Безумная тень | 16+

— Как тебя угораздило сюда попасть? — Линн, поедая шоколад, уставился на Изабель. И на Рейда, который сидел на ее койке, как-то по-собственнически закинув на острые плечи свою лапу.

— Да это случайно получилось, неважно. Я здесь частый гость, желудок ни к черту, — Флетчер усмехнулась, поежившись от объятий своего притягательного ночного кошмара.

Разговаривать с ними о том, что действительно происходит? Нет. Она не доверяет им. Она даже в мыслях с собой избегает этой темы. Запретно. Страшно. Унизительно.

Теодор настороженно наблюдал за Микки. Прикусил изнутри нижнюю губу, свел брови к переносице. Чуть слышно кашлянул, чтобы напомнить этому засранцу, что он тут, всё видит и крайне недоволен. Внутри у парня все закипало от жгучей ревности и безысходности. Почему Изабель не в его объятиях? Почему зарывается пальцами не в его волосы? Почему сморит не на него? Почему не он привез ее в эту чертову больницу?

Почему он тогда послушал Рейда и променял дом и родную копну волос на тупую славу?

Микки, конечно же, все видел и понимал. Он ловил каждый взгляд и вздох Теодора и упивался его недовольством. Да, определенно, ему бесконечно нравилась идея поиграться с хмурой Флетчер. Это было бы не так просто, как обычно, но крайне интересно. К тому же, она даже симпатична ему. А в его традициях – получить добычу любым способом. Даже если придется жертвовать чем-то.

Иногда азарт рушит судьбы, ломает жизни и требует громадных жертв. Азартные люди страшны и бесстрашны, глупы и умны одновременно.

Микки – воплощение губительного азарта. Когда-нибудь он точно поплатится за это.

— Крошка, — наклонившись к уху Флетчер, прошептал Рейд и кинул игривый взгляд в сторону Теодора, — мы с ребятами собираемся в небольшое путешествие. Может, хочешь с нами? Через пару дней, когда тебя выпишут отсюда, обсудим всё, м? — свое преложение он высказал громко, чтобы услышали все.

Теодору это не понравилось и понравилось одновременно. С одной стороны, придется смотреть на эти псевдо-влюбленные глаза Микки. С другой – это большая возможность быть рядом с ней.

— Я не совсем уверена, что не помешаю вам, — тихо протараторила Бель, не поднимая взгляда.

— Миледи, как Вы можете нам помешать? Мы и Джесс возьмем, чтобы Вам не было одиноко в компании раздолбаев! — Хант усмехнулся и шмыгнул носом. — А нам, кажись, пора. Засиделись мы у Вас, наше чудо. И вам, и нам пора окунуться в блаженный сон, — парень резко встал с дивана и подал руку Хайесу.

Микки тоже встал и, чмокнув Флетчер на прощание, направился к выходу вместе с Линном.

Тед уходить не торопился. Когда ребята вышли, он сел на койку рядом с Бель.

— Прости, что не приехал утром. Нам нужно было репетировать перед концертом. Если вдруг тебе что-то будет нужно – звони, я постараюсь помочь, — он накрыл руку Флетчер своей.

— Да, э-эм, ничего. Тут с телефонами небольшие трудности... Но я вечером уже выйду отсюда, так что всё в порядке. Спасибо, — девушка слабо улыбнулась. Сердца обоих затрепетали.

— Я, кажется, скучал по тебе, Бэллс.

***

— Добрый день, Изабель! — мистер Флинн зашел в палату, лучезарно улыбаясь. — Мы берем быка за рога, и, я надеюсь, на этот раз это будет не зря. Вы же не собираетесь сбегать от нас?

— Вообще-то, я планировала, — посмеявшись, Флетчер обхватила свои ноги руками. — Я надеюсь, вы не собираетесь удерживать меня здесь насильно?

— Отказ от пребывания в стационаре всегда ждет вашей подписи. Но я бы не советовал...

— Так что у нас по плану сегодня? Исцеляющие рисунки на песке? Может, будем рисовать на теле? Или затянем мантру «я прекрасна и люблю свое тело»? — перебив психотерапевта, затараторила Флетчер.

— Нет-нет. Поговорим о вашей маме?

Сердце пропустило пару тревожных ударов и, кажется, даже сделало сальто. Для Изабель отношения с мамой были запретной темой. Она не видела смысла в пустых разговорах об этой бесчувственной и холодной эгоистке. Была бы её воля, и она забыла бы о Лулу Флетчер как о самом страшном сне.

Моментами Изабель казалось, что все её проблемы из-за матери. Но, когда такие мысли посещали, девушка тут же вспоминала, что она загнала себя в тупик. И никто, кроме неё самой в этом не виноват.

— Какой смысл? Ей на меня плевать, а мне плевать на неё – вот и все наши отношения, — недовольно пробурчала Флетчер себе под нос.

Девушке хотелось прогнать доктора из своей палаты, а лучше – исчезнуть самой и оказаться в своей кровати. Сходить в душ, смыть с остатков волос весь жир, умыться, намазать лицо кремом, глупо надеясь на то, что это излечит высыпания. Продолжить свою рутинную жизнь, да даже есть творог – всё, что угодно, лишь бы не быть запертой в стенах этой палаты.

— Я понимаю, что ты обижена на неё, и тебе есть, что ей высказать, — мистер Флинн провел пальцами по своей чуть отросшей щетине и, задумавшись на пару секунд, отложил в сторону свою тетрадь с крокодилами. — Представь, что я – это она. Попробуй переложить свою внутреннюю бурю чувств к ней в слова. Говори всё, что душе угодно, — лучезарно улыбнувшись, мужчина откинул свой массивный крепкий корпус на спинку кресла. — А потом я дам тебе телефон. И ты позвонишь ей.

***

— Мам, привет, — утирая слёзы тыльной стороной ладони, Флетчер шмыгнула носом и кинула беглый взгляд на доктора, сидящего напротив. Его ободряющая улыбка придавала сил. — Я хочу тебе сказать кое-что очень важное. Просто послушай, пожалуйста, ты можешь ничего не отвечать, сбросить трубку и заблокировать меня потом, но только выслушай, — голос предательски дрожал и ломался всё сильнее с каждым сказанным словом. — Я люблю тебя и, вместе с тем, ненавижу твои поступки. Ты знаешь, я снова в больнице. Ты знаешь, мам, что я болею. Болею, оказывается сильно. Настолько, что однажды видимо могу сдохнуть. Мы никогда не обсуждали эту тему. Не знаю, может тебе было неинтересно или, может, ты не замечала, или не хотела замечать. Да я и сама не придавала этому большого значения. Но сегодня я кое-что поняла, и мне стало страшно. Я давно понимала, что убиваю себя, но самое страшное – не это, а вот что: я сильно виню тебя в этом. Потому что мне с тобой всегда было трудно. Когда папа жил с нами, мне было проще. А потом он ушел из-за тебя. Наговорил мне кучу гадостей. И ты постоянно меня добивала и продолжаешь добивать до сих пор. Мам, сколько раз ты получала от меня смс о том, что я в больнице? Пять? Семь? А сколько раз ты приехала? Ноль? Минус пять? Когда ты в последний раз интересовалась мной и моим состоянием? — Изабель остановилась, услышав в трубке глубокий тяжелых вдох. Сил сдерживать слёзы не осталось. Она зарыдала. Зарыдала и продолжила свой монолог. — Я устала от себя и от своей жизни. Меня выбивает из колеи твое равнодушие. Равнодушие папы. Это гребанной равнодушие всех вокруг! Почему я была интересна и нужна всем тогда, когда была здорова? Почему уже четыре года я совсем одна? Мам, скажи честно, тебе было бы проще, если бы меня не стало? Было бы лучше, если бы однажды, вместо смс о том, что я в больнице, тебе пришла бы смс о том, что меня больше не существует? Я хочу, чтобы ты знала, что я злюсь. И еще я хочу извиниться за то, что тебе приходится сталкиваться с моими проблемами. Доктор Флинн говорит, что твое равнодушие – это защитная реакция. Может, так оно и есть. Как бы то ни было, я прощаю тебя за всё. И хочу, чтобы ты тоже меня простила, — завершающие слова дались с трудом. Воздуха в легких не хватало, внутри осталась только жгучая боль. И страх. И слёзы.

— Ты самое дорогое создание в моей жизни. Я люблю тебя, моя девочка. Прости, что я такая непутевая. Мы, видимо, друг друга стоим.