Глава 16
Море. Кругом было только море. Последний порыв ветра, ушедшей зимы, развеял тёмно-зелёный плащ Николетты по палубе. Лишь приближающийся густой туман севера говорил о том, что она возвращается в Горднвилж. Город холода и одиночества. Дом, который должен быть ей родным.
Девочка тяжело вздохнула и провела большим пальцем по своей ладони, где находилось её родимое пятно. Бубны — вестник неудачи в гадании. Неудивительно. В последнее время она только и делает, что влезает в неприятности. Но её мать, обожавшая мечтать и надеяться на всё хорошее, верила, что это подарок земли. Знак благословения. Она вечно твердила ей о доброте, справедливости, мире... Николетта искренне хотела быть на неё похожей и видеть свет во всех, но она так заигралась в добрую девочку, старясь, стать копией матери, что перестала вообще что-либо замечать вокруг себя, пока в один день не погрязла во тьме.
Пытаясь отогнать плохие мысли, Николетта спустилась в комнату отдыха со своей книгой об Этерне. Весь день её тошнило от качки и нарастающего чувства беспокойства. Как бы Николлета не уворачивалась, надо было признать — деваться от реальность некуда. Вид и присутствие будущей мачехи неизбежен.
Она ничего не имела против Роксаны. Наоборот. Ей крайне льстило, что такая красивая, успешная и знаменитая женщина под стать отцу вступит в их семью. А какой у неё чудесный голос! Недаром её провозгласили достоянием народного искусства. Но... привыкать заново к новому раскладу жизни нелегко.
«Любовь—сила не подвластная даже богам. Пока ты любишь — возможно, всё!»— вспомнила Николетта последние слова, имеющие смысл, матери в бреду, перед тем как её унесла болезнь.
Счастье отца для неё важнее, чем свои переживания. Она постарается. Ради тех, кого любила и любит.
Зайдя в просторный холл центрального корабля «Подводная роза», Николетта пробежалась глазами в поисках укромного местечка, где ей никто не сможет помешать. Плыла она на корабле не одна, а с Сюзанной и гвардейцем Джерксоном, приставленного к ней отцом в качестве сторожевого пса. Сейчас они занимались своими делами, поскольку Николетте захотелось побыть одной.
Наконец-то она нашла нужное место! Самый дальний угол, где стоял книжный шкаф. Там было пусто в отличие от других столов, куда охотно усаживались господа, чтобы сыграть в карты и прильнуть губами к очередной бутылки вина. Она устроилась на мягком кресле в красной, чуточку порванной обивке с цветочками. Здесь был отличный свет, но довольно холодно. Всё равно ей уже место лучше не найти, потому она сильней укаталась в свой плащ и принялась читать.
Открыв книгу, Николетта виновато прикусила нижнюю губу. Обложка совсем потрепалась от частых путешествий и перевозок. К тому же приходилось вечно совать её непонятно куда, дабы скрыть от чужих глаз. Найдя нужную страницу, она стала читать момент, на котором остановилась.
«День мёртвых. 11:11 ночи.
Всю прошлую неделю на острове стояла мёртвая тишина: ни звуков порки, ни очередного бунта, ни одного убийства заключённых. Казалось, что все притихли в ожидании чего-то надвигающегося и неизведанного. У десятерых дозорных с восточной башни внезапно появились головные боли, из носа текла кровь, а ночью хватали судороги. Проявив настойчивость и показав свою преданность королю юга, я был повышен до звания капитана. Теперь мне причислялось несколько территорий, захваченных в Фаскане, и место при дворе. Мой отъезд планировался в ночь полной луны или как говорили местные жители границы— День мёртвых, но я решился подменить моего товарища дозорного в последний раз. До заката солнца были слышны лишь свирепые звуки волн, бьющихся об стену башни и полыхание вечного огня, разгорающегося вдоль всего берега Этерна. Единственное, что привлекало внимание, так это плотный, густой туман, которым так славился север. Но как его занесло на юг? К наступлению сумерек я отправился делать обход. Туман всё ещё покрывал остров, сопровождая мёртвую тишину. После третьего круга мне было велено возвращаться назад, что я и сделал бы, если бы не увидел тёмные клубки, сгустившиеся на причале. Подходя ближе, я отчётливее слышал хриплое пыхтение и срывающиеся крики. Тёмные сгустки, так разительно отличавшиеся от пелены белоснежного тумана, окружали некий силуэт. А точнее перевернувшуюся лодку. Я опрокинул её и замер в иступленном удивлении. В шерстяном, но насквозь промокшем одеяле лежал ребёнок. Бледный, как труп и худой, словно скелет. Он уже не плакал, но дышал и смотрел. Смотрел своими чёрными угольками в моё лицо. Оглянувшись по сторонам и не найдя никого поблизости, я взял его с собой...»
Николетта резко закрыла книгу, услышав чужое дыхание позади себя. Её сердце испуганно ёкнуло. Никто. Никто не должен знать о том, что она читает. Особенно сейчас, когда книга оказалась не просто хроникой тюрьмы, как она думала, а дневником одного из служащих. Она тихо повернулась назад, но увидела лишь копну рыжих волос. Казалось, незнакомец и вовсе не замечал, что позади него сидит кто-то. Он упорно уткнулся в свою тетрадь, вводя по ней грифелем. Приподняв голову и немного повернувшись в сторону незнакомца, Николетта смогла рассмотреть его сильный руки, так нежно сжимающие карандаш.
Чёрточка. Взмах. Линия. Рисунок.
Парень легко скользил стержнем по шероховатой бумаге, воплощая каждое движение в нечто удивительное и прекрасное. Не успела она, и понять, как утонула в этом потоке искусства и творчества. Затаив дыхание, Николетта жаждала увидеть картину в законченном виде. Но прежде, чем она опомнилась, что ей нужно вернуться к делу и наконец-то разобраться в своих снах, её глаза поднялись выше. К тяжело вздымающимся плечам, выпуклым жилкам на шее, пухлой нижней губе, прямому носу и...
—Леди Николетта,— услышала она своё имя и знакомый голос Сюзанны, стоящей у порога в холл с сундуком её вещей.
Её руки машинально вцепились в подлокотник обшарпанного кресла. Ладонь задела острая, но мимолётная боль. Серые глаза с отблеском растерянности уставились в её лицо. Из его пальцев выскользнул карандаш, заменившийся клинком.
Треск. Осколки. Боль. Буря.
—Леди Николетта!— крикнула второй раз Сюзанна и направилась к ней.
Одна секунда и незнакомца нет. Словно и никогда не было. Тепло его дыхания до сих пор чувствовалось на её щеках и подбородке. Неужели очередная иллюзия?
—Я хотела сообщить, что мы уже через час прибудем к порту Горднвилжа. Вам следует подготовиться.
Николетта согласно кивнула, но не осмелилась отвести глаз от чёрного грифеля, заставшего между подушками в кресле.
Это был он. Это был один и тот же человек, влетевший в неё из окна и попытавшийся убить Хектора.
Тень, преследующая её повсюду, ожила.
***
—Ох, Орестес, дорогой! Не стоит так пренебрегать своей безопасностью,— укорила графа Роксана, увидев, что он немного прихрамывает, после поединка с генералом Саином.
Николетта вздрогнула, услышав имя отца и слово «дорогой» вместе из уст другой женщины. В животе что-то дёрнулось и захотело выйти наружу, но девочка глубоко вздохнула и промолчала.
«Привыкай, Николетта. Теперь ты будешь слышать и дорогой, и любимый, и милый по сотню раз в день»— напомнила себе она.
После кровавого акта (так называли тот день в театре) Николетта несколько дней провела в Виндвейсе вместе с Хектором. Понять, что стало причиной обморока, они не смогли, но врач деликатно сбросил всю вину на стресс и резкие изменения в жизни. Сотню людей было похоронено в братской могиле на следующий день. Состояние у всех было чрезвычайно паршивое. Многие дворяне разъехались по дальним родственникам, на площади ежедневно разгорались бунты, а дух армии всё снижался. Увидев и оценив мощностью противников, они были готовы драться за любого, кто предложит им большую цену. Никому нельзя было доверять.
Николетта не хотела уезжать, пока полностью не убедиться, что с Хектором всё в порядке. С каждым днём на него падало больше и больше ответственности.
Перед отъездом (папа уверил её, что они покидают столицу всего лишь на месяц, дабы разобраться с помолвкой) она зашла к нему в комнату, где застала его играющим на скрипке. Как же Николетта скучала по этим прекрасным звукам, ощущениям и чувствам, возникавшим в ней, когда он играл! Казалось, будто он луч солнца среди вихря зимы. Древняя песня, таившаяся сотню лет среди льдов. Искра, заставляющая подчиниться. Он играл до первого мерцания звёзд и закончил лишь тогда, когда услышал тиканье часов.
—Я думала, что потеряла тебя, узнав о яде в шампанском,— призналась она и посмотрела в его карие глаза.— Я не смогла уйти...
—Николетта, я не хочу с тобой дружить, — прозвучал его хриплый голос посреди комнаты и она пошатнулась.— Помнишь, мы ездили в Хушлас,— Николетта отлично помнила тот день. И праздник дочки сенатора, где её облили помоями у всех на виду. Но причём тут это?— После той поездки я очень долго думал и не мог принять свои чувства. Мне казалось, будто я сбился с пути и решил...— он нервно сглотнул и сжал руки в кулаки,— и решил, что ты — мой единственный выход полностью всё осознать. Но после того как я тебя поцеловал... Всё стало только хуже.
Он резко подошёл к ней и схватил за плечи.
—Я... я понял, что люблю и тебя,— не дав ей опомниться, Хектор прижал её к себе и поцеловал. Нежно. Долго. С любовью.
«Он любит меня»— запорхал рой бабочек в животе, а сердце радостно забилось. В один миг всё вновь обрело краски и просветлело. Любит.
Только сейчас, когда она сидела на заднем дворе графского поместья со своей будущей мачехой и любимым отцом, ей вспоминалась одна мелкая, но важная делать, которая ускользнула от неё во время поцелуя.
«Я понял, что люблю и тебя»
Мысль о том, что она не единственная обладательница его сердца, больно кольнула в самую пульсирующую точку.
—Николетта, милая, ну скажи своему отцу, что нельзя так беспечно оставлять царапины необработанными,— донёсся до неё прекрасный голос Роксаны, выводя из оцепенения и размышлений.
Когда она вернулась в Горднвилж, то и представить не могла, что её будет ждать такой... чудесный и неожиданный сюрприз. Лестницы, украшенные лозой из диких роз, плотные шторы, не пропускающие ни единого луча солнца, и толпа гостей, приглашённых на вечер, где сообщать о помолвке. Хотя весть эта уже была известна даже крестьянам. В общем, весь дом был полон раскатистого смеха, звоном, проигранных монет, и ароматом азарта вперемешку с вином. Заметили Николетту лишь утром, когда она спустилась на завтрак, ставшим теперь сбалансированно правильным по всем категориям.
Ох, как злился Люмьер! Но что он мог сделать или сказать? Новая хозяйка была женщина не только красивая, но и принципиальная. Роксана быстро сориентировалась и захватила власть над графством.
Николетта была не против. После смерти матери это место никогда не было для неё родным. Да и отцу, какая помощь! Сколько раз он просил дочь проявить больше внимания к своим будущим владениям, но ей было совсем неинтересно. А теперь есть кандидатура намного лучше.
—Что, простите? Я задумалась и не услышала ваши слова,— неловко пролепетала Николетта и покраснела.
Роксана повернулась к ней лицом и сжала её худенькую ручку в своих изящных белоснежных пальцах.
—Девочка моя, ты чем-то обеспокоена? Ну, я же вижу,— настояла она на отрицания Николетты.— Я понимаю, привыкать будет сложно, но мы постараемся. Вместе,— она погладила её по волосам и улыбнулась.— Как только я тебя увидела, то сразу поняла, что ты не только красивая, талантливая, но и очень хорошая девочка, заботящаяся о своём отце. Но позволь мне разделить твоё бремя и сделать вас с Орестесом счастливыми. Вернуть то, что вы уже давным-давно потеряли. Семью. Я искренне хочу стать её частью.
Роксана заговорщицки поправила свой кринолин и вплотную присела к Николетте.
—Можешь рассказать мне, что угодно. Обещаю, никто об этом не узнает,— заявила она.— Я секреты своих подружек храню до могилы.
Подруга. У Николетты никогда не было подруг. Только Хектор. Но не станет же она обсуждать с ним их же поцелуй!
Взглянув ещё раз в голубые, словно чистое небо, глаза Роксаны, Николетта решила, что пора меняться.
Она рассказала Роксане обо всех своих переживаниях, о поцелуи с Хектором, о непонятных отношениях, что у них теперь происходят, обо всём.
—О, как же я рада, что папа выбрал вас,— призналась Николетта спустя неделю.
Роксана жила в их доме, пока как гость, но уже в скором времени станет полноценной хозяйкой графского поместья Силоунс. Все дни и часы они проводили вместе, то вышивая, то читая, даже готовили пирог! А в один день Роксана предложила научить её играть на пианино. Николетта так была увлечена и занята, развлекаясь с будущей мачехой, что и не заметила, как на её столе образовалась целая стопка непрочитанных писем от Хектора.
Она была впервые безмерно счастлива ходить по магазинам, выбирать платья, украшения, помогать с декорациями и делать всё, что попросит Роксана.
—Мои девочки, так сдружились, что уже и вовсе обо мне забыли,— наигранно обиделся отец, сдерживая улыбку.
Его девочки рассмеялись и поцеловали графа в щёчку, умоляя, отправиться с ними на пикник.
Казалось, будто ничто не сможет разрушить их идиллию, дружбу, верность, любовь. Но ведь недаром говорят: на языке мед, а под языком лед.