело. Он прекрасно помнил, как они сидели на поваленном дереве тут в прошлый раз, а взгляд сам собой устремлялся на серые кости. И все эти сны, где Бернард ходил по лесу... Вот он наконец пришёл сюда. Неважно, что там было в кошмарах. Неважно, что там было в прошлом. В реальности всё иначе. Здесь и сейчас — в настоящий момент. Бернард чуть крепче прижался к Юэну, когда тот начал тихо напевать мотив какой-то отдалённо знакомой мелодии, от которой становилось спокойнее.
— Какая драматичная сцена, — усмехнулся Юэн, когда они чуть отдалились друг от друга. — Я надеюсь, нас сейчас снимают с нескольких ракурсов заранее подготовленные тобой камеры. Недели через две будем смотреть на эти снимки и плакать от смеха.
— Удивишься, но у меня с собой ни одного фотоаппарата...
— Хочешь сказать, я зря здесь ползаю на коленях?
— Мы ползаем на коленях, — поправил Бернард.
Юэн рассмеялся. В сгустившейся темноте уже сложно было различить черты лица. Холодало с каждой секундой.
— Поехали домой, — всего на мгновение опередив Бернарда с предложением, сказал Юэн. — А то я скоро всё себе отморожу.
Поднявшись и отряхнувшись от листвы, они оба абсолютно автоматически повернулись к пересохшему пруду.
— Знаешь, — сказал Юэн после долгой паузы, — я не против прогулок по лесу, но давай больше сюда не возвращаться.
Бернард молча кивнул.
***
Только вернувшись домой, он ощутил, насколько сильно устал за сегодняшний день. Даже не за день, а за череду беспокойных дней и ночей, слившихся в один долгий временной отрезок. Бернард отправился в душ больше из-за желания «смыть с себя остатки тревожного себя». Ещё он надеялся, что горячая вода расслабит мышцы, и это поможет ему быстро заснуть. Не получилось. Мышцы действительно расслабились, но в голове туда-сюда перекатывался спутанный клубок мыслей. В комнате было свежо и прохладно, постельное бельё чистое — никаких напоминаний о недельном марафоне жутких кошмаров, и всё же недостаточно, чтобы погрузиться в сон без сновидений. У бессонницы, видимо, была совершенно иная причина появления, отличная от кошмаров.
Юэн в свободной чёрной кофте с длинным рукавом и в спортивных штанах открыл дверь спустя несколько секунд, как Бернард в неё постучал.
— А я надеялся, что тебе удалось заснуть, — досадливо сказал он.
— Не спится, — пожал плечами Бернард.
Основной свет в комнате был потушен, горел только настенный светильник. Электрогитара лежала на одном из кресел. На кровати смятое покрывало. Придерживая дверь одной рукой, другой Юэн пригладил чуть растрёпанные волосы. На его кофте, на нагрудном кармашке с левой стороны, была надпись «99% загрузка практически завершена» и не до конца заполненная полоска, имитирующая эту самую загрузку.
— Чем занимаешься?
— Ничем. Я просто лежал и зависал в телефоне.
— Ясно. Я могу зайти? — спросил Бернард.
— Да, конечно. Это ведь твой дом и комната твоих родителей, поэтому ты можешь заходить в любое время.
Юэн шире открыл дверь и отступил в сторону. Бернард сделал шаг и застыл в проёме.
— Я хотел поговорить.
— Поговорить, да? — усмехнулся Юэн и вскинул руку в пригласительном жесте. — Проходи.
Бернард медленно обошёл кровать и сел на краешек, прислонившись затылком к изголовью и поправив края своей спальной футболки. Прикрыв дверь, Юэн тоже забрался на кровать. Повернувшись к Бернарду, он сел, скрестив ноги и демонстрируя свои фиолетовые носки с мультяшными усами.
Какое-то время они молчали. Телефон Юэна лежал на прикроватной тумбочке. Его обклеенного стикерами ноутбука не было видно. Бусины старого ловца снов, оберегающего комнату, уже потускнели. Амулет мерно раскачивался из стороны в сторону, наблюдая за происходящим.
— Я редко заходил в эту комнату, — сознался Бернард, осматриваясь. — Только когда вдруг вспоминал, что неплохо бы протереть здесь пыль и закинуть в стирку покрывало и постельное бельё, на котором много лет уже никто не спал. Просто, чтобы пыль не собиралась.
— Тяжело? — спросил Юэн, на мгновение коснувшись своего правого предплечья. — Я имею в виду, заходить сюда не по необходимости.
— Очень, — кивнул Бернард, мельком посмотрев на Юэна. — Комната напоминает мне о том, что никогда уже не будет так, как прежде.
— Скучаешь по родителям?
— Да, — тихо произнёс Бернард. Пальцы руки, которую он положил на живот, начали сами собой мять ткань футболки. — Не ожидал, что они так рано уйдут. У меня осталось катастрофически мало воспоминаний о времени, когда все были живы и относительно здоровы, когда мы были полноценной семьёй, — Бернард замолк, ощущая, какой болью внутри отзываются слова о родителях, но он хотел высказаться, потому что очень долгое время молчал. Разговаривать о прошлом и своих чувствах было равносильно ковырянию в незаживающей ране с целью вытащить оттуда давнюю занозу. — Конечно, я хотел бы, чтобы они ушли позже. Гораздо позже, когда я сам буду в солидном возрасте. Хотел бы я, чтобы они пожили подольше. Они вдвоём. Мне казалось, что они очень любили друг друга. Немного странноватая, похожая на русалку мама, видящая призраков и ходящая по лесу с венком из цветов на голове в поисках трав и перьев с веточками для оберегов. Суровый с виду, но заботливый и добрый отец, немного фанатичный со своими фотографиями и всегда готовый прийти на помощь. У них с мамой была разница в возрасте больше десяти лет, но я не помню, чтобы это им как-то мешало. Они были разными, но будто на одной волне. Они оба были самодостаточными и многогранными, и удивительно хорошо дополняли друга друга. Возможно, они и ссорились, однако при мне такого себе не позволяли. Может быть, кто-нибудь скажет, что это всего лишь детское восприятие. «В детстве мало чего понимаешь и всё кажется лучше, чем есть на самом деле». Я скажу — плевать. У меня других воспоминаний просто нет. То время кажется мне идеальным. Их отношения кажутся мне идеальными. Багаж хороших детских воспоминаний маленький, но он для меня очень ценен.
Юэн молчал, а Бернард был благодарен ему за это молчание. Потому что это не игра в «фраза за фразу». Он не требовал от Юэна слов поддержки. Вполне было достаточно того, что он сидит и слушает. Краем глаза Бернард заметил, как Юэн поглаживает кольцо на пальце.
— Интересно. Они вместе после смерти? — задумчиво спросил Бернард, обращаясь больше сам к себе. — Или это всё чушь, про вечную любовь и всё такое? Может, мы просто остаёмся бесконечно одинокими после смерти. Может быть, все эти связи, хорошие, плохие, — всё стирается. Те, кто был близок, в следующей жизни, если следующая жизнь вообще наступает, становятся врагами, или они живут в полном равнодушии. Или всё-таки снова встречаются и их тянет друг к другу? — Бернард наконец повернул голову и посмотрел на Юэна. — Ты думал об этом когда-нибудь? Что жизнь не сводит случайных людей. Может быть, мы все встречаемся потому, что были связаны в прошлом.
— О подобных вещах так глобально я особо не задумывался, — признался Юэн, виновато улыбнувшись. — Но твои родители... Ты говорил, что видел их в «Вайтбридже».
— Я видел их, да, но это ничего не значит. Мы ещё слишком мало знаем о том, как функционирует мир призраков. Мама тогда сказала, что она всего лишь часть души. Отец, наверное, тоже. Его я видел мельком. Если частички их душ вернулись туда, значит, они связаны с тем местом какими-то эмоциями. Плохими или хорошими, хотел бы я узнать.
— Хочешь, съездим туда как-нибудь? Возможно, обойдёмся без обмороков. Прихватим одеяло-оберег. Я буду рядом.
— Можно, — согласился Бернард. — К тому же, там есть корпус, до которого летом мы бы не добрались по высокой траве.
— Самое интересное оставляешь на потом, да?
Бернард улыбнулся. Он медленно забрался на кровать и, скрестив ноги, сел перед Юэном.
— Вообще-то, я пришёл поговорить о другом. Как ты справляешься со своими фобиями? — спросил Бернард, кивнув подбородком на предплечье Юэна. — То есть, я уже понял, что методом отвлечения внимания тебе удаётся справляться с паническими атаками. Но разве ты не боишься, например, просто выходить на улицу, зная, что люди там гуляют с собаками? Или что в любом случае тебе по жизни придётся часто сталкиваться с тёмными замкнутыми пространствами? Триггерных ситуаций много. Кто знает, сколько их может случиться в день и как они скажутся на твоём состоянии. Тебя не пугают сами эти мысли?
— Конечно, пугают, но не сильно, — сказал Юэн, обхватив одну голень рукой. Спустя недолгую паузу поправился: — Теперь не сильно. Первое время после нападения было особенно страшно. Казалось, что везде небезопасно и, если со мной что-то случится, я не справлюсь. Упаду в обморок, и моё сердце разорвётся от страха. Но от навязчивых мыслей становится только хуже. Поэтому, я хоть мёртвых и не вижу и плохие сны мне редко снятся, но я понимаю, каково это, когда мысли о том, что может случиться, становятся опасными. Опаснее, чем ситуация, которая может и не произойти. Я позволяю себе бояться, хоть это и дико нервирует иногда. Страх любит непокорных. Ему нужна борьба. И ею он подпитывается. Но страх — это естественная реакция. Бояться не стыдно. Это нормально, — Юэн на несколько секунд замолк и опустил взгляд. — Удивительно, но когда ты принимаешь всё это, то становится уже не так страшно. А если ты знаешь, что помогает тебе обрести контроль в критической ситуации, считай, у тебя есть универсальное оружие. Просто боишься и делаешь.
Было заметно, как Юэн нервничал, пока говорил всё это. Кое-где сбивчиво. Кое-где перескакивал с одной мысли на другую. Речь он, конечно же, заранее не готовил, но то что говорил, отзывалось у него внутри. Он говорил о своих чувствах и мыслях, не прикрываясь музыкой. Наверное, думал Бернард, эти слова дались ему не меньшим трудом, чем те, что произносил сам Бернард около пруда пару часов назад.
— Ты знал, что многие музыканты дико нервничают перед сценой? — продолжал Юэн уже чуть менее напряжённее и даже как-то радостнее. — Даже те, кто играет много-много лет? Они просто позволяют себе волноваться и такие: «Окей, меня сейчас стошнит от страха, ну я пошёл на сцену». Примерно по такому принципу я и живу. С собой можно договориться: вот когда произойдёт ситуация, которую мы так боимся, тогда и будем паниковать, а к чему сейчас тратить время?
— Складывается впечатление, что у тебя есть решение для любой возникшей ситуации. И ты всегда поступаешь рационально и правильно, — вздохнул Бернард. — На фоне тебя я чувствую себя абсолютно бесполезным.
— Брось, Берн, это не так. Ты сам прекрасно знаешь, что я сначала делаю, а потом думаю о последствиях. Или вообще о них не думаю, — усмехнувшись, сказал Юэн и небрежно махнул рукой. — Если ты считаешь меня бесстрашным, то глубоко ошибаешься. Я вполне обычный человек, допускаю тьму тьмущую ошибок, учусь на своих шишках, часто очень медленно и безрезультатно, и ты своими глазами видел, что может произойти со мной в критической ситуации. Спойлер: ничего хорошего. Потом я, конечно же, себя немного поругаю за слабость, но я уже давно принял стратегию: лучше делать и бояться, чем забиться в угол и бояться там.
— Поэтому в дальнейшем отговаривать тебя от посещения подвалов в заброшенных домах бессмысленно?
Юэн улыбнулся и пожал плечами.
— Знаешь, — сказал Бернард и подвинулся к Юэну так, чтобы их колени соприкасались, — удивительно, но мне немного полегчало, после того как я рассказал тебе о своих кошмарах.
— Метод Джи работает, да?
— Странно, но да, — кивнул Бернард. — Не могу сказать, что совсем перестал тревожиться, однако не испытываю паники, находясь рядом с тобой. Сейчас мне не хочется отдаляться. И раз уж мы сегодня так разоткровенничались, я хотел бы сказать пару слов... Не оправдаться, а просто объяснить, что происходило со мной всю эту неделю, — Бернард выждал паузу, чтобы собраться с мыслями. Юэн, заёрзав на месте и чуть приподняв подбородок, всем своим видом показал, что готов и заинтересован слушать. — Я не боюсь одиночества. Вернее, каждый человек в какой-то мере боится одиночества, и я в том числе, но я с детства к этому привык. Наверное, в этом плане мы с тобой похожи. Ты научился как-то справляться со своими фобиями, я свыкся с тем, что один. И я боюсь потерять тебя, но не потому что боюсь одиночества. Просто... — Бернард затих, подбирая слова. Юэн тактично молчал. — Я видел тебя на концертах, я слышал твой голос, и когда ко мне начали приходить эти сны... Меня испугало, что возможно из-за меня... из-за того, что я такой... тебя не станет и твой голос останется только на записи. Меня испугало, что ты не напишешь новых песен, что слишком мало людей тебя услышат. Что ты больше не будешь улыбаться после хорошо сыгранного концерта. Я хотел отдалиться, так как думал, что это как-то сможет тебя обезопасить. Хотя бы от моей паранойи. Но ты прав, в жизни в любую секунду может произойти что угодно. Отдаляться бессмысленно. От этого только хуже. Я должен был раньше рассказать тебе о снах и о чувствах и страхах, которые они во мне породили. Я сильно затянул...
— Всё нормально, Би. Не произошло ничего сильно критичного, кроме того, что мы посидели немного в лесу и чуть помёрзли, — приободрил Юэн. — Да, это была напряжённая неделя, но... всё в прошлом. Ты рассказал о том, что тебя беспокоило, а значит, ты справляешься со всем этим.
— Не без помощи тебя.
— К осознанию всего этого ты пришёл сам. Моя какая-то помощь если и была, то она минимальная.
— Ты просто себя не ценишь, — сказал Бернард. — Но и ты изменился. Когда ты признал, что выше прокуренных клубов и плохого коллектива, вокруг тебя тоже всё начало меняться.
— Возможно, ты помог мне осознать, что я чего-то стою.
— К осознанию всего этого ты пришёл сам. Моя какая-то помощь если и была, то она минимальная, — усмехнувшись, процитировал Бернард.
Юэн рассмеялся. Так звонко и немного устало, с лёгкой хрипотцой. Его глаза живо блестели, практически как тогда после репетиции. На улице за окном поднялся ветер. Бернард ощутил лёгкое дуновение в спину из приоткрытого окошка. Он не мог поверить, что только утром едва поднялся с постели и ему хотелось кричать в подушку от бессилия. Он по-прежнему чувствовал себя слишком усталым, готовым провалиться в сон, едва примет горизонтальное положение. А голова была тяжёлой и гудела от переизбытка мыслей. Но именно сейчас желание каждую секунду вдыхать настоящий миг перевешивало страх.
— Ю, — сказал Бернард после долгой паузы, — можешь показать мне свой шрам?
Юэн помедлил всего секунду-две, после чего, склонив голову набок, молча приподнял руку. Он кратко вскинул одну бровь и едва заметным кивком подбородка указал на собственное предплечье. Бернард самыми кончиками пальцев подцепил тонкую ткань кофты и аккуратно потянул рукав с таким волнением, будто стягивал с Юэна нижнее бельё. От случайно промелькнувшей в голове ассоциации он невольно поджал губы и затаил дыхание. Юэн, кажется, тоже не дышал.
В прошлый раз Бернарду не удалось разглядеть шрам. Как-то нетактично было на него пялиться, когда Юэн не горел желанием его показывать и вообще упоминать. Однако с тех пор мысли Бернарда иногда возвращались к тому дню. Он прокручивал в памяти, как при вспышках молний помогал Юэну снять рубашку, как потом увидел его предплечье, как после осознал, что парень не просто так всегда, даже в жаркую погоду, носил одежду с длинным рукавом.
Юэн всё ещё держал руку приподнятой. Бернард чуть склонился, пальцы его застыли меньше, чем в дюйме, от шрама.
— Можно? — шёпотом спросил он, подняв голову.
Взгляд у Юэна был странный. Он смотрел на Бернарда немного ошарашенно и одновременно в трепетном ожидании чего-то. Помедлив, Юэн коротко одобрительно кивнул.
Бернард аккуратно дотронулся до шрама кончиками пальцев. Юэн вздрогнул от прикосновения, однако руку не убрал. Хотя, вероятно, в какой-то момент ему захотелось это сделать. Возможно, он тоже переборол себя, как Бернард тогда после первого кошмара, когда он испытал странное стремление оттолкнуть Юэна от себя во время утешительных объятий.
Бернард погладил каждый дюйм его шрама, не пропуская ни одну неровность и очерчивая рваные края и гладкую зажившую кожу. С агрессивно настроенными собаками Бернард никогда не сталкивался, никого из его родственников и знакомых никогда не кусали. И он сложно себе представлял, что пришлось пережить Юэну и как выглядела его рука, когда весь тот кошмар случился. Наверное, сплошное кровавое месиво вместо предплечья. Судя по отметинам, шрам зашивали в нескольких местах. А ещё из-за повреждённых мышц Юэн наверняка долго не мог играть на гитаре, если уже играл в том юном возрасте. Собака не просто вцепилась ему в руку, оставив простенькую отметину в виде зубов от продолговатой челюсти. Она грызла и рвала его плоть. Так яростно, будто хотела перегрызть кость, судя по масштабам шрама. Достань своими клыками до горла, она бы сделала то же самое. А это означало бы, что Юэн мог умереть ещё задолго до встречи с Бернардом. Теперь он в полной мере осознал слова, сказанные совсем недавно: «В любую секунду может произойти что угодно, и жизнь закончится». Это не обязательно будет связано с призраками. Не обязательно будет связано с ним, видящим этих самых призраков. Это просто происходит. Это в порядке вещей, как бы странно не звучало. И вполне можно считать расточительством потраченные на страх минуты, потраченные на страх эмоции...
Насколько это было возможным со скрещёнными ногами, Бернард подвинулся ближе и, склонившись, коснулся шрама губами. Глубоко выдохнув, Юэн издал едва слышный полустон. Бернард потёрся кончиком носа о его руку, приник ненадолго щекой, вдыхая тонкий особенный аромат его кожи, потом принялся покрывать поцелуями каждый дюйм предплечья. Осторожно как только мог, словно от одного неловкого движения шрам мог обратиться в рану и закровоточить.
Грудь Юэна тяжело вздымалась, словно ему не хватало воздуха, а спасали только глубокие вдохи и выдохи. Бернард сам был не в состоянии дышать равномерно. Он то задерживал дыхание, то сбивчиво и с жаром выдыхал, прикрывая веки и продолжая целовать шрам. В какой-то момент он ощутил, как пальцы Юэна забрались ему под рукав футболки и сжались на плече, скользнули по ключице.
Бернард отстранился от предплечья, смахнул прядь тёмных волос со лба Юэна, прислонил ладонь к щеке и поцеловал его чуть выше брови, потом коснулся губами скулы. Пальцы Юэна скользнули от плеча к предплечью и сомкнулись на запястье Бернарда. Большим пальцем он погладил ребро его ладони.
— Если ты хочешь поцеловать каждую часть моего тела, где хоть когда-то были синяки и ссадины, тебе потребуется очень много времени, — усмехнувшись, сказал он.
— В этом есть какая-то проблема? — спросил Бернард.
— Да есть. Нам обоим надо на работу.
Бернард улыбнулся. Он чуть отдалился, убрал руку и аккуратным движением опустил рукав на кофте Юэна, пряча шрам. Заглянул в блестящие серые глаза.
— Берн... — выдохнул Юэн. — Мне всегда казалось, что по действиям должно быть всё очевидно, но я всё равно сейчас скажу дико банальную и слащавую вещь. Вообще никогда не думал, что буду такое говорить, как в этих убогих романтических фильмах, которые всегда казались слишком тупыми, актёры в них явно переигрывали, да и вообще эмоции виделись какими-то ненастоящими...
— Я люблю тебя, Юэн.
— Я... подожди, — Юэн непонимающе взглянул на Бернарда, будто не расслышал, что он сказал. Потом нахмурился. — Какого...? Я должен был сказать это первым.
— Значит, я тебя опередил.
— Так нечестно, — пробурчал Юэн. — Я готовился, тренировался перед зеркалом и всё такое.
— С чего ты вообще взял, что должен был сказать первым?
— Эм-м... не знаю, — пожав плечами, улыбнулся Юэн и приблизился к Бернарду. — Из нас двоих я самый болтливый и вроде как самый эмоциональный. Значит, по логике, всю романтическую чушь должен говорить я.
— Так было написано в каком-то пособии или что?
— Ага, пособие называется: «Как наибональнейшим способом признаться в своих чувствах», том первый, издание первое, дополненная редакция.
Бернард не смог сдержать усмешки.
— Сначала я хотел замутить тему с лепестками роз и ароматическими свечками, — активно жестикулируя, продолжал Юэн. — Вроде как это считается романтичным. Однако с приходом осени цены на цветы в нашем городе поднялись, а практически все заработанные деньги я потратил на новую одежду и ремонт ноутбука, дисплей которого благополучно разбил на днях. Да и свечи... Открытый огонь, ну его. Безопасность дома превыше всего. Потом я замышлял сделать что-то с надписями, — не останавливался Юэн. Бернард только сидел и, усмехаясь, удивлялся, как ему удаётся выдумывать это всё на ходу. — Ну ты знаешь, такие крупные имена или признания где-нибудь у всех на виду. Однако подумал, что на разные надписи у тебя, должно быть, аллергия, и ты потом меня же отправишь это всё оттирать, а вдруг ещё штраф платить придётся за вандализм...
Бернард рассмеялся и покачал головой из стороны в сторону, представляя все эти ситуации, которые несомненно для кого-то были романтичными, но в данном конкретном случае выглядели скорее комичными.
— Хорошо, что я ничего из этого не сделал, да? — с усмешкой спросил Юэн.
— Да, это было бы слишком.
— Вот и я о том же, — не переставая улыбаться, сказал Юэн. — Поэтому решил поступить самым неоригинальным способом, но и тут ты меня опередил.
— Если так подумать, то кто кого ещё опередил...
Юэн вопросительно приподнял бровь.
— Твои песни...
— Значит,— сказал Юэн, губы его растянулись в довольной улыбке, — дошло наконец, или ты давно догадался и молчал?
— Если честно, догадался только сейчас.
— Издеваешься?
— Я не шучу, — виновато улыбнулся Бернард.
— Берн, ты действительно мало чего замечаешь в реальном мире. И чего, собственно, я удивляюсь, если ты понял, что Эрика к тебе неравнодушна, когда она пошла в решительное наступление.
— С Эрикой всё было сложнее.
— Да ладно, — всплеснул руками Юэн. — У неё над головой практически уже висела сноска как в комиксах: «Я без ума от Бернарда Макхью», «Берни, могу я стать твоей девушкой?», «Я буду твоей единственной и неповторимой моделью».
Бернард скорчил недовольную и усталую гримасу. Юэн широко улыбнулся.
— Но это правда со стороны выглядело именно так. Её поползновения к тебе были настолько очевидны, что я был шокирован тем, что ты их не замечаешь. С тобой нужно разговаривать прямым текстом, намёки ты не понимаешь.
— И всё же, мне кажется, я делаю успехи, — сказал Бернард.
— А мне кажется, ещё рано делать выводы.
— Ещё мне кажется, что ты очень много болтаешь.
— А мне казалось, ты уже успел привыкнуть к этому.
— Не казалось, я привык, — улыбнулся Бернард.
— И ты же не думал, что я буду вести себя тихо.
— Нет, не думал. Но сейчас явно слишком много лишних слов.
— Я просто всё ещё хочу признаться в том, в чём ты меня опередил.
— Ладно, — согласился Бернард, положив руки себе на колени и выпрямив спину. — Дубль два. Я тебя внимательно слушаю. Перебивать не буду. Обещаю.
Юэн провёл рукой по волосам и подался корпусом вперёд.
— Я люблю тебя, Берн.
— Взаимно, Ю.
Улыбнувшись и чуть приподнявшись на коленях, Юэн заключил Бернарда в крепкие объятия. Прижал к груди. Там, под надписью на кофте, информирующей о том, что загрузка практически завершена, билось его сердце. Бернард обхватил Юэна за корпус, коснулся губами шеи.
— Ты ведь не пойдёшь к себе? — с надеждой спросил Юэн.
— Теперь разве что только за своей подушкой, — сказал Бернард.
— Никаких кошмаров.
— Никаких кошмаров.