19.
Мы считаем, что мы будем жить вечно, потому что мы будем жить вечно. Мы не рождаемся и не умираем. Как и любая другая энергия, мы лишь меняем форму, размер, начинаем иначе проявлять себя. Когда человек становится старше, он об этом забывает. Взрослые боятся потерять и боятся оставить кого-то. Но та часть человека, которая значит больше суммы составных его частей, не имеет ни начала, ни конца, и она не может уйти.»
Джон Грин — «В поисках Аляски»
Когда я впервые после депрессии заговорила с Лотти, то призналась ей в том, что уже обращалась к врачу, когда думала, что беременна. Я рассказала ей все от начала и до конца: о том, как я впервые почувствовала себя неважно, и о том, как мое самочувствие ухудшалось с каждым последующим днем.
Был вечер. Мы сидели у меня во дворе, свесив ноги в бассейн, и долго молчали, прежде чем, наконец, сумели заговорить. Шарлотта беспрерывно плакала. Она не рыдала и не билась в истерике, но слезы безостановочно стекали из ее прекрасных зеленых глаз, ударяясь, словно капли дождя, об светло-голубую воду под нами. Плечи подруги содрогались с каждым новым всхлипом, и видеть ее такой доставляло мне огромную, непереносимую боль. Она не знала, как жить без меня, а я не представляла, как ее оставить.
После ее ухода я долго не могла уснуть, а когда, под утро, все-таки задремала, мне приснилось, будто весь этот кошмар был только моим сном. Мне снилось, что на самом деле я здорова, что у меня нет никакого рака, и что я проживу огромную счастливую жизнь вместе с Гарри. Я проснулась вся в слезах, запутавшись в одеяле. Подушка и простынь были насквозь пропитаны липким потом, и мне понадобилось около 10 минут, чтобы привести свое бешеное дыхание в норму и сменить постельное белье. Я скинула с себя мокрую ночнушку и медленно побрела в ванную, где встала под прохладный душ, и только тогда смогла разрыдаться в голос без риска быть услышанной родителями. Они теперь и так уделяли слишком много внимания моей опеке, будто я могла рассыпаться от одного лишь прикосновения. Я ненавидела доставлять им страдания или тревожить по каждому пустяку, но иногда забывала о том, что в тот день изменилась не только моя жизнь. Папа теперь старался как можно чаще бывать дома и проводить со мной все свое свободное время, хотя его никогда не смогло бы быть достаточно для этого. Мама и Дейрлл почти не оставляли меня одну, поочередно дежуря около моей кровати днями напролет. И я не могла сердиться на них, или винить их за это, потому что это было единственным, что они могли сделать для меня.
Я снова плакала и снова ненавидела этот сон, ненавидела факт своей скорой смерти. Мне было страшно и жутко хотелось жить. Каждый раз, когда я пыталась примириться со своим положением, происходило подобное и буквально вырывало меня из колеи, и это я также ненавидела.
На следующий день у меня жутко болела голова. Тело как будто не слушало меня и все мои тщетные попытки встать с кровати. Меня сильно тошнило и клонило в сон. Обезболивающие попросту не работали, хотя я выпила не менее 3 штук таблеток. Мне хотелось плакать от бессилия, от чувства собственной беспомощности, от бесконтрольности своего положения, словно я никогда не была хозяином собственной судьбы. И для меня такой расклад стал страшным открытием, ведь, получается, нам нагло врут, когда говорят, что все зависит только от нас самих.
Гарри с самого утра рвался ко мне, собираясь послать Майка ко всем чертям и сбежать с работы, но я остановила его, убедив, что так будет лучше для нас обоих. Я очень хотела увидеть его, но я не хотела, чтобы он видел меня. Только не такой.
Часам к 3 дня мне заметно полегчало, хотя еще ощущалось легкое головокружение, но я все-таки смогла подняться с кровати и даже немного поесть. Я собиралась немного подремать после, чтобы набраться сил к вечеру, когда должна была прийти медсестра, чтобы собрать необходимые анализы для моего предстоящего лечения. Но все мои планы были разрушены внезапным появлением Зейна, которого я не была готова увидеть сегодня. От волнения сердце подступило к горлу. Парень смотрел на меня с плохо скрываемым ужасом, будто не верил, что это была я. Что такой я стала буквально за несколько дней. Да что уж тут говорить, я и сама до сих пор не могла поверить в это.
Зейн молча прошел за мной в комнату. Я забралась в кровать и кивком головы указала, что он может сесть напротив, но он продолжал стоять, не смея отвести взгляда от меня. Его глаза были покрасневшими, будто он мог расплакаться в любую секунду. Малик тяжело дышал, когда через несколько минут все же медленно осел на край кровати. Дрожащий вздох вырвался из его груди, прежде чем он стал нервно кусать губы и скручивать их в трубочку после. Зейн посмотрел на свои сцепленные ладони, пытаясь сдерживаться из последних сил, и я решила, что пора прервать его немые муки.
-Зейн, — я тихонько позвала его.
Но он не отреагировал. Он будто совсем не слышал меня и того, что происходило вокруг. Тишина нарушалась лишь цокающей стрелкой часов, напоминающих о том, как быстро от нас утекало, отведенное нам, время.
Когда парень внезапно поднял свой опустошенный взгляд на меня, застывшие в его глазах слезы вдруг покатились по щекам. Я сглотнула, ободряюще положив руку на его бедро, и слегка сжала его.
-Бэб, как же так… — он прошептал. Я не знала, что ему ответить, потому что вопрос его был, скорее, риторическим. Никто не смог бы дать на него ответа, даже если бы очень захотел. Так просто было нужно.
Я чуть крепче сжала его бедро, пока он в неверии продолжал еле слышно шептать: «Как же так… как же так…». Он выглядел так же плохо, как и Гарри, когда впервые, после новости о болезни, пришел ко мне. Только Зейн еще не брился и, обросший довольно густой щетиной, выглядел так, будто пил недели две, не просыхая.
Он внезапно резко вскочил, зарываясь руками в волосы, чуть оттягивая их, и прерывисто зашагал по комнате из стороны в сторону. Прошло еще несколько секунд, прежде чем в открытое окно ворвался прохладный сентябрьский воздух и послышался щелчок зажигалки. Зейн снова курил.
Я болезненно прикрыла глаза.
-Тебе нельзя…
-Плевать.
Это все, что я услышала в ответ на свое замечание. Зейн злился так же, как и все злились на судьбу, не понимая, почему именно мне выпала такая горькая учесть.
-Я поверить не могу, — прохрипел он после нескольких минут молчаливых раздумий. Малик сел на пол, облокотившись спиной об мою кровать. Я выкарабкалась из-под одеяла и села на пол рядом с ним, прежде чем он, вздохнув, продолжил.
-Я не могу понять, как тебя не станет. Не понимаю, как это: был человек и все. Нету, — глаза Зейна быстро забегали по моему лицу, будто пытались запомнить его до мельчайших подробностей. Сохранить в памяти ту Бэб, которую он знал и любил. Ту, с которой когда-то хотел провести всю свою жизнь. — Не могу представить, как это… будет тот же дом, та же трава вокруг, тот же дуб на заднем дворе, а тебя не будет. Как это, приходить в этот дом, где есть Грэг, Дейрлл и твои родители, но больше нет тебя. Заходить в твою комнату, ощущать запах твоих духов, видеть твои вещи на столе, но не тебя…
Слезы стояли в глазах Малика. Он продолжал нервно кусать губы, стараясь не смотреть в мою сторону. Иначе бы попросту не выдержал. Я почувствовала, как зажгло кожу на щеках, и поняла, что из нас двоих сдалась первая.
-Представь, что я просто уехала в другой город, — я изо всех сил постаралась улыбнуться ему.
-Я не смогу, — он отрицательно покачал головой. — Господи, Бэб, я так тебя люблю. Ты уже давно не моя, но ты еще здесь, со мной, даже если на расстоянии. Мне так страшно потерять тебя. Потерять насовсем. Больше никогда не увидеть тебя, даже одним глазком.
-Я буду приходить к тебе во снах, — я все-таки выдавила из себя подобие улыбки.
Зейн грустно улыбнулся мне в ответ.
-Да, во снах.
Мы замолчали на какое-то время, прежде чем Зейн вдруг отрешенно прошептал:
-Мне страшно.
Я кивнула.
-Мне тоже.
Зейн посмотрел на меня, рвано выдыхая, и снова отвел взгляд в сторону, больше не в силах смотреть на мое лицо, будто уже прощался со мной.
-Зейн, — я негромко окликнула, но продолжила, не дожидаясь, когда он выйдет из своих раздумий. — Обещай мне, что когда я… — прервавшись. — Ну, в общем, когда меня не станет, ты приглядишь за Дейрлл… пожалуйста.
Печальный и серьезный взгляд Малика задержался на моем лице, когда он утвердительно закивал головой.
-Обещаю.
Я так же утвердительно кивнула и отвела взгляд в сторону.
-Хорошо.
***
Вскоре началось мое лечение, и первым этапом стала лучевая терапия. Мне предстояло проходить данную процедуру в течение полутора месяцев по 5 дней в неделю и совмещать это с употреблением целой кучи лечебных препаратов. Меня предупредили обо всех возможных побочных эффектах, так что я была готова абсолютно к любому исходу.
Теперь моя жизнь состояла из хороших и плохих дней. Были дни, когда слабость и тошнота не отпускали мое тело ни на секунду, а были и те, когда, казалось, что я в одном шаге от полнейшего выздоровления. Иногда мне казалось, что такой способ лечения еще хуже самой раковой опухоли, растущей у меня в голове, а ведь еще предстоял перерыв и после, как закрепитель, химиотерапия. Так что я уже даже и не знала, смогу ли выдержать все это. Но у меня была целая группа поддержки, состоящая из Гарри, семьи и лучших друзей на свете, и от этого на душе было значительно спокойнее. Стайлс находился со мной все свое свободное время, а когда ему нужно было работать, его, как правило, сменяли Дейрлл, Лотти или Зейн. Не думаю, что, если бы не новость о моей скорой смерти, они когда-либо смогли бы подружиться, но теперь, по крайней мере, им приходилось уживаться друг с другом ради моего спокойствия. И за это я была им безумно благодарна.
В один из так называемых «хороших» дней мы с Гарри сидели у меня в комнате. Он успокаивающе гладил меня по голове, которая лежала у него на коленях, и слушал тихую расслабляющую музыку. Я прикрыла глаза, в наслаждении пропуская каждый ее звук через себя, когда Гарри вдруг негромко прошептал:
-Прислушайся. Ты слышишь это?
-Что это? — я распахнула глаза, внимательно посмотрев на парня. Его глаза были закрыты, а на его губах играла еле заметная улыбка.
-Океан. У меня океан. А что у тебя?
Я снова закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и понять, где Гарри смог услышать океан. Я буквально слилась с мелодией воедино, и вдруг поняла, что у меня не океан. Совсем другое.
-У меня бесконечность.
Я блаженно улыбнулась. Теперь я явно чувствовала эту бесконечность.
Я была бесконечностью в этот момент.
-Бэбби… — хрип Гарри заставил меня посмотреть на него. От умиротворения на его лице не осталось и следа. В его глазах читалось обеспокоенность и волнение. Будто я сказала о бесконечности, как о чем-то недостижимом. Будто это было криком о помощи. Но я сказала так не потому что так сильно не хотела умирать. Просто в этот момент я почувствовала себя настолько живой, что захотела раствориться в нем. Я словно обрела смирение, душевный покой. Я не хотела умирать, но я знала, что даже если это скоро случится, сейчас у меня была собственная маленькая бесконечность.
-Все в порядке, Гарри, — я поднялась, садясь рядом с ним, и сжала руку парня в своей. — Мне страшно оставлять тебя. Мне страшно оставлять семью и друзей. Мне страшно умирать. Но сейчас мне по-настоящему хорошо, — прервавшись, улыбнулась я. — Так давай просто жить. Как ты меня учил, помнишь?
Гарри грустно вздохнул, соглашаясь.
-В таком случае, я бы хотел чуть большей бесконечности для нас.
-Я тоже. Но все, что у нас есть — это сейчас.
-Но разве этого достаточно?
-Этого никогда не будет достаточно, — я согласилась. — Этого никогда не будет достаточно ни для кого из нас. Но сейчас мы можем быть вместе, можем быть счастливы. И я не хочу думать о том, что будет потом, когда у нас есть сейчас.
Гарри восхищенно посмотрел на меня, расплываясь в широкой улыбке.
-И когда ты успела стать такой мудрой женщиной?
-Ну, у меня был довольно хороший учитель, так что… — я пожала плечами, улыбаясь парню в ответ.
-Напомни, я уже говорил, что люблю тебя? — нежность в голосе парня заставила мое сердце забиться в миллион раз быстрее.
-Постоянно. Но я не буду против услышать это еще раз.
Стайлс аккуратно притянул меня к себе, чтобы подарить мне самый трепетный поцелуй на свете.
-Знаешь, — я отстранилась, рассмеявшись. — Это даже лучше всяких признаний.
Гарри негромко рассмеялся в ответ.
-Так и есть.
***
В один из октябрьских пасмурных дней Гарри нашел меня сидящей под деревом в «нашем» месте.
-Вот ты где, — его испуганный голос послышался за моей спиной, выводя меня из раздумий.
Я встрепенулась, разворачиваясь к нему и быстро складывая листы бумаги, которые держала в руках до этого, в сумку.
Дыхание парня было настолько тяжелым, будто пробежал целый марафон. Я поднялась на ноги, отряхнувшись, и встала рядом с ним, пока он пытался отдышаться.
-Ты напугала нас. Мы повсюду тебя искали, — он выдохнул, обеспокоенно осматривая мое лицо и тело на пример каких-либо повреждений. — Ты в порядке?
Он поправил шапку, съехавшую на мое лицо, и плотно застегнул мою куртку. Я утвердительно кивнула, сжимая в руках пояс от сумки, перекинутой через плечо.
-Что ты здесь делала?
-Хотела подумать, — я улыбнулась, вспомнив слова Гарри, когда он впервые привез меня сюда.
-Подумать? — переспросил парень.
-Да, Гарри, такой мыслительный процесс, присущий всем людям, — я снова не сдержалась, чтобы не поддразнить его.
-Да, — Гарри покачал головой, облегченно рассмеявшись. — Ты действительно в полном порядке.
Я улыбнулась.
-А теперь идем. Мне нужно доставить тебя твоим родителям, чтобы они удостоверились в твоей целости и сохранности.
Гарри взял меня за руку, помогая мне пробраться через ветки деревьев.
Я не подумала о том, что сильно перепугаю родителей своим внезапным отсутствием, когда никому не сказала о своем уходе. И я соврала Гарри о том, что хотела просто подумать. Я не сказала ему о том, что у меня было одно дело, которое я хотела успеть сделать, прежде чем покину этот мир, и сделать его дома я никак не смогла бы. Мне необходимо было побыть в абсолютной тишине, наедине с собой и природой. Поэтому, в итоге, я оказалась здесь, в месте, которое, не смотря ни на что, всегда делало меня счастливой.
Гарри однажды сказал, что не сможет спасти меня. Но это не значило, что я не смогу спасти его.
***
Месяцы летели так быстро, что я не успевала жить, и это безумно расстраивало меня. Приближение неминуемой смерти чувствовалось с каждым днем все острее. Лечение в целом оказывало на меня положительное действие, но полностью устранить приступы головной боли оно было не в состоянии. Иногда голова болела так сильно, что мне хотелось умереть прямо здесь и сейчас. В такие дни на дом приходила медсестра, чтобы вколоть мне очередную порцию обезболивающих. И в такие моменты рядом со мной также находился Гарри, потому что никого, кроме него я видеть не могла и не желала. Он обычно прикладывал к моему лбу смоченную водой тряпку, а потом ложился рядом, крепко обнимая меня в ожидании, когда вспышка боли утихнет. И мне действительно становилось легче. Потому что он был рядом, и потому что его любовь лечила мою душу, даже если не могла мое спасти тело.
Таким образом, я дотянула до Рождества и встретила его в компании родителей и друзей, которые всеми силами старались не дать мне упасть духом. В университете у Зейна выдались довольно большие каникулы, которые он провел со мной, прежде чем снова вернулся к учебе.
Но, тем не менее, с каждым разом я становилась все слабее. Мои волосы стали клочьями выпадать после начала химиотерапии, и я не могла спокойно смотреть на себя в зеркало. К середине марта начались одышки, и теперь уже мое тело совсем не слушалось меня. Ноги перестали держать меня, и я почти не вставала, а на улицу меня вывозили в инвалидной коляске. Я окончательно смирилась со своим положением и перестала сопротивляться тому, что постепенно утаскивало меня в мир иной.
Теперь мы каждый вечер лежали в обнимку с сестрой, с моей маленькой Дейрлл, которая так внезапно стала взрослой. Иногда мы лежали молча, но в основном, мы без остановки болтали, стараясь успеть рассказать друг другу абсолютно все. Я была рада, что все это время с ней рядом был Тим, который поддерживал ее. И мне было также дико грустно, потому что мне хотелось увидеть ее через пару лет, когда она закончит школу. Мне бы хотелось знать, какой путь она выберет, в какой университет поступит. Мне хотелось увидеть ее в тот момент, когда она скажет «да» своей первой и самой большой любви. Мне хотелось быть рядом с ней, и оставить ее было также больно, как и всех остальных.
Дейрлл была очень сильным человеком, но и она иногда давала слабину, когда она плакала на моем плече, слезно умоляя не умирать. И в такие моменты мое сердце разрывалось от того, что от меня здесь уже ничего не зависело.
Но самым сильным человеком из всех, кого я когда-либо знала в своей жизни, был Гарри. Он держался до последнего. Он держался, когда видел меня в приступах агонии; когда меня тошнило и рвало из-за постоянного облучения; когда у меня не было сил заговорить после, и даже когда почти все волосы осыпались с моей головы, а губы потрескались. Он все еще держался, словно был непоколебим. И он все еще любил меня.
Однажды он пришел ко мне, слегка выпивший, и в тот момент я поняла, благодаря чему он все еще держался. Только, когда я увидела его таким, что-то сломалось во мне.
-Гарри, милый, что случилось? — испугалась я. Мне так хотелось встать и подойти к нему, чтобы иметь возможность чувствовать тепло его тела под моими руками. Чтобы успокаивающе поцеловать его. Но я была не в состоянии, и это убивало меня. Разрывало на части сердце.
-Мне кажется, что я умираю, Бэб… — он прохрипел.
-Почему тебе так кажется? — я сглотнула ком в горле, который стал рваться наружу от его слов.
-Потому что я не смогу без тебя, — Гарри с силой закусил губу, покачав головой. — Потому что я не готов прощаться.
И это было так тревожно и печально слышать от него. Было больно видеть, как он сдавался, разрушался из-за меня.
-Я так хочу спасти тебя, — он буквально простонал, зарываясь лицом в ладони.
-Ты же знаешь, мы ничего не можем сделать с этим, — я вздохнула.
-Это не то, что я хотел услышать.
Гарри, пошатываясь, уселся на мою кровать и недовольно сложил руки на груди. Он был как ребенок прямо сейчас, и это было, в какой-то степени, умилительно. Я видела, как в нем сражались злость и отчаяние, но я не могла предугадать, что именно победит в этой борьбе.
-Послушай, ты так многое сделал для меня. Ты в корне изменил меня и мою жизнь. Ты показал мне, как прекрасно жить, и доказываешь это по сей день. Ты уже спас меня, Гарри.
-Но я не смог уберечь тебя от рака, — запротестовал он.
-От этого никто не застрахован. К сожалению, в нашем случае рак — побочный эффект счастья. Но если бы не ты и твоя поддержка, я бы не смогла протянуть так долго, — я зарылась рукой в его кудри, заставляя напряжение оставить его широкие плечи.
-Гарри, я не жалею ни о чем. И ты, пожалуйста, не жалей. Не этому ли ты меня все время учил? Жить мгновениями. Ты буквально оживил меня. Ты подарил мне жизнь, и большего уже никто бы не смог сделать для меня.
-Звучит, как прощание, — он сказал это так, будто внутри него что-то оборвалось.
-Ты же знаешь, что я никогда не попрощаюсь с тобой, — я снова печально вздохнула. — Я так сильно тебя люблю, Гарри.
Я соврала насчет прощания. Я не хотела прощаться, но я прощалась, потому что я не знала, что могло быть со мной завтра, через неделю или месяц. Смерть с каждой секундой была все ближе и ближе ко мне, и я старалась попрощаться со всеми заранее, чтобы достойно встретить ее, зная, что я сделала все, что хотела.
-Я тоже люблю тебя, Бэбби.
Гарри так отчаянно посмотрел на меня, будто прочитал мои мысли. Будто понял, что я хотела донести до него. Его губы внезапно накрыли мои, и я почувствовала их солоноватый вкус. Я не могла понять, из-за чьих именно слез это было. Думаю, из-за наших общих. Мы оба плакали в этот момент. Мы прощались, потому что знали, как мало у меня осталось времени. Мы знали, как мало у нас осталось нас самих.
С каждым шагом мне становилось все тяжелее идти. С каждым вдохом становилось тяжелее дышать. С каждым днем мне становилось тяжелее жить. И то, что сейчас я могла целовать Гарри — было моим самым огромным благословением.
Он аккуратно уложил мое слабое тело на кровать, не спуская с меня взгляда и не смея разорвать наш горький поцелуй. Гарри выглядел таким потерянным и печальным сейчас. Мой зеленоглазый ангел. У меня разрывалось сердце от любви к нему, и я снова плакала. Плакала от того, каким прекрасным был этот мальчик, с его огромным сердцем и душой, с его стремлением помочь мне. Он думал, что не может спасти меня. Но он спас. Спас тогда, когда ворвался в мой, такой чертовски неправильный, мир. Гарри подарил мне жизнь, научил ценить каждое прожитое мгновение, позволил мне быть собой и показал, что никогда не поздно начать все заново. Он не только подарил мне счастье. Он сам стал моим подарком судьбы.
Я помогла ему снять с себя футболку, и увидела, как болезненно он прикрыл глаза. Мое тело больше не было телом прежней Бэб. Стали сильно выпирать бедра, а кожа приобрела бледно-мертвый вид. Но Гарри не колебался ни на секунду, когда стал покрывать мою часто вздымающуюся грудь нежными, еле весомыми поцелуями.
-Я ужасна…
Он прервался и посмотрел в мои глаза.
-Не говори так, — от его серьезного взгляда у меня защипало кожу. Я сглотнула, закусив губу.
-Бэбби, ты самая красивая девушка на свете. Ничего не изменилось с того раза, когда я впервые увидел тебя. Слышишь? Ничего.
И я вдруг ясно осознала, что имел в виду Гарри. Он не считал меня ужасной, потому что полюбил не за внешность. Гарри полюбил мою душу, и не имело значения, насколько болезненно исхудавшей я была сейчас. Он был прав, ничего не изменилось, потому что я осталась для него прежней Бэб. Ему просто было нестерпимо больно видеть то, как я умирала.
Мне хотелось целовать его без остановки, без единой одышки. Но у меня совсем не было сил. И я снова позволила Гарри все взять в свои руки, когда полностью отдалась ему.
Он нежно заправил прядки моих волос за ухо, целуя оголившийся участок кожи на шее и заставляя меня прикрыть глаза в наслаждении.
Гарри скинул свою рубашку и джинсы на пол и снова потянулся за поцелуем. Его губы стали все требовательнее, а поцелуи жестче. Теперь он терзал мои губы, кусая их в кровь. Отчаянно. Грубо. Резко. Как необходимость в воздухе. Как желание почувствовать меня полностью. Как желание остановить время.
Мне хотелось плакать от счастья, потому что Гарри все еще хотел меня. Потому что он действительно любил меня, и потому что я тоже любила его. Я не оттолкнула его тогда, и не собиралась отталкивать сейчас. Мы были нужны друг другу, больше, чем когда-либо.
Нежность, с которой мы начинали, переросла в страсть. Будто бы то, что Гарри делал мне больно, заставляло его поверить в то, что я еще жива. Будто бы то, как сильно он сжимал руками мои бедра, когда входил в меня, помогало ему понять, что я настоящая, я все еще с ним и для него. Теперь все было по-другому. Не было романтики и лихорадочного бессвязного шепота с признаниями в любви. Злость. Раздражение. Боль. Это было тем, в чем мы утопали прямо сейчас. Это было тем, что с каждым новым соприкасанием возрастало в нас.
Смешанные чувства усиливались внутри меня. Я понимала, что медленно сгораю, угасаю, и тяну за собой Гарри. И сейчас, когда его движения были такими грубыми, я не знала, кому из нас было хуже. Казалось, Гарри делал это для того, чтобы показать, как сильно больно ему было терять меня. Не иметь возможности зацепиться и удержать, а не быть утянутым вслед.
Я задыхалась, извиваясь под ним в сладких муках; впивалась руками в спину Гарри в попытке чувствовать его максимально близко. Мне нужно было это не меньше его, потому что только так я понимала, что все еще живу.
Наши голоса слились в унисон, когда мы оба достигли пика, и через несколько секунд Гарри обессилено упал на кровать рядом, сразу же обнимая меня и крепко прижимая к себе. И это было душераздирающе. Он чувствовал. Он прощался. Он цеплялся за воздух.
-Тшш. Все в порядке. Я здесь, — пытаясь отдышаться, успокаивающе шептала я.
-Ох, Бэб, прости меня… — Гарри запаниковал. Алкоголь потихоньку выветрился из его головы, и теперь он сожалел о том, что мог своим поведением причинить мне боль. Но ему было не за что извиняться, потому что, на самом деле, это не было болью. Это было криком о помощи.
Я зарылась пальцами в его кудри, прочесывая их, и почему-то подумала про таймер на светофоре. Вот ты останавливаешься перед ним, и тут внезапно в твою машину врезается какой-нибудь пьяный идиот. Всего секунда и тебя уже нет, вот ты был, а вот тебя уже нет. А таймер все так же продолжает отсчитывать время до переключения цвета. Жизнь все та же, она продолжается, только без тебя. И я впервые поняла, что время — это не просто тикающие часы, которые были придуманы людьми. Время — это всего лишь выдумка, у времени, как бы странно это не звучало, нет времени. Как вам такой каламбур? У времени нет определенных рамок. Это что-то невидимое, неосязаемое, вневременное. Без начала и конца, оно было, есть и будет. Было до тебя, есть, пока ты живешь, и будет после твоей смерти. И это так тяжело принимать, потому что хочешь, уйдя, забрать его с собой, это время.
-Все хорошо.
Мой голос дрогнул, потому что я знала, что все совсем не хорошо. Потому что я знала, что это было концом.
Но я не знала того, что через пару дней у меня случится очередной приступ, и тогда я забуду маму, папу и Дейрлл. Забуду Лотти, Зейна и Луи.
Я не знала, что через пару дней случится приступ, и я забуду всех, включая Гарри.
***
POV Гарри
Бэб умерла в начале апреля, так и не дожив до своего 19 Дня Рождения. Это случилось ночью, но я был с ней и держал ее за руку. Я не оставил ее, как и обещал. Последние две недели она не помнила, кто я такой, и это окончательно разрывало мое сердце. Заставляло чувствовать себя так, будто умирал я, а не она. Это причиняло такую огромную боль, что она никогда не смогла бы уместиться в жалкую десятку. Уходя, Бэб забрала с собой мое сердце, оставив в груди огромную черную дыру.
Отрывки того дня, 3 апреля, потом еще долго мучили меня в кошмарных снах, когда я просыпался в слезах, обычно на полу.
Я помнил стеклянный, пустой взгляд ее матери, когда Бэб отключали от дыхательного аппарата. Помню, как ее отец крепко сжимал руку своей жены, а из его глаз градом скатывались жгучие слезы. Помню, как горько заплакала Шарлотта, зарываясь в объятиях Томлинсона, и как громко кричала Дейрлл, когда ее, бьющуюся в каких-то нечеловеческих конвульсиях, уводил из палаты Тим. Помню, как отрешенный и полностью убитый Зейн выходил курить, и потом долго не мог зайти обратно в палату.
Но я не помнил, как добирался домой под утро. Не помнил, как мама и Венди через пару дней помогали мне собраться на ее похороны, потому что я сам почти не мог шевелиться. Не помнил, как стоял на кладбище возле ее могилы дольше всех. Я очнулся, когда стемнело, и только тогда понял, что теперь я остался совсем один.
Я долго ездил по ночному городу на своем разваливающемся Форде, салон которого все еще был пропитан ее запахом. Музыка тихо заполняла собой пространство, но теперь она была такой бессмысленной и чужой, не такой, как когда Бэб была еще жива.
Я вспомнил, как однажды пробрался к ней в дом через окно, и мы всю ночь ели пиццу и смотрели разные дурацкие комедии по кабельному; как танцевали под летним дождем и звонко смеялись, промокнув до ниточки; как однажды напились и валялись на асфальте, смотря на звездное небо, и наперебой кричали «загадывай желание», когда видели падающую звезду. Я загадал всегда быть рядом с ней, потому что она была моим самым большим желанием.
Слезы снова застилали мои глаза, хотя мне казалось, что я уже выплакал все.
Когда Бэб ушла, все в мире потеряло значение. Когда Бэб ушла, она оставила пустоту в моей душе, которую ничем невозможно было заполнить.
Три месяца я провел, вырывая волосы клочьями и раздирая ноги в кровь. Я не помнил, как есть или спать. Моя жизнь превратилась в вечный автопилот. Все стало безразличным. Я просто приобрел эту черту. Я думал, что после смерти отца будет легче переносить еще чью-то смерть, но я ошибался. Мне было так же сильно больно, как и тогда. Я знал, что это пройдет со временем и оставит на сердце только лишь шрамы. Но шрамы иногда тоже болят, не так ли?
Зейна я видел несколько раз после за сделкой с клиентами в барах, или за отдыхом с друзьями, пытавшимися хоть как-то расшевелить его. Он старался дружелюбно улыбаться им в ответ на их глупые шутки, но боль в его сердце невозможно было залечить никому. Мы все переживали огромную потерю, и все были сломлены этой утратой.
В один из теплых летних дней, я все-таки собрался с духом и уговорил себя сходить к родителям Бэб. Мне было так странно и страшно приходить в ее дом, зная, что ее самой там никогда больше не будет, но мне необходимо было взять что-то из вещей Бэб на память о ней. Я так жутко скучал по ней. Тоска пожирала меня с каждым прожитым днем все сильнее и только усилилась, когда я позвонил в дверной замок. Но вдруг дверь отворилась, и на пороге вместо Грэга показалась миссис Хетфилд.
-Гарри? — она заметно удивилась. Я не мог понять ее чувств, но по глазам видел, что она была рада моему приходу.
Я не смог ответить. Окаменевший, я продолжал стоять там порядка пяти минут, пока не смог вернуться к реальности, в итоге. И тогда, прочистив горло, я все же попытался заговорить.
-Да. Здравствуйте.
-Здравствуй, милый, — улыбка тронула ее губы. Было так непривычно видеть ее такой тихой и смиренной. Я совсем не ожидал услышать от нее такую теплоту, и это попросту сбило меня с толку. Я больше не сдерживался. Я всхлипывал и задыхался в попытках найти, подобрать нужные слова. Мне казалось, что мир сейчас низвергнет на части и я, оглушаемый этим внеземным грохотом, провалюсь в бездонную пропасть. Грудь зажгло от попыток сдержать ком рыданий, вырывающийся из нее наружу.
-Ох, мой мальчик, — она успокаивающе положила руку на мое плечо. Совсем как Бэб. — Давай, проходи.
Я закивал, подчиняясь, и последовал за ней внутрь.
-Может быть, ты хочешь чаю? — миссис Хетфилд поинтересовалась.
Она не знала, что я уже давно ничего не хотел, и не знала, чем успокоить меня. В конце концов, нам обоим было плохо. И я был благодарен ей даже за ее тщетные попытки облегчить мою боль.
Я отрицательно покачал головой, вытирая с лица слезы.
-Нет. Спасибо, — я прервался и тяжело выдохнул, оглядываясь вокруг себя и с удивлением замечая, что мы в доме одни.
-Я дала Грэгу отпуск. Нам всем нужно немного отойти от потрясения, — пояснила она.
Я понимающе кивнул.
-Оливер снова погрузился в работу, а Дейрлл теперь старается как можно больше времени проводить с друзьями, чтобы не сойти с ума от одиночества.
-А вы? — я поинтересовался. — Как вы справляетесь?
-Потихоньку, — грустная улыбка снова отразилась на ее лице. — Мне все кажется, что сейчас она войдет в комнату и все снова станет как прежде. Я часто вижу ее в своих снах.
-Я тоже.
-И только так понимаю, что ей действительно лучше там, в другом мире.
Я снова кивнул, потому что чувствовал так же, как и она.
-Я хотел попросить что-то из ее вещей, если можно. На память.
-Ох, да, конечно. Можешь зайти в ее комнату и поискать, что нужно. Там все, как прежде.
Я еще раз благодарно кивнул и неуверенно зашагал к ее двери. Я долго не решался зайти внутрь, потому что не хотел видеть ее комнату такой пустой и неживой. Там действительно все было, как прежде. Как в тот день, когда она попала в больницу и больше уже не вышла из нее. Постель осталась незаправленной, а рядом с ней, на стуле, лежал открытый ноутбук. На столе стояли рамки с нашими фотографиями, и я чудом не разрыдался, когда коснулся их пальцами. Все было как раньше. Даже тонкий аромат ее сладких духов был едва уловим в помещении. Я не хотел долго мучить себя, поэтому как можно быстрее постарался найти то, что хотел сохранить в память о ней. И когда я уставший и вконец растерявшийся думал уйти ни с чем, меня вдруг осенило, что, как раз, все, кроме ее духов, было обычными пустышками, вещами, которые не имели почти никакого значения без нее. Потому что обоняние — лучшая память, и потому что так пахла только она.
Я взял духи и сразу же, без оглядки, спустился вниз, попрощался с ее матерью и вышел на улицу, вдыхая вечерний воздух и стараясь унять возрастающую дрожь в теле.
-Гарри! — миссис Хетфилд вдруг окликнула меня.
Я обернулся и выжидающе посмотрел на нее, пока она сбегала по ступенькам вслед за мной.
-Возьми, — она протянула мне маленький клочок бумаги. — Это новый адрес Зейна. Зайди к нему. У него кое-что есть для тебя.
Я не до конца понимал, что у Зейна там могло для меня быть, но все равно согласно кивнул, пообещав обязательно наведаться к нему позже. И на следующий же день, после работы, сгораемый от любопытства, я все-таки поехал домой к Малику.
-Привет, — я сказал, как только дверь отворилась. Я не был уверен, что был готов видеть Зейна, так же, как и он не был готов увидеть меня. Но надежда о том, что у него могла быть для меня хотя бы единая весточка от Бэб, заставила меня находиться сейчас в этом месте.
-Заходи, — он кивнул головой, приглашая меня внутрь. — Можешь не разуваться, здесь все равно грязно. Ремонт.
-У тебя ничего, — оглядываясь по сторонам, похвалил я.
-Спасибо, — Малик улыбнулся как-то так, будто это причиняло ему физическую боль. Будто воспоминания делали ему больно. — Я подарил этот дом ей на день рождения. Ну, когда мы еще встречались.
-Оу… — все, что я смог сказать в ответ.
Зейн закурил.
-Будешь? — сделав затяжку, он предложил.
-Не курю. Спасибо.
-Как хочешь, — он пожал плечами.
— Я…
-Я знаю, зачем ты здесь.
Что ж, это заметно облегчило ситуацию.
-Отлично, потому что я этого, как раз, не знаю.
-Бэб передала письмо для меня, — он сказал, посмотрев на меня. — Миссис Хетфилд отдала мне его после ее смерти. Это было одним из ее последних желаний. И в этом письме она просила меня передать кое-что и для тебя тоже.
Малик достал из ящика комода конверт и протянул его мне.
-Тоже письмо?
-Я не знаю что там, не открывал, — Зейн развел руками в стороны.
-Понятно. Спасибо, — я не знал, что должен был еще сказать ему. В конце концов, это было единственное, что я мог сказать, не причиняя боли ни себе, ни ему. Он все еще глубоко переживал случившееся, и я не хотел затрагивать эту тему, потому что сам боялся не сдержаться.
-Выпьешь чего-нибудь? — предложил он.
-Я за рулем.
-Я могу попросить своего водителя отвезти тебя домой после.
Я задумался и решил, что это было довольно неплохой идеей. Я очень давно не расслаблялся.
-Хорошо, — согласился я. — Виски есть?
-Полный бар.
-Хорошо.
Мы вышли на террасу и сели в плетеные кресла, в полнейшей тишине делая глотки обжигающего напитка. На секунду я подумал, что можно было бы поговорить с ним о нашем общем горе, излить друг другу душу; что от этого могло стать немного лучше нам обоим. Но почему-то не решился заговорить об этом, в итоге. Ничего не смогло бы заполнить пустоту в наших сердцах.
-Она любила тебя, — Зейн сказал, выдыхая сигаретный дым.
-И тебя тоже, — я посмотрел на него.
-Я знаю.
«Я знаю», — все, что я услышал от него, и мы снова замолчали, переводя взгляд на ярко-розовый закат. Почти год прошел с того момента, как Бэб узнала о своей болезни. И вот ее уже нет.
Нестерпимое желание прочитать письмо поглощало меня. Но я не мог сделать это при Зейне. Мне нужно было побыть одному, без посторонних глаз.
-Я, наверное, пойду, — я сказал, поднимаясь.
-Да, хорошо, — Зейн поднялся следом, провожая меня. — Заходи, если что.
Я кивнул, прекрасно понимая, что, скорее всего, больше никогда не появлюсь здесь.
-Спасибо, — поблагодарил я и, скорее из вежливости, чем из реального желания, возвратил ему его слова.- Ты тоже.
Я попросил водителя Зейна отвести меня за город, где высадился и направился в «наше» с Бэб место. Глупо, наверное, но я надеялся, что вдруг она забыла что-нибудь из вещей, когда была там в последний раз. Так это помогло бы создать небольшую видимость ее присутствия там. Помогло бы создать видимость того, что я не один.
One Hundred Years — Infinity
Я миновал лесополосу и вышел к обрыву. Усевшись под дерево я, дрожащими руками, долго вскрывал конверт. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я увидел до боли знакомый почерк и, прикрывая глаза, рукой провел по листку бумаги.
Бэб была здесь сейчас.
Я глубоко вдохнул воздух и принялся читать.
В мире сто девяносто пять стран и семь миллиардов человек. У каждого человека своя жизнь, своя судьба и, конечно же, своя история. История может быть плохой и грустной, но в итоге все может обернуться счастливым концом. А может быть так, что история будет яркой и счастливой, но конец ее будет неожиданно печальным. Это просто. Так же, как и то, что дважды два будет равняться четырем. А еще жизнь может быть нейтральной и даже в чем-то банальной, но в этом будет своя прелесть такой истории: размеренная, плывущая по течению времени и бесконечного пространства, она захватит тебя в удивительное путешествие с неожиданными, но от того не менее важными, поворотами судьбы.
Моя жизнь была слишком предсказуемой и скучной до встречи с тобой, Гарри. Ты полностью перевернул ее, заставив ее никогда уже не стать прежней.
Если ты это читаешь, значит меня уже нет в живых. Я постараюсь писать не очень много, так как боюсь, что расплачусь. Ох, черт, все равно я знаю, что это произойдет, как бы я не старалась сдерживать эти дурацкие и ненужные слезы. Это, должно быть, глупо, да?
Что ж, Гарри, это будет нелегко для меня, но я все же скажу тебе все то, о чем я постоянно думаю. В последнее время даже слишком часто. Но это то, что стало твоей заслугой.
Моя жизнь до тебя была абсолютно раздражающей и однообразной: вечная ложь и сплетни за спиной, окружение из избалованных сынков и дочек богатеньких родителей. А занудные, лицемерные и показушные вечера в пафосных особняках будто пытались перекричать друг друга и выиграть в спорах о том, кто из хозяев богаче.
Но потом появился ты и просто перевернул все вокруг меня. Ты внес свою историю в мою жизнь, ты внес в нее самые яркие краски, которые только могут существовать. Она преобразилась благодаря тебе. Ты буквально вытянул меня из всего этого дерьма, в котором я существовала, и за это я бесконечно благодарна тебе.
Ты показал мне, что жизнь может быть именно жизнью, настоящей жизнью, а не способом существования, что время — не просто тикающие часы, а целая бесконечность в другой бесконечности.
Именно ты, мой милый Гарри, научил меня ценить жизнь. Показал, что в ней важно, а что совсем не имеет значения.
Мы не знаем, сколько нам осталось жить, но мы знаем то, что жизнь была до нас, она есть сейчас и будет после. И потому нужно просто жить, проживать каждое мгновение, словно оно последнее.
Ты помог мне разглядеть себя настоящую, помог стать сильной и побороть все свои ненужные внутренние страхи. Ты сделал меня борцом. И я хочу, чтобы ты знал, что я боролась до последнего. Даже в моменты, когда все мое тело было в огне, и казалось, что я сейчас умру, я не сдавалась. Я заставляла себя жить, повторяла себе, что еще не время. Я была не готова умирать, потому что мне было ради кого жить. До последнего вздоха.
Прости меня за мой вечный реализм, но мы с тобой прекрасно знаем мою судьбу и то, что у меня осталось совсем мало времени. Я всего лишь хочу сказать тебе то, что обычно говорил мне ты. Живи, Гарри, и радуйся жизни; радуйся каждому дню, неважно, какому: солнечному или дождливому. Просыпайся с мыслью о том, что ты живешь, и будь благодарен судьбе за это. Чувствуй жизнь, будь самым счастливым человеком, несмотря ни на что, потому что ничто в мире не стоит драгоценных моментов твоей жизни! А в моменты, когда тебе будет казаться, что все рушится и катится по наклонной, что все вокруг безнадежно, что все что ни делается — ни черта не к лучшему, знай, что все хорошее впереди, что жизнь начинается именно в эти моменты. Ни за что не сдавайся и твердо иди к своей цели. Знай, что я буду рядом, даже когда меня не станет. Я буду рядом, чтобы взять тебя за руку в случае твоего падения. Жизнь состоит из взлетов и падений, но в этом и есть ее смысл, поэтому всегда ищи путь лишь наверх.
Я очень хочу, чтобы ты пообещал мне еще одну вещь: найди свою любовь и будь счастлив с ней. Пожалуйста, не закрывайся в себе после моей смерти, не отталкивай от себя никого! Наоборот, ищи опору и поддержку, ту, которая будет с тобой в любое время года и в любых жизненных ситуациях. Ту, которая будет с тобой при любых обстоятельствах. Ты точно найдешь ее, я знаю это.
Спасибо тебе за все, Гарри. Чтобы ты не говорил, ты спас меня. По-настоящему спас. И Я никогда бы не смогла в полной мере отблагодарить тебя, но есть кое-что, что я могла сделать для тебя. Не из чувства обязанности, а потому что я просто хотела сделать это для тебя. Потому что хотела бы спасти и тебя тоже. И для этого тебе нужно будет открыть второй конверт, который я вложила в конверт с письмом.
Я весьма удивился последним прочитанным словам, потому что не видел никакого второго конверта ранее, когда вскрывал письмо, но все же решил проверить еще раз. И действительно, внимательно присмотревшись, я заметил его торчащий корешок и тут же поспешил вскрыть его. Внутри находилось еще одно письмо, но уже не от Бэб. Я быстренько пробежался по нему постепенно расширяющимися глазами, и, вконец сбитый с толку, поспешил найти объяснение этому в письме Бэб.
Не сердись, но я уже говорила, что такой умный парень, как ты, не может всю жизнь провести в Уэймуте, работая за гроши. Поэтому я договорилась с одним папиным знакомым, по удивительному стечению обстоятельств оказавшимся ректором Университетского колледжа Лондона, и они готовы принять тебя к себе уже этой осенью. Я знаю, как сильно ты хочешь иметь возможность спасть людей, а у них лучшая программа обучения в сфере медицинских наук, так что из тебя там сделают настоящего специалиста. Я в это верю. И тебе больше не придется жертвовать собой, ради мамы и Венди. Твое обучение и проживание там уже оплачены, так что отказаться ты не имеешь права. Просто, сделай это ради меня, хорошо?
Я не сразу понял, что плачу, пока не увидел размывающиеся из-за воды чернильные строчки. Я не мог поверить. В какой-то степени, я теперь был свободен. Впервые за много лет, я мог подумать о себе, и о том, чего хотел я сам. Я постоянно учил этому Бэб, и теперь у меня тоже была такая возможность. Я плакал, потому что и в правду, не только я спас Бэб Хетфилд, потому что в этот момент Бэб Хетфилд совершенно точно спасла меня.
Кое-как переведя дух, я принялся дочитывать ее письмо.
Я бесконечно сильно тебя люблю, и прошу тебя никогда не отчаиваться. Мое сердце навеки принадлежит тебе, с самой первой нашей встречи. Оно перестанет биться, и умрет вместе с телом. Но останется душа, которая будет жива до тех пор, пока будут живы твои воспоминания обо мне.
Ненавижу прощаться, поэтому скажу тебе просто: «до встречи». Я буду с нетерпением ждать этой встречи в другом мире. Мы обязательно встретимся, но сначала ты проживешь долгую и счастливую жизнь, прежде чем станешь столетним дряхлым старичком на своем стареньком Форде, который уже с нетерпением будет желать поскорее отвести душу вместе со своей машиной.
Я вдруг рассмеялся сквозь слезы. В этом была вся Бэб.
Шучу. Но только по поводу машины. Я действительно буду ждать тебя.
Я люблю тебя, Гарри, ты — моя самая большая и настоящая любовь.
Искренне и навсегда, твоя Бэб Хетфилд.
Я поднял мокрые глаза к сгущающимся сумеркам в небе, и впервые за несколько месяцев так ясно ощутил присутствие Бэб рядом со мной; ее теплое дыхание на своей коже и заразительный звонкий смех в ушах. Она была здесь, моя Бэбби. И теперь я знал, что в весьма эгоистичных попытках уберечь и спасти ее я не заметил главное. Не я спасал ее, а она спасала меня. И спасла.
Я облегченно выдохнул и улыбнулся, когда, наконец, за последний год почувствовал себя живым.
-Мы обязательно встретимся, Бэбби. По-другому не может и быть.
![AGONY [H.S]](https://wattpad.me/media/stories-1/1a84/1a84456a75f89a453320279be6e0cff7.jpg)