Безнадёжные

Автобус встряхивает на колдобине, щека, удобно примощённая на оконном стекле, проезжается по нему с неприятным скрипом; Надя клюёт носом и сонно хлопает глазами. Она потирает щёку и морщится - во рту было сухо и гадко.

- Скоро выйдем, купим воды, - верно истолковывает её недовольство Полная Дама.

Девушка надевает капюшон и опускает подбородок на грудь, отгораживаясь от шёпотков с задних сидений.

- Можешь положить голову сюда, - воспитательница хлопает себя по дебелому плечу.

Надя, помедлив, отказывается. Технически она и так опирается на Полную Даму: та, оправдывая прозвище, выпячивается за пределы своего места, перетекая и на Надино.

Да и спать девушка не собирается - после короткой дрёмы, смутной, но однозначно тревожной, она чувствует себя ещё хуже, чем до. Всю неделю после незапланированного приключения со Светой её преданно сопровождали отступившие когда-то кошмары.

Автобус, запарковавшись впритирку к тротуару, останавливается. Со стороны Нади не видно музея Инспекции, только шоссе, и она довольствуется чужими восторгами: "Офигеть, огромный!", "Интересно, мэр в таком же живёт?".

Щёлкают отстёгиваемые ремни безопасности.

- Всем сесть обратно! - рявкает Полная Дама, с усилием выбираясь из кресла. - Не встаём, пока не откроют двери! Выходим по очереди, - первые ряды! - приготовились!

Ко всеобщему счастью, двигатель скоро глохнет, а механические створки с пыхтение расползаются. Надя выпрыгивает из салона - свежий, не утоптанный ещё снежный настил хрустит под подошвами - и помогает выйти воспитательнице. У той закономерно больные суставы.

Следом, чуть не застревая в проходе, на улицу высыпают ребята и оголтело восторгаются музеем, напоминающим средневековый дворец, снегопадом и по-новогоднему украшенным проспектом.

Последними в дверях показываются Морда и Света, которую врач, скрепя сердце, отпустил на экскурсию, но под строгим бдением воспитателя. Надя, стоя полубоком, нет-нет, да косится на них.

Света зажимает костыли подмышкой, и парень осторожно поднимает её, одной рукой под плечи, второй - под колени. Вернее, под колено; пострадавшую ногу, туго обмотанную бинтом с расшнурованным кедом поверх, он не трогает, и та свободно повисает. Девушка с готовностью хватается за Морду, когда он неловко спускается с подножки автобуса. В толпе зарождается издевательское улюлюканье:

- Ну каков джентльмен!

- Чё, когда на свиданку?

- Молчать! - прикрикивает Рыжий, до того никак себя не проявлявший.

По-настоящему весельчаков осаживает только недобрый прищур Морды, чьи щёки при этом униженно пылают. Света, напротив, выглядит как королева, которой не кажется чем-то предосудительным её пребывание на чужих руках; или, скорее, как человек, которому стабильно плевать на происходящее вокруг.

Марина Васильевна сверяется с часами и, убедившись, что время до начала экскурсии есть, велит:

- Анатолий Глебович, я отойду ненадолго, а Вы пока детей пересчитайте.

Воспитательница удаляется; Надя отстранённо наблюдает за её косолапой вымученной походкой, пока Рыжий суетится и пытается заставить ребят себя слушать.

- Так! Если вы сейчас же не угомонитесь, то мы вернёмся в автобус! - беспомощно угрожает он, но ничего не добивается. Наоборот, смешки становятся лишь громче.

Рыжего ребята ни в грош не ставят. Да и Надя тоже: он единственный мог заступиться за них перед Мразью тогда, пять лет назад, но то ли трусил, то ли был слишком занят флиртом с поварихой. Странно, что его одного опала мэра не коснулась. Наверное, его просто не заметили. Как и всегда.

Тем не менее, девушка прокашливается и, оттесняя мужчину, зычно говорит:

- Кто двинется, тот зашкварный!

Воспитанники ворчат, но в большинстве замирают, и Надежда быстро пересчитывает их. 21 девочка, 25 мальчиков - сколько и должно быть.

- Все на месте. Анатолий Глебович, меня укачало. Я прогуляюсь немного?

Находиться рядом с Рыжим вот так, напротив ровесников, не готовых её принять, словно она аутсайдер, или наоборот, слишком-вип-персона, было мерзенько.

- Конечно, Надюш, - с облегчением кивает Рыжий. - Только недалеко. Эй, а вы куда? Вам не разрешаю!

Она бредёт вдоль модных кафе и магазинов, компьютерных клубов с мерцающими неоновыми вывесками. Полной Даме непросто будет купить здесь обычную бутилированную воду.

Из какофонии цветов тёмным пятном выделяется здание через дорогу, похожее на сплошной бетонный куб. На окружающем его заборе рельефно проступает логотип ИД, а рядом по обыкновению ошиваются любопытные. Зачем - непонятно; проникнуть внутрь, а тем более вне очереди попасть на процедуру исполнения мечты не надеется и последний идиот (если он, конечно, не очень богатый идиот), а ждать зрелища и подавно не стоит: даже будь в ограде щель, через неё увидели бы только глухие стены Банка Желаний. Инспекция ревностно хранит секреты.

Человечек в куцей курточке с висячим воротником, который тот постоянно силится поднять, отлипает от общей массы зевак и направляется к "зебре". Наверное, ему наскучило глазеть на одно и то же.

- Надь, ты чего здесь? - в поле зрения появляется (и заполняет его целиком) запыхавшаяся Полная Дама. - Я уже тут. Ну ты представляешь, безобразие форменное! - она потрясает бутылкой минералки. - Грабёж! Я сначала подумала, может, цена в тенге, но даже для тенге это много! Да я этой воды могу прям здесь набрать, - она указывает на сугробы, - бесплатно!

Надя отпивает.

- Ого, самая вкусная вода в моей жизни.

- Да ладно, правда?

- Нет, - она прыскает. - Извините, Марина Васильевна. Вода как вода. Из-под крана такая ж...

Её прерывают: грубый толчок в плечо чуть не сбивает с ног, протаскивая по тротуару аж до ближайшей витрины.

- Эй, ты ослеп?! – орёт Полная Дама, обругивая спину того самого человечка с нестоячим воротником, но тот вместо извинений шмыгает в переулок и исчезает. - Гондурас!.. Надюш, ты как?

Девушка потирает ушибленный локоть.

По их возвращению Рыжий с радостью передаёт бразды правления Полной Даме. Всей группой они походят к музею, и воспитательница нажимает на звонок. Рядом с аркой, в окружении гранитных розеток он выглядит игрушечным, приклеенным поверх; однако на лёгкое касание откликается громким электронным писком.

Дверь открывается. За ней гостей встречает не экскурсовод, а охранники, вооружённые короткими железными дубинками и самыми недружелюбным физиономиями.

- Добрый, эммм, день?.. - Полная Дама впервые на Надиной памяти робеет.

Ребята тем временем увлечённо изучают секьюрити. С Петровичем (интересно, как он?) последние не имеют ничего общего, скорее, с вышибалами из блокбастеров. Громилы, кровь с молоком, как на подбор одинаковые. Прямо Двое из ларца, одинаковых с лица, только не двое, а целых шестеро.

Полная Дама собирается с духом и продолжает:

- Я Марина Васильевна Яльтена, а это мои подопечные. Мы договаривались на обзорное посещение. Или, - она то ли зло, то ли нервно посмеивается, - вы ждали кого-то другого? Вы не могли бы позвать начальника?..

- Да, - вносит лепту Рыжий.

- ...Или хотя бы пустите нас внутрь, на пороге в такой мороз стоять, знаете ли!

- Не нужно никого звать, я уже здесь, - к ним на выручку поспевает миниатюрная женщина в брючном костюме.

- Вы не начальник, - недовольно говорит Полная Дама.

- Верно, я организатор, мы с Вами созванивались накануне. Илья Вадимович, будьте добры, проведите посетителей через Проявку* и затем в гардероб.

Один из охранников уходит вглубь здания, остальные расступаются, освобождая путь. В почтительной тишине группа следует за, судя по всему, Ильёй Вадимовичем по скромному вестибюлю. Никакой тебе лепнины, фресок, шикарных люстр. Женщина-организатор семенит рядом с воспитателями. Надя, чуть не наступая им на пятки, слышит:

- Прошу прощения за наше негостеприимство.

- Негостеприимство - мягко сказано. Как будто мы колония для малолетних.

- Ещё раз приношу извинения. С минуты на минуту по улице должен пройти патруль ИД, вот мы и стараемся быть бдительными...

- Патруль? - напрягается Марина Васильевна. - Есть причины? Что-то серьёзное?

- Нет, что Вы. Просто меры предосторожности. В конце концов, тут самый крупный Банк Желаний в городе, Инспекция перестраховывается.

Охранник тормозит всю процессию:

- Сюда, пожалуйста. По одному.

Вежливое слово не скрашивает приказной тон, и взрослые первыми проходят через Проявку; не будь та стеклянной, её бы приняли за арочный металлодетектор. Надя, зазевавшись, чуть не пропускает свой черёд, минует рамку и направляется к раздевалке. На третьем шаге её предплечье бесцеремонно сжимают, вынуждая остановиться. Она возмущённо оборачивается к охраннику.

- Вы что себе позволяете?! – говорит она. Почти говорит. Про себя. Обязательно сказала бы вслух, будь старше и выше... Сильно выше. А так лишь прожигает невежу взглядом, ожидая, когда её взрослые заступники произнесут слова за неё.

К удивлению и разочарованию, её справедливое негодование не поддерживают.

- Будьте добры, пройдите через Проявку ещё раз.

Воспитатели не вмешиваются, всем своим видом излучая тревогу и щедро ею делясь. Предчувствие мгновенно скручивает желудок, как мокрую тряпку. Последнее заставляет подчиниться и попятиться, вставая под стеклянную конструкцию.

«Да чёрт подери». Странно, как она в первый раз не заметила сине-зелёных переливов по поверхности детектора. В другой ситуации Надежда бы подумала, что они похожи на северное сияние, но сейчас не до любований красотами.

Женщина-организатор огорчённо цокает языком. Очень раздражающе, надо сказать. Ребята позади неразборчиво шушукаются, и не нужно работать следователем, чтобы догадаться о теме их сплетен. Надя делает то, о чём наверняка пожалеет – смотрит на них. Некоторые очевидно заинтересованы, абсолютному же большинству всё равно. Они расстёгивают верхнюю одежду и стягивают шапки, обмахиваясь ими. Жара их волнует куда больше.

Надя предпочла бы, что всех и всегда жара волновала больше, чем она. Внимания её персоне в последнее время уделяют слишком много. И в то же время слишком мало. Порой Надя почти неиронично сравнивает себя с музейным экспонатом - эх, было бы, с кого деньги брать...

- Уважаемая, нам стоит о чём-нибудь знать? – вкрадчиво спрашивает женщина.

В её голосе явная снисходительность, и Надя буквально чувствует, как лопаются её нервы. И она либо вот-вот разревётся, либо...

- Разумеется. У вас Проявка сломана.

Хотела ведь смолчать. Женщина со вздохом качает головой.

- Увы, мне кажется, причина в другом.

"А мне кажется, что ты похожа на Верку Сердючку. И сравнение явно не в твою пользу", - мстительно думает она. Жаль, что вслух сказать нельзя.

- Вы правы. Вам кажется.

Судя по вытянувшимся лицам воспитателей, по-прежнему грубо. Чёрт, а она ведь старалась помягче... Неужели теряет сноровку?

- Туда её! – подзуживает Спичка. Хоть кому-то понравилось. – Во Блатная могёт.

- Тишина! – вмешивается Полная Дама. – Надежда, без хамства! Я прошу прощения...

Организаторша сама любезность:

- О, ничего. Раз девочка уверена, что проблема не в ней, мы проведём доп осмотр?

- Н-ну... - воспитательница мнётся. – Это обязательно?

- Можно побыстрее? – не выдерживают ребята. – Мы щас сваримся!

Надю отводят к стене, пока остальные беспрепятственно проходят проверку. Агрессивно, чуть не разорвав, девушка дёргает молнию и швыряет куртку на пол. Едва ли так легче.

«Лучше бы осталась в приюте, к экзаменам готовилась. Не хватает моих сил на всё это».

- Так, юная леди, без истерик, - строго осаживает Полная Дама, встав рядом. Группу она оставила на попечение Рыжего.

Один из охранников достаёт из-за пояса предмет на подобие большой деформированной лупы.

- Это проявочное стекло. Постарайтесь не шевелиться.

- Угу.

Мужчина минуту, не меньше, тщательно изучает её: ноги, руки, туловище, голова – ничто не укрывается от сканирующего взгляда. Под конец крайне озадаченный охранник сообщает организаторше.

- Ничего.

- Как ничего? – женщина вскидывается. – Не может быть!

- Правда ничего, я дважды обследовал.

Оба они с подозрением воззряются на Надю. Полная Дама загораживает её собой.

- Ну и что это значит? – холодно уточняет Марина Васильевна.

- Я не уверена... Девушка, Вы не могли пройти через Проявку, опять? – больше организаторша не звучит снисходительно. Заискивающе – да.

- Вы уж определитесь...

Пока взрослые ругаются, Надя просто повторяет процедуру. Она ничего не сделала, ей нечего скрывать. Вернее, есть, конечно, но её тайны совсем иного рода.

Проявка никак не реагирует на Надино присутствие.

- Убедились? – Полная Дама неумолимо загоняет сотрудников музея в угол. – Я уже думаю, что нам здесь не рады.

- Мы приносим глубочайшие извинения, - лебезит женщина, - не понимаю, как такое произошло. Наверное, рамка неисправна, мы обязательно разберёмся...

Воспитательница, не дав той объясниться, за руку тянет Надю к гардеробу.

***

Повесив куртку на крючок поверх чьей-то, девушка по привычке опустошает карманы, перекладывая в те, что на джинсах и свитере: жвачку, давным-давно позаимствованную у Морды зажигалку, карандаш, оторванную этикетку и прочую мелочь. Жизнь в приюте научила ни на секунду не расставаться ни с чем своим.

- Насыщенный денёк, да? – закидывает удочку Полная Дама.

Девушка не клюёт.

- Надь, ты что, расстроилась? Да ну их, в самом деле.

Надя растирает лицо холодными твёрдыми ладонями, приводя себя в чувство.

- Да задолбало всё. Я как магнит для неприятностей. Чуть какая фигня случается, в неё влипаю именно я. Как будто козёл отпущения. Не надо было мне никуда ехать.

- Ты принимаешь всё близко к сердцу, - не сразу отвечает воспитательница, поражённая внезапным срывом. – Ну забарахлила на тебе Проявка, и что? Чересчур переживаешь из-за экзаменов и не высыпаешься, вот что. Тебе бы валерьянки попить.

Надя не развенчивает её убеждения. Слишком многое она держит в секрете, чтобы надеяться на чужое понимание.

В фойе их уже ждут. Экскурсовод - молодой мальчик, осанкой напоминающий суслика, приветствует их милейшей большезубой улыбкой.

- Наконец-то все в сборе. Для новоприбывших, я уже успел рассказать немного об истории нашего музея: наверняка вы заметили роспись стен и прочие элементы, присущие барокко...

Ооо, это надолго.

- ...Что неспроста: изначально здание, в котором мы находимся, было православным храмом, но после Большого Перенаселения его приватизировали местные дворяне и сделали из него капище в честь Инспекции. Но как вам известно, ИД не приемлет идолопоклонничества, и уже через год пресекла такую благодарность. Но до этого мы ещё дойдём, а пока предлагаю начать с южной башни, где хранятся экспонаты времён Древнего Египта...

Убедившись, что экскурсия скучнее урока ИИ, Надя на второй же минуте отрешилась от внешнего мира. Попытки Полной Дамы растормошить её, заинтересовать очередным стеллажом с, по заверениям гида, подлинным сокровищем пятого века до Новой эры**, не увенчиваются успехом.

- ...На чём мой рассказ заканчивается. У вас есть время для самостоятельного обзора, - рапортует экскурсовод.

Надя выныривает из мыслей. Вроде бы их вернули на отправную точку. Ребята разбредаются кто куда. Морда остаётся, отдуваясь: на всех лестницах (а в пяти башнях их немало) он Свету носил. А вот и, собственно, она, зовёт воспитательницу.

- Марина Васильевна, я в туалет, можно?

- Конечно, пусть Костя тебя проводит.

- Не нужно. Сама.

Она костыляет к выходу и сворачивает в коридор, а Надю пронзает подозрением.

- Я её провожу.

Она не ждёт разрешения, а ставит ультиматум. Она даже не до конца уверена, что Полная Дама услышала её. Она начинает преследование.

Гид мельком показывал, где туалет - и он точно не там, куда направляется Света. Надя идёт на значительном отдалении, рискуя потерять беглянку из виду, но лучше так, чем попасться самой.

Коридор резко расширяется, и Надя чуть не вылетает в знакомый вестибюль, на всеобщее обозрение, в последний момент юркнув за вовремя подвернувшуюся колонну. Она слышит рассерженный говор и возню и опасливо выглядывает.

Злополучная комната с Проявкой. А нет, уже без: стеклянную арку вытаскивает на улицу бригада рабочих, подгоняемая женщиной организатором и её звенящим голосом, как кнутом. Четверо охранников (двое сопровождали гида) пассивно наблюдают. К одному из них и прихрамывает Света. В туалет она хотела, ага, как же.

Надя максимально высовывается из-за угла, подслушивая.

- Извините, что отвлекаю. У меня просьба: можно позвонить с Вашего телефона? Мне срочно, а мой сел.

Надя не уверена, что девушка говорит именно это: из сказанного она разбирает только треть. Остальное же либо читает по губам (пытается), либо откровенно додумывает. Мужчина машет рукой на сторожевую каморку, не отвлекаясь от созерцания мучающихся монтажников – рамка не лезла в дверной проём. Надежда на цыпочках крадётся за Светой, в комнату охраны. Благо, работа кипит, и её шаги тонут в шуме. Девушка подбирается к двери вплотную, прикладываясь ухом к щели.

- Здравствуйте, это горячая линия ЦНВ? Переведите меня на специалиста по связи с...

К чёрту конспирацию. Надя влетает внутрь. Света на секунду запинается и поднимает бровь.

- Да, - она зажимает плечом и подбородком доисторическую трубку на витом проводе, настолько старую, что окружи её канатными столбиками, сойдёт за экспонат. – Здравствуйте, ещё раз. Я хотела сообщить о массовом нападении Ростовщиков. Буквально на днях, да. Я свидетельница.

- Что. Ты. Творишь? – хоть Надя и произнесла почти беззвучно, Света прикладывает палец к губам.

Самое ужасное, что Надежда постепенно догадывается, ЧТО она творит. Становится дурно, до тёмных мушек перед глазами. Нет, она так не поступит, не подставит их обеих. Ладно, Надю, но неужели ей за саму себя не страшно?

- По адресу Седьмитов проезд. Дом назвать не могу, там развалины и мусорная свалка.

Она сделала это. Она, блин, это сделала. Надя сохраняет маску самообладания лишь потому, что мимические мышцы заледенели.

- Да, я готова рассказать...

Нет. Надя подскакивает к ней и дёргает за провод. Отобрать не получается: Света то ли предвидела, то ли быстро среагировала, но тоже ухватилась за трубку свободой рукой. Пластик изоляции белеет, утончается, и Надя боится, что тот вот-вот порвётся. Свете же пофиг – она упрямо тянет на себя. Тогда Надя вцепляется в телефон прям поверх её пальцев.

Борются молча, но не в тишине; из динамика беспрестанно доносится: «Ало? Ало-о? Вы ещё здесь? У Вас всё в порядке?» Нет, ничего не в порядке, товарищ оператор. Уже давно.

У Нади потеют ладони, а Светлана оказывается неожиданно сильной. И она побеждает, совершенно точно, отвоёвывая трубку сантиметр за сантиметром.

- За что ты так со мной? – всхлипывает Надя. – Что я тебе сделала? Хочешь сдать нас Инспекции? Но ведь ты сама заставила меня пойти с тобой! Не позволю испортить мне жизнь... От тебя одни беды!

От бессилия она пихает соперницу в грудь. Та отшатывается, роняя костыль, и наступает на забинтованную ногу. Фарфор её лица трескается от боли, и она глухо мычит. Это отрезвляет Надю: она отпускает телефон и отходит назад, поднимая руки. Капитулируя.

- Ало? Вы где? Я прерываю звонок.

- Подождите, я здесь, - отдышавшись, произносит Света, - я на связи. Были помехи.

Она имела в виду «помеха»?

- Ясно. Сейчас хорошо слышно? Пожалуйста, продолжайте.

- На Седьмитовом проезде регулярно происходят незаконные сделки с Ростовщиками. Уверена, так как некоторые я видела лично. Ростовщики разные, да. Скорее всего, там у них постоянная жатва. Убедительно прошу разобраться.

Надя смиренно ждёт. Сейчас, внезапно ослабевшая, она готова принять любой приговор.

- Была там не одна, есть ещё потерпевшие. Меня зовут Екатерина Савицкая. До свидания.

Екатерина Савицкая... Имя как будто знакомое. Ах да, Катюша, главная задира приюта, выпустившаяся год назад. Откуда Света знает?

Из трубки доносятся прощальные гудки. Новенькая, вновь опёршись на костыль, нечитаемо смотрит. У Нади нет настроения играть в гляделки.

- Зачем?

- Так было правильно.

- М-м-м. А мне кажется, назло.

- Назло тебе? Чем ты могла меня разозлить?

- Вот я и хотела у тебя спросить. Должна же быть причина, почему ты так настойчиво подливаешь мне дёгтя.

Света хмурится.

- Я же говорила: в том месте со мной произошло кое-что ужасное. Хочу сравнять его с землёй, уже давно. Ты здесь никаким боком не замешана.

- Так может, чтобы с тобой там не случалось ничего ужасного, надо перестать туда ходить?

У Светы вид такой, словно Надя предложила нечто крамольное.

- Проблема не исчезнет, если отвернуться от неё. Как же другие люди?

- Ох, бл... Да какое тебе дело до других людей? – она чуть не стонет. - Ты что, Мать Тереза?

- Может, и так... Ты знала, что Мать Тереза была той ещё сволочью? Почитай на досуге.

- Не соскакивай с темы, я вообще не о том!

- Ну да. Что тогда тебя задело? – перебивает Светлана. – Я ни слова не сказала о тебе. В противном случае трудности будут только у меня. Что не так?

Как наивно.

- Это Инспекция, - устало объясняет, - не воспитатели, не менты. При желании нас с тобой из-под земли достанут, хоть ты горшком назовись. Кстати, откуда ты знаешь Катюшу? А, не важно. Пошаманят своими... - она изображает витиеватым жестом абстрактный колдовской артефакт, - потусторонними штучками, и всё про нас узнают. Ты правда надеешься скрыться?

- Скрыться? Даже если обнаружат, зачем? В чём же наша вина? Её нет.

...Невозможно. Её извращённая логика подчиняется собственным законам, и донести до неё иную точку зрения...

Надя зажмуривается, глупо надеясь, что и остальной мир перестанет её видеть.

- Ты не понимаешь. Дело не в той вине, которую можно доказать или опровергнуть. Меня не должно было там быть. Доверие ко мне будет утрачено. Всё будет утрачено.

Ковёр в комнате скрадывает лишние звуки, и Надя внезапно ощущает чужое присутствие близко, слишком близко. Она распахивает веки: Света склоняется над ней, как плакучая ива, и тяжесть её тени почти физически давит.

- Я действительно не понимаю. Наверное, так тяжело жить с единственной целью – угождать всем.

- Ч-что?

- Должно быть, очень утомляет, - она невесомо дотрагивается до синяков под Надиными глазами, пользуясь её ступором, - вечно оправдывать чужие ожидания.

Надежда деревянно отстраняется. Рядом с такой Светой ей не по себе.

- Эт-то нет так.

- А как же? Ты на посылках у воспитателей, потому что они этого ждут. Ты решаешь домашку за Диму, потому что он этого хочет. Ты даже поступаешь в университет...

Она не заканчивает, и это невыносимо. Невыносимо больно и унизительно. «Откуда? Кто ей рассказал?» - вопросы отходят на второй план. Единственное, чего сейчас хочет Надя – вернуть боль, прямиком отправителю. Она прочищает горло.

- Возможно, ты права. Мне часто поручают задания, с которыми взрослым не справиться. И до поры у меня отлично получалось, пока не появилась ты. Дарья Михална так расстроилась, что я не смогла подружиться с тобой – она боялась, что ты останешься изгоем.

Надя глубоко убеждена, что искренность лишена смысла. Но порой так... приятна. Она жадно ищет на лице напротив шок, обиду, хоть какую эмоцию - но откровенность не производит должного эффекта. Света лишь хмыкает.

- Да, я в курсе.

Чего? Надя хлопает глазами.

- Что общение со мной не твоя инициатива, для меня не новость.

Чёрт-чёрт-чёрт... Блефует или нет? Говорит уверенно.

- Но если ты знала, почему не молчала? Могла сразу отвадить меня, зачем было всё, что было?

- Мне стало интересно, как далеко ты зайдёшь.

Она ненормальная. Или социопат. Неизвестно, что хуже. В интернете говорят, среди социопатов полно маньяков, чему Надя склонна верить. Она медленно отступает, надеясь, что держит верное направление на дверь. Стукается лопатками о стену. Промахнулась.

- Окей, я удовлетворила твоё любопытство? Теперь ты отстанешь от меня?

Света сокращает дистанцию между ними.

- Странно, мне казалось,  ты ищешь моего общества.

- Больше нет, - пальцами она нащупывает круглую ручку. Наде не должно быть так не по себе. Не должно, не должно - твердит про себя, как мантру. Света – опять – вплотную. – Инспекции ради, выпей таблетки!

- А я уже, - она немного отодвигается, - Знаешь, после того, как ты поведала Дарье Михалне о моих якобы суицидальных наклонностях, она устроила мне допрос с пристрастием.

Кто её за язык тянул? Света оскаливается. Или блики дорисовывают ей гримасу? Девушка понижает голос:

- Я всё подтвердила, каждое твоё слово. Мне выписали антидепрессанты и заставили посещать психотерапевта каждый день.

- Но почему? - Надя спрашивает против воли. - Не сказала, что я соврала?

- Ну как? Это же важно для тебя. Не утратить доверия.

С ней реально что-то не так. Она пугает, по-настоящему. Удивительно, что Наде понадобилось столько времени, чтобы это ощутить.

- Никак не пойму, чего ты хочешь.

- Я? – она размышляет. - Не знаю. Ничего. Сдохнуть.

- Тогда не буду мешать.

Ручка поддаётся, и Надежда пулей выбегает из сторожки. Теперь её не заботит, заметят или нет. Главное – прочь, как можно быстрее. Она пересекает вестибюль, коридор, сталкивается с кем-то из мальчишек, не сбавляя скорости. Вваливается в туалет – уборщица, чьё ведро она чуть не опрокинула, запричитала – и закрывается в дальней кабинке. Пусть воздух здесь не образцово чист, но только им Наде удаётся надышаться. Она садится на крышку унитаза. Вот уж правда, белый друг. Шутки шутками, а ведь единственный её друг; как иначе объяснить, что каждый раз, когда ей плохо, ноги приводят её именно сюда?

В дверь стучат.

- Занято.

- Я там ещё не убрала! – настаивает поломойка.

- Мне норм.

Женщина ругается под нос и, громко топая, уходит. Здравствуй, долгожданное одиночество. Надя рассеянно оглаживает сливной бочок, словно тот мог ожить и отозваться на прикосновение, наверняка собрав ладонью половину известных человечеству инфекций.

И тогда её прорывает. Ежесекундно, без предупреждения: ни щипания в носу, ни пелены перед глазами. Слёзы просто потекли по щекам, одна за другой капая на джинсы. Надя отчаянно пытается их вытереть, но те, не прекращая, льются и льются, как вода из переполненной ванны, а Надя никак не находит вентили, чтобы перекрыть кран. Она всхлипывает, раз, другой. Она рыдает в голос. Тихий, задушенный, но голос.

А это что? Девушка задирает толстовку и вытирает лицо прямо ей. Теперь она чётко видит пару грязных башмаков напротив её убежища. Она не слышала шагов.

"Конечно, ты ж самозабвенно ревела".

- Занято, - буркает она.

Ноги понятливо идут в соседнюю кабинку и обосновываются там.

Так, на чём она остановилась? Надя шмыгает носом. Полотенце из ворсистой кофты никудышное, туалетной бумаги нет. Ну и что делать?

Она ойкает: снизу, под стенкой пролезает рука в перчатке, шурша упаковкой салфеток.

- Спасибо.

Надежда мажет случайным прикосновением по замшевым пальцам, но ощущает лишь мятый целлофан. Её простреливает подозрением. Девушка не слышала, как человек зашёл, как приблизился. Смутно знакомая мысль бьётся на краю сознания, готовая вот-вот оформиться... Но Надя ей не даёт. По хорошему, надо бы испугаться; хотя бы заволноваться. Но не может. Сегодняшний день выжал её эмоции до капли. А ещё Надя не уверена в правоте своих версий - зато в абсурдности совершенно точно. Она просто забирает салфетки.

Она наскоро приводит себя в порядок, с опаской включив фронтальную камеру на телефоне, чтобы оценить бедствие. М-да... Заплаканный бордовый блин с щёлочками на месте глаз, и на то, чтобы состряпать из этого подобие человека, есть максимум пятнадцать минут. Сначала - умыться. Девушка решительно покидает кабинку. Соседняя дверь распахнута настежь, и человек внутри тоже использует туалет не по назначению. Сгорбившись, он так же сидит на крышке и хлопает по карманам бесформенного серого пуховика. Судя по тому, что откуда-то из недр его огромного капюшона торчит сигарета, ищет зажигалку.

Поддавшись порыву, Надя отдаёт свою, вернее, старую Мордину. Мужчина – мужчина же? – благодарно принимает, жмёт на рычаг сопла, и та, о чудо, производит язычок пламени. Незнакомец глубоко затягивается, не поднимая головы, а Надежда испытывает странную смесь разочарования и самодовольства. Страха по-прежнему нет. То, что заработала зажигалка, бутан в которой закончился больше трёх лет назад, вызывает скорее настороженный интерес.

Первую мысль, на удивление здравую, - сообщить о проникновении недружелюбным охранникам и тем самым переложить проблемы на тех, кому платят за их решение, - похоронила под собой вторая: «А зачем?» Какой лично для неё смысл? Это не её зона ответственности, и помогать вышибалам в форме она не обязана.

Надя решается заговорить спустя половину сигареты.

- Зачем курить, если Вам от этого ни вреда, ни пользы, ни удовольствия?

Человек выпрямляется и, наверное, смотрит на Надю - размытая тьма его образа не позволяет понять больше. Его слова, не облачённые в голос, путаются с собственными мыслями, транслируются прямо в мозг:

- Привычка.

Он выдувает струйку дыма, и тот летит на девушку сизым облачком. Оно растворяется в воздухе у самого её носа, но Надежда не ощущает едкого запаха. Оно - иллюзия, как и огонь из сломанной зажигалки.

- Получается, горбатого могила не исправила?

- За такие шутки из жизни убывают минутки, - переделывает он пословицу на Ростовщический лад и наслаждается очередной ненастоящей затяжкой. – Дрянной день?

- Угу.

- У меня тоже неважный.

«Какой-то сюр», - отстранённо думает она: «я в музее Инспекции общаюсь со жмуром. Впрочем, последнее мне не в новинку». Да, она и правда слишком многое держит в секрете, чтобы сохранить вменяемость.

Собеседник выбрасывает бычок – тот дематериализуется в миллиметре от пола.

- Извините за бестактность, но Вы вообще как здесь?

- В туалете?

- Нет, - она широко разводит руками, - в целом здесь.

- А что, порядочному покойнику нельзя в свой законный выходной прийти на выставку?

Кто из них ещё более невменяем. Хотя Света даст фору обоим.

- Проблематично. Тут же, типа, дохрена Онисов. Вам нормально? Желудок не болит, на атомы не расщепляет?

- Ну ты юмористка, - явно не одобряет он. – Мне нормально. Руны на меня не действуют. Ты обозналась, девочка.

Как, обозналась? Надежда ни на миг не сомневается, что перед ней гость из Нави. Но если он не Ростовщик, тогда... Тогда ещё абсурднее.

- Вы не можете быть Искупленцем, - отрезает она. – Во-первых, Вам нельзя покидать Банк Желаний, а во-вторых, где тогда Ваша Лампа?

Лампой (как в сказке про джина из волшебной лампы) в простонародье называют Вазис - специальный сосуд, к которому прикреплён Искупленец. Благодаря Вазисам Инспекция легко и быстро транспортирует души, а главное, вместилища служат их обитателям защитой от Онисов, в том числе, купирующих.

С одной стороны, эта версия многое бы объяснила, а с другой, вдвое сильнее запутала бы.

В голове раздаётся гомерический смех.

- Что весёлого?

- Особенно забавно слышать такие вопросы от тебя.

Надя недоумевает, а потом холодеет и начинает судорожно выворачивать карманы. Искупленцы способны проявляться самое большее в радиусе трёх метров от своего Вазиса, значит, он где-то... где-то...

На кафель сыплются этикетки, бумажки, жвачки, фантики. Звякает, упав, маленькая, с фалангу, лубочная металлическая куколка. Девушка бережно её поднимает. Невесомая.

- Ну я же говорил.

Надежда растерянно подкидывает Лампу на ладони.

- Но откуда она у меня? Я же... Ох, чёрт.

Память услужливо разворачивает эпизод с Проявкой. Она была исправна, только реагировала не на девушку, а на содержимое куртки. И ещё раньше, неуклюжий человечек с проблемным воротником врезается в Надю на полном ходу, наверняка тогда и подложив ей сюрприз. Ну ничего себе. Надя пасмурно смотрит на Искупленца.

- Ну и на кой я Вам сдалась?

- Ты? Мне? Вообще не сдалась.

- Тогда зачем прицепились ко мне?

- Это досадная случайность. Я сам не в восторге. Изначально я условился с одним человечком, что он выкрадет меня из Банка и вывезет загород в обмен на желание. Но этот... Конёк педальный меня знатно опрокинул, и вот я здесь, болтаю с тобой. Я Шиш, кстати.

- Надя. Приятно.

Она жмёт перчатку, которую бы с натяжкой назвала осязаемой - та, скорее, подстраивается под Надины ожидания. Салфетки на ощупь были куда реальнее.

- Так они были настоящие, - угадывает ход её мыслей Шиш. - Твои же, кстати. Ты настолько не заботишься о своём барахле?

Надя стыдливо втягивает шею в плечи - она давненько не устраивала инвентаризацию.

- Да зайди ты уже, чего на пороге мнёшься?

Она втискивается в кабинку. Шиш подкуривает новую сигарету, пока Надя рассовывает по карманам выпавший скарб.

- А у тебя железные нервы.

"Я бы поспорила".

- Сложновато тебя впечатлить, да?

- Да нет. Просто впечатлять нечему.

- Ишь какая.

- А что? Вы извините, но людей на земле перемёрло - тьма. Вы не диковинка.

- Не диковинка? - оскорбляется Шиш. - Ты каждый день общаешься с беглыми Искупленцами?

- Конкретно это впервые. Патруль на улице из-за Вас?

Пуховик рассерженно набухает.

- Вот гадство, - комментирует он. - Может из-за меня, а может, и нет, я ж к ним в мозги не влезу. Прям целый патруль?

Она коротко пересказывает информацию от организаторши. Сверяется с временем - надо прощаться.

- Ну ладно, мне пора, моя группа скоро уходит. Удачи.

- Погоди-погоди! - Шиш аж подскакивает на ноги. - Возьми меня с собой!

- Вот ещё! С чего бы?

- Я же объяснил, мне нужно выбраться! Если не загород, то хотя бы на окраину. Ну же, не оставляй меня здесь, мне ж кранты!

- А мне не кранты? Сейчас как выйду к отряду Инспекции с ворованным Вазисом - вечером коллегами станем.

- Да вряд ли, ты ж не будешь активно сопротивляться? Максимум срок дадут.

- В любом случае, я пас.

Шиш тяжело вздыхает.

- Хотел ведь по-хорошему. Бросишь меня тут, и я скажу, что это ты меня выкрала.

Надя немного, совсем чуть-чуть впадает в ступор. Произносит очевидное:

- Но это не я.

- Да, но ИД этого не знает. Рано или поздно тебя оправдают, но проблем в процессе хлебнёшь.

- Какая же Вы сволочь, - выдавливает она.

- В Банк Желаний от праведной жизни не попадают, - резонно замечает он. - Не обижайся, поможешь мне, а я тебе кое-что интересное на ушко шепну.

Надя смотрит на часы - она уже опаздывает.

- Давайте прямо сейчас. Тогда и решу.

Снаружи застучали колёсики тележки - уборщица возвращается.

- Ну же, быстрее! Или на меня не рассчитывайте!

Внешняя дверь предупреждающе скрипит. Шиш кидает в Надю очередной ненастоящий бычок.

- Отряд не заметил потерю трёх бойцов, смекаешь? - Ну и бред. - Эй-эй-эй, ты чё творишь?

- Дальше сам, - выплёвывает она, с размаху бросает Лампу в унитаз и спускает воду.

Мираж скорбно булькает и схлопывается за миг до того, как возвращается поломойка.

- Уже ухожу, - говорит ей Надя.

Протискиваясь боком между стеной и недовольной женщиной, она отправляется на поиски группы. Про себя невольно повторяет последние слова Искупленца.

"Отряд не заметил потерю трёх бойцов... И зачем я ищу смысл в бессмыслице? Там даже в песне про одного поётся". - Надя затормаживает и прислушивается к Предчувствию, и то звонко отзывается: "Нехорошо это. Ой, нехорошо. Неспроста".

Надя убеждает себя в глупости собственных домыслов, но против воли ускоряется. Группу она настигает у гардероба. Её несвоевременное появление повергает воспитателей в шок; девушку напрягает такая их рассеянность.

- Надежда? - Полная Дама охает. - Ты время видела? Сейчас бы ушли без тебя и... Ты что, плакала?

- Марина Васильевна, не до того. Пересчитайте всех, кого-то не достаёт.

К счастью, Полная Дама не задаёт вопросов и приказным тоном велит выстроиться в ряд.

Она считает дважды: первый раз - сосредоточенно, второй - подсобив себе мелко дрожащим пальцем.

Девятнадцать девочек, двадцать четыре мальчика.

"Троих не хватает", - нехотя признаёт Полная Дама.

"Троих не хватает", - немым кивком подтверждает Надежда.

"Троих не хватает", - понимают ребята, с любопытством осматривая неуловимо поредевшую стаю.

- Троих не хватает, - зачем-то вслух итожит Рыжий.

На него сердито шикают. Возможно, даже Надя. Пользы от него никакой, так пусть хоть не мешает. И пока воспитательница лелеет веру в то, что дети заблудились в музее, Наде почему-то кажется, что потеряшки легко не найдутся. И пусть пока оснований для пессимизма нет, она всё чаще в последнее время оказывается правой.

И всё чаще жалеет о своей правоте.

* Проявка - сокращение от «Проявочная рамка», инструмент из Навического "стекла", позволяющий обнаружить следы взаимодействия с Сущностями типа Б

** Новая эра началась после Большого Перенаселения, в 1756-ом году по старому летоисчислению