«Второе перерождение»

Тейджо резко развернулся после слов Ронина, в его глазах мелькнуло что-то похожее на горечь — не стыд и не страх, а усталость, словно весь этот фарс с притворной вежливостью, показными поклонениями и пустыми переговорами был для него очередной петлей на горле.

Он прошёл мимо слуг, не обращая внимания ни на чьи взгляды, ни на тихое цоканье Аэны, которая с ухмылкой проводила его глазами, затягиваясь сигаретой.

— Какая чувствительная у вас молодежь, — усмехнулась она, стряхивая пепел в бокал. — Хоть бы маску повеселее надел.

Глава Куравей вскинул бровь и хмыкнул:

— Неудивительно, что он до сих пор не женат. Такой нрав — это опасно, Каташи-сан.

Каташи медленно выдохнул дым, глядя в сторону, где исчез Тейджо.

— Опасность — понятие относительное, — холодно бросил он. — Когда-то и ты, Куро, был горячей головой. Помнится, мы тоже едва не вышли друг другу кровь пускать... А теперь сидим за одним столом.

— Потому что у меня хватило ума понять, что союз выгоднее вражды, — с нажимом сказал Куравей, пристально глядя на Каташи. — Но я всё ещё не вижу, как ты собираешься строить этот самый союз, если твой наследник уходит при первом же слове главы.

Каташи не ответил сразу. Он поставил чашку на стол, взглянул на Ронина — тот всё так же сидел молча, как камень, не вмешиваясь в разговор, наблюдая.

— Всё будет, — коротко бросил Каташи. — У каждого зверя своя клетка. Мы закроем его вовремя.

Аэна, скрестив ногу на ногу, хищно улыбнулась и глянула в сторону, где ушёл Тейджо.

— Главное, чтобы зверь не оказался слишком гордым, чтобы в клетку заходить.

Ронин слегка нахмурился.

— Довольно, — проговорил он. — Если вы пришли обсуждать судьбу наших кланов — не время для балагана. Где Юдзо?

— Его приведут, — сказал Каташи. — А пока... давайте перейдём к делу.

Куравей сменил выражение лица. Оно стало серьёзным. Он наклонился вперёд.

— Хорошо. Тогда начнём с условий.

Тейджо вышел из зала и хлопнул дверью с таким звуком, будто хотел оставить трещину в самой тишине этого дома. Он шёл быстро по коридору, шаги отдавались по стенам пустого, слишком роскошного пространства. Ему было душно, раздражающе тесно, будто стены давили со всех сторон.

Он остановился у ближайшей колонны, сжал кулаки, уткнулся лбом в холодный камень. На мгновение он закрыл глаза, дыхание сбилось, словно он только что вышел из драки.

— «Собрались, значит... как на мясной рынок. А я должен играть роль покорного пса...» — проговорил он себе под нос.

В голове всплыла сцена: Аэна — вульгарная, наглая, смеющаяся над ним, её отец, смотрящий сверху вниз, как на товар. Каташи — с этим вечным взглядом хищника, готового пожертвовать кем угодно ради дела. И Ронин, его дедушка, когда-то родной, теперь — ледяной судья. Никто из них его не видел — настоящего. Только маску, которую они сами навязали.

Он резко выпрямился, потёр лицо и пошёл дальше, на второй этаж. Проходя мимо комнат, замедлил шаг — из-за двери доносился голос, тихий и знакомый. Он знал этот ритм, он уже слышал это.

Суми.

Он остановился. На мгновение.

Звук её спокойного чтения действовал на него странно: раздражал, и в то же время... успокаивал. Он опёрся на стену, прислушиваясь. Голос девушки был ровным, ясным — как вода. Он не понимал смысла, не знал слов, но чувствовал в этих звуках то, чего никогда не слышал в своём доме — чистоту.

— Кто ты такая, Суми?.. — прошептал он. — Что ты за женщина... Почему тебя невозможно выбросить из головы?

Он опустился на ступень лестницы, закрыл глаза.

Где-то внизу продолжался приём. А он сидел, как мальчишка, у стены, прислушиваясь к голосу женщины, которая... не покорилась ему. Не испугалась. Не прогнулась.

— Вот ты где, — послышался голос позади.

Тейджо обернулся — перед ним стоял один из телохранителей Каташи.

— Глава велел вернуться. Сейчас начнутся ключевые переговоры. И... Аэна просила тебя составить ей компанию.

Тейджо встал, лицо его стало спокойным, маска снова легла на черты.

— Пусть подождёт. У меня свои дела.
И, не оборачиваясь, он пошёл в сторону сада.

Тейджо медленно шёл по дорожке, ведущей в дальнюю часть сада. Ветви деревьев колыхались от лёгкого ветра, небо над головой было затянуто тонкими полосками облаков. Всё выглядело мирно, но внутри него бурлило — как шторм, скрытый под гладью воды.

Он дошёл до каменной скамьи, сел, сцепил пальцы, локти поставив на колени. Несколько мгновений он просто сидел молча, глядя в землю.

— «Ты слабеешь», — сказал он себе в голове. — «Становишься сентиментальным идиотом... Всё из-за неё.»

Он снова увидел перед глазами её — Суми, с этой тишиной в движениях, с этой непреклонной уверенностью в голосе. Без страха. Без кокетства. Без желания угодить.
И что бы он ни делал, она оставалась невозмутимой. Даже когда он кричал, когда угрожал, она смотрела так, будто видела в нём не зверя... а жалость.

— «Она мусор», — почти с яростью произнёс он, будто убеждая себя. — «Служанка. Прах под ногами. Почему она сидит в моей голове?»
Он схватил ближайший камень и с силой бросил его в пруд — вода брызнула, круги пошли по поверхности.

— «Это её взгляды... эти слова про Бога, честь, смирение...» — он зажмурился. — «Как будто она... чистая. Как будто я — грязь.»

Его руки сжались. Он вспомнил, как она молилась, склонившись к земле, как её голос лился без страха, без просьбы, только благодарность и сила. Он даже шагу не посмел сделать внутрь, стоял как зачарованный... а потом убежал, как вор, застуканный на краже.

— «Ты убивал, ты предавал, ты лгал. А она благодарит Бога за еду...»
Он опустил голову, кулаки дрожали.

— «Что ты со мной делаешь, Суми...»

Он поднялся, резко, как будто его окатили ледяной водой. Лицо его снова стало холодным. Он вернул себе контроль. Но в груди — будто заноза.

Он повернулся и пошёл обратно к дому.
— «Если ты хочешь быть такой неприкосновенной — я сам разберусь, почему. Кто ты. Откуда. И чего ты боишься больше всего...»

Тейджо возвращается в дом. Сильный. Решительный. Но уже другой.

Тейджо вошёл в главный коридор особняка, его шаги гулко отдавались по мраморному полу. Он шёл не спеша, но внутри всё кипело — не злость, не раздражение... а навязчивый интерес. Он знал, где будет Суми. Он чувствовал это. И когда, пройдя поворот, он увидел её силуэт в простом платье с покрытой головой, его шаг замедлился.

Суми шла со свёрнутым в руках платком, возвращаясь из комнаты для молитвы. Она держалась прямо, взгляд был опущен, походка — лёгкая, но твёрдая. И в тот момент, когда они почти поравнялись, Тейджо резко остановился.

— "Ты," — коротко сказал он.

Суми подняла голову, не высоко, но достаточно, чтобы их взгляды пересеклись. Он смотрел на неё в упор, будто пробивая взглядом сквозь ткань, сквозь её молчание, сквозь всю броню, которую она так тщательно хранила.

— "Ты молилась?" — спросил он, почти хрипло.
Она чуть кивнула.
— "Я... слышал."

Суми не ответила. Она не выглядела испуганной, скорее — спокойной, как будто уже знала, что этот момент наступит. Как будто ничто из того, что скажет Тейджо, не способно поколебать её мир внутри.

— "С кем ты там говорила?" — спросил он, нахмурившись. — "Ты была одна... но произносила слова, как будто кто-то рядом."

Суми медленно перевела взгляд на него, её голос был мягким, но отчётливым:

— "Я разговаривала с Богом."

Тейджо чуть отшатнулся. Он будто не ожидал этого простого ответа. Он усмехнулся, почти нервно.

— "Ты правда думаешь, что Он слышит тебя?"

— "Я не думаю. Я знаю," — тихо, но твёрдо сказала она.

Он сделал шаг ближе. Между ними оставалось меньше метра.

— "Ты ведь знаешь, кто я?"

— "Ты человек," — ответила Суми. — "Ты дышишь, как я. Падаешь, как я. Страдаешь, как я. Ты не бог, Тейджо."

Он замер. Имя, произнесённое её голосом, вдруг зазвучало особенно. Он всмотрелся в её лицо, которое всё ещё оставалось скрытым, кроме глаз.

— "Ты ведь всё равно боишься меня," — сказал он. — "Ты просто это прячешь."

Суми смотрела прямо. Ни дрожи, ни колебания:

— "Я боюсь только гнева Всевышнего. Но не того, кто сам боится своих снов."

Эти слова резанули. Он сделал ещё шаг, нависая над ней.

— "Ты думаешь, я боюсь чего-то?"

— "Я знаю," — ответила она. — "Твои глаза не умеют лгать."

Тейджо на мгновение замер. Затем резко отпрянул, будто сам испугался, как близко оказался. Его голос прозвучал глухо:

— "Ты не такая, как все."

— "И ты," — прошептала Суми, "тоже."

Пауза. Несколько секунд — и он, не сказав больше ни слова, развернулся и ушёл, как будто внутри снова что-то треснуло. Но теперь — не от злости, а от непонимания.

Суми стояла в коридоре ещё долго, даже когда шаги Тейджо уже затихли вдалеке. Вокруг снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле слышным шорохом ветра за стенами. Она прикрыла глаза, сдерживая внутреннее волнение, затем медленно направилась в свою комнату.

Почему он снова пришёл?.. Почему его глаза ищут меня?.. Как будто... он сам не понимает, зачем."

Суми села на колени в уголке своей комнаты, прислоняясь к стене. Её руки дрожали — не от страха, а от внутреннего напряжения. Оттого, что этот человек, жестокий, сломанный, надменный... смотрел на неё, как будто искал в ней ответ, которого сам не мог сформулировать.

"Его сердце не знает покоя. Он всё время в огне. Он сражается... не с людьми. С самим собой."

Суми закрыла глаза.

"Он пугает меня. Но не криками, не гневом. А тем, что я — тоже вижу в нём человека. Я не должна этого чувствовать. Это испытание. Это искушение. Моя вера должна быть выше чувств. Он не из моего мира... и я — не из его."

Она сделала глубокий вдох и шепотом произнесла:

— "О, Аллаh... не дай моему сердцу склониться к тому, что может сбить меня с пути. Даруй мне терпения и стойкости. Очисти мои намерения. Оставь в моих глазах только истину."

Тишина. Суми открыла глаза.
"Я не могу изменить его. Но я могу остаться собой. До конца."

Она подтянула к себе платок, поправив его аккуратно на голове, и с твёрдым взглядом посмотрела в сторону двери.
Словно решив — если он придёт снова, она будет готова. Не как служанка. Не как женщина. А как верная своему пути душа.

Тейджо быстрым шагом шёл по коридору, всё ещё напряжённый после столкновения с Суми. В его глазах плескалась злость, перемешанная с неясным беспокойством. Он размышлял, сам не замечая, как сжимает кулаки.

"Что она делает со мной? Кто она вообще такая?.. Проклятье."

И тут — запах дорогих духов и сигарет. Он поднял глаза. Прямо перед ним, лениво облокотившись о колонну и выдувая дым, стояла Аэна.

На ней всё то же короткое платье, белоснежная шуба висела с одного плеча, волосы растрёпаны — эффектно небрежно. В пальцах — тонкая сигарета с красным фильтром.

Она посмотрела на Тейджо с наглой усмешкой:

— "И куда это ты так мчишься, наследник?" — голос её звучал медленно, почти насмешливо. — "Или опять кого-то ударить надо? Или ты наконец решил поиграть в дипломата?"

Тейджо остановился. Он скользнул по ней взглядом — холодным, презрительным.

— "Отойди." — коротко бросил он.

Аэна сделала пару шагов навстречу, не спеша. Встала так, что почти перегородила ему путь.

— "Ты даже не поздоровался, Тейджо. Это всё от воспитания или от хронической занятости?" — она снова затянулась, дым лениво поднялся к потолку. — "Или ты всё ещё злишься, что мы приехали? Думал, тебя пронесёт, да?"

Тейджо усмехнулся уголком губ:

— "Мне плевать, кто приехал. Но тебе лучше не стоять у меня на пути, Аэна. Я не из тех, кто церемонится."

Аэна бросила окурок на пол и раздавила каблуком, не сводя с него взгляда. Затем прошлась медленно, обойдя его сбоку, и прошептала почти у самого уха:

— "Я слышала, ты любишь сложных женщин. Но ты ещё не видел, что такое по-настоящему опасные."

Он резко повернул голову, их взгляды встретились. Ни один не отводил глаз. В её взгляде — вызов. В его — ледяное безразличие с лёгким отблеском интереса.

— "Ты мне не интересна, Аэна." — бросил он наконец и пошёл дальше, не оглядываясь.

Аэна смотрела ему вслед, играя языком по губам.

— "Пока что..." — произнесла она вполголоса. — "Но ты ещё будешь."

В одной из комнат, где девушки обычно собирались на отдых после обучения, витал лёгкий аромат благовоний. Шёлест мягких голосов, приглушённый смех и шелест шелка — всё это создавало атмосферу почти обычного женского пространства, будто вне стен строгого иерархичного дома.

На полу в кругу сидели Михо, Рия, Хана и ещё несколько девушек. Каждая держала в руках маленькое зеркальце, кисточку или ароматическое масло — одни приводили себя в порядок, другие просто ждали, чтобы вечер закончился.

— "Ты слышала, Аэна из Куравей прибыла с отцом?" — прошептала Хана, заговорщически склонившись к Рии. — "Говорят, её видели в холле. Настоящая ведьма. Сигарета, платье — как будто в ночной клуб собралась, а не в дом Ронинов."

— "Я слышала, она однажды избила служанку только потому, что та пролила чай..." — добавила Михо, — "И никто ей ничего не сказал. У них там будто всё дозволено."

Рия сдержанно кивнула, но её лицо оставалось серьёзным:

— "Клан Куравей — один из трёх старших. У них связи, деньги, влияние. Такие, как она, привыкли считать всех остальных пылью."

— "А Тейджо?" — спросила одна из молчаливых до этого девушек. — "Он же не был в зале, когда они прибыли. Это правда, что он ушёл из-за них?"

— "Говорят, он в бешенстве." — шепнула Михо. — "Аэна давно хотела на него положить глаз. Но он будто её не замечает. Ходят слухи, что между ними уже был один инцидент на каком-то приёме. Аэна пыталась его поцеловать, а он..."

— "Оттолкнул?" — подскочила Рия, округлив глаза.

— "Нет... просто ушёл. Холодно и спокойно. Как будто она — пустое место."

Раздался тихий смешок.

— "Но вот странно," — сказала Хана, понижая голос, — "он же редко с кем вообще говорит. А тут... все говорят, что он снова виделся с той Суми."

Наступила короткая пауза. Михо опустила глаза.

— "Она не такая, как мы. Молится, не поёт, не танцует. Ни с кем не заигрывает. Тейджо... с ней говорит иначе."

— "Ты думаешь, он ей... интересуется?" — прошептала Рия.

Михо только пожала плечами, но её глаза вспыхнули тревожным блеском.

— "Не знаю. Но в доме, где правят мужчины с холодными глазами и грязными руками, даже чистая душа может стать оружием или мишенью."

Все замолчали.

Тишину нарушил лёгкий стук в стену — Фусэ возвращалась. Девушки быстро вернулись к своим занятиям, будто разговоров и не было.

А в глубине комнаты Суми молча сидела у окна, наблюдая, как ветер колышет ветви сосен за забором. Она всё слышала. Но не отреагировала.

Она знала — буря приближается. И её имя шепчут всё чаще.