Глава 17
Просыпаюсь от громких глухих криков с нижнего этажа. Голову, как будто раскололи на несколько частей и сейчас сшивают необработанной иглой и шерстяными нитками. Но всё же заставила себя подняться с мягкой кровати. Теперь крики стали отчётливыми.
— Вали отсюда, тварь! Если ты сейчас не уйдёшь, то я вызову полицию! Сука, только посмей попасться ей на глаза! Что я тебе уже когда-то говорила? — кричала Юля, надрывая голос.
Я, как можно быстрее, спустилась вниз. Данил. Он уже собирался поднять девушку на руки, чтобы прорваться ко мне, но при виде меня остолбенел и перестал сопротивляться. Юля не сразу поняла его остановки, но, повернувшись, увидела меня и снова стала выгонять его.
— Я тебе говорила?! Проваливай! — девушка била его ладонями по спине и двигалась к воротам
— Юль, не стоит, — я показала ей взглядом, чтоб она ушла в другую комнату. — И что же ты хотел? Выйдем на улицу, пожалуй.
Перед тем, как приступить к разговору, достала пачку сигарет и яркую оранжевую зажигалку из кармана джинсовой куртки. Я аккуратно обошла его, стараясь избежать прикосновений наших тел, присев на ступеньку крыльца, вопросительно посмотрела на него и сказала:"Валяй!".
Он не ожидал этого. Наверное, он представлял крики, истошные истерики, выдранные волосы, разбросанные повсюду, а увидел перекошенное лицо, спокойную кареглазую девушку в старой белой майке и шортах с чёрными кружевными вставками.
— Я не оправдываю себя, — начал Данил. — Понимаю, что поступил самым, что именно есть, гадким образом, но позволь мне высказаться. Я жалкий трус, ведь вечно слушал отца, но реально благодарен ему. Если б не он, то совершил бы огромнейшую ошибку. Я бы потерял прекрасную девушку спустя месяц отношений, так и не узнав тебя, не узнав, что я могу думать о человеке ежесекундно. Не знаю, что такое любовь, но думаю, что это чувство примерно похоже на то, что испытываю к тебе. Ты очень дорогой человек для меня, из-за того, что я тебя таковым считаю, поругался тогда с отцом. Наверное, стоит ещё что-то сказать, но боюсь, что речь будет глупой, нелепой. Прости.
Данил развернулся ко мне лицом и, увидев, что я сижу, словно каменная, собирался уходить, но вдруг в его уши врезался мой голос.
— Ты знаешь?.. Всегда доверяла тебе, хоть и все говорили, что я глупая и наивная, а ты бабник и кинешь меня в любой момент, что я достойна чего-то большего.
Когда ты уезжал по делам, то мне приходилось выслушивать, какой Данил ужасный, как мы не подходим друг другу и прочее-прочее. Каждый день разные люди задавали один и тот же вопрос:"А вы вообще встречаетесь? ". Это было очень больно, потому что порой самой было это непонятно, хоть и знала, что не видимся по многим причинам. Ведь только я знала наши милые моменты, прогулки, свидания. Они были редкими из-за отъездов каждого из нас из города, но ведь были. Люди слишком глупы, им совсем не важны слова. Им нужны вино да зрелища, поэтому я просто терпела всё это, просила не лезть в мою жизнь, но ты понимаешь, что им всё равно, и их носы вечно оказывались в моих делах. Я ждала каждой нашей встречи, как мученик Ада ждал светлой минуты пребывания в Раю. И когда мы встречались, то понимала, что терпела не зря. А теперь узнаю, что всё это время ты обманывал меня. Нельзя строить отношения на вранье. Не совсем глупая и понимаю, что влияние отца было минимальным, но оно было. Я не знаю, что тут ещё можно сказать.
В тот момент слёзы вот-вот вырвались бы на свободу, я не могла сдерживать ни их, ни себя, подбежала и крепко обняла его. Прохладная ветровка касалась моих оголённых рук, и моё тело сквозь тонкое кружево чувствовало его целиком и полностью. Данил сжал меня сильными руками, чуть ли не до хруста костей. И тут всхлип. Он плакал. Я отстранилась и увидела влажные рукава его куртки, которыми он только что тёр лицо.
— Прощай, — это всё, что я могла выговорить.
Казалось, что моё разорванное сердце, слегка сдерживаемое клеем, разрывалось с ещё большей силой, как одежда влюблённых, как фотографии не взаимно любимого, как снаряд. Я даже слышала его треск и звук смещения костей. Не хватало зажигалки, чтобы окончательно развалить его и развеять пепел по ветру. Хоть какую-то пользу бы принесла. Не людям, так природе.
И он ушёл. С мокрыми рукавами, футболкой и глазами, но ушёл.
— Ань, Кирилл звонил. Он и какой-то Макс, который говорил, что мой у него ночевал, зовут нас ко второму на хату. Сказал, что чай пить будем.
— Когда подъехать?
— Как соберёмся – позвонить им.
Чёрные кроссовки с белыми вставками, тёмные джинсы, обтягивающие ноги, грубый кожаный ремень с железной круглой бляхой и бордовая укороченная толстовка с капюшоном — стандартный образ, который оказался тогда на мне. Мы зашли к Юле, чтоб она тоже собралась. Через полчаса девушка была готова. Чёрт, как же она красива. Тёмные, завитые короткие волосы, за которыми виднелись золотые длинные серёжки, они колыхались при малейшем движении и касались шеи. Короткое атласное платье переливающегося от чёрного к синему цвету, оголяющее спину и элегантные руки. На ногах были бархатные чёрные туфли на невысоком каблучке. Мои губы приоткрылись от увиденного, и они закричали и по слогам:"О-пу-петь! Мне даже неловко из-за моего прикида".
Мы позвонили Кириллу, узнали адрес и поняли, что ехать придётся самим.
— Позвони, мы заберём! Вот так и верь этим мужикам. Да, Кирилл, —кривляясь, возмущалась я, когда мы наконец приехали и расположились на диване.
— Ну простите, великодушная, я much извиняюсь, но судари выпили, и Макс не смог сесть за руль, — отвечал Киря, обнимаясь с Юлей и сидя на раскладном кресле.
Квартира была простенькая, двухкомнатная. Слегка ободранные обои, лёгкая паутина на люстрах. В зале советские диван и кресла, деревянный шкаф, полки, забитые книгами и какими-то фигурками: слоники, часики, копилки. Телевизора не было, Максим сказал, что это бесполезная вещь в современном быту, и телевидение лишь засоряет наши головы. Зато на кухне был малюсенький телевизор в углу, на железной решётчатой полке, но он не работал. Под ним стоял один из четырёх стульев, окружающих стол, сверху застеленный прозрачной клеёнкой с незамысловатыми узорами. В этой комнате так же находились газовая печка, раковина, подвесные деревянные полки и маленький стол с микроволновой печкой и электрическим белым чайником.
В этот самый чайник я и налила воду. В то время как раскладывала кружки, все смотрели на меня с улыбкой. Макс подошёл, стал помогать и говорить, где всё лежит, а потом сказал:"Это мило. Ты реально будешь чай пить?", и в этот момент Кирил притащил пакет, в котором зазвенели стеклянные бутылки.
С маленькой колонки играла приятная расслабляющая музыка, Юля сидела на кресле, Кирилл стоял рядом с ней, а Макс сидел рядом со мной и пытался дозвониться до своей девушки. Всё это время мы с ним разговаривали. Я никогда не думала, что у людей могут быть такие схожие вкусы в фильмах, музыке, еде, даже взгляды на некоторые вещи были одинаковы. Это было забавно и интересно.
Я опустошила полторы бутылки какого-то слабоалкогольного напитка, но мой разум уже от этого был немного затуманен, а тело плохо слушалось меня, что немного смущало. Я, конечно, пила алкоголь до этого, но это было что-то в роде "немного, чтоб мама не спалила" или "ну сегодня Новый год, можно и выпить бокал-два". Родители говорили, что плохо, когда спиртное становится связующим звеном между людьми и обязательным условием "дружбы", когда человек пьёт один или каждый день, а вот, если хочешь расслабиться, то можно и выпить бокальчик вина. Бокальчик. Вина. Стыдно, но уже поздно.
Макс наконец-то дозвонился до Милы. Она сказала, что подъедет где-то через час. Звонок в дверь.
— О-о-о. Я уж думал ты не придёшь к себе же домой. Ребят, Никита пришёл. Юху-у-у! — радостно кричал Максим.
— А вы братья? — задала вопрос Юля.
— Не, — с улыбкой отвечал Максим. — Мы живём вместе несколько лет, а познакомились ещё в универе, только вот Никитос потом перевёлся на дизайнера, а я остался на экономическом. Ещё у нас дни рождения следуют друг за другом. Прикольно, да? В общем на этом наши схожести и заканчиваются.
Никита подошёл к нам, с натянутой улыбкой, со всеми поздоровался, взял бутылку и пошёл в другую комнату.
— Макс, а где у вас штопор? —спрашивал Кирилл.
— В комнате Никитоса бар, там и лежит. Мы как-то вино не пьём, вот и лежит всеми забытый.
— Блин. Ань, сходи, пожалуйста, а то я петь начну.
— Серьёзная угроза. Ладно, я сейчас, — слегка шатающееся тело побрело за тёмную дверь со стеклянными матовыми вставками.
Комната заметно отличалась от других. На столе у окна стояла лампа и лежали чертежи, всё было в серых тонах: обои с Нью-Йорком, шкаф, тюль, покрывало на железной кровати, где и сидел хозяин комнаты.
— Это. Мне тут штопор нужен. Сказали у тебя взять. Не можешь дать? — задала я вопрос, облокотившись спиной об стену и присев на тумбу.
— Дать? — он резко подскочил и поставил руки по обе стороны от меня.
Я вжалась в стену, мои глаза забегали. Не понимала, что он делает, но понимала чего он хочет.
Одна рука сдвинулась с положения, ею он поправил мои волосы и начал скользить от плеча до талии. Я не понимала почему, но мне это нравилось, мои губы слегка приоткрылись, а глаза наоборот сомкнулись.
Он слегка отодвинул меня влево от себя и открыл шкаф, который до этого находился за моей спиной. Чёрт! Грёбанный стыд. Что на меня нашло? Первый раз пьянющая и сразу в приключения полезла.
— Держи, — он протянул мне штопор и лукаво улыбнулся, был доволен своей игрой.
Я выдернула из его рук то, за чем пришла и собиралась уходить, как Никита схватил мою руку, повернул к себе и, приподняв, впился в мои губы. Во мне возникло грязное желание, животное желание быть с ним сейчас, а не идти обратно в компанию. Я ответила на поцелуй, тут же он посадил меня обратно на высокую тумбу. Расстояние между нами казалось громадным, неизмеримым, старалась сократить его до минимума, прижала Никиту к себе ногами. Видимо, в его голове гуляли те же мысли, потому что его руки, опускаясь и поднимаясь, тоже пытались прижать моё тело к своему.
— Ты долго там, Кирилл уже петь начинает. Оу.