Безнадёжные

Оглушительный, вездесущий хохот проникает в уши, выдавливает барабанные перепонки, опять. А точнее, третий раз за неделю. Предыдущими причинами безудержного веселья послужили подножка Наде, в результате чего та рухнула на пол, больно стукнувшись коленкой и опрокинув на себя ужин, и сломанный кран, поток воды из которого, мощный, как из пожарного гидранта, окатил Леру вчера утром. Если продолжится в том же духе, то проблемы со слухом возникнут у них до выпуска. Впрочем, сейчас это наименьшая из бед. А наибольшая...

- Очень смешно! - рявкает Лера и топает ногой. - Юмор - ну просто цирк отдыхает! Вы нашли сборник армейских приколов или что?

В гневе Леры сквозит истерика, и оттого старшие Юниорки гогочут громче. Надя всматривается в чужие раззявленные рты. Огромный, с толстыми губами - Олин; посеревший и пожухлый от дешёвых сигарет - Катюшин; стыдливо прикрытый из-за больных кривых зубов и похрюкивающий - Ниночкин. Другие девочки либо игнорируют, либо аккомпанируют трём главным солисткам. Они все такие отвратительные... А Наде так тошно, хоть плачь.

- Нет, ну спрятать кровати - додуматься надо ведь! А потом сделать!

- Лер, - легко дёргает приятельницу за юбку, - ты их только смешишь...

- Плевать! Сейчас же верните кровати! Куда вы их дели?!

- Сдали на металлолом, - хихикает Нина, и всё происходит по новой.

Надя трёт носком туфли тёмный след на полу, оставшийся от их с Лерой двухъярусной койки. Они одиноко стоят посреди спальни, злые, напуганные, пока остальные переодеваются в пижаму и готовятся ко сну.

К ним несмело приближается Лена.

- Мою постель не тронули.

- Поздравляю.

- Нет же, я... Может, мы все на моей уместится?

- Втроём на одной? Не смеши, Лен.

- Ну, - девочка, похоже, искренне расстроена, - тогда я отдам одеяло и подушку.

Лера с Надей одновременно вздыхают и отказываются от щедрого предложения. К ним подкрадывается Шпала - высокая костлявая девица, отбывающая в приюте последний месяц. Она щиплет Надежду за запястье и шепчет:

- В подсобке, первый этаж.

- Спасибо, Шпала.

Наводка подтверждается, и подруги по несчастью переминаются с ноги на ногу у пыльной каморки, носящей гордое название "служебное помещение", совершенно не радуясь находке.

- Ну и как мы её затащим наверх? - размышляет вслух Лерочка. - Не здесь же нам спать? Ладно, давай попро... Эй, куда?! - осекается она и орёт вслед приятельнице, быстро удаляющейся прочь. - Ну и вали! Тоже мне, помощница!

Беглянка скоро возвращается и застаёт красную от натуги Леру, всем весом навалившуюся на железное изножье - упрямая мебель едва ли сдвинулась на полметра. Охранник Петрович и техник Гарик, которых Надя привела с собой, теснят девочек в сторону, сами с двух сторон поднимают кровать и медленно, покряхтывая, взбираются по лестнице. Воспитанницы замыкают шествие на безопасном отдалении.

Лера вдруг крепко сжимает Надино запястье.

- Ты им рассказала? - шипит ей на ухо.

Надя раздражённо отворачивает голову.

- Ещё нет, не успела.

- И не вздумай!

- Чего? - слишком громко. Но Надя искренне возмущена и продолжает. - С каких таких? Именно это я и сделаю!

- Нет, не сделаешь.

- Да почему? - она резко отстраняется. - Ты опять меня останавливаешь! Несколько недель прошло, и мы сами не справляемся!

Лера мрачнеет и сжимает кулаки. Сейчас, стоя на две ступеньки выше, она выглядит воинственно, и Надя даже немного робеет. Но её слишком всё достало, чтобы просто сдаваться.

- Значит, будем стараться лучше. Вон, Ленка помалкивает, и её не трогают. Тебе бы тоже не помешало...

- Что? Засунуть язык в одно место? Что у тебя за комплексы, Лер? Почему не пожаловаться взрослым?

- Потому что ты грёбаная неженка! - рычит Лера и хватает её за плечи. Надя тяжело сглатывает. - У тебя хоть раз случались конфликты в младшей группе, а, золотая девочка?

Надежда растерянно хлопает ресницами. Она думала, что у малышей в принципе не бывало ссор. Валерия легко читает с её лица.

- Вот-вот. А у меня - предостаточно. И поверь мне, доносы ничем хорошим не заканчиваются. Расскажешь - сделаешь только хуже нам всем. Да и кому ты собиралась жаловаться? Рыжему, у которого весна настала раньше времени? Или Мрази?

Надя окончательно скисает. Действительно, в ближайший месяц других воспитателей не дождёшься: только Анатолий Рыжиков по кличке Рыжий, который вечно пропадает в столовой, и Ангелина Беляева по кличке Мразь, с которой даже нянечки лишний раз не общаются. Сироты тоже редко с ней встречаются – та предпочитает скрываться в учительской от «маленьких дармоедов».

- Короче, я тебя предупредила.

Остановившись у женской спальни и утирая пот со лба, Петрович с Гариком бьют по двери, да так, что та ходуном ходит. Чтоб наверняка, предупреждают о своем присутствии грубым басом и заносят внутрь кровать. Воспитанницы, замотавшись в одеяла аж до подбородков, изумлённо провожают нежданных гостей взглядами, пока Надя с Лерой ждут снаружи.

- Дядь Гарик, дядь Лёнь, спасибо, - Лера подлавливает мужчин в прихожей.

Сторож отряхивает ладони.

- Да пожалуйста, ёп... Ёперный театр, - исправляется он. - Лучше скажите, кто койку вынес? Только не бздите, что вы: без обид, но такие щепки и за сутки бы не управились.

Техник солидарно икает. Надя чувствует, как ей под рёбра ввинчивается Леркин локоть.

- Никто, - после мучительной паузы бурчит она, - сквозняк у нас сильный.

- Ага, ветром сдуло, - мигом подтверждает Лера.

Гарик неодобрительно цокает, но не настаивает. Девочки остаются одни.

- Зря, - обиженно роняет Надя по дороге в спальню. - Эти твари сами не угомонятся.

Её слова становятся пророческими. Новый день встречал трёх Юниорок новыми сюрпризами – обрезанными до колен зимними штанами, вымазанными в клее ложками, пропавшими учебниками и тетрадями. Каждое утро Надя пыталась предугадать, что её ждёт сегодня, но Катюша обладала по истине великой фантазией и всё равно умудрялась удивить. Дёргаясь на каждый шорох, просыпаясь по пятнадцать раз за ночь, Надя медленно скатывалась в пропасть паранойи. Никогда ещё февраль не тянулся так долго.

***

Несколько дней спустя

Обед проходит на редкость напряжённо. И тихо – ни разговоров, ни смешков. Воспитанники вяло помешивают серую похлёбку, слишком жидкую для каши и слишком комковатую для супа. Надя стреляет взглядом из-под опущенных ресниц на обидчиков: Катюша, чей нос распух вдвое, и иже с ней выглядят обеспокоенными, но радости это отчего-то не приносит. Лерочка трёт свежий синяк под глазом и, подвинувшись ближе, шепчет:

- Мне как-то тревожно. Знаешь, типа предчувствие чего-то плохого.

Надя мрачнеет. Странно, но позавчера перед самой лютой и массовой дракой, которую Наде доводилось наблюдать, предчувствие ей не помогло. В поле зрения попадается как всегда невредимая Лена, покусывающая ложку, словно крыса. Напоровшись на тяжёлый взгляд, она резко тушуется и съёживается. Надя вспоминает недавний диалог с Мразью:

-... Да какой отпор? Нас трое, а их – целая группа!

- Да ну? Насколько мне известно, вас двое.

В бессильной злобе девочка сжимает кулаки. Как она раньше не поняла? «Ленка помалкивает, и её не трогают» - если б ты знала, Валерка, что всё совсем не так...

Девочка борется с желанием опрокинуть тарелку несъедобного варева на предательницу, когда замечает краем глаза суету у раздаточной. Любочка, всколыхнув обширными телесами, отстраняется от Рыжего и перебирается ближе к ширме, загораживающей кухню. Надя сомневается, что повариха стала бы разговаривать с мебелью, а значит, за ширмой кто-то стоит. Кто-то, чей силуэт едва ли угадывается. Женщина пару раз кивает, что-то быстро, испуганно говорит. Вскоре к своей пассии присоединяется Рыжий, но и тогда ни словечка разобрать не удаётся. Как оказывается, это и не нужно.

- Лерка, смотри...

- Дзин-н-н-ь, - Любочка прерывает трапезу, ударив железным половником о дно кастрюли. – Закругляйтесь. Две минуты, и чтобы всю посуду сдали на мойку.

Воспитанники недоумённо поворачиваются к часам – до конца обеда ещё двадцать минут!

- Не спорить! – пресекает вялые возмущения Любочка. – Всё равно вы рагу толком не едите, а по тарелке гоняете.

«Так это было рагу...» - думает девочка. И ей бы радоваться возможности избавиться от сего шедевра кулинарии, вот только...

- Кхм-кхм, - откашливается Рыжий. Кажется, он тоже нервничает, - и ещё: никто никуда не разбегается, все остаёмся здесь, выстраиваемся в шеренгу у дальней стены.

Надежда относит нетронутую порцию на конвейерную ленту, тянущуюся на кухню, и в числе первых подходит к стене. Короткий путь в тишине, оттеняемой чужой поступью, такой же неровной и боязливой, выжидающей, растягивается в разы, и Надя радуется, когда наконец-то прислоняется спиной к шершавым обоям – ноги немеют и подводят. Лерка, заразила-таки своим Предчувствием. И Надя убеждает себя, мол, пустяки, но тщетно. Догадывается, в чём дело, хотя очень хочет ошибаться.

Шеренги получается две, и то скорее волной, чем прямой линией. Надю загораживает Морда, так что она не видит, что происходит в столовой. К девочке протискивается Лера, в кои-то веки одна, без подружки.

- Надь, что происходит?

- Откуда я знаю?

Она опускает голову в пол, чувствуя редкие чужие взгляды. Это плохо. На неё не должны смотреть.

- Выглядишь так, как будто знаешь.

- Ничего подобного...

- Тише! Из-за вас нас накажут! – шипит кто-то спереди. Похоже, Предчувствие крайне заразно.

В момент, когда обрываются все прежние звуки, появляется новый: вальяжные печатные шаги. Люди, которые так шагают, обязательно засовывают четыре пальца в карманы брюк, выпростав большой наружу, и поджимают нижнюю губу. Валерка отчаянно ищет лазейку между широкими мальчишескими плечами впереди. Внезапно она белеет и отшатывается.

- Там Мразь, - одними губами сообщает она.

- Ну, может это не так ужасно? – неуверенно предполагает Надя, и подруга смотрит на неё, как на умалишённую. Действительно, явилась Мразь – жди беды. Если что-то и заставило её покинуть свою конуру, то наверняка нечто вопиющее. А покидать конуру Мразь не любила.

Мразь – тяжёлая артиллерия. Наверное, даже слишком тяжёлая. Но Надя устала терпеть.

- Ита-а-а-ак, - отвратительно сладкий голос разливается по комнате. – Все здесь?

- Все, - с паузой отвечает Рыжий. – Ну, кроме Лёши Васнецова, он болеет...

- Ну так приведите, Анатолий Глебович.

- Но как же...

- Приведите. Я не буду повторять информацию два раза.

Лёшу приводят. Тот хлюпает носом и редко сухо кашляет, но выражает готовность внимательно слушать.

- Раз все здесь, могу начинать, - продолжает Мразь. – Дети, вы знаете, где находитесь? Я напомню – вас на попечение принял Приют имени святого Кирилла второго. Вы хоть представляете, как вам повезло? Это место с историей. Кирилл второй, добрейший человек на свете, и помыслить не мог о том, чтобы обидеть живое существо. И дом этот построил для помощи бедным и обездоленным. А потом сам, своими руками расписал его Онисами, чтобы его жители могли спать спокойно, не боясь Ростовщиков. Вот такой широкой души был человек. А вы, сукины отродья, позорите его память.

Её голос, такой же приторно сладкий, напоминает мёд. Мёд, перемешанный с давленными, полудохлыми пчёлами. Рыжий, несколько раз пытавшийся вставить слово вначале, затих. Он её боится. У Мрази – родственник в Инспекции Душ.

- Вам бы директрисе в ножки кланяться, за то, что не сидите сейчас под забором, и что Ростовщики не высосали из вас время. А вы, бессовестные уродцы, решили в дедовщину поиграть?

- Что. Ты. Наделала? – Надя скорее угадывает, чем слышит Леркин вопрос.

Нет-нет-нет, всё должно было быть не так! Она же обещала, что никто не узнает. Она Мразь, но не может же так поступить...

- Что ж, хотите как в армии - будет, как в армии. Кто-то считает, что может просто так гнобить других. Значит, могут все. Итак, - судя по звуку, она всплёскивает руками, - коллективная ответственность.

- Ангелина Петровна, - заикается Рыжий.

- У вас есть дела? Вот и займитесь ими. О чём я? Ах да, Наденька, выйди сюда.

Нет. Только не это. Святая Инспекция, только не это. Она стоит на месте, как приклеенная, пока её не выталкивают вперёд, из общего строя. Надежда по инерции несколько шагов навстречу Ангелине и замедляется. Она не может вернутся назад - её там уже не примут, и оставаться на месте, как на мушке, невыносимо. Она идёт дальше, и чудится, что под стопами не пол, а едва схватившаяся хрупкая ледяная корка, трещины на которой с каждой секундой гуще и гуще. В голове такая пустота, как будто это - сон, и происходит не с ней.

Надины потёртые ботинки равняются с дорогими кожаными туфлями.

- Спасибо Наде, ведь она единственная посвятила меня в то, что здесь творится.

Девочка украдкой всматривается в профиль Ангелины Петровны, и в змеиной улыбке ей мерещится садистское удовольствие.

- Портить еду, забивать стрелки на прогулках? Кошмарно. Раз вы не цените ни то, ни другое, то для вас всех, - она обводит сирот указательным пальцем, - будет только в радость в течение следующих двух дней не появляться в столовой и до конца месяца отказаться от прогулок.

"Нет. Не верю..." С лица Мрази, жестокого и безразличного, она переключается на толпу и считывает свой смертный приговор. В первую шеренгу незаметно просачивается Лера, и только в её глазах отражается ужас, а не ненависть.

- Вы имеете что-то против? - в момент изменившимся ледяным тоном бросает Мразь, и слабые возмущения унимаются. - Отлично. Тогда организационная беседа закончена.

Дети медленно, как сонные мухи, шевелятся, а с Нади словно спадает оцепенение - она бежит к выходу и, уже завернув за угол, слышит как сорвавшихся с цепи преследователей. Мразь их даже не окрикивает. А возможно - с той же гадкой ухмылкой провожает взглядом. Девочка выскакивает на распутье: справа лестница в спальни, слева прихожая. И там, и там тупик. Сзади - неумолимое возмездие.

Погоня ближе, и Надя бездумно бросается налево. Чуть не пропускает нишу в стене, возвращается и мелко стучится в неприметную дверь. Та приоткрывается ровно на сантиметр, чтобы Петрович мог просунуть нос.

- Брысь, малявка, - и он почти запирается, когда девочка просовывают тонкую ладонь в щель. - Ненормальная?! А если б перешиб?..

- Умоляю, - глухо шепчет она. - Убивают!

В тот момент ей казалось - если поймают, убьют. Сгоряча, ненарочно - но убьют. Вероятно, Петрович понимает, потому что хватает её за предплечье и втягивает в сторожку.

- Один писк - и выгоню.

Надя сидит там до самого вечера, почти не двигаясь. Что делать? Как теперь? Каждый щелчок часов заставляет вздрагивать - она не видит жизни вне этой комнаты. Бесконечное количество времени спустя Петрович откашливается и опускается рядом на корточки.

- Так, лавочка закрывается. Ты и так уже отбой пропустила, прошу на выход.

- Ещё чуть-чуть.

- Ну уж нет, барышня. Мне койко-места не жалко, тем более, ты компактная, но меня ж засудят потом.

Надежда тяжело поднимается. Напоследок одаривает обиженным взором сторожа.

- Не я эту кашу заварил. Иди уже спать, утро вечера мудренее.

"Дотянуть бы до этого утра".

В приюте уже темно - лампы выключены, и только Онисы флуоресцируют тусклой зеленью. Девочка крадучись добирается до развилки. Вокруг никого. Надя торопится к лестнице. Боковым зрением улавливает табличку "Служебное помещение" и чёрный раззявленный проём под ней. Три пары рук, затягивающих её в подсобку.

Дальше всё мешается. Кто-то бьёт её, она бьёт кого-то; чьё-то колено угождает ей в живот, её пятка попадает кому-то по зубам. Молча, только возню и слышно. А видно и того меньше. Надя не знает, почему не кричит, не зовёт на помощь. Наверное, потому что догадывается, что поддержки не дождётся. Её неизбежно давят массой, приминают к пыльному ковру. Уткнувшись носом в жёсткий ворс, она чует кислый запах плесени. Временно ослепнув, как никогда явственно ощущает на своей спине рельефную подошву ботинка. Она пытается приподняться, но её неизменно толкают обратно. "Да не рыпайся ты", - шипит некто сверху. Совсем рядом, перед глазами отражается искра света на стальном острие.

И тогда что-то  меняется. Надя, зажмурившись, начинает - даже не из последних сил, их и не осталось толком, а из чистого отчаяния - молотить кулаками, ногами, головой. Она бодается, брыкается, кусается, как в припадке; ей уже всё равно, что с ней станется, её охватывает какой-то сумасшедший азарт. Она дорого продаст свою жизнь.

"Держи ненормальную!" Вопреки крику, её упускают. Девочка выскакивает, кидается к выходу, но в последний миг её хватают за длинную косу. Надя чуть не падает. Она вцепляется ногтями в косяк, не позволяя вновь утащить себя в темноту. Ещё немного, и голова оторвётся.

Металлический лязг, и девочка кубарем вылетает в коридор. Спустя секунду она снова на ногах и готова драться. Её колотит от адреналина. Сердце с каким-то самоотверженным надрывом разгоняет горячую кровь по телу, требуя продолжения схватки.

Но никто не нападает. Надя слепо щурится в темноте и не сразу заподазривает неладное. Шею обжигает прохладный ночной воздух. Недоверчиво Надежда заводит руку назад и одновременно с тем, как дотрагивается до коротких прядей у затылка, разглядывает в сжатых пальцах Катюши предмет, похожий на толстый золотистый канат, и ножницы. Девочка снова проводит ладонью по волосам. Они легко выскальзывают из пальцев, более не стеснённые собственным весом.

На секунду она впадает в ступор. Отказывается верить себе, своему зрению и осязанию.

- Что вы?..

Нервное возбуждение, не найдя высвобождения, обращается внутрь. Колотун переходит в тремор. Кружится голова.

Надя задыхается. Пытается нащупать пуговицы рубашки и расстегнуть. Бредёт к ступеням; больше никто её не преследует. Повиснув на периллах, поднимается кое-как до второго этажа - до третьего не дотянет. Минует мальчишескую спальню и вваливается в туалет.

Там её настигает истерика. Девочка не помнит почти, как доползла до кабинки, как закрылась изнутри; как, царапая горло и подбородок, сползла по стенке вниз; как рыдала взахлёб, раскачиваясь взад-вперёд; как...

***

- На-а-адь. Надь, ты там?

Шёпот снаружи будит её. Надя не хочет откликаться.

- На-а-адь, это я.

Девочка тянется - спина затекла из-за неудобной позы.

- Надь, уже десять утра.

Это бодрит лучше контрастного душа. Надежда вся электризуется; неловкое касание - и загорится. И правда - в туалете светло. Да ну, не могла же она проспать здесь целую ночь. Хотя... Девочка прокручивает воспоминания вчерашнего дня и вновь оседает.

...Не плевать ли?

- Надя.

Лерка настойчивая, придётся ответить.

- Как ты узнала, где я?

- Морда подсказал. - с той стороны на время замолчали. - Ну, как ты?

- Не спрашивай, как я.

"Иначе опять разревусь". Быстро смаргивает влагу.

- Окей, - Лера тоже садится на пол. - А я ведь предупреждала. Хотя, тебе это не поможет никак... Слушай, ну у меня минимум одна хорошая новость есть - ты не пропустила завтрак.

Надя через силу хмыкает.

- Так его не было.

- В том и прикол.

- Самый несмешной прикол из всех, которые я слышала.

Беседа не клеится.

- Ты-то почему меня не ненавидишь? Я же всех подставила.

Валерка тяжело вздыхает.

- Не специально же. Я не буду подыгрывать Мрази - она спит и видит, как мы друг друга перегрызём. К тому же, мы с тобой теперь одни против этих куриц драных. Лена - тварь и предательница.

- Я знаю.

- Давно? - её голос на миг ломается.

- Со вчера. Мразь сказала.

Пауза затягивается на несколько минут.

- Ну ничего, разберёмся, - подытоживает Лера.

- Сомневаюсь.

- Надь...

- Лер, не нужно. Ты гораздо лучше разберёшься без меня.

- В смысле? А ты?

- А я сбегу. Под забором - так под забором, бандиты - так бандиты. Нахрен такую жизнь. - Надя шмыгает. - Надоело косплеить Чучело.