Плёнка #5
После ночных дождей пятно расползалось стремительно, как язва на здании похоронного бюро, свидетельствующая о прогрессирующей болезни. Теперь его было видно отчётливо и издалека. Бернард смотрел на него каждый день. Уже с хладнокровным смирением. А что он мог сделать? Договор с ремонтниками был заключён. Оставалось только их дождаться. В студии пахло сыростью, с потолка вода капала в небольшую ёмкость, которую каждое утро Бернард опустошал.
Стоило возобновить вылазки по заброшкам, желание посещать их выросло в геометрической прогрессии, а Юэн снова вот уже несколько дней работал без выходных. Бернард продолжал перебиваться примечательными местечками в городе и его окрестностях, но для утоления «голода» этого было недостаточно. Он хотел съездить в какое-нибудь из тех мест, что висели у него в списке к посещению, но один ехать не собирался. Во-первых, потому что пообещал Юэну. Во-вторых, очевидно, безопаснее ездить вдвоём. На второй пункт Бернард мог наплевать, на первый — нет.
На фоне рутинных дел в студии вылазки по заброшкам казались захватывающими. И Бернард иногда ловил себя на мысли, что, если бы не необходимость в деньгах, то целыми днями только и делал бы, что разъезжал по разным местечкам с фотоаппаратами. А потом он одёргивал себя от таких мыслей. Ему казалось, что они уже граничили с фанатичностью. Потому что отец поступал так же.
Юэна интересовали их вылазки, потому что его вдохновляла возможность выбраться за пределы города, посмотреть новые места, получить эмоции. У Бернарда было несколько иначе. Свою тягу он сравнивал с разрастающимся в студии пятном. Видел в его появлении даже некий символизм, а в нём самом продолжал различать призраков и очертания дома, который каждый раз был разным: то одноэтажным, то двухэтажным, то покосившимся, то и вовсе полуразрушенным.
Однотипная работа отвлекала от подобных мыслей, поэтому Бернард с ещё большим усердием продолжал прибираться в студии, иногда наводя порядок там, где он уже и так был. Дома дел по-прежнему оставалось много. Одной из главных задач Бернард поставил превратить комнату отца в обыкновенную жилую комнату и лишить её намёков на логово одержимого фотографиями человека.
Содержимое некоторых отцовских фотографий подпаляло интерес к заброшкам, однако то, с каким безумным рвением Грегор «украсил» свою комнату хаотичными и не понятными фотографиями — гасило этот самый интерес. В довесок Бернард вспоминал слова Юэна.
«Ты же не хочешь стать таким же, как отец, да?»
Отрезвляло. Ненадолго.
Пока Юэн отсутствовал, Бернард часто засиживался в комнате отца. Он без спешки перебирал коробки, снимал фотографии со стен. Дубликаты и однотипные фото сжигал в бочке на заднем дворе.
Большую часть мест на снимках он не узнавал. Когда были сделаны эти фотографии? Где? Создавалось впечатление, что отец колесил по всей стране, что в принципе не удивительно — фотографией он увлёкся задолго до рождения сына. В этих снимках, в этих запечатлённых мгновениях, сохранилась часть жизни Грегора Макхью. Бернард также нашёл огромное количество негативов. По ним можно было частично определить, какие фотографии были отсняты на одну плёнку, а соответственно и в одно и то же время, только на сопоставление всего этого требовалось много вечеров и бессонных ночей.
Ещё одной интересной находкой в комнате отца стала коробка с непроявленными катушками плёнок, упакованными в герметичный пакет. Бернард обнаружил их лишь тогда, когда начал активно наводить порядки, то есть буквально на днях.
Если с негативами всё было предельно ясно — их легко можно посмотреть на просвет, отцифровать или сделать фотографии, то с плёнками дело обстояло иначе. Может, отец в своё время просто не успел их проявить, у Бернарда они тоже имели свойство накапливаться. А может, он не проявлял их специально. Внутри катушек отпечаталось то, что отец видел через объектив фотоаппарата, но не успел (или не захотел) материализовать. Странно, но именно через эти непроявленные плёнки Бернард ощущал особую связь с Грегором. Это было словно тем важным семейным делом, которое начал родитель, а должен закончить потомок.
Бернард хотел рассказать Юэну о найденных плёнках, но всё время забывал или считал, что будет с этой новостью не к месту. Парень выглядел уже не таким напряжённым, как в свою первую неделю на новой должности, но большую часть его мыслей всё равно занимала работа. Поэтому слово «позже» стало часто появляться в голове Бернарда, когда он хотел что-то обсудить с Юэном.
В итоге Юэн всё равно узнал о них. Случайно. Когда вернулся домой пораньше, а Бернард к тому времени только зашёл в тёмную комнату, решив заняться проявкой отцовских плёнок. Юэн изъявил желание постоять рядом и посмотреть. Поэтому пока он громко напевал песни в душе, Бернард готовил необходимые реактивы.
Когда Юэн объявился, свежий и сияющий, с мокрыми кончиками волос, Бернард поведал ему, что плёнки у них сегодня необычные, из нетронутых запасов отца.
— Я никогда не проявлял настолько старые плёнки. Поэтому даже не знаю, получится ли. Может быть, они вовсе испортились.
— У них есть срок годности?
— Конечно, — кивнул Бернард, попутно проверяя температуру в бутылке с реактивом. — Когда плёнка уже отснята, течение времени отрицательно влияет на качество: повышается зернистость, ухудшаются цвета, появляется потемнение, так называемая фотографическая вуаль. Можно минимизировать негативные эффекты, добавив в проявительный раствор антивуалент, но полностью от них избавиться, когда плёнка пролежала более десяти лет, наверное, не получится.
— Поэтому желательно не откладывать проявку плёнок?
— Если не хочешь терять качество, то да.
— И сколько есть времени до тех пор, пока отснятая плёнка не начнёт терять качество?
— Зависит от множества факторов, — продолжал вещать Бернард. — От типа плёнки, от условий хранения. У меня, бывало, непроявленные катушки валялись около месяца. Сильно на качество это не повлияло. Пару раз я находил у себя забытые на несколько месяцев катушки — тоже вышло не критично. Но сейчас совсем другая история.
— Так, и с чего мы начинаем? — важно спросил Юэн, будто планировал сам всем этим заниматься.
— В общем-то, с того же, с чего и при проявке обычных плёнок. Нужно вскрыть катушку и накрутить её на спираль проявочного бачка. Потом поэкспериментирую с концетрацией антивуалента и с температурой проявителя.
Юэн задумчиво взъерошил волосы, смотря на бутылки с реактивами, вид у него был немного рассеянный.
— Так, этот этап я помню. Это где: «одно неверное движение — и всё пропало». Если готов, приступай.
— Надо выключить свет.
— Да, верно, — кивнул Юэн, отойдя в сторону.
— Слушай, Ю, — поспешил окликнуть Бернард, когда пальцы Юэна уже зависли над выключателем. — Если тебе некомфортно, — он сделал паузу, — ты можешь выйти.
— Конечно, могу, ноги-то у меня есть, но я не хочу, — машинально отозвался Юэн. — Напомню тебе, что я здесь по своей воле, и от пары минут в темноте со мной ничего не произойдёт.
— Если что... — осторожно начал Бернард.
— Если что, я знаю что делать, — резко перебил Юэн и выключил свет. — Всё будет нор-мально, — добавил он уже более мягко.
Бернард вздохнул и принялся за работу. В полной тишине он слышал тяжёлое дыхание Юэна. Он понимал, что не имеет права что-либо запрещать или указывать, просто был готов в случае чего оказать помощь. Юэн чётко дал понять, что не нуждается в защитнике, который контролировал бы каждый его шаг. Если он хотел справиться с этим в одиночку, так тому и быть, они обговорили позиции ещё тогда, стоя у подвала сгоревшего дома.
Так как движения были отточены за годы, Бернард быстро справился с катушкой, поместил плёнку в бачок и дал команду включать свет. Вторую плёнку наматывать не стал. В данном случае спешка ни к чему. Юэн отреагировал незамедлительно, так как всё это время стоял у выключателя. Когда свет зажёгся, он приблизился к рабочему столу и, вопросительно вскинув брови, встретился с Бернардом взглядом, безмолвно спрашивая: «А ты ожидал, что я упаду в обморок?» Выглядел он менее сияющим, чем по возвращении домой, но со своей фобией, кажется, справлялся неплохо.
— Хорошо, — кивнул Бернард. — Теперь добавляем проявитель с антивуалентом.
— Этот антивуалент что из себя представляет?
— Йодид калия или бензотриазол в порошке. По факту, ещё один дополнительный компонент, который добавляется при приготовлении проявителя или в готовый проявитель. Ничего сложного. Можно сказать, что он повышает контрастность.
— Сделаю вид, что всё понял.
Бернард усмехнулся. Должно быть, его объяснения плохо знакомому с тонкостями искусства плёночной фотографии человеку могли действительно показаться сложными. Но как объяснить проще, он не знал. Вроде и так достаточно поверхностно, мог бы рассказать и в мельчайших подробностях, но это точно было ни к чему. Юэн интересовался фотографией из чистого любопытства. Потому что это было просто отличным от того, чем занимался он сам.
— Процесс работы со старыми плёнками на самом деле не сложнее процесса работы с обычными, — сказал Бернард. — Просто он более... времязатратный. Если результат не устроит, придётся менять концентрацию антивуалента, а для этого надо готовить другой реактив. И каждая плёнка реагирует по-разному. А ещё вуаль усиливается от высокой температуры, поэтому придётся понизить температуру проявителя. На сколько, не знаю, нужно проверять полученные негативы.
— Иными словами, мы здесь надолго? — улыбнулся Юэн.
Кончики его волос всё ещё были влажными. Он стоял, скрестив руки на груди и прикрывая на чёрном свитере рисунок снежного человека. Пальцы мягко постукивали по плечу в такт мелодии, играющей только в его голове.
— А ты куда-то спешишь?
— Нет. Мне завтра на работу, как обычно, к обеду. Поэтому время отоспаться будет. А вот ты...
— А я всё равно раньше двенадцати-часу не усну, так что...
— Заливай, — решительно сказал Юэн, нетерпеливо махнув рукой. — Давай посмотрим, что твой отец нам оставил. Может быть, там компромат на кого-нибудь.
На мгновение Бернард замер с бутылкой проявителя в руке.
«Пока ты точно не знаешь, что находится за дверью, за ней может быть всё что угодно», — подумал он. В данном случае к плёнкам это тоже применимо.
Дальнейшие манипуляции с плёнками — добавление разных реактивов и промывки между этими добавлениями — потекли быстро. Или Бернарду так казалось, потому что они с Юэном разговорились. Как обычно, о какой-то незначительной ерунде. О погоде и о последних городских новостях, Юэн рассказал о работе. Бернард заметил у него небольшую ссадину на правой стороне лица, около линии челюсти.
— Да так, пустяки, — отмахнулся Юэн. — Вчера в поезде какой-то тип буянил.
— И почему я не удивлён? — иронически отметил Бернард. — Магнит для неприятностей.
— Когда всё слишком спокойно, даже как-то подозрительно.
Они вновь начали болтать, однако оба затихли в волнительном ожидании, когда Бернард извлёк промытый ото всех реактивов негатив и приподнял его, подставляя под свет вертикальной лампы и распрямляя. Прижавшись боком вплотную к Бернарду, Юэн затаил дыхание.
— Я ожидал... контента более откровенного содержания, — с напускной горечью выдохнул он. — Ну там, симпатичные и самую малость обнажённые девушки. Так, лёгкая эротика, будоражащая воображение, а тут снова дома, дороги и природа.
— Мой отец не занимался откровенными съёмками, — ответил Бернард, отмечая, что пресловутая вуаль на негативе всё-таки проявилась, но не такая плотная, как он ожидал. Он переместился в сторону, где над столом были натянуты верёвки с прищепками.
— Ты так хорошо его знал? — не унимался Юэн, вновь приблизившись к Бернарду. — Ни на что не намекаю, Берни, но другой человек — это другой человек. И я бы не делал поспешных выводов, когда в запасе ещё целая коробка непроявленных плёнок.
Бернард вяло пожал плечами. Он закрепил негатив прищепкой, а снизу повесил грузик, чтобы плёнка не скручивалась.
— Я с тобой согласен, — сказал он. — И поспешных выводов не делаю. Просто моего отца вряд ли интересовали подобные фотосессии. Перед тем как прекратить заниматься фотографией, он и вовсе был болен только призраками.
— Но ведь раньше он вполне мог проводить абсолютно разные фотосессии, в том числе и откровенные.
Бернард снова пожал плечами.
— Наверное, — без какого-либо интереса сказал он. — Если и так, я этих фотографий не видел. А эти непроявленные плёнки, скорее всего, из его последних. Чтобы их оставить вот так, тоже должна быть причина.
Бернард приступил к подготовке проявительного бачка для второй плёнки.
— А ты сам не надумал поменять направленность своих фотографий? — спросил Юэн. — Полагаю, что за откровенные фотосессии можно больше получить денег...
— Нет, не надумал, — вздохнул Бернард. — Почему ты вообще прицепился к этой теме?
— Просто интересно, как ты относишься к подобному. Понимаю, что у всех разные моральные принципы, но, на мой взгляд, фотографии обнажённой натуры — это не всегда пошло.
— Я и не говорил, что это пошло, — сказал Бернард, смахивая капельки воды со спирали, — хотя часто встречается только пошлость. Хорошо сделанная фотография — это прежде всего искусство, отражение профессионализма фотографа и харизмы модели. Помнишь, недавно ты говорил про музыку: если песня хорошо написана и исполнена, то неважно, какого она жанра. Так и с фотографиями.
— Да, — сказал Юэн, гордо вскинув подбородок, — так говорят истинные профессионалы.
«Если он опять начнёт намекать в сторону Эрики, это будет уже как-то даже совсем не остроумно».
— Просто, обнажённая натура, — продолжал Бернард, выуживая наугад из пакета новую катушку, — это не мой формат. Меня больше привлекают различные места, которые с течением времени меняются и увядают. Но, независимо от моих предпочтений, приходится заниматься чем-то совершенно неинтересным, вроде фотографий на документы.
— Понимаю, — кивнул Юэн и засмеялся. — Может быть, если бы мне приходилось делать фотографии на документы со всеми этими суровыми и кислыми лицами наших горожан, я бы тоже предпочёл в свободное время фотографировать исключительно что-то неодушевлённое.
— Вроде того, — усмехнулся Бернард.
— Меня тогда в первый раз ты, наверное, сфотографировал, исходя из этого принципа, — тихо сказал Юэн и наигранно закашлялся. — Так, ладно. Кажется, мы немного отвлеклись, да? Давай продолжим.
За разговорами они проявили ещё несколько плёнок. Бернард даже позволил Юэну залить пару реактивов, а потом разрешил крутить и поворачивать бачок. Правда, извлекать плёнки и развешивать их на верёвках предпочёл сам. Но Юэн всё равно казался довольным, что ему доверили хоть какую-то работу.
Понижение температуры проявочного реактива не убрало фотографическую вуаль полностью. Впрочем, как Бернард и ожидал. Это нестираемый след времени. Более того, на каких-то плёнках она выглядела даже плотнее. Две катушки вовсе оказались полностью мутными. На остальных можно будет попытаться вытянуть качество при проявке фотографий разными способами. Например, продлить время выдержки или использовать контрастную бумагу. В конце концов, плёнки теперь уже можно было отцифровать и отретушировать в графическом редакторе.
На маленьких негативных изображениях сложно было распознать какие-либо места, но кое-что Бернарду казалось отдалённо знакомым. Будто он их где-то видел или читал какую-нибудь статью. На некоторых снимках отпечатались полупрозрачные белые круги и силуэты, но говорить о том, что это точно призраки, а не дефекты плёнки, было рано. Надо получить с них фотографии, чтобы сказать наверняка. Попадались и катушки с однотипными кадрами одного и того же места с разных ракурсов. Такие вызывали у Бернарда тревогу даже больше, чем кадры с призраками-дефектами.
Плотный мрак, в который проявочная комната периодически погружалась, всё-таки с каждым разом действовал на Юэна сильнее, чем прежде. Хоть на учтивые вопросы о самочувствии тот отвечал, что всё нормально и падать в обморок не собирается, Бернард видел, что состояние его ухудшалось. Улыбки становились натянутыми, в глазах отражалась рассеянность. А ещё Юэн начал чаще обнимать себя за плечи, касаться предплечий, потирать руки и поглаживать кольца, и Бернард понял, что на сегодня с плёнками пора заканчивать.
Он вылил из бачка последний раствор-стабилизатор и теперь дело оставалось за малым: промыть, достать и повесить негатив на просушку. Тихо напевая, Юэн стоял рядом с отрешённым взглядом. Двигались только его подрагивающие руки, пальцы то постукивали, то поглаживали плечи.
— Значит, так ты справляешься со своей реакцией на тёмное и замкнутое пространство.
— Ты о чём?
Бернард кивнул подбородком в его сторону.
— Прикосновения, пение, разговоры в том числе. Это тебя отвлекает.
— Превосходно! — воскликнул Юэн, но не очень-то торжественно, а как-то устало. — Десять очков за внимательность!
— А тебе двадцать — за острый язык, — сказал Бернард, доставая спираль с отмытой плёнкой из бачка.
— Тебе тридцать за то, что дал мне в два раза больше очков, чем я дал тебе.
— Сорок — за мастерство ловко уходить от темы разговора.
— Ого, какие высокие ставки! Мы играем по-крупному, — сказал Юэн и плотнее, чем в прошлый раз, прижался боком к Бернарду, когда тот вскинул негатив на просвет.
Раньше, когда Бернард не знал о его фобии, он попросил бы его отойти, но сейчас позволял так делать. Потому что это был минимум, которым он мог помочь Юэну в данный момент. Не выгонять же его из проявочной?..
— И всё же, — сказал Бернард, подвешивая негатив на верёвку. — Я ведь прав? Ты как-то упоминал...
Юэн помедлил с ответом.
— Да. Переключение внимания — действенный способ.
Бернард повернулся к нему. Скрестив руки на груди, Юэн изучал развешанные на верёвке свежепроявленные плёнки.
«Может, сейчас заговорить о шраме?» — подумал Бернард, но язык не поворачивался, и он продолжал только стоять и смотреть на Юэна, который не поднимал на него взгляд.
«Нет, наверное, не время. Позже».
— Думаю, на сегодня мы закончили, — сказал в итоге Бернард, снимая перчатки и отправляя их в мусорку.
— Тебе помочь прибраться?
— Нет. Я справлюсь сам.
— В таком случае, я пойду подышу свежим воздухом. У меня голова разболелась.
— Конечно, иди.
Бернард проследил за Юэном, пока за ним не закрылась дверь. Потом посмотрел на плёночный кадр, на котором проявился человекообразный силуэт, и ощутил, как мурашки пробежались вдоль позвонков.
***
На улице было свежо и прохладно. Юэн сидел на крыльце и играл на гитаре. Но не с таким воодушевлением, с каким застал его на днях Бернард посреди ночи. Руки двигались по грифу расслабленно, даже как-то устало, однако звук всё равно выходил звонким и чистым. И Юэн не пел, только мелодично и тихо мычал. Бернард медленно опустился на ступеньку рядом.
— Ну как, лучше? — спросил он.
— Да, — кивнул Юэн, не отрывая взгляда от своих пальцев, перебирающих струны.
— Что, снова всплеск вдохновения? Или отвлекаешься таким образом?
— Репетирую. Послезавтра ведь уже концерт.
— Послезавтра? — переспросил Бернард, нахмурившись. — Какой концерт?
Юэн прекратил играть и поднял на Бернарда рассеянный взгляд. Пальцы его так и застыли на струнах.
— Я разве не говорил?
— Нет, — всё ещё хмурясь, ответил Бернард, пытаясь вспомнить, что вообще произошло за последнее время. — То есть ты говорил про сам концерт несколько дней назад, но про дату и время сказал, что уточнишь.
Сделав глубокий вздох, Юэн сокрушённо покачал головой.
— Как я мог забыть о таком рассказать? — спросил он больше у самого себя.
— Ты, наверное, просто очень сосредоточен на работе, — сказал Бернард и пару секунд спустя добавил: — И в последнее время мы не так уж часто разговариваем и видимся, хотя живём под одной крышей.
Бернарда зацепили собственные слова. Теперь, когда эти мысли обрели словесную плоть, он ощутил привкус странной горечи. Они с отцом долго жили на одной территории, но каждый в своём мирке. Редкие, поверхностные разговоры. Формальные вопросы, формальные ответы, избегание говорить о важном, о том, что тревожит. Раньше, когда Грегор ещё был жив, Бернарду иногда казалось, что в доме живёт не отец, а призрак. Или он сам призрак, редко видящий истинного хозяина дома. Сейчас у него прорезалось то же самое ощущение, хотя ситуация была абсолютно другой.
— Да, наверное, очень сосредоточен, — угрюмо согласился Юэн, беззвучно проведя пальцами по струнам вдоль грифа. — Я по-прежнему стараюсь утрамбовать всю поступающую информацию. Каждый день что-то новое. Но сейчас уже лучше. Привыкаю. А ещё сильно помогла та наша с тобой вылазка в заброшенную закусочную. Если бы не это, мой мозг точно бы вскипел.
— Серьёзно? А я-то думал, что ты такой чрезмерно бодрый и сумбурный из-за того, что просто перебарщиваешь с кофе, — усмехнулся Бернард.
— И это тоже, — улыбнулся Юэн.
— Или с какими-нибудь запрещёнными веществами...
— Только если они входят в состав тех чаёв, которые ты готовишь. — передразнил Юэн. Теперь он не играл, а просто придерживал гитару.
— Не входят.
— Кстати, помнишь, несколько лет назад писали в газетах и ещё по местному телевидению показывали. Якобы какой-то старик с деревянной ногой выращивал у себя в оранжерее ядовитые растения, а потом тестировал их на бедной девчонке, которую к нему отправили социальным работником.
— Намекаешь на что-то?
— Тему с запрещёнными веществами ты начал. А я просто вспомнил о том случае, тогда о нём на каждом углу говорили. Подробностей не помню. Мог и ошибиться в чём-то.
— Ты не ошибся, — сказал Бернард. — Тот старик действительно делал какие-то настойки из растений и грибов. У него на участке под землёй нашли химическую лабораторию.
Он кратко посмотрел на Юэна, уловив в его взгляде смесь удивления и подозрительности, и увёл взгляд в сторону, на опушку.
— Откуда такие познания? — спросил Юэн.
— Читал недавно старую статью об этом случае.
Юэн медленно отложил гитару на крыльцо позади себя и, придвинувшись к Бернарду, настойчиво и внимательно заглянул ему в глаза.
— Что? — спросил Бернард.
— Ты что-то не договариваешь. Я это чувствую.
— Каким образом ты можешь это чувствовать?
Юэн пожал плечами.
— Просто чувствую и всё. Так же необъяснимо, как и ты видишь призраков. От темы не отходи.
— Не отхожу, — Бернард вздохнул и, повернув голову, устало посмотрел на Юэна. Он сидел близко, их колени соприкасались. — Чего ты хочешь от меня услышать?
— Если в целом, — сказал Юэн, взмахнув в воздухе рукой, — хочу услышать что-то вроде: «Я выиграл в лотерею уйму денег и купил отдельный остров, поэтому собирай чемодан и полетели». Но если ты спрашиваешь про конкретный случай: то зачем тебе понадобилось читать эту статью? Я думал, что такие истории тебя не интересуют.
— Она случайно мне попалась...
Юэн помолчал секунды две-три, пронзительно смотря на Бернарда.
— Только не говори, что это место давно заброшено, и ты хотел бы туда съездить.
Бернард задумчиво почесал щёку и виновато улыбнулся.
— А я ничего такого и не говорил. Ты сейчас сам всё сказал.
Сначала брови Юэна взметнулись от удивления вверх, а потом он засмеялся и похлопал Бернарда по плечу.
— Если меня неприятности находят сами, то тебя они притягивают к себе. И ты, конечно же, не мог найти заброшенное местечко с простенькой историей.
— Конечно же, не мог, — передразнил Бернард.
— Ты правда хочешь туда съездить? — спросил Юэн. — Полагаю, это наша следующая точка?
— Дом, в котором жил тот старик, имеет нестандартную архитектуру. На фото в статьях он выглядит необычно, я бы на него посмотрел вживую, однако до туда далеко ехать, у меня пока есть места на примете и поближе.
— Ты же знаешь, я готов отправиться в путь куда угодно, — торжественно объявил Юэн, хлопнув себя по бёдрам. — Далеко или близко — вообще без разницы. Но только когда у меня будет выходной. А когда он будет — пока неизвестно.
— Не забудь сообщить, когда узнаешь, чтобы я мог заранее разобраться со своими делами в студии. И чтобы не получилось так, как с концертом.
— Извини, я, правда, немного забылся.
— Ничего, бывает, — мягко сказал Бернард. — Так, значит, послезавтра?
— Да, — кивнул Юэн. — Но тебе надо будет приехать пораньше. Как я уже говорил, Эйс хочет с тобой познакомиться. Не забудь взять фотоаппараты с собой. Хотя... к чему я это вообще сказал, ты всё равно без них никуда. Если у тебя есть портфолио — отлично. Покажешь.
— Звучит так, будто ты пытаешься устроить меня на работу, — с сомнением произнёс Бернард.
— Подработка. Лишние деньги не помешают ведь, да? Сам говорил, — Юэн невозмутимо пожал плечами. — Я вас всего лишь познакомлю, а дальше сам решишь. Короче, не беспокойся, Берн. Самое важное — концерт. Мне кажется, тебе пойдёт на пользу отвлечься.
— Ты прав. Иногда полезно сменить обстановку.
— Поэтому я к тебе в проявочную и навязался, — рассмеялся Юэн. Судя по тому, какую привычную живость приобрела его речь, он пришёл в норму после коротких сеансов тёмного и замкнутого пространства. — Кстати, а ты будешь проявлять фотографии с этих негативов? Я бы посмотрел, много ли попалось призраков или это просто дефекты. Вуаль или как там, ещё какое-то другое страшное слово.
— Это можно посмотреть и без проявки фотографий. Достаточно отцифровать плёнки, чем я завтра и займусь. В любом случае надо сначала выбрать самые примечательные, всё подряд проявлять точно не буду. Там, если ты заметил, попадалось очень много однотипных снимков. Двенадцать кадров одного и того же места, только с чуть разных ракурсов. Будто отец просто... — Бернард запнулся. — А ладно, неважно, — сказал он, вновь устремляя взгляд на опушку и не понимая, почему чуть что он туда смотрит, будто проверяет, не объявился ли там призрак.
После проявки отцовских плёнок у Бернарда сложились неоднозначные впечатления. Это было интересным опытом — поработать со старыми материалами, поэкспериментировать с антивуалентом, однако содержимое снимков вызывало тревогу. И не потому, что на паре кадров вроде бы попались призраки. Вернее, не только поэтому. Сейчас Бернард сам с собой даже не хотел разговаривать на эту тему, и он только желал, чтобы Юэн не начал допытываться.
— Когда всё-таки надумаешь что-то проявлять, — осторожно сказал Юэн. Он словно уловил нежелание Бернарда развивать дальше эту тему. — Сообщи мне, ладно?
— Хорошо.
— Вот и договорились, — улыбнулся Юэн.
Бернард опустил взгляд на ссадину на его лице. Вроде ничего серьёзного, будто его просто немного задели. Затем поискал на щеке отметину, которую Юэн посадил в свой последний день в фотостудии. Может быть, дело было в освещении — над крыльцом горел неяркий фонарь — однако Бернард не обнаружил даже намёков на царапину. Мало того, что на Юэне всё быстро заживало, так ещё и без следов. Хотя одна отметина всё-таки имелась. И её Юэн продолжал скрывать. Не хотел говорить ни о ней, ни о том, какие страхи она в нём породила. Но, может быть, когда-нибудь...
Бернарду вдруг захотелось проверить, остался ли шрам у Юэна над глазом от того столкновения со столом. Когда он медленно протянул руку к его лицу и аккуратно убрал прядь тёмных волос, Юэн даже не шелохнулся, только прикрыл веки и затаил дыхание.
— Ничего не осталось, — тихо сказал тот.
— Похоже на то, — так же тихо произнёс Бернард и провёл большим пальцем по брови и немного выше, там, где, как он помнил, была ранка.
Никаких неровностей Бернард не ощутил. Кожа была гладкой, словно Юэн тогда вовсе и не падал. Хотя такое красочное зрелище забыть сложно. Однако от доказательств — вырезанного кадра и проявленной фотографии — того происшествия Бернард действительно по-честному избавился. Поэтому оно осталось только в памяти двух человек.
— Извини, — Бернард убрал руку, осознав, что как-то бесцеремонно он вдруг начал трогать Юэна.
— Было бы за что извиняться, — хмыкнул Юэн в ответ. — Кстати, Берн, ты... сильно хочешь спать?
Бернард кинул взгляд на гриль в дальнем углу крыльца.
— Мы не будем делать барбекю ночью. По крайней мере, не сегодня.
— Жаль, а то я проголодался, — тяжко вздохнул Юэн. Бернард с улыбкой покачал головой. — Ты удивишься, но на самом деле я хотел предложить кое-что другое. Не обязательно сейчас, можно и в другой раз как-нибудь. Конечно, если у тебя есть желание...
— Выкладывай.
— Я подумал, что нам нужно записать всю информацию по призракам, — без капли какой-либо иронии выдал Юэн.
— Я почему-то ожидал от тебя чего-то другого...
— Какой-нибудь очередной спонтанной и безумной идеи? — хмыкнул Юэн. — Это ещё будет, не переживай. Мой генератор бредовых идей работает исправно.
— Спасибо, что успокоил, а то я уже испугался, вдруг с тобой что-то не так.
— И что думаешь по этому поводу? Чем раньше мы этим займёмся, тем будет лучше, пока к тебе толпами не повалили призраки и мы не начали активно посещать всякие неблагополучные заброшенные места.
— Звучит толково.
— В таком случае, — сказал Юэн, поднимаясь с места и подхватывая гитару, — через пять минут встречаемся в нашем оперативном штабе.
— Оперативный штаб — это кухня, что ли?
— А где ещё решаются самые важные дела? Конечно, на кухне. Прихвати с собой снимки, ручку и блокнот.
***
Через приоткрытое окно поступал прохладный и влажный воздух. Вновь начался дождь, и, слушая мягкий стук капель, Бернард думал о том, что наутро пятно в студии разрастётся ещё сильнее.
— Если вдруг кто-нибудь найдёт эти записи, — сказал Юэн, отпивая свежезаваренный травяной чай, — скажем, что пишем книгу в жанре мистического триллера.
— Ага, с реальными людьми из нашего города, — с недоверием отозвался Бернард, отвлекаясь от созерцания колышущейся от сквозняка занавески.
— Скажем, что просто используем их как прототипы. Так можно. Любые совпадения случайны и всё такое.
Бернард расстегнул молнию на своей зелёной толстовке, которую теперь преимущественно носил дома. После горячего чая стало даже как-то жарко.
— Ладно, давай попробуем собрать досье на каждого встреченного тобой призрака, — со всей серьёзностью сказал Юэн и отставил чашку в сторону.
— Досье? Не пересмотрел ли ты детективных сериалов?
— Максимум две серии в день, и то не всегда. Мне же надо чем-то себя занять, пока я добираюсь до клуба и обратно, — Юэн открыл блокнот на чистом листе и взял ручку, однако застыл с ней, смотря на пустую страницу. — Давай ты. Я теряюсь, когда надо что-то написать, если это не текст песни, ноты или что-то важно-бюрократическое по работе.
Он протянул блокнот с ручкой Бернарду.
— Начнём с призрака девочки из библиотеки. Потому что о ней мы хотя бы больше всего знаем, — сказал Юэн.
Бернард отыскал в пачке снимок Алисии и положил его в центр стола. Других фотографий призрака из библиотеки у него не было. Юэн упёр локти в стол и опустил подбородок на сцепленные пальцы. Прямо как начальник детективного агенства или важный офицер полиции из какого-нибудь фильма или сериала.
— Записывай, — скомандовал он, сосредоточенно смотря куда-то перед собой. — Причина смерти: падение с высоты, несчастный случай. Место смерти: библиотека. Человек, который её удерживает: Дэвид Питтс, отец и заведующий библиотекой.
Помедлив, Бернард записал всё по пунктам.
— Дэвид сильно скорбел по своей дочери, — продолжал Юэн. — Испытывал чувство вины и несправедливости. И именно эти сильные эмоции вернули Алисию. Давай уточним: ты видел её только в библиотеке? Она ведь не являлась тебе где-то за её пределами?
— Только в библиотеке, — согласился Бернард. — Как сказал Дэвид, она как бы привязана к этому месту, но не только потому что умерла там. Ещё и из-за самого Дэвида. При жизни ей нравилась библиотека. Это место ассоциировалось у неё с отцом, с которым она редко виделась из-за развода родителей. Ей нравилось играть в библиотеке.
— И ещё ей нравились книги. Сказки, — добавил Юэн. — Поэтому Питтс их читал. Значит, библиотека для неё это место как сильных положительных эмоций, так и отрицательных. Как, впрочем, и для самого Дэвида.
Бернард кивнул и принялся записывать всё озвученное. По факту, они просто фиксировали уже полученные знания, однако информация на бумаге воспринималась иначе. Более настоящей. И, записывая всё в блокнот, Бернард понял, что это оказалось хорошей идеей, потому что память со временем могла только подвести. Когда шорох пишущей по бумаге ручки затих, Юэн продолжил:
— Итак, Дэвид Питтс. Его внутренняя опустошённость — следствие психического расстройства, вызванного потерей дочери, и ещё следствие того, что он подпитывает её своими жизненными силами. Помимо этого у него случались обмороки. О подробностях и других его недомоганиях мы не знаем. Может ли быть как-то связана с этим его мизофобия? Если это вообще именно она?
— Я запишу, но поставлю знак вопроса напротив этого пункта. Мне кажется, что это всё же просто совпадение. Не будем поспешно все болезни и расстройства связывать с призраками.
— Логично.
— Ещё можно отметить тип взаимодействия. Всё-таки Дэвид не просто поддерживает существование призрака, он пытался с ним общаться, а это более энергозатратно.
Юэн кивнул и взял снимок Алисии. Бернард покрутил ручку между пальцами.
— А ещё он мог видеть и слышать Алисию, хоть и не всегда, — сказал Юэн. — Потому что он делится с ней своими жизненными силами и по его прихоти она вернулась. Ты не был с ней знаком, но увидел её в призрачном обличье и даже смог запечатлеть на плёнку.
— Именно так, — подтвердил Бернард, решая, что эту очевидную информацию можно и не записывать.
Юэн в задумчивости потёр подбородок, затем придвинулся со стулом ближе к Бернарду и положил рядом с блокнотом фотографию.
— Можно? — спросил он, указывая на ручку.
— Конечно, — ответил Бернард. Он убрал левую руку, чтобы Юэну было удобнее. Их отделял уголок стола.
Юэн нарисовал на странице три небольших круга. Кружок с именем «Алисия» соединялся с кружком «Дэвид». «Дэвид» соединялся с кружком с именем «Берн».
— А, это та теория связей, которую ты выдвинул, — сказал Бернард. — Якобы, что призраки приходят ко мне через живых людей, с которыми я знаком.
— Это всего лишь догадка, которая появилась у меня в голове, когда ты всё рассказал. Может, всё и не так, — Юэн пожал плечами. — Чёрт их знает, как эти призраки функционируют в своём призрачном мирке. В конце концов, если мы всё запишем, то, может быть, увидим какую-нибудь закономерность.
— Это похоже на правду, вот только конкретно Алисию я просто видел. Она не являлась мне с какой-то целью, в отличие от двух других призраков.
Юэн задумчиво принялся обводить кружок с именем «Алисия».
— А, может, у неё была цель. Просто мы её не видим. Пока что... Интересно, а что если спросить у неё самой? Она ведь всё ещё в библиотеке?
— С того раза как мы разговаривали с Дэвидом, я заезжал в библиотеку всего единожды, покопаться в архивах. Ни её, ни Питтса я не видел.
— Надо над этим подумать, — тихо сказал Юэн и нарисовал на страничке знак вопроса. — Если появятся подробности, мы их потом добавим. Перейдём к следующему призраку? — бодро спросил он.
У Бернарда создавалось впечатление, что составление этих «досье» для Юэна больше как игра. Хотя... может, и стоило воспринимать всё как своеобразную игру. «Что сделалось смешным, не может быть опасным».
Он посмотрел в сторону окна, за которым расстилалась тёмная ночь. Дождь играл мягкую убаюкивающую мелодию.
— Думаю, для начала будет достаточно, — сказал Бернард, поднимаясь с места. — Мне, в отличие от некоторых, завтра рано вставать.
— В отличие от некоторых, — передразнил его Юэн, — ты сам себе хозяин, поэтому вообще можешь работать со скольки угодно.
— Могу, — согласился Бернард. — Но основной поток посетителей всё равно приходит до обеда. Сегодня и так был насыщенный вечер. Продолжим в другой раз.
— Без проблем, — сказал Юэн и, вложив снимок, закрыл блокнот. Он достал из кармана телефон. — Ого, оказывается, уже второй час ночи. Я думал, что прошло всего немного, а нам действительно пора расходиться.
Едва только Бернард потянулся к своей пустой кружке, Юэн успел схватить её первым.
— Всё, иди спать, малыш Берн, — сказал он. — С двумя кружками я как-нибудь справлюсь. Спокойной ночи.
— И тебе.
***
Единственное, к чему не мог привыкнуть Бернард в обновлённом бассейне, — к освещению. Белый свет казался чересчур искусственным, как в больницах. А больницы ассоциировались с матерью. И погружаясь в воду, Бернард часто вспоминал детские годы, когда приходилось навещать мать, бледным призраком лежавшую на больничной койке.
Физическая нагрузка и вода должны были оказывать успокаивающий эффект, но вместо этого Бернард только предавался воспоминаниям. Не всегда. Чаще он просто закрывал глаза или плавал. Это помогало. К тому же освещение казалось слишком ярким, но, возможно, просто потому, что к концу дня глаза сильно перенапрягались. Свободное от клиентов время в студии Бернард проводил за интернет-заказами, пока мог ещё этим заниматься. Потому что, когда Чилтон вернётся на свой пост, количество заказов придётся сократить.
Бернард коснулся ладонью холодного кафеля бортика и отклонился в сторону, к разграничителям, за которые придерживалась Эрика. В этой части бассейна даже Бернард не доставал до дна, поэтому он закинул одну руку на разграничители, а другой сдвинул плавательные очки на лоб.
— Отдыхаешь?
— Ага, — кивнула Эрика. Сегодня они вновь плавали на разных дорожках. — Я всё-таки не могу плавать так долго, как ты. Быстро устаю.
Создавая волны, мимо проплыл крупный мужчина. Он ловко перевернулся у бортика и без заминок поплыл в обратную сторону.
— Я не долго плаваю, тоже делаю перерывы, — сказал Бернард.
— Но ты явно выносливее, чем я.
— Просто потому что ходил раньше.
— Спорт никогда не был моей сильной стороной, — горько усмехнулась Эрика. — Даже немного завидно. Ты в такой хорошей форме.
Вообще-то, Бернард пока не заметил особых изменений в лучшую сторону, с тех пор как возобновил тренировки. Разве что стал чувствовать себя более расслабленным и то, если плавал преимущественно с закрытыми глазами.
— По-моему, у тебя всё отлично, — сказал он.
Покраснев, девушка улыбнулась и прошептала робкое «спасибо». На её дорожке на спине плыл мужчина, поднимая в воздух гигантские брызги. Его крупный живот выпирал над поверхностью воды, однако движения были ловкими и отточенными, словно человек когда-то профессионально занимался плаванием. Когда мужчина оказался за спиной Эрики, у бортика, девушка подалась вперёд. Бернард ощутил, как её нога скользнула по его голени.
— Ладно, — сказала она, стягивая очки со лба. — Давай ещё поплаваем. Не будем задерживаться. Чем дольше стоишь без движений, тем меньше хочется плавать. По крайней мере мне, — Эрика улыбнулась и отодвинулась от разграничителей.
Бернард тоже незамедлительно поправил очки и поплыл. Минут через десять-пятнадцать они с Эрикой встретились на прежнем месте. Она всегда предпочитала отдыхать на глубине, придерживаясь за разграничители и болтая в воде ногами.
Так как тренировка подходила к концу, перерывы становились чуть более продолжительными. Слово за слово, и они разговорились. Эрика без какого-либо стеснения и с воодушевлением рассказывала, что делает успехи в изучении испанского языка. И что часто общается с носителями языка через интернет, это помогает ей подтянуть произношение. К изучению иностранных языков Бернарда никогда не тянуло, поэтому он мог поддерживать разговор, только кивая или произнося что-то односложное в ответ. Ему самому рассказывать было особо не о чем. Кроме призраков, заброшек и предстоящего ремонта в студии больше ничего интересного не происходило.
Когда Эрика увлеклась своими рассказами, Бернард внезапно почувствовал холод, от которого мурашки забегали по коже. Странное, подозрительно знакомое чувство накатывало волной. Он осмотрелся. Некоторые люди спокойно плавали, кое-кто отдыхал, прицепившись к разграничителям, на скамейках сидели люди с полотенцами на плечах, а у окна неподвижно стояла маленькая девочка. Сначала Бернарду показалось, что она в платье или сарафане, но потом понял, что это такой купальник. Светло-жёлтого цвета, с юбочкой и рюшами на плечах.
«Но ведь здесь бассейн для взрослых...» — подумал Бернард, смотря на людей, проходивших мимо девочки и вовсе её не замечавших.
Он затаил дыхание, осознавая, что девочка, которая на вид была не старше пяти лет, подозрительно бледна и «статична».
— Эй, ты тут? Ты меня слышишь? — спросила Эрика.
Бернард рассеянно перевёл на неё взгляд.
— Да, я тебя слушаю, — на автомате произнёс он.
— Что там такое? — задала она ещё один вопрос и, обернувшись, обречённо вздохнула. — Снова пошёл дождь. Как же надоело...
Бернард посмотрел в сторону широкого окна. Девочки на прежнем месте не было, а на улице действительно пошёл дождь. За окном всё помутнело и посерело, отчего свет в бассейне вновь начал казаться чересчур ярким. Бернард прищурился и потёр неприятно пощипывающие глаза.
Странное ощущение постепенно проходило. Но это было то самое ощущение, которое он испытывал прежде всякий раз, когда видел призраков. Его сложно с чем-то спутать, хоть Бернард до сих пор не знал, как точнее его описать. Девочка в светло-жёлтом купальнике. Ещё один призрак?