Безнадёжные

В полицию позвонили не сразу – воспитатели всеми силами оттягивали неминуемое. Их можно понять; не так страшен факт пропажи детей, как его огласка. В лучшем случае – выговор в трудовую книжку, в худшем – статья за халатность. И то - если исчезнувшие найдутся в относительной целости. Это Надя узнаёт позже от взбудораженной Щуки, сидя в её кабинете и покачивая чашкой с ромашковым настоем; за несколько же часов до того мысли девушки занимало совсем другое:

Выяснить, кого именно потеряли, оказалось непросто. Двоих Надя вычислила быстро: возвышающиеся над толпой головы Морды и Светы бросались в глаза так же, как и их отсутствие; а вот вторую девочку вспомнить не удавалось, пока не провели перекличку.

Лена. Что ж, Надежда слишком долго игнорировала её, слишком усердно училась не замечать, чтобы достичь в этом некоторых успехов. Её исчезновение не отозвалось ничем внутри. Беспокойство? Пфф, нет. Торжество? Тоже мимо. Зато для Морды и Светы чувств хоть отбавляй: досада, раздражение... Вина? Вот ещё, за что ей виниться?

И тем не менее Надя приняла активное участие в розыске: сначала вместе с Рыжим обежала все пять башен музея, и на сей раз от её пристального внимания не укрылся ни один экспонат. Немногим позже к ним присоединились сотрудники. Когда стало очевидно, что в здании ребят нет, Полная Дама с боем прорвалась к заведующему видеонаблюдением или «Человечку маленькому», как он сам себя боязливо нарёк. Запись с камер над парадными воротами, ускоренная в три раза, показала снующих туда-сюда рабочих, неподвижных охранников и... Свету под руку с Мордой, беспрепятственно покидающих музей.

- Почему Вы их не остановили? – напустилась на организаторшу Полная Дама.

- Я же Проявкой занималась, - оправдывалась та, - а дети так незаметно проскочили...

- Незаметно?! Два здоровенных лба, один из которых на костылях – незаметно?!

С Леной мороки было больше – они потратили почти час, прежде чем увидели её силуэт на экране, выскользнувший через служебный выход. Человечек маленький робко заметил, что в отсутствии персонала чёрную дверь всегда закрывают, и действительно: спустя полминуты после Лены в ту же дверь с улицы вошла уборщица с опорожнённым уже помойным ведром и заперла за собой замок.

- Вот такая техника безопасности у вас? Да я такую жалобу накатаю! – закричала Полная Дама на грани истерики.

- За что? Все наши действия исключительно по Регламенту, – развела руками организаторша, почувствовав преимущество. – И мы готовы оказать посильную помощь. Хотите вызвать полицию?

Воспитательница сердито отказалась, но, когда опрос зевак вокруг музея – последняя спасительная соломинка - не принёс результатов, сама с каменным лицом набрала короткий номер.

Наряд не торопился. Машина с мигалками (очень органичными среди развешанных гирлянд) показалась за изломом дороги через полчаса, лениво покружила в поисках парковки и изрыгнула на тротуар двоих мужчин в форме. После непродолжительной беседы Полную Даму забрали в участок, для уточнения деталей и ориентировки. На Рыжего возложили не менее важную миссию – довезти детей до приюта в целости и прежнем количестве. При первой же возможности Анатолий Глебович трусливо вызвонил Щуку, и та вместе с директрисой встретила их на пороге детского дома.

Дальнейшее в памяти Нади смешалось: взрослые суетились, метались по комнатам, перебирали документы, без конца говорили по телефону. Последний раз Надя видела такое пять лет назад. Чужие эмоции давили на неё, внедрялись в голову, приносили почти физический дискомфорт, и, воспользовавшись всеобщим замешательством, Надя укрылась от всех в пустующем кабинете Щуки. С ногами забралась на диван, сгорбилась. Тишина принесла облегчение ненадолго – её поспешили заполнить собственные мысли, и они были много навязчивее посторонних.

Света ушла. Вместе с Мордой. Какую лапшу она ему навешала? Что пообещала ради помощи? А была ли это помощь? Что если?.. Надя сама себя одёрнула - "если" что? Похищение, свидание, дружеская прогулка? Одно нелепее другого. Это побег, остальное просто смешно. Но почему сейчас, под прицелом камер, с порванной связкой? У Светы и раньше было столько очевидных возможностей. В памяти услужливо всплыло:

«Я взяла тебя с собой, чтобы вернуться».

«У тебя случилось что-то?» - «Сегодняшний день выдался очень странным для меня».

"- Я всё никак не пойму, чего ты хочешь?

- Я? Не знаю. Ничего. Сдохнуть.

- Тогда не буду мешать."

Надя остервенело вгрызается в ноготь указательного пальца - тот, уже изъеденный до мяса, пульсирует болью, которую девушка почти не чувствует.

"Тогда не буду мешать."

Хватит думать об этом. В конце концов, здесь полицейские, вот пусть они и думают. Они вообще делают хоть что-то? Почему до сих пор никого не нашли?

За окном как будто осуждающе замигали синий и красный огни патрульной машины, последние полчаса наворачивающей круги у приюта. В какой-то момент авто остановилось, а за дверью знакомо застучали каблуки. На Щуку, замершую у порога, Надя отреагировала скупо - бросила быстрый взгляд, не разжимая зубов на многострадальном пальце.

- О, вот ты где, - с неубедительной бодростью проговорила воспитательница, стирая испарину со лба. - Привет.

Щука сделала вид, как будто ранее сегодня они не виделись, хотя на самом деле их встреча произошла ещё час назад. Надя бы тоже предпочла о ней не вспоминать. Когда Рыжий, затолкав воспитанников в комнаты и строго наказав не выходить, под руки увёл Дарью Михалну с директрисой подальше от лишних ушей, без конца что-то бормоча. Надя по чистой случайности столкнулась с ними в коридоре и при желании не смогла бы услышать и слова.

- Здравств...

Она осеклась. Взрослые смотрели на неё, как на совершенно чужого человека. Нет, хуже - как на человека знакомого, внезапно изменившегося до совершенной новизны. С недоверием, брезгливостью... Опаской. Все до единого.

- На-адь, - окликнула её Щука. - Не грызи ногти.

- Угу.

- Слушай, тут такое дело, - она подсела рядом, - одному полицаю приспичило допросить кого-нибудь из ребят.

- Допросить?

- Ну, не прям допросить. Скорее, внимательно выслушать.

- С чего вдруг?

- Не знаю, может, бензин у него закончился, - досадливо сморщилась Щука.

- Так, и?..

Дарья Михална сжала цепкими пальцами её костлявое плечо, разминая его. Вопреки утешающему недомассажу, девушка лишь сильнее напряглась.

- Может, пообщаешься с человечком?

- Хорошо, - рефлекторно согласилась она. Помолчала. Потом всё же добавила: - Почему я? Я знаю столько же, сколько и любой другой. И не смогу рассказать больше.

Женщина тяжело вздохнула.

- Мне как раз не нужно, чтобы ты рассказывала больше.

"Мне нужно, чтобы дядям в форме не сболтнули лишнего. Ты точно справишься".

- Ты умеешь правильно разговаривать с людьми, - умасливала Щука. - Они тебе верят.

"Ты хорошая врунья".

- Надюш, выручишь?

- Конечно, - снова на автомате ответила она. Встала с дивана и механически прошагала к двери, воспитательница воодушевлённо последовала за ней. - Я устала.

Лицо Дарьи Михалны смягчилось.

- Я знаю. Извини.

Тревога в её голосе, подкрепляемая сочувствием, заставила сердце ёкнуть; ноги сами понесли к выходу. Дяде в форме захотелось сказок на ночь? Ооо, он их получит.

Отчего-то под безразличным взглядом маленьких водянистых глазок блюстителя закона ложь давалась особенно легко. Да, экскурсия интересная. Нет, ничего подозрительного не видела. Никаких конфликтов, Вы что, офицер? У нас дружный коллектив, семья почти. Нет, никто из пропавших не вёл себя странно, ни раньше, ни перед инцидентом. Травма? Самая обычная, девочка упала на физкультуре. Случайно, конечно же.

И вот она наконец в кабинете Щуки. Пьёт чай с ромашкой, потому что потрясывает. Женщина включает калорифер на максимум, хотя наверняка понимает - не от холода.

- Надюш... Теперь, когда мы наедине, расскажешь мне, что там было на самом деле?

Она выглядит настолько несчастной, что Надежда не может отказать. Она задерживает пальцы на чашке, пока не становится слишком горячо, и отдёргивает их.

- Экскурсия была совсем не интересная.

Женщина нервно хмыкает.

- Учту. Так, а если серьёзно?

Надя неопределённо мычит.

- Мммм... Потом нам дали время, чтоб погулять по музею. Света отпросилась в туалет, но ушла одна, поэтому я решила её проводить.

- Незаметно? - Щука слишком хорошо её знает.

- Разумеется. Она же не хотела компании. Короче, в туалет ей было не нужно. Я проследила за ней до самой будки охраны.

Дарья Михална останавливает её поднятой ладонью, выдвигает ящик стола, блистер с круглыми белыми таблетками и глотает одну, не запивая. Давление подскочило.

- Так, и дальше? - хрипло осведомляется она.

А дальше опять неправда.

- Я слышала только, что она говорила по городскому телефону. Почти уверена, что с полицией, хотя могу ошибаться, конечно.

- Час от часу не легче... Зачем?

- Понятия не имею. Я пошла за ней не сразу, и она повесила трубку, как только увидела меня.

Она замолкает, слова горечью оседают во рту.

- Вот как. Что ж. Спасибо.

- А ещё мы со Светой поссорились.

Женщина давится чаем от удивления.

- Как так? Из-за чего? Когда успели?

- Сразу после. Я занервничала, начала на неё наезжать, типа, зачем звонила, кому. Слово за слово, ну и... - она прикусывает губу.

- Ну и?

- Дарь Михална, это Вы ей рассказали, что попросили меня за ней приглядывать?

Диалог прерывается на добрую минуту. Щука таращится на Надю, не моргая, и девушка осторожно зовёт её.

- Нет, я не рассказывала, - наконец отвечает она.

- Однако она откуда-то узнала.

- Какая ушастая девочка, - недобро посмеивается Щука. - С ней надо держать рот на замке. Потом она наговорила тебе гадостей? Ты... поэтому расстроилась?

"Полная Дама уже доложилась", - с досадой думает девушка.

Она медленно кивает, ещё сильнее увязая во вранье.

- А Лена? Тебе ничего не известно? - рискует женщина.

- А что мне может быть известно? - мгновенно ощетинивается Надя. - Что она есть, что её нет - мне ультрафиолетово.

Щука не комментирует, но словно принимает к сведению. И делает для себя какие-то выводы. Выводы, которые Наде заведомо не нравятся, и которыми воспитательница точно не поделится. Девушка с сожалением оставляет попытки залезть в чужие мозги и ложится на диван, голову положив на подлокотник. Сил нет, и тело будто ватное, но уснуть не получается. Она отворачивается к спинке, силясь проникнуться тишиной в комнате. Вибрируют сенсорные клавиши на смартфоне Щуки. Отсчитывает секунды до полуночи стрелка на часах. На пределе слышимости пищит нагревательный элемент калорифера.

Не получается.

- Дарь Михална, - шепчет.

- Что такое?

- А если кого-то из них не найдут?

Щука очень долго не отвечает. Надя не смотрит на неё.

- Если их не найдут, что будет?

Возможно, Щука полагает, что Надя беспокоится за них. Зря. Надя гораздо хуже, чем её считают. Если их не найдут, что будет со мной? Уволят воспитателей, к которым она успела привязаться? Закроют их приют? Надю волнует лишь её судьба, и это здорОво.

И всё же...

"Тогда не буду мешать".

Правда жжёт изнутри калёным железом.

- Дарь Михална, я хочу сказать... - дрогнувшим голосом произносит она.

- Да?

Девушка собирается с духом:

- ...Холодно.

- Что?

Надя обнимает себя за плечи, но внезапный сквозняк снова заползает по свитер и пронизывает до костей.

- Дует из окна, - отстукивает зубами она.

- Надюш, окно закрыто. Ты не заболела?

Надя резко поднимается. Действительно закрыто. Кожа покрывается мурашками. В чём дело? Поддавшись чутью, девушка переступает через обогреватель и приближается к окну. Прижимается носом к стеклу - оно мгновенно запотевает от её дыхания - но не видит ничего, кроме собственного отражения - снаружи черным-черно. Встревоженные вопросы Щуки тонут в завываниях ветра - девушка распахивает ставни. Вот теперь она дрожит от неиллюзорного мороза.

Надя щурится от колючих снежинок, но упорно всматривается в темноту, которая под напором нехотя оттекает от стен приюта; от неё отделяется два размытых пятна. Надя торопливо высовывает на улицу руку с крепко зажатым в ней телефоном, включает фонарик, и тот, обычно тусклый, вспыхивает прожектором. Луч ударяется о землю, задержав пару знакомых фигур.

- Дарь Михална, Света здесь.

Воспитательница вскакивает со стула, словно под ней была заведённая пружина, и бежит к двери. Даже не тратит времени на то, чтобы проверить. Надя мешкает, а когда снова смотрит на улицу, там уже никого нет. Она спешит за Щукой и, ещё не спустившись с лестницы, застаёт в холле целое столпотворение: директриса, воспитатели, сторож и в центре - полицейский с маленькими глазками, буквально излучающий самодовольство. Морду и Свету он крепко держит за капюшоны курток.

Надя отступает вверх по ступеням, опускается на корточки и наблюдает из-за балясин.

Морда, явно будучи не в восторге от такого унизительного положения, стреляет недобрыми взглядами исподлобья и чуть не скалится; Рыжий верещит ультразвуком, размахивая руками; Крыса проникновенно шипит в безразличное лицо Светланы, для верности притянув её к себе за воротник; Щука расхаживает из угла в угол, вслух рассуждая об ответственности и благодарности. Вернее, их полном отсутствии у беглецов.

И тем не менее они вернулись. Добровольно, целые и невредимые.

Света отворачивается от директрисы - последняя дар речи теряет от такой наглости - и мажет взглядом по полу, обоям, поручню. По Наде. Задерживается на ней. Надолго, слишком надолго. Вот же...

Невзирая на нарастающее смятение, Надя упрямо смотрит в ответ. Как всегда, в чужих глазах она не находит ничего - ни обвинений, ни сожалений, ни объяснений. Ничего, за что можно было бы зацепиться.

Оторваться почему-то тоже не выходит.

"Ну и что я делаю?"

- Ну и на что ты уставилась? - распаляется директриса. - Давай вместе полюбуемся!

Надежда вскакивает на ноги и сбегает. Навряд ли её топот остался неуслышанным, но девушке плевать.

В кабинете Щуки, её островке безопасности, дубак. Чертыхаясь, Надя захлопывает окно. Сворачивается калачиком на диване, накрывается пуховиком, как одеялом. Она бы хотела, чтобы на ближайшие часы её потеряли. Не искали - ещё лучше.

***

Утро наступает спустя мгновение. Девушка с хрустом тянет затёкшую спину, с трудом припоминая, когда последний раз спала так крепко. Вставать совершенно не хочется, и она прячет лицо от солнца. Кутается в плед, который некто заботливо на неё накинул вместо куртки. Уже поздно - за пределами комнаты слышна громкая возня, и девушка прикрывает уши ладонями.

Как нарочно, в кабинет тут же влетает Щука, яростно распекая кого-то по телефону:

- А раньше нельзя было?..

Заметив девушку, воспитательница переходит на неразборчивое шипение, а после и вовсе сбрасывает звонок. Надя наблюдает за ней из-под полуопущенных ресниц.

- Надюш, доброе утро, - женщина выдавливает улыбку. - А я как раз хотела тебя будить.

- Доброе. Вы вообще спали?

Она безнадёжно отмахивается, опускаясь на стул; губы её дрожат.

Надя выпутывается из пледа и неловко подходит к воспитательнице. Прощупывая почву, дежурно обнимает за плечи.

- Ну Вы чего? Всё ведь уже хорошо...

Щука вдруг зло смеётся.

- Всё, да не все. Лена ещё не нашлась.

"Оу. Точно."

- Я понимаю, что тебе ультрафиолетово, - Надя хотела бы возразить, да не может, сама же говорила, - но если она не объявится, то проблем мы не оберёмся.

- Я имела в виду, - изворачивается ужом девушка, - что ведь Света и Морда нашлись. Это же лучше, чем если бы не нашёлся никто.

- Ты оптимист, однако, - она тяжело вздыхает.

- Может, приляжете на часок?

- Нет, нет, у меня забот невпроворот. Ты ж не в курсе, меня обрадовали с утра пораньше - к нам мэр едет. Будет с часу на час.

- Серьёзно? Зачем?

- По-моему, его цель ясна до крайности.

Надя, подумав, соглашается. Мэр главный спонсор их приюта, и бегство сирот не могло его не взволновать. Вряд ли доклад полиции умерил его любопытство, и теперь он хочет узнать подробности из первых уст.

Да, всё определённо не хорошо.

- Разве можно приезжать без предупреждения? - беспомощно спрашивает Надя.

- Можно - не можно, нет разницы. Повезло ещё, что у Ларисы есть знакомый клерк из мэрии. Если б он не позвонил, мы б вообще, - Щука пессимистично вздыхает, - пребывали в блаженном неведении, пока мэр на пороге бы не объявился. Так что нет, отдыхать мне некогда.

- Понятно, - она делает паузу, разрываясь между желаниями помочь и не встревать в очередную авантюру. - Мне поговорить с ним?

- Да, - отзывается Щука так скоро, будто только этого и ждала, - пожалуйста. - она резво встаёт на ноги и сжимает Надины запястья. Её речь, обычно мягкая и успокаивающая, сбивается и сквозит чем-то, граничащим со ужасом. - Заболтай его. Отвлеки. Скажи, что у нас всё под контролем, это вина музея...

Девушка тихо охает, и Щука, опомнившись, ослабляет хватку. Смущённо улыбается.

- То есть, ты, конечно же, не обязана этого делать. Просто Алексей Алексеевич к тебе привязан и был бы рад с тобой пообщаться.

- Ага, - бормочет Надя. - Можете на меня положиться.

Дарья Михална с облегчением прикладывает ладонь к сердцу.

- Спасибо. Ну, я побежала – по сусекам местИ, по амбарам скрести... А ты быстрее завтракай и приведи себя в порядок.

Не то чтобы Надя была в беспорядке; не только сейчас - когда-либо. Она привыкла выглядеть прилично, особенно потому, что тогда людям нравилось на неё смотреть. Но сегодня приедет мэр, и она должна выглядеть не прилично - безукоризненно. Ведь она - одна из первых, кого видит мэр, приезжая в их приют. Встречает, здоровается, сопровождает. Задаёт правильный настрой. А значит, не должно быть ни единого изъяна.

Надя в одиночестве допивает остывший чай, берёт из шкафа полотенца и халат и идёт в ванную для персонала, ключи от которой ей доверили "на особые случаи". Она тщательно трёт кожу мочалкой, до скрипа; пенит шампунь на голове; стрижёт ногти. Особое внимание уделяет зубам: чистит дважды дорогущей отбеливающей пастой, после чего широко улыбается зеркалу. Она критично оценивает себя; правый уголок губ косит в сторону, портя впечатление, и Надя пальцами подтягивает его вверх. Вот теперь как надо. Прищуривает глаза, чтобы улыбка не казалась неестественной, и наконец довольствуется результатом.

Мелкими перебежками она возвращается к кабинету, благо, снующие туда-сюда нянечки не обращают на неё внимания. Из-под двери в коридор льётся свет, хотя девушка чётко помнит, как его выключала. Значит, Щука вернулась.

- А печенье закончилось? - спрашивает Надя с порога.

- Не знаю, - запнувшись, отвечает Света и тяжело встаёт с ЕЁ дивана. - Могу поискать.

Надежда поразительно быстро с собой справляется; опирается о косяк и сильнее запахивает халат, для верности скрещивая руки на груди. Лицо по ощущениям скукожилось хлеще, чем сушёное яблоко. А ведь она только отрепетировала идеальную улыбку...

- Ну и что ты здесь делаешь?

- Жду инструктаж от Дарьи Михайловны, как не опозорить вас перед мэром.

Надя заставляет себя сдвинуться и пройти вглубь комнаты. Ну неужели Свете обязательно так себя вести? Она вообще не заслуживает, чтобы Надя за неё волновалась!

Она демонстративно отворачивается от нежеланной соседки и открывает буфет, с грустью подмечая его пустоту.

- Я тебе и без Дарьи Михалны скажу - лишний раз не маячь у него перед глазами, и всё у нас будет нормально.

- Да я бы с радостью, но меня уже предупредили, что Алексей Алексеевич хочет меня увидеть.

- Ну и зачем ты ему? - скрыть уязвление не удаётся. Оно прорывается наружу.

- Может, чтобы познакомиться. Или он думает, я знаю, где искать Лену.

- А ты знаешь?

- Понятия не имею.

Тугой узел в животе немножко ослабевает. Надя бросает через плечо:

- Тогда в вашем разговоре нет смысла. Я сама ему всё объясню, без чьей-либо помощи. Если не хочешь мешать - не лезь.

Вместо возражений за спиной раздаются странные звуки: бум, бум, бум. И они приближаются. Девушка в недоумении оглядывается.

"Охренеть".

Она, забывая моргать, лицезреет картину, то ли забавную, то ли устрашающую: Света с донельзя сосредоточенным выражением, поджав больную ногу, как цапля, на здоровой прыгает прямо к ней. Она окончательно свихнулась? Наде готовиться к обороне? Мало ли, что взбредёт в голову сумасшедшей.

Света преодолевает расстояние между ними за несколько скачков, и Надя вся распушается, как воробей перед дракой.

Её, не удостоив и взглядом, небрежно оттесняют от шкафа. Света легко дотягивается до верхней полки, откуда достаёт Юбилейное. Задумчиво взвешивает пачку в руке и отдаёт Наде.

"Вот где оно было".

Выдержав долгий зрительный контакт, девушка со всей подозрительностью забирает печенье, но то, похоже, не собирается взрываться от её прикосновения. Открывает упаковку. Да и на вкус вроде такое же, как обычно. Боевой настрой сдувается, как проколотый воздушный шарик. Света по-прежнему стоит рядом, но Надежда не гордая - она отходит сама.

- Я не претендую на твоё место, если ты беспокоишься об этом, - вдруг произносит Света.

- Ч... Вот ещё! - взвивается Надя. - Мне не о чем беспокоиться!

- Хорошо. Потому что у меня нет ни малейшего желания усложнять тебе жизнь.

- Да ну? С каких пор?

- Сердишься из-за вчерашнего? - угадывает Света. - Я ушла, не чтобы устроить тебе или Дарье Михайловне лишние проблемы. У меня было важное дело, и я вернулась, как только покончила с ним. Не веришь мне?

Чтобы избавить себя от необходимости отвечать, Надя заталкивает в рот крекер целиком. И почему рядом с этой чокнутой ничего путного в голову не приходит? Так неловко.

- В любом случае, мне жаль. Я не хотела тебя обидеть.

То не хотела, это не хотела - какая разница, если всё равно сделала?

- Оки, я поняла, - Надя готова на что угодно, лишь бы прервать внезапную исповедь, - чтоб меня обидеть, надо пипец как постараться, так что у тебя не получилось. Поменьше выделывайся при мэре - и мы в расчёте.

Света тут же кивает - ну прямо образец покорности. Зачем корчит из себя святую невинность? Они здесь вдвоём, для кого спектакль? Печенье уже не лезет в горло, и девушка просто шуршит коррексом, чтобы разбавить тишину.

Явление Щуки кажется истинным спасением. Взмыленная женщина ураганом врывается в кабинет и бросает Надежде упитанный брендированный пакет.

- У нас времени в обрез, - тараторит она, сметая бумаги в ящики стола, - Надюш, собирайся. Свет, ходь сюды - побалакаем с тобой.

Подумав, Надя решает сконцентрироваться не на чужой задушевной беседе, а на содержимом пакета, что вытряхивается на диван: чёрная атласная блузка, юбка-карандаш цвета металлик чуть ниже колена, блестящие монки. Всё со свежими бирками. Щука потратилась - как никак, сегодня Надя негласное лицо приюта. Приятно и неудобно одновременно. Она избавляется от халата и слышит неодобрительное покашливание со стороны Щуки. Девушка чуть мстительно ухмыляется, притворившись непонимающей, дефилирует по кабинету, выпивает стакан воды и только под многозначительным прищуром Дарьи Михалны начинает раскатывать по ногам капроновые колготки. Мельком она замечает Светин затылок и удивлённо хмыкает - она что, отвернулась? ЧуднАя. Ну и пусть - здесь Надя чувствует себя, как дома - не её беда, что Дарья Михална решила привести гостей.

Надежда одевается и ревниво наблюдает за воспитательницей - с присущей ей добродушностью та воркует с новенькой, упрашивая её вести себя прилично. Как будто они наедине.

Надя демонстративно роется в ящике, потрошит найденную косметичку; в непосредственной близости от сладкой парочки наводит марафет: приглаживает отросшие топорщащиеся волосы к макушке, щедро цементируя стайлингом, замазывает тёмные круги под глазами, подкрашивает белёсые брови. Ничто из этого не привлекает и капли внимания. Ну как так-то?

Щука тем временем заканчивает нравоучения, объявляет боевую готовность через десять минут и, украдкой постучав кулаком по дереву, уходит. Света, развалившись на стуле, как назло никуда не торопится. Её пристальный взгляд чувствуется кожей, и Надя поводит плечами, стряхивая его.

- Зачем ты красишься?

Надя отвлекается и чуть не ставит кляксу тушью на скуле.

- Затем же, зачем и все, - сердито буркает она.

- Обычно ты этого не делаешь.

"Обычно у меня нет косметики. Чего привязалась?"

- Обычно нет необходимости. А сегодня мне нужно выглядеть красиво.

- Тогда тебе не обязательно краситься.

Чего? Это сарказм? Она издевается? Надя теряется и выбирает универсальную реакцию - неуклюже смеётся. Её смех не поддерживают, и он так же неуклюже обрывается.

- Забавно, - на всякий случай поясняет девушка.

- Я не шутила.

Надя, по-прежнему к Свете спиной, крутит в руке маленькое зеркало, так, чтобы её видеть.

- Ну и зачем ты это говоришь? - агрессивно спрашивает у отражения. - Только не ври, что из вежливости.

- Просто так. Говорю, что думаю.

Надя фыркает.

- Да, я забыла. Ты же всегда говоришь, что думаешь.

Отражение изучает её с ног до головы (наверное), после чего вздыхает:

- Ты всё-таки обижена за вчерашнее.

- Я. НЕ!..

- Позволь мне извиниться.

- Да ради Инспекции... - Надя шипит ругательство. Отложив зеркало, она до боли сдавливает виски. Какое-то время сидит вот так, сгорбившись, и прислушивается к успокаивающему гулу в ушах, после чего выпрямляется и поворачивается к Свете лицом. - А без этого никак?

Та неопределённо наклоняет голову, мол, тебе решать. Если ей так надо облегчить душу, почему не навестит своего психолога?

«Или экзорциста», - хихикает мерзкий внутренний голосок.

- Ладно, валяй. Только быстро, мне скоро идти.

- Я не задержу. В музее я наговорила много лишнего и наверняка не самого приятного. Будь моя воля, ничего из этого я бы не повторила. Я не хотела задеть тебя, тем более - напугать. Мне правда жаль.

"Будь моя воля", "не хотела" - отражается бесконечным эхом внутри. Да сколько можно? "Не хотела" - это про оскорбление в пылу ссоры, но то, с какой хирургической ювелирностью Света вскрывала старые шрамы, нежеланием точно не назвать.

Надя должна принять извинения, чтобы навсегда закрыть тему. Чтобы избавить себя от дальнейших обмусоливаний. Но не может.

- Я хочу верить, - её голос звенит, как струна. - Но как? Ты постоянно повторяешь, что тебе жаль, и тем не менее снова и снова делаешь. Если слова у тебя расходятся с действиями, то какой от них прок? У тебя раздвоение личности?

На миг Наде кажется, что её слова достигают цели, но лицо Светы разглаживается слишком быстро, чтобы быть уверенной.

- Нет, не оно.

- Что тогда? Биполярка? - она снова фыркает.

- Нет, конечно. Просто не всегда хорошо с собой лажу. В прошлом кое-что случилось; оно никак меня не оправдывает, я и не собираюсь им оправдываться. Но иногда я не могу ручаться за себя. Прости.

- Ну и ну.

Надя опускает подбородок на сложенные кисти и размышляет. Речь Светы похожа на самую нелепую и тупую отмазку, но оттого сомневаться в искренности куда сложнее. Наде ли не знать – чем рассказ более идиотский, тем он, скорее всего, правдивее. Как бы она ни отрицала и ни лепила равнодушную маску. "Я об этом пожалею. Чертовски пожалею" - и тем не менее она уточняет:

- А случилось то, из-за чего ты попала сюда?

- Ага.

- Твои родители?..

Продолжать не нужно. Большинство детей здесь - сироты, остальные брошены - их подобным не удивишь. Информации о Надиных предках вообще не существует. И что теперь, им всем друг друга жалеть? Жалости не хватит.

- Они, бабушка, старший брат и друг, - перечисляет Света с напускным – напускным же? - холоднокровием.

Ладно, может, и удивишь.

- Ого... Соболезную..?

- Не нужно. Я же сказала, что это меня не оправдывает.

С одной стороны, неприятности в личной жизни не повод срываться на других. Тем более, Света сама разумно заметила, что её что не оправдывает. С другой стороны... Наверное, после такого у любого бы крыша начала подтекать, и вины Светы тут нет. То есть, разумеется, есть, но... Неполная? Нет, вина, конечно, полная, но справедливо ли за неё судить? Надя окончательно запуталась.

Кляня себя за слабохарактерность, она откашливается:

- Кхм, ну, я тоже хороша была. Тебе всё ещё не стоило звонить в полицию и сбегать, и я вообще не понимаю, почему ты так взъелась из-за нашего с Дарьей Михалной договора - мы ведь как лучше хотели. Но я в любом случае рада, что ты вернулась. И в порядке.

- Так ты меня прощаешь? - совершенно буднично осведомляется та.

Надя измученно мычит. Она не в силах категорично отказать, но и соглашаться боится - вдруг это положит начало её бесконечным уступкам? Девушке кажется, она ступает на мирное поле, едва открывает рот.

- Если тебе это нужно, само собой. Но как могу я общаться, а тем более дружить с тобой, если ты элементарно не способна себя контролировать? Ты уже столько раз меня нахрен посылала - ну и ладно, переживу. А вдруг в следующий раз тебя что-то триггернёт настолько, что ты столкнёшь меня с лестницы? М?

- Такого не произойдёт. Мне уже гораздо лучше.

- А вдруг?

Вопреки ожиданиям, Света не упорствует в отрицании. Она принимает Надино условие.

- В таком случае я успею поймать.

Надя собирается горячо возразить, но очень не кстати в памяти всплывает: она карабкается вдоль школьной стены, поскальзывается и чуть не падает; упала бы, если бы не схватившая её рука.

Света терпеливо ждёт вердикта, а Надя не представляет, что сказать.

- Бред, - наконец выпаливает она. Засуетившись, она распихивает родной скарб по карманам, поправляет складки на подоле и чуть не бегом покидает комнату. Только привалившись к запертой двери спиной, девушка заставляет себя расслабиться. Бред, самый настоящий бред! Света хоть понимает, насколько нереальны её обещания? Да и с чего бы ей добиваться перемирия? Она с собой-то с трудом уживается, зачем ей ещё чьё-то общество, наверняка крайне её раздражающее? Чёрт, кажется, Надя занята совсем не тем, чем нужно.

Электронная трель звонка приводит девушку в чувство. Нет, о чужих причудах она подумает потом - сейчас важнее выпрямить спину, широко улыбнуться и, по возможности, смягчить праведный гнев мэра.

Для верности похлопав себя по щекам, Надя лёгкойпоходкой отправляется навстречу визитёрам.