Нимфа и фавн

Утром Марк поймал её возле школы. Вид у Лауры был взволнованный, но на вопросы она не отвечала — казалось, что она даже не слышит того, что ей говорят.

— Эй, малышка, — Марк потрепал её по макушке, — ты что, призрака увидела?

— Что? — спросила Лаура растерянно.

— Ты бледная как поганка, малыш! — воскликнул Марк. — Что-то случилось?

— Случилось? — переспросила так, словно до сих пор не понимала, о чем он толкует. — Нет, просто кошмар приснился.

Марк сразу сник; ему было неинтересно слушать о её кошмарах — кому они только не снились? Это совершенно нормально.

— Это совершенно нормально, — сказал он, обворожительно улыбаясь. — Пройдёт немного времени, и ты о нём забудешь.

Они вошли в здание школы, при этом Лаура никак не могла избавиться от липкого ощущения чьего-то пристального внимания — словно бы прямо сейчас кто-то за ней следит и ждет, когда она останется одна, чтобы напасть. От этих мыслей спасало только присутствие парня, но даже он полностью не избавлял от подкожного страха, червём (Лаура их ненавидела) блуждавшего где-то внутри.

Марк обнимал её за талию, властно притягивал к себе, чтобы его девушка была к нему как можно ближе. Обычно Лаура терпеливо сносила эти прикосновения, считая их чем-то вроде обязательной тактильности между ней и её парнем, однако сегодня эта излишняя нежность возбуждала в ней смутную тревогу, а вслед за тем — агрессию.

Она бы сама с удовольствием вцепилась бы в Марка, впилась бы в его губы, смакуя долгий, страстный поцелуй, плавно переходящий во взаимное поедание друг друга. Она хотела, чтобы он прижал её к себе, но при этом ей хотелось остаться неприкосновенной — не было никакого желания ворковать с ним так, как она обычно это делала. Ей хотелось поговорить. Хотелось ощутить поддержку. Хотелось, чтобы её защитили, чтобы кто-то сказал ей, что всё хорошо.

— Марк, — пробормотала Лаура, чувствуя, как закипает. — Убери ладонь.

— Почему, малыш? Я думал, что ты разрешила мне себя касаться.

Он заигрывал. Он заигрывал с ней даже сейчас! Чёртов ловелас!

Разрешила касаться.

Сколько же между ними было разговоров на тему прикосновений! Первое время Лаура не могла позволить ему даже дотронуться, не говоря уже о ласках, поцелуях и сексе. Всё это ей было неинтересно. Ей этого не хотелось. В Марке она ценила его преданность, его поддержку, возможность поговорить с ним о чём-нибудь и поделиться мыслями, которые страшными одинокими ночами, что были у неё до парня, изводили её до сумасшествия.

— Марк, прошу тебя, давай не в школе, — попросила она, высвобождаясь из его объятий.

На уроках Лаура словно бы не присутствовала — она по крупицам собирала информацию, которую видела во сне. Она мало что запомнила — помнила Инферно, помнила, как встретилась с Пьером и пошла за ним, и он долго и дотошно объяснял ей, что такое партии и как в них играть, но когда дело дошло до самой игры, Лаура вдруг ощутила серьёзный пробел в памяти — вместо воспоминаний была огромная дыра размером с материк. Поэтапное восстановление событий с тихим проговариванием тоже не помогло — складывалось впечатление, словно эту часть памяти у Лауры вырезали.

Она, похолодев, вцепилась пальцами в светлые волосы. Что, если её сон — вовсе не сон? Всё это время она старательно отгоняла от себя это предположение, но нельзя же вечно бегать от того, о чем и так подсознательно догадываешься?

В голове всплыли слова Марка.

Ты его забудешь.

Ты его забудешь.

Как же так вышло, что она забыла его, но всё ещё помнит?!

— Минелли, с вами все в порядке? — прорвался сквозь завесу голос учителя.

Лаура вскинула голову.

— Д-да, — пробормотала она невнятно. — Голова закружилась.

— Вам не нужна медицинская помощь?

— Думаю... нет. Я в порядке. Извините.

Была ли она в порядке? Она и сама не знала, не могла сказать наверняка — преследовало стойкое ощущение, что нелепая случайность затянула её в водоворот событий, который она не была в состоянии контролировать. Эти люди, которых ещё вчера она считала сумасшедшими сектантами, сегодня казались ей единственной возможностью избежать непоправимого, выпутаться из долгого, липкого кошмара — словно только они одни знали, как ей помочь.

Но даже они не могли всего. Лаура не сомневалась, что всё, что с ней произошло вчера, ей ещё аукнется, и обязательно выплывет в будущем.

Быть может, тот сон, который она забыла, был самым обыкновенным сном, какой снится каждому второму подростку, который мучительной вязью оплетает сознание, заставляя раз за разом думать, прикидывать, вспоминать. Нет ничего мучительнее сна, который не можешь вспомнить. Каждая клеточка тела настроена на то, чтобы в похожих, привычных образах встретить хотя бы отголосок того сновидения, который забылся и изгладился.

После урока Лауру перехватила Гертруда — её взволнованный вид сказал больше всяких слов.

— Снова мама?.. — сочувственно спросила Лаура, заглядывая в болотные глаза подруги.

— Она чуть не умерла, — пробормотала Гертруда, нижняя её губа дрожала. — Начала задыхаться прямо во сне, её пришлось госпитализировать. Лаура, если она умрёт, я не знаю, что буду делать!

Лаура не сводила сочувственного взгляда с подруги — она понимала, что никак не может помочь ей, что всё сказанное ей не имело бы смысла, потому что тревога за близкого перекрыла все доступы к сердцу Герты; подруга бы попросту её не услышала.

— Герта, — серьёзный тон Лауры пробудил Гертруду от паники, — твоя мама сильная, и я уверена, что она со всем справится. Просто не верю, что может быть по-другому.

Гертруда всхлипнула, но причитать перестала; теперь от неё нельзя было и слова добиться. Лаура невольно подумала о собственной матери — общались они мало, в основном на созвонах, которые устраивала мама, когда Лаура меньше всего их ждала. И всё же отношения Лауры с матерью нельзя было назвать проблемными или нездоровыми — они вполне сносно ладили, разговаривали, когда того требовала ситуация, даже виделись. По праздникам. Иногда мама ночевала у Лауры, и тогда ей приходилось тесниться в крохотной квартирке, тесниться и потакать секундным прихотям родительницы.

— Прости, — повторила Гертруда, утирая нос, — что не смогу пойти с тобой в театр. Я знаю, мы собирались, но...

— Но ничего страшного не случится, если я пойду одна, — терпеливо осадила её Лаура, прикидывая, как в случае чего будет объяснять свой повторный приход.

Она не собиралась идти. Уж точно не хотела посещать этот мерзкий «Volatis», прекрасно помня о том, какие дикости там с ней творили. Однако это был единственный театр поблизости и именно там ей предложили пройти курсы по актерскому мастерству, чтобы впоследствии открыть ей доступ к многочисленным постановкам и спектаклям. И Лаура, выбирая между безопасностью и амбициями, конечно же выбрала амбиции.

Герту она хотела взять для подстраховки — всё-таки в присутствии третьего человека её бы не посмели затащить в секту. Но теперь, когда стены последней надежды так безнадежно пали, Лауре ничего не оставалось, кроме как идти одной.

Она бы не пошла, о нет, зачем ей это нужно, если бы параллельно с практической выгодой ей не грезился шанс узнать, что же означает её сновидение — она пыталась найти какую-либо информацию в соннике, но тот упрямо молчал, выдавая ответы лишь по конкретным образам — беседка, колонны, туман, какой-то странный парень, стадион с нелепой дракой и мертвец. Ничего. Как будто те элементы, которые Лаура видела, не могли сложиться в полноценную картину, не могли поведать ей ничего конкретного! Встреча с Филом могла бы хоть немного прояснить ситуацию, если только не запутать всё ещё сильнее.

Попрощавшись с Гертрудой, Лаура пошла в сторону театра, боясь и предвкушая грядущий разговор. Интересно, как ей в этот раз запудрят мозги? Может быть, скажут, что теперь она не избавится от сновидений, пока не выполнит все их прихоти? А они могли бы выдать нечто подобное — ехидное лицо Фила так и маячило перед внутренним взором, раздражая и дразня одновременно.

Узкие мощеные улочки стремительно теряли краски. Вихреобразные движения резкого, холодного ветра выбивали из рук неосторожных прохожих бумаги и чеки. Лаура скользила невидящим, задумчивым взглядом по осыпающимся деревьям — в самый разгар весны невероятно похолодало, отчего некоторые цветы ослабли и, опав, обнажили зябнущие ветви.

Неудивительно, если к вечеру пойдет снег. Такая погода просто не может исчезнуть бесследно.

Театр выглядел как всегда — ничто в его фасаде не выдавало секретов, которые Лаура успела нащупать в стенах здания. Вспомнив об этом, она невольно поежилась.

Войдя внутрь, Лаура отметила привычные бело-терракотовые оттенки лавочек, столов и гардероба. Белая мозаика на полу визуально увеличивала пространство.

И всё же ей было не по себе. Пробираясь к сцене, она то и дело думала о том, как встретится с мистером Филом, что скажет ему и какой ответ получит. А вдруг он выгонит её за то, что вчера она так резко высказалась об их сумасшествии?

В любом случае, это предстояло узнать на собственной шкуре.

Ещё из коридора Лаура услышала тонкую, печальную песню, наполненную тоской и состраданием. Голос женский, слабый — казалось, ей сложно петь громче, а потому слов почти не было слышно. Лаура стала более-менее разбираться в вое девушки лишь только тогда, когда вошла в зал.

На сцене порхала не девушка — совсем ещё девочка с туго затянутой рыжей косой, которая всё время непослушно падала ей на плечи, а руки её, будто оторванные от тела и тем более голоса, то и дело скидывали косу за спину. Девочка огнем полыхала на сцене и выла высоко и жалобно. Если бы Лаура могла разобрать хоть слово, она непременно бы скривилась.

Рядом со сценой стоял Фил, всё такой же невозмутимый и задорный. Он внимательно наблюдал за девочкой, а после вскинул руку, после чего она сразу же прекратила петь и уставилась на Лауру. Проследив за её взглядом, Фил обернулся. На его лице отобразилось нечто смежное между удивлением и удовлетворением.

— А вот и наша беглянка, — констатировал он, отталкиваясь руками от сцены и подходя к Лауре ближе. — Что же заставило тебя вернуться? А, стой, не говори — я и так знаю. Сны донимают, да?

Лаура открыла было рот, чтобы возразить или вспылить, но финальное заявление Фила так её обескуражило, что она вновь сцепила зубы и пораженно уставилась худруку в глаза.

— Я ведь предупреждал, что ты не выберешься теперь оттуда, — изрек он многозначительно. — Вот что, подожди Пьера, он должен подойти с минуты на минуту. А я пока отпущу Камиллу.

Вдруг Фил обернулся и громко окликнул девочку по имени. Лаура вздрогнула и тут же разозлилась на себя за то, что так легко испугалась. Девочка спустилась со сцены, при этом она так странно посмотрела на Лауру, что та поёжилась.

Камилла, такая легкая и невесомая на сцене, здесь, на земле производила иное впечатление. Она была задумчива и раздосадована чем-то, что никак нельзя было прочесть ни во взгляде, ни в движениях. Фил делал вид, что всё совершенно нормально. Быть может, так оно и было.

— Что значит не выберусь? — спросила Лаура, следуя за Филом по пятам.

Но тот словно бы не слышал её — всё его внимание было поглощено малышкой Камиллой, которая по-прежнему шагала рядом, будто набрав в рот воды. Лишь когда Лаура коснулась рукава Фила, он соизволил остановиться, лишь на мгновение притормозить и обратить на девушку свой благоговеющий взгляд.

— Дождись Пьера, — сказал он несколько жёстче, чем Лаура привыкла. — Это не мои проблемы, а ваши. Разбирайтесь сами.

Это безапелляционное заявление заставило Лауру застыть истуканом и уставиться удаляющейся паре вслед. Это было настолько обескураживающе, что не находилось слов для выражения недовольства или даже простого удивления. Камилла скользнула по Лауре взглядом, как показалось, насмешливым.

Интересно, кто эта девчонка и почему мистер Фил так печётся о ней?..

Лаура, наконец отойдя от шока, вновь разозлилась и, чтобы ничего случайно не сломать, села на одно из зрительских кресел. Сложив руки на груди, она принялась с раздражением ожидать человека, которого ей меньше всего хотелось бы увидеть. Мало того, что этот парень вовлёк её в какую-то одному ему нужную игру, так и теперь её жизнь (она не преувеличивала!) буквально зависела от его присутствия. А если он не придёт? Что она будет делать? На этот счёт у Лауры не было вразумительного ответа.

И всё же, ждать пришлось недолго. Пьер явился взмыленный, несуразный, растерянный даже — как будто по дороге в театр столкнулся с обстоятельствами, которые выбили его из колеи. При взгляде на Лауру он вздрогнул, а после нахмурился, словно не ожидал увидеть её снова.

— И что ты тут делаешь опять?! — вспылил он, проходя мимо неё вдоль сцены. — Вчера, кажется, ты ясно дала понять, что...

— Объясни, что это было сегодня ночью, — перебила Лаура, вскакивая с кресла.

Едва она вспомнила о том, что видела во сне, её ноги задрожали. Надо же, какое волнительное событие! Взглянув на Пьера, она тут же вспомнила, что видела на самой игре — осознание стрелой пронеслось в голове, и по телу побежали мурашки.

— А что было? — огрызнулся Пьер, не оборачиваясь. — Я был в Инферно, ты была в Инферно, мы случайно там встретились. И пошли на игру. Ты поняла основной принцип игр, довольна?

— Я поняла принцип игр? — тупо повторила Лаура, не до конца осознавая услышанное. — Секунду, я ведь видела только один акт! Я даже не успела ничего понять.

Тогда Пьер обернулся и уставился на неё так, словно она в деталях пересказала его день, хотя он этого не просил и даже никак не заикался об этом.

— Мы посмотрели только акт, — произнес он так задумчиво и тихо, что Лауре пришлось разбирать по движениям губ то, что он хотел сообщить.

— Ну да! — с жаром подтвердила она. — А потом там начали драться, и я кинулась к тому, что в красном, и потом проснулась, так и не поняв, в чем суть этих ваших игр! Зачем вы вообще меня в это втянули, если я вам не нужна? Я же теперь не смогу спокойно спать! Сегодняшняя ночь была сущим кошмаром — я словно грезила наяву!

Она могла бы ещё долго и муторно перечислять ему все, что чувствовала в тот момент, но Пьер её уже почти не слушал — фраза о том, что случилось во время игры, выбила из его сознания все мысли. Лаура даже не заметила этой разительной перемены, настолько она была поглощена проговариванием своих проблем, безусловно важных.

— Ты уверена, что мы... — начал Пьер медленно, так, чтобы самому понимать происходящее лучше, — смотрели битву?

— Я видела её так же, как вижу тебя сейчас. Или ты думаешь, что мне приснился сон во сне? Такое вообще может быть?

— П-погоди! Ты не можешь помнить того, что случилось на игре. Это специальный механизм, позволяющий Инферно не распространяться о сути своих игр — игроки попросту не помнят того, что видели. Почему же помнишь ты?

— Может, мне приснился сон после игры?

— Это вряд ли. Попадание в Инферно забирает все внимание игрока. Обычно оно не отпускает в свободный дрейф по сновидениям. Нет, здесь что-то другое.

— А, Пьеро, ты уже вернулся? — задорно воскликнул мистер Фил, вклиниваясь в разговор. — Тебя тут потеряла твоя напарница. Думаю, вы уже поняли, как обстоят дела?

— Мистер Фил, тут такое дело, — начал Пьер, но рука Фила, резко взметнувшаяся вверх, остановила парня на полуслове.

— Мальчик мой, когда я говорил тебе, что эта девушка пригодится, я имел в виду именно это. Ты еще не понял?

— Не понял что? — встряла Лаура, хмурясь. — Я как-то иначе воспринимаю игры?

— Можно сказать и так. Дело в том, моя несуществующая леди, что ты запоминаешь игры, в отличие от всех остальных. Удивительный феномен!

— А как вы поняли, что я могу так делать?

— Чистая случайность. Я всего лишь предположил, что ты можешь обладать такой способностью.

В его лукавом взгляде сквозило что-то, отчего Лаура решила, что он ей соврал. Просто предположил? Конечно! Но возражать она не решилась — не в том была положении, чтобы качать права.

— Но почему я? — спросила она вместо этого. — И почему именно такая способность?

Голова гудела. Конечно, слова мистера Фила ненадолго окрылили, дали веру в исключительность и силу, но ведь вместе с этим на Лауру легла длинная, густо-черная тень ответственности.

— Я расскажу тебе позже, малышка Ло, — ответил Фил снисходительно. — Тебя так называли когда-нибудь?..

В задумчивости Лаура покачала головой, хотя тут же вспомнила, как мама однажды назвала её Ло, но тут же исправилась, окликнув дочь полным именем. Тогда Лаура решила, что мама просто перепутала что-то и оговорилась, но теперь такое совпадение не казалось ей случайным.

Отбросив непослушные светлые кудри за спину, Лаура сказала, стараясь звучать как можно внушительнее и уверенней:

— Я помогу Пьеру выиграть в этой вашей игре, но при одном условии. Я хочу, чтобы после этого вы навсегда избавили меня от попадания в Инферно. Можете это гарантировать?

Пауза длилась бесконечно долго. Растянутая, она казалась началом и концом всего сущего, словно бы ничего, кроме повисшей тишины попросту не существовало. Фил разглядывал Лауру внимательным, нарочито спокойным взглядом, в то время как Пьер, потупившись, глядел себе под ноги. Все молчали, и молчание становилось удушливым, гнетущим.

— Ты забываешь важную вещь, — тихо произнес мистер Фил, однако голос его словно усилился в гробовой тишине зала. — Я не создатель игры и уж тем более не создатель Инферно. То, что я знаю — лишь знание, не более. Я никогда не вмешиваюсь в установленный порядок, ведь не я его устанавливал. Инферно впустило тебя, а значит, ты теперь такая же его слуга, как и все мы. Остается лишь надеяться, что Инферно выпустит тебя, как только вы разберетесь с игрой, но я бы не надеялся. Судя по всему, ты представляешь гораздо больший интерес, чем думаешь.

— Но почему? — выкрикнула Лаура, чем привлекла внимание безучастного Пьера. — Это из-за моей способности? Зачем я нужна? И главное — кому?!

Вместо ответа Фил покачал головой, давая понять, что разговор окончен, и больше ничего он не скажет. Молча склонив голову, директор бесшумно удалился, оставив Лауру наедине с вопросами, на которые не стал давать ответы.

Она перевела беспомощный взгляд на Пьера, но тот выглядел не лучше нее: удивленный, раздосадованный, он точно так же не понимал, зачем и почему торчит здесь и что такого сделала Лаура для того, чтобы попасть в Инферно. Конечно, у неё должна была быть своя игра. Фил говорил, что у каждого отчаявшегося свой путь, но отчаявшейся Лаура не выглядела, а её путь казался ненастоящим и смутным, как размытая акварель на бумаге.

— Почему ты вернулась? — спросил он вновь, потому что этот вопрос не давал ему покоя с той самой секунды, как он увидел её, сидящую на красном бархатном кресле посреди зала. — Ты ведь уже решила, что мы — сумасшедшие сектанты, а Инферно — твое разбушевавшееся воображение, подпитанное нашими словами. Так почему?..

— Я не знаю, — просто ответила она, не поворачивая головы. — Когда я проснулась, сцена с убийством человека в красном так четко стояла у меня перед глазами, что я подумала: это просто не может укладываться в рамки типичного сна. Я тронулась. Или мы тронулись все втроем. Я отрицала. Но рано или поздно за отрицанием следует принятие. Теперь я просто хочу знать, что видела. Хочу разобраться в своих ощущениях и мыслях.

Она упрямо смотрела перед собой, не замечая ничего вокруг. Это в какой-то степени успокаивало, давало опору — ведь настоящим может считаться лишь то, что находится у тебя перед глазами.

Пьер протянул ей руку, небрежно, но со знанием дела. Неважно, что она вклинилась в его игру. Неважно, что она отрицала существование Инферно, ведь теперь, когда ему действительно нужна помощь, она явилась, чтобы спасти его. Если мистер Фил прав (а он, скорее всего, прав), эта девчонка обладает неповторимым даром, который даст ему возможность наконец-то пройти игру и выйти из нее победителем.