5
Нечёткие цифры: 9:27. Питер закрывает глаза. Открывает ещё раз. Цифры не исчезают. Парень медленно садится на кровати и смотрит в стенку. В душе копошится что-то непонятное, и он боится это спугнуть. Мэй, как обычно, заходит в его комнату — Питер, как обычно, одевается. Только сегодня он, вопреки логике, не спешит. Наверное, кто-нибудь другой на его месте побежал бы на пару, чтобы удостовериться в целости и сохранности Старка — в первую секунду Паркер тоже хотел — но нет. День начался заново, значит, с Тони всё должно быть нормально. А если вдруг у чёртовой судьбы свои планы — Питер не торопится радовать её страданиями.
Подросток сидит на кухне и вяло мешает мюсли в тарелке. На фоне играет телевизор, и Мэй что-то рассказывает. Питер уже готов бросить завтрак и уйти, когда репортаж с детского праздника заканчивается и ведущая новостей звучным голосом начинает говорить о чем-то. То ли её резвый тембр, то ли интуиция заставляет Питера обратить внимание на экран. — Сегодня в Нью-Йорке произошло несколько производственных аварий, в результате которых... — Подросток нахмурился, сжав пальцами край столешницы. — Инфразвук может вызывать апатию, раздражение, беспричинный страх. Людям, находящимся в подавленном состоянии, лучше покинуть город. Специалисты работают над... Паркер так внимательно вглядывался в телевизор, что тётя Мэй уже хотела спросить, всё ли с ним в порядке, но через секунду парня уже не было на кухне. Питер кожей чувствовал, что на это сообщение об инфразвуке нельзя закрыть глаза. Оно было важным звеном в цепочке произошедшего с Паркером, совершенно точно, но никак не получалось разложить всё по полочкам.
По дороге на пары шаг Питера ускоряется, а в голове мелькают события вчерашнего дня. Сначала вспоминаются слова Тони о петле времени, а потом в груди разливается колючая нежность — нелепо, но именно так — когда мальчишка вспоминает о том, как хорошо они провели время. Голос Тони. Шутки Тони. Прикосновения Тони. Тони. Тони. Тони. Его имя вихрем закрутилось в мыслях Питера и выбросило мальчишку на асфальт — в его воспоминания, на тот чёртов асфальт, куда Питер упал, не видя ничего из-за пелены перед глазами кроме собственных рук, пробиваемых крупной дрожью, и чужого запачканного пальто. Тони умер. Его Тони умер вчера. Как он мог так медлить утром?! Питер чувствует, как его внутренности начинают вариться в коктейле из тревоги и, казалось бы, беспричинного страха. Поэтому он вбегает в аудиторию совершенно не в себе и даже делает порывистый шаг навстречу Тони, когда видит его, но потом вспоминает, где находится. Плетётся на свою заднюю парту под заученную наизусть шутку Старка. Живой. Питер улыбается, надеясь, что одногруппники отнесут это на счёт чувства юмора преподавателя. Живой, господи. Питер уже терял близких людей. Ему было шесть, когда погибли родители. Сейчас о них у Питера остались лишь блёклые воспоминания и какой-то неуловимый запах: сколько раз мальчишка ни пытался зацепиться за него, отыскать эту дорожку в прошлое и пройти ещё раз привычным когда-то путём — всё было тщетно. Но это было позже, а в шесть лет Питер был достаточно взрослым, чтобы осознать, что произошло, и достаточно ребёнком, чтобы быстро привыкнуть к Мэй и Бену. Дяди не стало, когда Питеру было четырнадцать. Эту смерть мальчик перенёс уже тяжелее: Бенджамин Паркер был для него наставником, крепким плечом, на которое всегда можно было положиться. Но Питер оправился быстрее, чем Мэй. Женщина пыталась держаться, чтобы не расстраивать племянника, но чем больше она старалась не подавать признаков пожирающей тоски днём, тем дольше ей приходилось плакать по ночам. Так они и прожили несколько месяцев, свернувшись по своим кроватям в темноте: потерянный Питер и разбитая Мэй. Единственной отрадой тётушки был «ребёнок» в доме, хоть он и был уже с неё ростом. Отсюда и чрезмерная опека и постоянная тревожность: без Питера она осталась бы в этом мире совсем одна. Парень хочет ударить себя по лицу или попросить любого прохожего это сделать, когда понимает: он пытался убить себя. Ему было наплевать на Мэй и на то, как она переживёт это. Переживёт ли вообще? Таким моральным уродом Питер не чувствовал себя давно. От угрызений совести Питера отвлекли мысли о том, что сегодня он должен не дать Старку умереть. Плевать как, даже если потребуется броситься ему в ноги и держать.
К счастью (ты себя слышишь, Паркер?), всё шло по известному сценарию и даже женщина-фуксия, как бы Питер ни надеялся, не стала ни на йоту приятнее. Они со Старком прошли по тому же маршруту, но Паркер ничем не выдал себя, потому что вчера запомнил его плохо, будучи поглощённым обществом своего преподавателя. И чем ближе они подходили к месту прощания, тем волнительнее становилось Паркеру. Он свято верил в то, что он сможет всё изменить. Признаться, сделать надо было не так уж и много: Старка было достаточно задержать на минуту. И, когда мужчина достал телефон и начал прощаться, Питер не придумал ничего лучше, чем состроить очень грустную физиономию и сказать: — Вы не хотите говорить при мне, я понимаю... Питер не соврал, даже пойдя на эту небольшую хитрость: его волновало то, с кем говорил тогда мистер Старк. — Хэй, Пит, это не так, просто... вряд ли ты захочешь слушать... Ай, ладно! — Тони остался на месте и поднял трубку. Питер ликовал. Он готов был выплясывать, бегая вокруг Старка, но смиренно стоял, рассматривая тротуарную плитку под ногами. — Да, дорогая, слушаю тебя. Что? Кто? Чёрт. Питеру хотелось провалиться сквозь землю. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. У Тони была девушка. Или жена. Та, кого он любил. «И это не ты», — подсознание, видимо, считало Питера непроходимым тупицей, раз решило подсказать. Прекрасно. — Кто подлизывается? Я? И в мыслях не было... Просто ты со всеми этими бумажками разбираешься лучше меня... Как показал наш развод. Ра-а-звод? Питер стал заикаться даже в мыслях. Дальше Старк говорил о каких-то документах, формах, шутил и, кажется, немного флиртовал с собеседницей, но Питеру было всё равно. Разведён. Старк закончил разговор, убрал телефон в карман, немного поёжился от холода и внимательно посмотрел на Питера. Его взгляд так и говорил: «Ну же, спрашивай, тебе же интересно», — Паркера сдерживали лишь крупицы сомнений. — Странно слышать, что вы признали, что кто-то умнее вас. — Питер усмехнулся, пытаясь скрыть за шутливой интонацией свою серьёзную заинтересованность. — Это была грубая лесть. — Тони на секунду закатил глаза и самодовольно встряхнул головой. — Правда? — Смешливо спросил Питер, заранее зная ответ. — Ну, ладно-ладно, Пеппер, и правда, умна. Отрицать это означает оскорблять мой вкус, как минимум. А я люблю умных людей. — Сказал Тони с той же лёгкостью, с какой мог сказать, что у него карие глаза. — Да, она замечательная. — Мужчина мечтательно улыбнулся. — Предвосхищая твой вопрос: с замечательными тоже разводятся. Не хочется говорить «не сошлись характерами». Просто... Она более приземлённая, что ли. Это не значит, что у неё нет амбиций, наоборот даже. Просто она другая. Я думал, что мы создадим семью и я успокоюсь, но ни черта подобного. Иногда мне кажется, что у меня между рёбер крюк и он тянет меня куда-то... Вот и утянул. Питер был удивлён такой откровенностью своего преподавателя, и это было видно по его лицу. Тони вопросительно приподнял бровь, подумав о том, не была ли его искренность излишней. Он хотел приоткрыть мальчишке завесу в свою жизнь, но определить меру было невозможно, а вот спугнуть этого «диковатого» (как бездомный котёнок — усмехнулся Тони своим мыслям) подростка — легко.
Паркер понял, что отрицать свою реакцию бессмысленно, и ответил на невербальный вопрос Старка честно: — Вы не подумайте, мне интересно... Я просто, ну, не... не понимаю, почему вы, — пауза, — рассказываете это, — пауза чуть длиннее, — мне. Вот. — Парень тяжело выдохнул. — Ты же умный, Питер. — Эти слова были смешаны с язвительной горечью, обидой на то, что им приходится устраивать эти пляски с бубном вокруг друг друга вместо того, чтобы говорить прямо. — Если бы вы только знали, как мало мне известно о том, что действительно важно. — Ты только что процитировал «Назови меня своим именем»? — Вы что, читали? — Питер чуть не подавился воздухом, отчего его голос стал немного писклявым. — Смотрел фильм. Красивая чувственная история. Мне понравилось. — Легко пожал плечами Старк. Кто бы знал, как спешно сейчас его мозг анализирует эту отсылку на историю о двух влюблённых парнях с немаленькой разницей в возрасте. — И я, — оговорился Питер, но тут же исправился, — ой, то есть мне тоже понравилось. Я и книгу прочитал. — Добавил он чуть тише. Тони улыбнулся своей ободряющей улыбкой — не самая редкая в коллекции — как бы говоря «всё окей, не беспокойся». Питер решил сменить тему. — Утром слышал об инфразвуке... — Сказал Питер и нарочно замедлился, как бы давая Старку слово. — Да, не самые хорошие новости. — Думаете, он, правда, имеет такое влияние на людей? — Конечно, это научно доказано, и более того: это опасно. То, что он вызывает слабость, затрудняет умственную работу — это ещё полбеды. Но посчастливилось мне как-то прочитать одно исследование, в котором было описано то, как у людей возникает страх из-за воздействия инфразвука — жуть. Не, сначала всё довольно безобидно, но потом... — Старк встряхнул плечами, пытаясь сбросить нервозность. — В общем, многие подопытные покончили с собой. Питер гулко сглотнул. «Покончили с собой». «Вызывает апатию, раздражение, беспричинный страх. Людям, находящимся в подавленном состоянии, лучше покинуть город». Мозг Питера судорожно начал подбирать части мозаики. «Стычка причин и следствий могла бы закольцевать то, что мы называем временем». Чёрт! Кажется, он понял. Сказать, что последнее время Питер был в подавленном состоянии — ничего не сказать. Он вполне мог бы претендовать на звание того, кому «лучше покинуть город», пока всё не уладится. Получается, апатия сделала Питера жертвой инфразвука? С другой стороны, вполне возможно, что это подавленное состояние появилось как раз из-за инфразвука. «В общем, они выяснили, что в этом эксперименте невозможно определить, какое из событий в действительности обуславливает другое. Ну, получается, что оба процесса являются причиной и следствием друг друга». Питер был готов закричать «Эврика!». Всё это время решение было у него под носом. Телевизор каждое утро настырно показывал «День Шнурка», ожидая, когда подросток уделит ему хоть немного внимания, а мистер Старк носил в голове необходимые Питеру знания — надо было только правильно задать вопрос. Инфразвук и суицид. Кольцо замкнулось.
Поняв, что всё это время они шли молча, Питер задвинул своё гениальное открытие в дальний угол, и взглянул на Старка. Тот тоже о чём-то думал, но, заметив движение сбоку, повернулся. Не сговариваясь, без видимых причин, но в то же время ожидаемо, словно так и должно быть, они оба остановились и встали напротив друг друга. Сторонний наблюдатель решил бы, что это обоюдное предложение закончить прогулку, но жизнь не всегда так прозрачна и логична, как мы думаем. Вечерело. Питер медленно осматривал пальто мужчины, его тёплую, плотную ткань, которая была полной противоположностью ветру, трепавшему мальчишку за покрасневшие от холода кончики ушей. Всё это время он был так погружен в свои мысли, но сейчас оказался в моменте: жёлтый свет фонарей, аквамариновое небо, люди, спешащие домой после тяжелого рабочего дня, и Тони. Такой близкий, такой открытый и таинственный одновременно. Протяни руку — и с лёгкостью коснёшься: сначала мягкой ткани пальто, а потом почувствуешь биение сердца под ладонью. «А я люблю умных людей». «Ты же умный, Питер». Паркер не хотел думать, анализировать, понимать, проверять, догадываться. Он хотел признаться Тони. Но надо ли? Казалось, он и так всё знает. И, к удивлению, это не пугало. Они столько говорили сегодня. Казалось, вот они: стоят напротив чуть меньше минуты, не смотрят в глаза и всё друг про друга знают. Как будто нет больше ничего, как будто этот прохладный вечер и есть их жизнь. Тони смотрел на неряшливые кудрявые волосы мальчишки, которые в этот поздний осенний час напоминали о знойном лете — как в той книге, о которой он сегодня заговорил невзначай. Не задумываясь, попал точно в цель: сам попался с поличным, и Тони не оставил пути отступления. Теперь он, зная о симпатии Питера, должен был сделать первый шаг, протянуть руку и забрать мальчишку с собой, в их историю. Но они стояли и не смотрели друг другу в глаза. — Мне пора, мистер Старк. — И мне, мистер Паркер. — Лёгкий намёк на то, что они сегодня стали слишком близки для формальных обращений, и прощальная улыбка, прежде чем уйти, не разрешая себе обернуться.
Нечёткие цифры: 9:27.