Детка из восемьдесят шестого

— И когда ты, наконец, познакомишь нас с ним?

Робин смотрит на тебя вопросительно. Подперев подбородок рукой, улыбается, и россыпь светлых веснушек собирается в морщинках около уголков её рта.

Сегодня последняя суббота перед началом второго семестра, и, вообще-то, у тебя выходной.

— Не могу сказать ничего конкретного, — отрешённо бормочешь в ответ, пролистывая каталог кассет на прокат в попытке подобрать не обременённую философскими темами ленту.

Ты планируешь провести этот вечер в компании Эдди.

Он полон энтузиазма и точно уверен, что сможет окончить старшую школу в этом году, однако ты видишь, насколько нервно он дёргает свои кудряшки каждый раз, когда речь заходит о выпускных экзаменах. Тебе кажется, что совместный просмотр лёгкого фильма поможет расслабиться вам обоим. С тебя первое, с него второе.

— Ладно, храни свои тайны, — протягивает неудовлетворённая твоим задумчивым видом Робин. — Ты сегодня пиздец какая скучная.

Ты бросаешь короткий взгляд на подругу и видишь всю ту же хитрую ухмылку на её милом, беззаботно юном лице, улыбаешься, поджав губы, в ответ и снова фокусируешься на каталоге.

Тебе хочется иметь ту же способность, что и она: отпускать переживания вовремя, а не мусолить их месяцами. Ты не такое создание.

Понимаешь — лучше не загоняться мыслями об особенностях твоего характера, уж точно не в данный момент.

— Но всё-таки расскажи про него хоть чуть-чуть...

Вздыхаешь, потому что думаешь, что от тебя наконец-то отстали, но нет.

— Робин, я пытаюсь выбрать фильм, лучше помоги, а то запущу в тебя этой чёртовой папкой. Ты же знаешь, она держится на соплях, все страницы повылетают — придётся складывать их, босс будет в бешенстве, тебя уволят. Хендерсон не переживёт этого!

— Блефуешь.

Ты в шутку замахиваешься, демонстрируя серьёзность намерений, и пытаешься не засмеяться. Робин хохочет, ловко ныряет под стойку, её смех прокатывается по пустому помещению звонким эхом. Салон закрыт для посетителей: рабочий день начнётся через двадцать минут. Ты подмечаешь, что Стив до сих пор не маячит на горизонте, а должен.

— Харрингтон как всегда? — цокая, смотришь вдаль через стекло входной двери, наивно надеясь, что Стив вот-вот вынырнет из-за угла.

Вопрос почти риторический, адресованный в никуда. Ни ты, ни Робин не знаете точно, когда этот сумасбродный засранец соизволит появиться на смене.

— Если бы ты не проводила всё свободное время с бойфрендом, — последнее слово Робин подчеркивает особенно театрально, — ты бы знала, что Стив увлёкся свиданиями. Наверное, он просто не отошёл от вечера пятницы. Ну там, знаешь, пиво, девочка, фильм из проката... Вы с ним очень похожи. Оба убегаете от проблем через постель.

— Я знаю, — бросаешь в ответ, отмахиваясь от слов подруги.

Меньше всего ты хочешь думать ещё и об этом.

Между вами со Стивом всё та же огромная пропасть с прошлого года, наполненная до краёв недомолвками и колким сарказмом в адрес друг друга. Сил на разбор полётов с некогда близким другом нет. Ты знаешь, когда-нибудь вам придётся поговорить по душам, но ставишь на паузу и вашу дружбу, доводишь общение до тупого автоматизма. Тебе кажется, жизнь превращается в стеклянную банку с капустой. Квашеной, до рвотных позывов невкусной. Лишь моменты, разделённые с Эдди, мотивируют посмотреть на ситуацию с другого ракурса и допустить, что капуста не так уж плоха.

Робин замечает смесь из эмоций на твоём напряженном от раздумий лице:

— Давай показывай, что в итоге выбрала, — и быстро переводит тему, заглядывая к тебе в каталог.

С невозмутимым видом ты тычешь пальцем на пятой строке.

— «Анальный самозванец»?! — прыскает Робин, но тут же осознаёт, что к чему. — Стащила папку из взрослой секции?! Твою ж мать, нас всех точно уволят!

И наплевать.

***

Вопли Робин ещё долго стоят у тебя в ушах, пока ты не торопясь шагаешь домой по окраине пустующего утром выходного дня Хоукинса. Конечно, «Самозванец» остаётся в салоне проката: слишком своеобразен твой выбор, хотя ты уверена практически на все сто — он приходится Эдди по вкусу. Мансон часто покушается на твою пятую точку, но если затолкать его член себе в глотку ты ещё можешь, то решиться на анальные эксперименты пока нет.

Пока.

Ухмыляешься, подмечая эту деталь, и только потом обращаешь внимание, как до боли знакомый графитово-чёрный туман медленно движется со стороны лесной зоны на город. Голова наполняется гулом гуляющего по округе февральского холодного ветра, непринуждённые мысли сдуваются вместе с ним за секунды. Ты покрепче кутаешься в длинный кожаный плащ и спешишь унести ноги как можно скорее. Буквально бежишь, стуча каблуками по щебню дорожки, ведущей далеко за горизонт.

Доставшийся от прабабки покосившийся дом встречает теплом и обволакивающим ароматом недавно испечённого кекса. В прихожей на видном месте записка: «Ушла до Харрингтонов, не теряй, задержусь». Родители Стива — коллеги мамы. Мысль о том, что их семья фигурирует в разговорах за семейным столом, будто они ваши дальние родственники, давно не смущает тебя.

«И ты не теряй, буду завтра», — приписываешь на том же кусочке бумаги в ответ и втыкаешь в стебли цветов на комоде. Мама никогда не ругает тебя за ночёвки, позволяет гулять до заката ещё с подросткового возраста. Ты часто задаёшься вопросом, не всё ли равно ей на тебя, как бросившему вас много лет назад папаше.

Стараясь не влезать в дебри размышлений об отношениях с предками, отхватываешь кусочек ещё не остывшего кекса и направляешься к себе по старой винтовой лестнице на второй этаж, припевая. Скидываешь плащ на кровать и прикидываешь, что захватишь с собой к Эдди в гости. В попытке отыскать удобные вещи для ленивого валяния перед экраном, ты случайно вытаскиваешь ажурный комплект белья, купленный на первую зарплату полгода назад. Ярко-розовый, он отлично сочетается с твоим цветом кожи, но покорно ждёт подходящего по настроению случая.

— Зря покупала, что ли? — Ухмыльнувшись, всё-таки сгребаешь в сумку вместе с базовым «наборчиком для ночёвок» и взятой на работе кассетой.

Чем сегодняшний вечер не отличный повод покрасоваться в красивом белье, пусть и в трейлере на окраинах Хоукинса? Ты киваешь собственным доводам и вдруг понимаешь, что до назначенной встречи ещё много времени. Не займешь себя чем-то сейчас — тревога сожрёт изнутри.

Пытаешься вспомнить, куда запрятала одолженные у Стива журналы с моделями Playboy. Другого варианта не повязнуть в омуте плохого предчувствия нет. Падаешь на кровать и задираешь подол длинной твидовой юбки; по твоей манере надевать строгие, хоть и стильные вещи можно подумать, что ты скромница похлеще Ненси. Перелистываешь страницы в поисках чего-нибудь нового. Блондинки, брюнетки, рыжие — разглядываешь их томные взгляды на фото, подмечаешь красоту и разнообразие женских форм.

Вспоминаешь, как Эдди поёт дифирамбы твоему телу, говорит, как модели лишатся работы, стоит только тебе прийти в индустрию для взрослых. Улыбаешься, вспоминая его комплименты. Разумеется, работать зайчиком Playboy ты не пойдешь.

Хотя...

Улыбка не сползает с лица, одной рукой ты спускаешься вниз живота, а другой держишь журнал на весу. Едва прикасаешься к набухшему от желания бугорку через ткань недавно купленных Эдди трусиков, как в коридоре звонит телефон. Настойчиво и протяжно.

Плетёшься брать трубку с досадой в душе.

— Слушаю.

— Милым малышкам не идёт грубый тон, — протягивает на другом конце провода Эдди. Ты клянешься, что он улыбается.

— Ты попал в неподходящий момент, — смягчившись, буквально мурлычешь в ответ, — но я рада слышать твой голос. Что-то стряслось?

— Пока ещё нет. Но может, если ты не придёшь ко мне через пару часов. Увидимся раньше?

От услышанного ты светишься как медный полированный таз. Изобразив небольшое раздумье, соглашаешься появиться у Мансона раньше положенного.

— Отлично, — довольно подытожив, Эдди меняет тон голоса на почти что родительский. — Одевайся теплее, там погода испортилась.

Оставшееся время пролетает почти незаметно. Едва не забыв спрятать журналы подальше, ты покидаешь дом в приподнятом настроении и добираешься до окраины Хоукинса, словно летишь.

Мансон встречает тебя на пороге заранее, в дверном проёме, с широченной улыбкой и задорным блеском в глазах. Ты обращаешь внимание, как сильно ему идёт белый цвет. Пара пятен от чили на светлой майке не портят остальные детали его внешнего вида: непослушные кудряшки шоколадного цвета и широкие джинсы, удачно подчёркивающие бугор в паху.

— Привет, красавчик, — облизываешь губы и улыбаешься Эдди в ответ, — пустишь девушку на ночь?

— Разве я могу отказать?

Эдди притягивает тебя за талию и вталкивает в тёплое помещение трейлера, попутно стягивая плащ с твоих плеч. Ты швыряешь сумку не глядя и тянешься к его губам. Кладешь замёрзшие руки на горячие мужские щёки, слегка шершавые от прорезавшейся щетины, и благодаришь всех богов за встречу с ним.

Долгожданный поцелуй обжигает обоих до дрожи.

Эдди впечатывает тебя в комод, прижимается торсом к твоей мягкой груди. В нетерпении хватаешься за края его джинс, ныряешь пальцами под тугую резинку белья, касаешься кожи разгорячённого тела. Мансон стонет тебе прямо в рот, но всё, что ты слышишь сейчас, — влажные звуки ваших чмокающих ртов, наталкивающие на более смелую мысль.

— Хочу отсосать тебе. — Разорвав поцелуй, смотришь Эдди прямо в глаза, словно девочка с разворота порно-журнала.

— Детка, как истинный джентльмен я должен сперва предложить тебе чай, — сквозь улыбку протягивает он, параллельно ослабляя ремень; его не смущает тот факт, что ты сделаешь это буквально с порога, — но кто я такой, чтобы отказывать даме в её желаниях?

Ты меняешься с Эдди местами, позволяя опереться о поверхность комода. Не отрывая взгляд от его слегка взволнованного лица, устраиваешься поудобнее на коленях внизу и медленно стягиваешь джинсы до пола. Каждый раз, когда ты работаешь ртом, Эдди кажется, будто это происходит впервые.

В предвкушении он подаётся вперед, ты стаскиваешь плотные боксеры, легонько царапая кожу ногтями. Разгорячённая плоть оказывается аккурат на уровне твоего готового к труду приоткрытого рта, элегантно обхватываешь её тремя пальцами, направляешь к смоченным слюной, покрасневшим губам и едва уловимо водишь по ним. Тебе нравится всё контролировать.

Бросаешь на Эдди невинный взгляд, видишь, как тяжело вздымается его грудная клетка; кажется, он вот-вот перестанет дышать. Решаешь не церемониться и берёшь головку полностью внутрь, оставляя член в распоряжении своего рта. Мансон отрывисто стонет, вцепившись в поверхность комода пальцами, толкается пахом вперёд. Чувствуешь, как сильно он хочет трахнуть тебя во всю длину прямо сразу, но не смеет быть грубым и резким.

Продолжаешь действовать интуитивно, наращиваешь темп и глубину погружения, как тебе нравится, не следуя слепо каким-то особенным правилам из обучалок по горловому минету. Твоё главное кредо в этом вопросе — удовольствие для обеих сторон. Эдди протяжно стонет, когда его головка несколько раз, будто случайно, касается маленького язычка в твоём тесном горле. Этого достаточно, чтобы убедиться в правильности такого подхода.

Пора.

Хватаешь парня за бёдра, готовая принять его как можно глубже. Расслабляешь горло, насколько возможно, и подаёшься вперед. Член Эдди проникает практически до основания, проскальзывает в глотку во всю ширину, ты задерживаешься в этой позиции на пару секунд и смотришь ему в глаза.

— Чёрт побери, — хрипит он, не отрывая одурманенный похотью взгляд от твоих сочных сложенных в трубочку губ.

Несколько рваных толчков в глубине — и из уголков бегут струйки слюны, затем стекая по подбородку. Ты вновь возвращаешь головку к губам, шумно ловишь воздух, пока это возможно. Эдди просит добавки и виляет пахом вперёд, проникая в тебя нарочито растянуто, не даёт отдышаться как следует. Послушно принимаешь член во всю длину под звуки хлюпающего от слюней горла. Мансон стонет развязано, громко, ищет одобрение в твоих глазах и, увидев полное повиновение, берёт контроль на себя.

Обхватывает твою голову трясущимися руками и набирает темп, старается не быть слишком жёстким внутри, но трахает тебя интенсивно. Закрываешь глаза и отключаешь мозги, слышишь, как развязано клокочет глотка, пока плоть входит и выходит в одинаково прерывистых движениях. Слюни пузырятся и стекают на грудь. Эдди видит твои разбухшие губы, затуманенный взгляд, чувствует острые коготки, отчаянно впивающиеся в его крепкие бёдра, стонет и всё-таки отводит руки. Позволяет тебе закончить начатое.

Тут же хватаешься за основание, не вынимая, сдавливаешь головку потуже губами и чувствуешь, что он близок к разрядке. Обычно во время минета Эдди кончает тебе в ладонь, но сегодня ты почувствуешь его сперму внутри.

— Детка, я скоро...

Ты хочешь ответить: «Я знаю», но лишь напористей ласкаешь уздечку своим языком, помогаешь рукой, буквально дрочишь ему себе в рот. Эдди издаёт протяжный стон, зажмурившись, рефлекторно толкается глубже. Пара резких движений об щёку внутри — и тёплые струйки спермы обволакивают слизистую твоего рта, вязко тянутся за головкой наружу.

Голова кружится. Всё кончено. Надо сперва отдышаться. Ты не решаешься встать. Сидишь на полу, поджав колени.

Едва волоча дрожащими от оргазма ногами, Эдди плетётся за полотенцем, возвращается уже одетый в халат и заботливо вытирает тебя от смеси из слюней и собственной семенной жидкости.

— Так что там насчёт чая? — Как ни в чём не бывало смотришь на обтирающего тебя Мансона снизу вверх.

— Какого чая? — бормочет он. — Ах да, точно.

Улыбнувшись, Эдди помогает тебе подняться и идёт ставить чайник. Ты садишься за стойку на кухне, бросаешь взгляд на брошенную посреди прихожей сумку, вспоминаешь про кассету и комплект белья.

— Я, кстати, фильм принесла.

— Какой? — заинтересованно смотрит Эдди, подливая кипяток тебе в кружку.

— «Анальный самозванец».

— Чего?!

Ты прыскаешь от выражения его лица, точно такого же, как и у Робин утром.

— Шучу. «Второй Полтергейст». Пиратская запись.

— Первый вариант звучит интересней, но второй возбуждает не меньше.

— Дурак, — ухмыляешься, когда Эдди садится напротив.

— С этим фильмом связано много мрачных историй. Ты знала, что одну из актрис четыре года назад задушил её бойфренд?

Ты киваешь.

— Доминик Данн. Практически сразу после премьеры. А ещё говорят, они разрыли захоронение коренных народов на съёмках и снимали сцены с настоящими останками, сами того не зная.

— Точно. Обрекли себя на проклятие.

— Возможно, — задумчиво произносишь, вспоминая собственный опыт с Истязателем разума. — Ты в это веришь? В проклятия.

— Не сказать чтобы верю, но отрицать не могу.

— А что насчёт Хоукинса? Говорят, он тоже проклят.

— Возможно — хмыкает Эдди, копируя твой собственный задумчивый тон.

Ты не знаешь, зачем поднимаешь подобные темы, слова словно сами лезут наружу.

— Если честно, — как заворожённая водишь ложкой по кружке, — ты кажешься мне далёким от подобных вещей. Реалистом.

— Детка, ты же знаешь, у меня свой игровой клуб для избранных, мы играем в настолки про всякую нечисть — какой из меня реалист?

— Самый обыкновенный, — делаешь аккуратный глоток. — Просто это твой способ убежать от реальности.

— Если бы я действительно хотел убежать от реальности, давно перешёл бы на г*роин.

— Ещё чего? Ты же не совсем идиот. — С шумом ставишь кружку на стол и бросаешь строгий взгляд исподлобья.

— Вот-вот. Лучше хватай «Полтергейст», и пошли затянемся сигареткой.

Эдди улыбается визитной широкой улыбкой, берёт твои руки в свои и тянет в направлении спальни. Ты идёшь за ним следом, силясь отпустить тяжёлые мысли, от чего-то преследующие буквально повсюду, попутно подбираешь сумку и просишь поставить кассету, пока тебя нет. Закрываешься в маленькой душевой, переодеваешься в ажурную ткань, бросаешь на себя короткий взгляд в зеркало.

«Девушка месяца, не иначе».

Посылаешь воздушный поцелуй отражению и идёшь к Эдди прямо в кровать, понимая, как быстро он сорвёт с тебя кружева под фильм ужасов на заднем плане.

Через пару недель эта суббота запомнится тебе навсегда как последний беспечный день в 86-ом году. Эдди Мансона обвинят в убийстве чирлидерши из старшей школы, ты отправишься на его поиски вместе с друзьями, поклянёшься, что, увидев его после долгой разлуки, снова задашь тот же самый вопрос:

«Ты в это веришь? В проклятия».