Марта
От лица Марты
Я давно привыкла, что люди смотрят на меня с уважением, иногда с восхищением, иногда с опаской. Это часть моей работы — быть фигурой, символом. Но в глазах Алисы я видела что-то другое. Что-то, что заставляло меня чувствовать себя незащищённой.
Сначала я думала, что это просто благодарность. Она была так молода, так искренна, когда смотрела на меня. Почти как моя Лукас, когда был маленьким и впервые увидел океан — смесь удивления и трепета.
Но со временем я заметила, что её взгляд задерживается чуть дольше, чем нужно. Иногда, когда я поворачивалась, чтобы что-то объяснить, её глаза быстро опускались, будто она пыталась скрыть что-то.
В первый раз я отмела это как фантазию. Работа в политике учит не доверять своим чувствам. Но потом начали происходить мелочи, которые я не могла игнорировать.
Однажды мы задержались в офисе. Ночь, в комнате только я, она и свет настольной лампы. Я сидела за своим столом, подписывая бумаги, и почувствовала, как её взгляд обжигает мою спину.
— Алиса, всё в порядке? — спросила я, не поднимая глаз.
— Да, конечно, — её голос прозвучал чуть дрожащим, и я обернулась.
Она сидела, нервно постукивая пальцами по столу. Её лицо было напряжённым.
— Если вы хотите что-то сказать, говорите.
Она прикусила губу, словно раздумывала, стоит ли отвечать.
— Нет, ничего, — ответила она, но в её глазах я прочла что-то другое.
В ту ночь я долго лежала без сна, прокручивая в голове её поведение. Зачем я её тогда подобрала? Почему решила дать ей шанс? Мне казалось, что я просто выполняла свой долг — как человек, который может помочь, как женщина, которая однажды сама нуждалась в поддержке.
Но теперь я замечала, что её присутствие меняет меня. Когда Алиса была рядом, я чувствовала себя легче. Ловила себя на том, что жду её вопросов, её искренних реакций.
Я пыталась отмахнуться от этих мыслей. У меня есть семья. Питер — надежный, преданный, мы вместе больше двадцати лет. Лукас — мой сын, мой смысл. Что я вообще делаю?
Но всё встало на свои места однажды вечером, когда мы вернулись с официального ужина.
Мы сидели в машине. Алиса смотрела в окно, её лицо освещал свет фонарей.
— Вам не кажется, что это всё иногда теряет смысл? — вдруг спросила она.
— Что именно? — я удивлённо взглянула на неё.
— Политика, эти бесконечные переговоры, решения. Вы выглядите так, будто вы устали от всего.
Я вздохнула.
— Иногда. Но я знаю, зачем я это делаю.
Она повернулась ко мне.
— Почему?
Я замялась. Почему? Ради будущего? Ради Лукаса? Ради собственного честолюбия?
— Ради людей, — наконец ответила я.
Алиса кивнула, но её глаза выдали, что она хочет спросить что-то ещё.
— Алиса, скажите прямо, — я посмотрела на неё. — Что вас тревожит?
Она на секунду закрыла глаза, будто боролась сама с собой. Потом медленно повернулась ко мне.
— Вы.
Я почувствовала, как моё сердце остановилось на долю секунды.
— Что я? — спросила я, пытаясь сохранять спокойствие.
— Вы тревожите меня, — сказала она тихо. — Каждый день.
Её голос дрогнул, и она отвела взгляд.
Я молчала, потому что не знала, что ответить. В эту секунду я поняла: я всё это время чувствовала то же самое. Но осознавать это — одно, а признать себе — совсем другое.
***
Я сидела рядом с Алисой в машине, и её слова, прозвучавшие так тихо, эхом разносились в моей голове: «Вы тревожите меня. Каждый день.»
В горле пересохло. Моя первая мысль была уйти от разговора, от её взгляда, от всего, что начинало сжимать мой мир, как в тисках. Но я знала, что это невозможно.
— Почему я? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
Она сжала руки, склонив голову.
— Потому что вы... не такая, как все, — проговорила она, избегая взгляда. — Вы сильная, умная. Я... я хочу быть рядом с вами.
Я почувствовала, как моё лицо напряглось. Это не было признанием, но каждый её жест, каждое слово говорили больше, чем она могла бы выразить.
— Алиса... — начала я, и голос дрогнул. — Вы понимаете, что это невозможно?
Она подняла на меня глаза, и в них было столько боли, что я почувствовала, как внутри что-то сжимается.
— Я знаю, — её голос сорвался, но она тут же взяла себя в руки. — Просто я не могу это контролировать.
Я молчала.
Мир внутри меня рушился. За двадцать лет брака я никогда не задавала себе вопросов о своих чувствах. Любила ли я Питера? Да. Но это была любовь, выстроенная на годах привычки, уважения, общих целей. Любовь, которая больше походила на союз.
А сейчас, сидя в машине с этой девушкой, которая смотрела на меня, как на центр своего мира, я чувствовала себя оголённой.
— Алиса, вы... — я вздохнула, подбирая слова. — Я ценю вас. Вы талантливая, умная. И я горжусь, что вы стали частью моей команды. Но то, что вы чувствуете... — я замялась. — Это неправильно.
Её лицо побледнело, но она кивнула.
— Я знаю, — сказала она, тихо и без упрёка.
— Вы молоды, — продолжила я, пытаясь звучать твёрдо. — Вы только начинаете жить. И вы найдёте кого-то, кто сможет ответить на ваши чувства.
Она отвернулась к окну, и я видела, как её плечи слегка дрогнули.
— Простите, — прошептала она. — Мне не следовало это говорить.
— Нет, — сказала я. — Вы честны. И я уважаю это.
Мы замолчали. Машина подъезжала к моему дому, но я не хотела выходить. Внутри меня боролись два чувства: желание оградить её от этого болезненного чувства и что-то иное, что я боялась даже назвать.
Дома меня встретил Питер.
— Ты поздно, — сказал он, подавая мне бокал вина.
— Много работы, — ответила я, опускаясь в кресло.
Лукас уже спал, а Питер, как обычно, стал рассказывать о своих делах. Но я едва его слышала. Перед глазами стояло лицо Алисы, её дрожащий голос, когда она сказала: «Вы тревожите меня.»
Я чувствовала себя разорванной. Это был не страх осуждения, не страх потерять семью. Это был страх, что она, несмотря на всё, стала для меня чем-то важным.
Этой ночью я долго не могла уснуть. Вопросы крутились в голове, но ответа на них не было.
Что мне делать? Почему её взгляд вызывает у меня тепло, которое я давно не ощущала? И как мне продолжать жить с этим?